Задача изучения древнецерковной литературы
По весьма существенному вопросу о том, какие задачи должна преследовать наука при систематическом изучении древнецерковной письменности, в патрологической литературе нет согласного и вполне точного ответа, который в достаточной степени осветил бы тот конечный пункт, к которому должно стремиться. Одни из существующих курсов как будто лишают патрологическую науку самостоятельного значения и рассматривают ее как prolegomena к другим богословским дисциплинам или считают только введением к изучению отеческих писаний, не включая в ее задачу самого изучения их[139]. С другой стороны, стремятся удовлетворить новейшим требованиям истории древнехристианской литературы, как ее понимают представители протестантской церковно-исторической науки, не отказываясь в то же время от общепринятых в курсах патрологии приемов исследования[140]; однако при этом патрологическая наука теряет ясно осязаемый и определенный объект и задача ее делается неуловимой. Даже относительно лучшего курса патрологии, каким является Patrologie О. Bardenhewer'a, замечают[141], что во внутреннем построении патрологии как дисциплины исторического богословия произведение его не представляет движения вперед и вращается в традиционных рамках прежних римскокатолических патрологий. Таким образом, патрологическая наука в настоящее время стоит как бы на распутье: отвергается старое определение ее задачи и в то же время еще не выработано вполне определенного нового.
У нас в определении задачи патрологической науки наиболее обычным и даже, можно сказать, официальным является тот взгляд, что специальный предмет ее составляет «изучение произведений церковной литературы как памятников выражения христианами известного времени и места Священного Предания, а конечная цель этого изучения — выделение в этой литературе вечной, богопреданной истины от внешней ее оболочки, обусловленной историческими обстоятельствами и личным характером авторов». Таким образом, патрологическая наука должна представить собой историю апостольского, древнекафолического Предания. Этот взгляд привлекает к себе тем, что указывается определенная дисциплина, которая занимается научной разработкой одного из двух способов, которыми распространяется между людьми и сохраняется в истинной Церкви Божественное Откровение, именно — Св. Предания; вместе с этим патрологической науке дается в высшей степени почтенная задача, обеспечивающая за ней основное значение в системе богословских наук, рядом с наукой о Священном Писании, причем все прочие науки по сравнению с этими науками об источниках Божественного Откровения получают второстепенное значение как пользующиеся уже разработанным в них материалом.
Но можно ли в действительности поставить для патрологической науки такую задачу, с надеждой возможного выполнения ее, если иметь в виду содержание Св. Предания и патристической литературы? Св. Предание, по правильному понятию о нем, «есть живое (в отличие от письменного), в речи и во всей жизни и деятельности человеческой могущее выражаться слово Божие, возвещенное Христом, принятое во всей необходимой для спасения всего человечества полноте Церковью, возглавляемой Христом и оживляемой Духом Святым, и ею возвещаемое человеку, желающему усвоить совершаемое Христом спасение, в той мере, какая именно для него необходима, и в той форме, какая соответствует его личному характеру и развитию». Само собой понятно, что так определяемое Предание может быть возвещаемо и действительно возвещается Церковью самыми разнообразными способами: через проповедь миссионерскую и церковную, обучение семейное и школьное, таинства и богослужение (с соединенными с ними обрядами) и вообще через весь строй жизни и деятельности церковной. Ясно, что при таком разнообразии способов проявления и распространения Церковью Св. Предания и источники познания его также разнообразны, почему оно «никогда не могло и не может быть изложено так полно, так совершенно, чтобы содержащий это изложение памятник мог быть отождествлен с самим Св. Преданием». Не может быть полным и точным выражением Св. Предания и вся совокупность патристической литературы: независимо от утраты многих и важных ее произведений (с чем необходимо считаться), бесспорно, что эта литература и в целом своем составе никогда не представляла собой воплощения в современной жизни Церкви всего, преданного от апостолов, по всем его сторонам и во всех подробностях; всегда, таким образом, оставались многие черты Предания, не нашедшие в этой литературе своего выражения, почему изучение патристических произведений во всей их совокупности не может дать истории апостольского, древнекафолического Предания. Кроме святоотеческой письменности, источниками богопреданного учения служат: символы веры, догматические и канонические определения Вселенских соборов, вся вообще религиозная жизнь православной Церкви, как она выражается во внутреннем ее устройстве или организации, в церковном богослужении, дисциплине, в церковных обычаях, наконец, вещественные памятники. Поэтому можно только говорить, что «в ряду разнообразнейших способов, какими Церковь и вся в совокупности, и в лице отдельных своих членов распространяет его среди новых и новых поколений человеческих, с самого начала появляется илитература церковная»; можно даже утверждать, что этот способ распространения Предания, так как он дает возможность изучать Св. Предание не в одном лишь современном поколении христиан, а во всех — от самого начала Церкви — и показывает на деле неизменное всегда его сохранение в Церкви, «весьма рано занимает видное место в ряду способов выражения Св. Предания». Но именно только в рядудругих способов, а не как единственный и исключительный. Почему патристическая литература может быть только богатым источником для истории апостольского, древнекафолического Предания, но не может, с одной стороны, представить данных для всецелого (в пределах возможности) выполнения этой задачи, с другой стороны, и сама не может быть исчерпанной даже самым полным осуществлением этой задачи. {Наконец, насколько мне известно, ни один курс патрологической науки не делает даже попытки выделения в патристической литературе вечной, богопреданной истины от внешней оболочки. Не является ли это верным признаком, что устанавливаемая таким образом задача не отвечает содержанию подлежащего изучению материала, а берется извне?}
Данных для определения задачи изучения древнецерковной письменности необходимо искать в ней самой, в ее содержании и в том значении, какое она имеет для настоящего времени. Если древнецерковная литература, как сказано было, имеет особенно важное значение потому именно, что эта литература, как появившаяся в то время, когда первоначально раскрывалось и формулировалось церковное учение, преимущественно догматическое, определялась и развивалась организация церковной жизни, в значительной степени отражает в себе жизнь Церкви, свидетельствует о том, что в ней происходило, то и задачей исследования ее должно быть возможно полное извлечение из нее всего того, что она может дать, т. е. на основании изучения древнецерковной литературы проследить и исторически представить постепенное и непрерывное развитие, взаимную преемственность и внутреннюю последовательность входе исторического раскрытия и определения церковного сознания, насколько оно отразилось в произведениях древнецерковной письменности , или конкретнее: постепенное развитие церковного богословия, если «богословие» разуметь не в узком технически-научном смысле, но в самом широком, когда оно представляется как общее понятие всех церковнорелигиозных интересов, достигших области сознания, или как форма проявления достигшего сознания церковного духа.
Таким образом, патрологическая наука смотрит на древних церковных писателей как на представителей богословия своего времени и свидетелей об учении, жизни и учреждениях Церкви и может быть рассматриваема как история богословской литературы древности, стоящей на почве церковного учения. Цель изучения их произведений — привести к пониманию и усвоению духа и содержания патристической литературы, показать ее развитие и значение и дать возможность сознательного употребления произведений отцов Церкви и церковных писателей в интересах постижения духа древнецерковной богословской мысли и строя церковной жизни, для правильной оценки наличного церковного сознания и церковной жизни и для определения на основании этого нормального, согласного с духом и задачами истинной Церкви течения как собственной личной жизни каждого отдельного члена, так и жизни всей Церкви во всех ее проявлениях.