Сведения о жизни св. Киприана
Тасций Цецилий Киприан — наиболее привлекательная личность в западной Церкви III в. Главным источником для сведений о жизни его после обращения в христианство служит написанная вскоре после смерти близким к Киприану диаконом Понтием Vita Caecilii Cypriani (cf. Hieron., De vir. ill. 68); его собственные произведения и, в особенности, обширная переписка дают возможность не только понять ход духовной жизни его, но в известной степени ознакомиться и с внешними обстоятельствами его епископского служения.
Собственное имя Киприана — Тасций; прозвание же Цецилий он принял в честь карфагенского [пресвитера][867]этого имени, которому он обязан был своим обращением в христианство.
Киприан родился в начале III в. в Северной Африке; родным городом его, вероятно, был Карфаген — по крайней мере, с ранней юности он воспитывался в Карфагене. Он происходил из знатной и богатой языческой семьи и получил хорошее образование: он в достаточной степени был знаком с латинской и греческой литературой. Киприан избрал для себя поприще учителя риторики и как представитель своей науки в Карфагене пользовался известностью и славой (Lactant., Divin. instit. V, 1.24). Жизнь его до обращения, вероятно, отличалась по языческим понятиям нравственной чистотой, но после крещения с возвышенной христианской точки зрения представлялась ему самому греховной и неугодной Богу. Ничто, по-видимому, не предвещало решительной перемены в убеждениях и жизни Киприана. Но сознание суетности язычества, стремление к определенности в религиозных воззрениях, чтение Библии и влияние жившего в его доме престарелого пресвитера Цецилиана, или Цецилия, привели блестящего ритора к христианству. В 245 или 246 г. он принял крещение. Непосредственно после своего обращения и, может быть, даже до крещения Киприан большую часть своего имущества раздал бедным и безраздельно отдался изучению истин христианства и осуществлению христианских добродетелей; для очищения своего ума он отказался от чтения классических произведений греческих и римских. В скором времени после крещения он был посвящен во диакона, а в 247 г. удостоен и пресвитерского сана. После смерти епископа Доната Киприан в конце 248 или в начале 249 г. был избран во епископа Карфагенского и вместе с тем сделался митрополитом Проконсульской Африки и вообще всей латинской Африки. Киприан из скромности отклонял выбор, но народ окружил его дом и вынудил у него согласие. Однако среди старших пресвитеров оказалось несколько недовольных возвышением на карфагенскую епископскую кафедру недавно крещеного. Но народ не обманулся в своем выборе: благочестие и мягкость, смирение и самопожертвование в новом епископе гармонично сочетались с силой и твердостью в проведении церковной дисциплины, административным гением, и все это проникнуто было горячей любовью к Церкви.
С возвышением на епископскую кафедру для Киприана началась жизнь, полная неустанной борьбы и плодотворной деятельности. Прежде всего, часть пресвитеров, недовольных избранием Киприана, объединилась в оппозиционную партию, которая очень затрудняла ему прохождение епископского служения, противодействовала его распоряжениям и не останавливалась ни перед чем, чтобы оклеветать епископа в городе и в широких кругах Церкви и подкопаться под его доброе имя. Киприан относился к противникам с мудрой предупредительностью, называл пресвитеров compresbyteri [сопресвитеры] и никаких распоряжений не делал без предварительного совета с ними; однако скоро он вынужден был применить меры строгости к противодействующим элементам и со всей энергией защищать авторитет своего сана. Особенно усердно Киприан занялся восстановлением сильно упавшей церковной дисциплины и не останавливался перед строгими мероприятиями даже против пресвитеров и посвятивших себя Богу девственниц. Это еще более увеличило число его врагов. В конце 249 г. неожиданно разразилось гонение Декия, которое показало, насколько за время продолжительного мира ослабел дух христиан, что выразилось в многочисленных отпадениях от веры. Жизни Киприана также угрожала опасность: языческий народ неоднократно с неистовством оглашал цирк и амфитеатр криком: Cyprianum ad leonem [Киприана — ко львам!] (Epist. 59[868][> ad Cornelium, cap. 6]). Киприан спасся бегством. Имущество его было конфисковано. Это удаление дало врагам новое оружие, чтобы обвинить в трусости и неверности епископа, который предъявляет к пастве высокие требования, а сам лишает ее в тяжелых обстоятельствах своей помощи и постыдно ее оставляет. Позаботились также и о том, чтобы известие о бегстве Киприана было распространено возможно шире и в особенности чтобы оно дошло и до Рима, и притом в самом неблагоприятном освещении. Римская кафедра в то время была вакантна, но клир написал Киприану послание, в котором не прямо, но довольно ясно осуждал его поведение. Киприан защищал себя в особом послании к клиру, а потом и к епископу Корнилию, излагал побуждения, которые заставили его бежать, и ссылается, между прочим, на бывшее ему видение и Божественное повеление. Однако неблагоприятные для Киприана толки по этому поводу не прекращались до самой мученической кончины его.
Можно думать, что Киприан скрывался в окрестностях Карфагена, хотя место убежища его оставалось в тайне до возвращения его. Во всяком случае, Киприан не переставал зорко следить за состоянием своей паствы и управлять ею. Верный диакон передавал письма, а два епископа, посланные им, обследовали положение церковных дел. Гонение на христиан особенно усилилось, когда в апреле 250 г. в Карфаген прибыл новый проконсул, который, чтобы снискать благоволение правительства, неистовствовал при исполнении его распоряжений. Применены были не только заключения в темницу и изгнания, но и многочисленные казни. Многие умирали уже под пытками при допросе, другие увенчивались мученичеством в публичных казнях, многие же мужественным исповеданием христианства приобрели почетное наименование исповедников. Но в очень многих случаях оказались печальные последствия усыпления христианского чувства и расшатанности при первом допросе, другие не выдерживали пыток. Но затем с той же легкостью, с какой отреклись от христианства, добивались обратного принятия в церковное общение без выполнения требований покаянной дисциплины; при этом в сильной степени злоупотребляли древним обычаем, который предоставлял исповедникам право заступничества за падших, пренебрегали требованиями Киприана и преданного ему клира относительно публичного покаяния. Некоторые несерьезные и высокомерные исповедники выступили против епископских распоряжений: они принимали в церковное общение не только отдельных, поименно названных христиан, но целые дома и семейства, и в Церковь проникли сотни отпавших, единственно на основании такого рода ходатайства исповедников. Наконец, перед смертью исповедники переносили право заступничества на других, в пользу всех, кто только будет искать возвращения в Церковь; выдавали даже разрешительные и общительные грамоты (libelli pacis). Такого рода права присваивали себе исповедники иногда сомнительного достоинства. Все это сильно подрывало церковную дисциплину и авторитет епископов и клира. Киприан решительно восстал против такого бесчинства и требовал от падших действительного раскаяния и прохождения установленного покаянной дисциплиной искуса, а исповедников со всей осторожностью поучал и предостерегал, внушая ограничить пользование своими правами. Свои взгляды по этому вопросу Киприан раскрыл в трактате «О падших». Он не хочет всех падших совершенно исключить из Церкви; однако обратный прием должно отложить до более спокойного времени и только в случае смертной опасности [для] падших немедленно давать им общение мира. Но смятение в Карфагене не прекращалось. Исповедники одним росчерком пера разрешали падшим церковное общение, презирая епископский авторитет, и в заносчивой форме уведомляли об этом Киприана. Одновременно с этим противники Киприана обвиняли своего епископа и в Риме. Киприан очень удачно защищался перед римским клиром в двух письмах, и римский клир и исповедники согласились с более строгим взглядом Киприана на отношение к падшим.
Но в Карфагене он не мог совершенно преодолеть противодействия; будучи строгим защитником единства Церкви, он должен был пережить почти одновременно два разделения в Церкви, из которых одно — раскол Фелициссима — началось в его собственной области. Душой этого раскола был пресвитер Новат, орудием которого был диакон Фелициссим. Когда в конце 250 г. епископы Калдоний и Геркулан по поручению Киприана предприняли визитацию Церквей, чтобы оказать помощь бедным из присланных Киприаном денег и пополнить клир достойными и благородными мужами, то против этих распоряжений поднял громкий протест Фелициссим, которого Новат в отсутствие Киприана собственной властью посвятил в диакона. Киприан отлучил его от Церкви. Тогда пять пресвитеров, и между ними Новат, стали на его сторону. Они восстали против строгой, как им казалось, практики Киприана по отношению к падшим и требовали для всех них слишком большой снисходительности. Киприан, после 15-месячного отсутствия, после Пасхи 251 г. возвратился в Карфаген и созвал собор, чтобы подвергнуть на нем обсуждению вопрос о падших и расколе Фелициссима. Этот собор постановил, что libellatici[869]могут быть приняты в Церковь после искреннего раскаяния, а те, которые принимали участие в языческих жертвах, — только в случае смертной опасности. Падшие клирики должны быть лишены сана. Еще мягче, под влиянием римской Церкви, высказался следующий Карфагенский собор 252 г. Фелициссим был осужден и отлучен уже собором 251 г. Его приверженцы приобрели нового члена в лице отлученного епископа Привата Ламбетского, и вся партия избрала своего епископа для Карфагена в лице Фортуната.
Но Киприану пришлось отражать противников и с другой стороны, когда в Риме выступил Новатиан и потребовал от Церкви, чтобы она ни при каких обстоятельствах не давала разрешения падшим. Новатианская партия избрала для римской Церкви своего епископа в лице Новатиана, и для Карфагена — в лице Максима. Таким образом, Максим выступил за ригоризм по отношению к падшим, а Фортунат — за устранение всяких дисциплинарных требований по отношению к ним; практика Киприана занимала средину между обеими крайностями. На стороне Новатиана в Риме оказался и Новат. Горячий противник Киприана в Карфагене, этот, как кажется, вообще склонный к оппозиции человек, по-видимому, сделался главной движущей силой и в римском расколе; трудно сказать, произошла ли в нем радикальная перемена в мыслях, или же предмет спора для него имел второстепенное значение, а главным был спор. Впрочем, обе крайности ослабляли друг друга и укрепляли положение Киприана, который благодаря разумности своих воззрений, административной мудрости и настойчивости мало-помалу достиг признания его всеми епископами провинции и победы над разлагающимися схизматическими общинами. Для восстановления церковного единства Киприан написал сочинение — De catholicae Ecclesiae unitate.
Едва затихли эти волнения, как новое бедствие обрушилось на христиан: летом 252 г. в римской империи разразилась моровая язва. Галл, устрашенный сильным развитием эпидемии, предписал совершить тожественные жертвоприношения и этим вновь возбудил ненависть черни против христиан, не участвовавших в языческом богослужении. Стали обвинять «безобразных»[870](христиан) в постигшем империю гневе богов. Но Киприан самоотверженной любовью победил эту ненависть. Опустошение, произведенное язвой в Карфагене, не поддается описанию; мертвые и полуживые валялись на улицах, трупы отравляли воздух и усиливали бедствие. Киприан устно и письменно (De mortalitate) утешал христиан и воодушевлял их к деятельной любви (De eleemosynis), которая должна проявляться не только по отношению к единоверцам, но и к язычникам. Пламенные речи епископа воспламеняли паству. Христиане организовали помощь больным и погребение умерших, собирали деньги для помощи нуждающимся, верным и неверным без различия. Сам Киприан был образцом пастырской любви. Он проявлял сострадание даже к бедствию христиан в других областях; когда нумидийские епископы сообщили, что множество христиан уведено в плен варварами, Киприан собрал значительную сумму денег для выкупа их. Такие проявления любви со стороны христиан привлекли к ним даже сердца язьгчников, которые удивлялись их мужеству и самоотвержению. Для рассеяния предубеждения их Киприан возвысил свой голос (в произведении Ad Demetrianum) на защиту христиан и христианства против упрека, что они — виновники общественного бедствия.
В октябре 253 г. Галл был низвергнут Валерианом, гонение прекратилось, и верующие в течение трех лет пользовались покоем. Киприан направил свои заботы на восстановление нарушенной разделениями и гонениями внутреннецерковной дисциплины. Авторитет его возрос необычайно и признавался в других Церквах — в Галлии, Испании и даже в Риме.
В последние годы жизни Киприан был участником большого спора — о действительности крещения еретиков. Противными сторонами были: Киприан и римский епископ Стефан I. Вопрос шел, собственно, о том, может ли крещение в еретическом обществе рассматриваться как действительное или же принятие еретиков в Церковь должно производиться только под условием нового крещения. В то время как Стефан объявлял действительным то крещение, которое, согласно установлению, совершено или во имя Иисуса Христа, или во имя Св. Троицы, и подтверждал его только возложением рук; Киприан, исходя из идеи единства Церкви, с совершенной последовательностью делал вывод относительно недействительности еретического крещения: вне Церкви не может быть действительного крещения, не может быть благодати Св. Духа и пути к спасению. Крещение сохраняет силу только у тех, кто крещен был в Церкви, затем в течение известного времени принадлежал к еретическому обществу и с раскаянием возвращался в Церковь. Киприан в данном случае следовал воззрениям Тертуллиана и имел на своей стороне не только северноафриканских епископов, но и Фирмилиана Кесарийского (в Каппадокии), который решительно примкнул к Киприану (письмо его к Киприану около 256 г.). Стефан недвусмысленно заявил притязание на верховенство над всеми епископами. Киприан мудро и с достоинством отстаивал свое положение. Фирмилиан, возбужденный страстным тоном Стефана, платил ему той же монетой. Киприан твердо стоял на той точке зрения, что римский епископ только равен с ними. Стефан в споре прервал церковное общение с северно-африканскими Церквами и с Востоком, хотя и не доказано, чтобы он провел этот разрыв формально. Дионисий Александрийский в качестве посредника стремился прекратить спор и предотвратить печальные последствия его. (Euseb., Hist. eccl. VII, 2 sqq.). Co своей стороны и Киприан старался устранить страстность в споре и опасность разделения и написал De zelo et livore. Это печальное положение продолжалось до мученической кончины Стефана и Киприана.
В конце 256 г. вспыхнуло гонение на христиан при Валериане. В Риме Стефан (в 256 г.) и его преемник Сикст II (258 г.) сделались жертвой преследования. В Африке мужественный епископ подготавливал паству к ожидаемому и там эдикту о гонении сочинением De exhortatione martyrii, увещал к твердости и сам показал лучший пример ее при первом допросе 30 августа 257 г. перед римским проконсулом Аспазием Патерном. Последний требовал, чтобы Киприан принес жертву богам. Киприан решительно отказался и мужественно исповедал себя христианином. Проконсул изгнал его в пустынный Курубис. Пользуясь тем, что место изгнания находилось на расстоянии одного дня пути от Карфагена, Киприан утешал свою Церковь, в другие места посылал клириков и деньги. Из Курубиса он был переведен в свое поместье. В это время вышел новый эдикт, повелевающий казнить всех предстоятелей. Киприан знал содержание эдикта и спокойно ожидал последнего допроса. Он отказался последовать совету друзей о бегстве и только еще раз тайно посетил Карфаген. 13 сентября 258 г. он был схвачен по приказанию нового проконсула Галерия Максима. 14 сентября он был представлен на допрос и еще раз исповедал свою веру и отказался принести жертву; тогда последовал смертный приговор, которым он как враг римских богов присуждался к усечению мечом. Киприан ответил: Deo gratias [Благодарение Богу!]. Казнь совершена была на площади перед городом. Громадная толпа народа сопровождала его туда. Здесь он разделся, преклонил колена и молился; двое из его клириков завязали ему глаза. Он велел выдать палачу 25 золотых. Дрожащими руками глубоко тронутый палач выполнил приговор. Христиане похоронили тело мученика вблизи места казни.