Взгляд апологетов на отношение христианства, язычества и иудейства
О христианстве Иустин говорит: «Я увидел, что эта философия есть единая, надежная и полезная» (Dial. 8). В этих словах он высказал то, что было общим убеждением апологетов (cf. Tatian. 31; Melito apud Euseb., Hist. eccl. IV, 26.7; Miltiades apud Euseb., Hist. eccl. V, 17.5). Учение Спасителя полно силы и духа (Justin., Dial. 8; 9). С точки зрения этого возвышенного взгляда на христианство определяется отношение апологетов к язычеству и иудейству. Положение, занятое ими в отношении к язычеству, двоякое: язычество составляет или противоположность истине, чем обеспечивается абсолютное значение христианства, или несовершенную предварительную ступень, которая указывает на христианство как свое завершение. Оба утверждения нашли своих представителей среди апологетов, иногда соединяясь у одного и того же автора. Когда апологеты стремятся показать необходимость христианства, то языческая религиозность изображается как нелепость и безнравственность, и боги язычников называются демонами (cf. Justin. 1,12; 14; 21; Dial. 79; 83; Athenag. 23; 25; Minuc. 21) на основании изречения псалмопевца: «Яко вси бози язык бесове» ([πάντ€ς]ol 9eol των έθνών δαιμόνια)(Пс. 95: 5). Философы и поэты — только пособники идолослужения (Aristid. 13), вдохновляемые демонами (Theophil. И, 8), и излагают только полные противоречия бредни (Tatian. — passim; Theophil. II, 8; III, 2; 5; Minuc. 38). To, что в их учении действительно хорошо, заимствовано из пророков, которые значительно превосходят их древностью (Justin. 1,44; 54; 59; Tatian. 31; 40; Theophil. I, 14; III, 23; II, 30; 37; Minuc. 34). С другой стороны, апологеты могли поставить христианское учение о Троице и ангелах, равно как и о Сыне Божием, в параллель с политеизмом и учением о сыновьях богов (Justin. I, 6; 20-24; Athenag. 10). В философах был Тот же Логос, Который потом явился во Христе. «Наше учение, очевидно, возвышеннее всякого человеческого учения, потому что явившийся ради нас Христос по всему был Словом (λογικόν):и по телу, и по слову, и по душе. И все, что когда-либо сказано и открыто хорошего философами и законодателями, все это сделано ими соответственно мере нахождения ими и созерцания Слова» (Justin. II, 10). Философам присущи были только семена (σπέρματα)Логоса, тогда как во Христе Он открылся всецело. Поэтому у языческих философов находится много ложного. Учение (διδάγματα)Платона так относится к учению Христа: оно не чуждо учению Христа, но и не во всем с ним сходно (Justin. II, 13); живущие или жившие согласно со Словом суть христиане (Сократ, Гераклит, Авраам, Илия).
Истина содержится в древних писаниях ветхозаветных пророков, ибо они были вдохновлены свыше; Сам Логос говорил через них, и они правильно предсказывали будущее (Justin. I, 30; 36; Dial. 115; Athenag. 9). Поэтому их вещания даже язычниками должны быть признаны в качестве достаточного доказательства истины (Justin. I, 53; Athenag. 7; 9; Theophil. II, 9). Пророки учили о едином Боге, истинной нравственности и будущем воздаянии (Theophil. II, 34; III, 9). Их писания содержат христианскую истину (Justin., Dial. 29). Но к собственно духовному содержанию в Ветхом Завете, вследствие нравственной грубости иудейского народа, присоединен был обрядовый закон (Justin., Dial. 19-22; 42; 44; 46; 67), который, с другой стороны, содержит прикровенное указание на Христа: «Я говорю, — замечает Иустин (Dial. 44), — что некоторые заповеди даны для благочестия и правой жизни, другие заповеди и обряды предписаны или по отношению к таинству Христа, или по вниманию к жестокосердию народа вашего (иудейского)». Иудеи оскорбили Бога своим учением (Justin., Dial. 78); потому они уже перестали быть народом Божиим. Согласно пророчествам, теперь народом Божиим, истинным Израилем являются христиане из язычников (Justin., Dial. 25; 26; 123; 135). Только когда Логос принял человеческий образ и явился в Лице Иисуса Христа, распространилась от варваров абсолютно совершенная философия. Только христианство принесло философию, превосходящую все предшествующие, которая, будучи законченной в себе и цельной, может быть понята каждым, и так как она основывается не на собственной спекуляции, но на Откровении, то она безусловно надежна.
Апологеты рассматривают как одинаково богодухновенные книги Ветхого и Нового Завета и последним усваивают такой же авторитет, как и первым. Слова ап. Павла Феофил называет Божественным словом (θΐος λόγος:III, 14); Один и Тот же Дух говорил через всех духоносцев (πν€υματοφόροι:III, 12).
Учение апологетов о Боге
По учению апологетов, Бог — единый, чистый Дух, единый Творец мира как физического, так и нравственного, Художник и Правитель мира, Законодатель. Его промышление сохраняет мир. Невидимый Бог не рожден, безымянный, вечный, необъятный, неизменяемый, ни в чем не нуждающийся, бесстрастный, праведный и благой (Aristid. 1; 4; Justin. 1,10; 13; 25; 49; 53; И, 6; Dial. 127; Tatian. 4; Athenag. 10; 13; 16; Theophil. I, 3; 4; II, 3; 10; 22). Он все совершает ради людей, и Его потому должно любить (Aristid. 2; Justin. 1,10; И, 4; Tatian. 4; Theophil. I, 4; II, 16). Он создал мир из не сущего (έξ ούκ όντων[Theophil. I, 4; II, 4; 10; 13]) и дал материи форму. Поэтому мир в своей сущности и главнейших проявлениях прекрасен, хотя и способен ко злу. Изучение этого мира и порядка в нем может приводить человека к относительному познанию Бога (космологическое и телеологическое доказательства), и именно потому, что самая идея Бога врождена человеку (cf. Justin. II, 6).
Легко видеть, что учение апологетов о Боге в существенных чертах совпадает с воззрениями платоновско-стоической популярной философии, которая учила о Боге как о Существе трансцендентном и бесконечно возвышенном над всем материальным и конкретным, над всем, что мы можем сказать или помыслить. Однако необходимо отметить, что оттенение всемогущества Бога, Который из ничего призвал мир в бытие, чем принципиально исключается дуализм, не имеет параллелей в языческой философии. Это учение, несомненно, взято из христианского символа. Вообще же апологеты не могли теоретически формулировать и ясно выразить лучших сторон в христианском понятии о Боге, например, понятие о Нем как личном Существе, которое, несомненно, они исповедовали, учение о Троице, — может быть, из опасения конкретными формулами низвести Божество на степень мифологического или тварного.
Таким образом, апологеты признавали два положения: с одной стороны, Бог — начало и источник мира, с другой, Бог как вечный и бессмертный стоит в живом контрасте с тленным и преходящим миром. В первом положении само собой мыслилось, что нравственное благо должно быть высшей целью. Усвоив второе, апологеты испытывали то же затруднение, как Платон и Филон, в примирении понятия о Боге трансцендентном, бесконечном, неизменяемом и совершенном, с творением мира конечного, несовершенного и изменчивого. Между абсолютным Богом и действительной жизнью открывается пропасть. «Даже малосмысленный не отважится утверждать, что Творец всего и Отец (всего) оставил все сущее выше неба и явился на малой частице земли» (Justin., Dial. 60). «Неизреченный Отец и Господь всего не приходит в какое-либо место», Он не мог говорить с кем-нибудь или быть видимым кому-нибудь, или явиться в малейшей части земли (Justin., Dial. 127; cf. Theophil. II, 22). Поэтому между Богом, как Он представлен в философии апологетов, и случайным бытием необходим посредник. Однако в раскрытии учения о Логосе апологетами руководил не этот только мотив — сохранить премирность Бога и объяснить Творение Им мира; апологетические цели указывали им в доступном для современного образованного общества понятии о Логосе наилучшее средство выяснить христианское учение о Лице Иисуса Христа и оправдать почитание Его как разумной Силы, Которая создала мир и управляет им; поэтому при разъяснении отношения Сына к Отцу в «Диалоге» Иустин совершенно не пользуется этим понятием и термином.