Еще раз о различии интроспекции философской и научной
Итак, под психологической научной интроспекцией целесообразно иметь в виду самонаблюдение как специфический метод психологии, т.е. как особый род наблюдения или внутреннего восприятия. О практическом, но несистематическом использовании интроспекции, как уже было замечено, можно говорить применительно к философской психологии. Систематически, как полноценный эмпирический метод, интроспекция начинает использоваться в научной психологии, начиная с Вундта.
Тем не менее, важно отметить, что в философии обсуждались важные вопросы, касающиеся возможности интроспекции как способа познания. О. Конт возражал против использования интроспекции, утверждая, что невозможно одновременно действовать и наблюдать свою деятельность. Согласно О. Конту, сведения, получаемые в результате интроспективного наблюдения, оказываются недостоверными и не соответствуют требованиям положительной науки. Мнение О. Конта было оспорено Дж.С. Миллем. Дж. С. Милль утверждал, что интроспекция не является полностью непосредственным процессом, т.к. включает в себя память. Таким образом, интроспекция вместе с тем есть и ретроспекция. Поэтому для обеспечения достоверных результатов необходима специальная тренировка наблюдателя. Отметим, что хотя философы с энтузиазмом обсуждали разные аспекты проблемы интроспекции, высказывали различные суждения, часто глубокие и резонные, они не использовали интроспекцию как эмпирический метод. Собственно, это им было не нужно. Для философских целей вполне достаточно идеи метода: образы (ощущения, представления), которые могут быть обнаружены интроспекцией, могут ассоциироваться между собой. Интроспекция как действительно психологический эмпирический метод может использоваться в психологии, которая ставит перед интроспекцией специфические задачи (например, описание структуры непосредственного опыта и т.д.).
Прежде, чем предпринять анализ метода интроспекции в научной психологии, необходимо выявить различия (чрезвычайно существенные) между философской интроспекцией, самонаблюдением в философской психологии и интроспекцией в научной психологии (внутренним наблюдением). С позиции, выраженной очень отчетливо представителями “основных школ в психологии” (психоанализ, гештальтпсихология, бихевиоризм), интроспективная психология представляла собой предварительный этап развития психологической науки: с возникновением новой психологии (под которой, естественно, понималась либо гештальтпсихология, либо психоанализ, либо бихевиоризм) старая интроспективная уходит в прошлое. Но для воссоздания пути пройденного психологией важно выявить различия в используемых методах.
У. Джемс указывает на значение метода самонаблюдения в психологии: “Творения Юма, Рида, Гертли, Стюарта, обоих Миллей навсегда останутся классическими образцами непосредственного самонаблюдения, а в трактатах профессора Бэна мы имеем, может быть, последнее слово этого метода, взятого в отдельности – последний момент юности психологии, еще не технической и общедоступной, вроде химии у Лавуазье или зоологии до употребления микроскопа. Но психология перешла уже в другой, менее простой фазис. В течении последних лет возникла в Германии, так сказать, микроскопическая психология, основанная на экспериментальных методах, спрашивающая в каждый момент о данных самонаблюдениях, но устраняющая их недостоверность более широкой проверкой и статистическими вычислениями. Этот метод требует в высшей степени терпения, и едва ли мог возникнуть в стране, жители которой способны испытывать утомление. Такие немцы как Вебер, Фехнер, Фирорд и Вундт очевидно к этому неспособны; и их успех вызвал на поле битвы ряды молодых экспериментальных психологов, стремящихся изучить элементы душевной жизни, выделяя их из сложных душевных комплексов, в которых они скрыты, и стараясь, насколько возможно свести эти элементы к некоторой количественной скале. Так как простой и открытый метод атаки дал уже все, что он мог дать, то прибегли к методу выжидания, обложения, изнурения противника; душевная жизнь должна была подвергнуться регулярной осаде, в которой минутными успехами, силой приобретаемыми и днем и ночью, эта жизнь блокируется на ее вершинах, чтобы наконец ворваться и туда. У этих новых философов призмы, маятника и хронографа мы не найдем высокого стиля. Их средства – работа, а не храбрость. То благородное прорицание и та нравственная высота, которые Цицерон считает наиболее пригодными для проникновения в природу, оказались недостаточными, но эта задача несомненно в один прекрасный день будет разрешена этими новыми мыслителями, их выслеживаниями и выпытываниями, их беспредельным упорством и в высшей степени дьявольской хитростью” (цит. по Ланге, 1893, с. XXII).
Отметим главное. Интроспекция в научной психологии приобретает характер эмпирического метода, метода, который предназначен для добывания фактов. Естественно, он становится более строгим и стандартизованным. Естественно, он становится “нагруженным” теоретически: для того, чтобы наблюдать за своими душевными процессами, надо знать, что именно должно фиксироваться.
Анализу метода интроспекции в научной психологии посвящены многочисленные специальные исследования. Среди них выделяется статья известного историка психологии Э. Боринга “История интроспекции”, опубликованная в 1953 году (Boring, 1953). В этой классической работе дается широкая панорама использования метода интроспекции в различных направлениях в психологии, а также оценка изменения роли этого метода в психологической науке. История психологии имеет специфическую трудность, связанную с тем, что количество “степеней свободы” при исторической “реконструкции” науки о психическом достаточно велико. Если за основу берется какая-то “изолированная” характеристика, то “восстановленная” картина будет весьма специфичной. Так история психологии XIX столетия может быть с достаточными основаниями представлена как история ассоциационизма, сенсуализма, психофизиологического параллелизма и т.д. В действительности все сложнее, т.к. часто важны несколько характеристик одновременно. Как точно отметил в своей “Психологии” Н.Н. Ланге, характеризуя взгляды Вундта, “полное изложение его психологических учений слишком сложно, чтобы найти здесь место” (Ланге, 1996, с. 78). Когда об этой сложности забывают, появляется картина, подкупающая своей простотой и логичностью, но имеющая все недостатки упрощающей схемы. На наш взгляд, такому упрощению подверглась история интроспекции. Возвращаясь к классической статье выдающегося историка психологии (не случайно текст статьи попал в хрестоматию по истории психологии) (История психологии, 1992), отметим, что возможен несколько иной взгляд на интроспекцию. В частности, по-видимому, нуждается в уточнении само положение о “классической интроспекции”. Э. Боринг пишет: “Можно считать классической интроспекцию, которая была определена через достаточно формальные правила и принципы и возникла непосредственно из ранних исследований вундтовой лаборатории в Лейпциге. Конечно, для интроспекции нет каких-либо неизменных правил. Великим людям свойственно не соглашаться друг с другом и изменять свои позиции. Тем не менее по существу и Вундт, и Кюльпе до его отъезда из Лейпцига, и Г.Э. Мюллер в Геттингене, и Титченер в Корнелле, и многие другие менее важные “интроспекционисты”, признававшие первенство этих ученых, были едины” (История психологии, 1992, с.24). И далее: “Классическая интроспекция в общем смысле – это убеждение, что описание сознания обнаруживает комплексы, образуемые системой сенсорных элементов. Именно против этой доктрины восстали Кюльпе в Вюрцбурге, бихевиористы под руководством Уотсона и гештальтпсихологи по инициативе Вертгеймера. Интроспекционизм получил свой “-изм” потому, что восставшие новые школы нуждались в ясном и четком обозначении оснований, которым они противопоставляли собственные, принципиально новые черты. Ни один сторонник интроспекции как базового метода психологии никогда не называл себя интроспекционистом. Обычно он называл себя психологом” (История психологии, 1992, с.24). Нам представляется, что в пределах так называемой “классической интроспекции” скрыты различные попытки построения новой психологии. И метод интроспекции не был единым. Наоборот, для достижения целей – изучения предмета психологии (по Вундту, по Кюльпе, по Титченеру и др.) – требовались модификации метода. Они, естественно, не были случайными. И пренебречь этими различиями можно только в том случае, если торопиться перейти к новому этапу истории – “восстанию” против интроспекции. Оно, действительно, имело место. Метод интроспекции имел родовые пороки. Но он, несомненно, имел и видовые отличия. Нас же интересуют как раз модификации метода интроспекции.