Краткие сведения о жизни св. Василия Великого
Св. Василий Великий родился в Кесарии Каппадокийской около 330 г. (предположения колеблются между 329 и 331 гг.) и происходил из известного в Понте и Каппадокии (а также в Малой Армении) рода, славившегося как богатством, знатностью и дарованиями, так и ревностью к христианской вере.
Его дед и бабка со стороны отца во время гонения Диоклетиана должны были спасаться в лесах Понта в течение семи лет. Отец св. Василия, по имени также Василий, был адвокатом и профессором риторики и свое постоянное место жительства имел не в Кесарии Каппадокийской, а в понтийской Неокесарии; мать его Эммелия была дочерью мученика. У них было десять человек детей — пять сыновей и пять дочерей, из которых особенно прославились: старший сын Василий, Григорий, епископ Нисский, Петр, епископ Севастийский, и старшая дочь Макрина — образец аскетической жизни, оказавшая сильное влияние на жизнь и характер св. Василия. Один из братьев св. Василия — Навкратий — был юристом, но еще очень молодым отдался аскетической жизни и умер рано.
Первые годы детства св. Василий провел вблизи Неокесарии в принадлежавшем его родителям поместье и своим первоначальным воспитанием обязан матери своей Эммелии и особенно высокообразованной бабке Макрине, которая была живой свидетельницей последних гонений на христиан и верно сохранила предание знаменитого Апостола той страны — Григория Чудотворца. Впоследствии св. Василий в послании к неокесарийцам, поверившим клеветническим обвинениям против него, так говорит о глубоком влиянии на него Макрины: «О вере же моей какое доказательство может быть яснее того, что воспитан я бабкой, блаженной женой, которая по происхождению ваша? Говорю о знаменитой Макрине, от которой изучил я изречения блаженнейшего Григория, сохранившиеся до нее по преемству памяти, и которые и сама она соблюдала, и во мне еще с малолетства напечатлевала, образуя меня догматами благочестия» (Epist. 204[, cap. 6]). Таким образом, речи и пример жизни Макрины произвели на Василия неизгладимое впечатление, и можно думать, что в тиши деревенской жизни на реке Ирис в душе мальчика заложены были семена аскетического направления в его чистейшей форме. После первоначального обучения под руководством отца Василий отправлен был в Кесарию Каппадокийскую, где жили его родственники со стороны матери и где он мог пользоваться уроками известнейших представителей науки. Здесь он познакомился со своим будущим другом — Григорием Назианзином. Затем он перешел в школы Константинополя, где слушал вьщающихся тогда софистов и философов и, вероятно, сделался известным Ливанию. Наконец, для восполнения и завершения своего образования он отправился в Афины, знаменитые в древности, но и тогда еще бывшие центром классического язычества и просвещения. В Афинах Варилий застал уже Григория, который взял его под свою защиту и оградил от некоторых неприятностей, каким обычно подвергались новички. Между ними установилась теснейшая дружба, продолжавшаяся затем всю жизнь. Григорий Богослов в своем похвальном [(надгробном)] слове Василию Великому (Orat. XLIII) восторженно и красноречиво описывает и эту дружбу, и научные занятия в Афинах. «Нами водили, — говорит он, — равные надежды и в деле самом завидном — в учении. Но далека была от нас зависть, усерднейшими же делало соревнование. Оба мы домогались не того, чтобы которому-либо из нас самому стать первым, но каким бы образом уступить первенство друг другу, потому что каждый из нас славу друг друга почитал собственной славой. Казалось, что одна душа [в обоих][1207]имеет два тела... Что касается до уроков, то мы любили не столько приятнейшие, сколько совершеннейшие... Нам известны были две дороги: одна — это первая и превосходнейшая — вела к нашим священным храмам и тамошним учителям; другая — это вторая и неравного достоинства с первой — вела к наставникам наук внешних. Другие же дороги — на праздники, в зрелища, в народные стечения, на пиршества — предоставляли мы желающим» [(20.1—2, 4; 21.1)]. Природные дарования Василия получили здесь полное развитие. К концу своего пребывания в Афинах он далеко превосходил всех своих сверстников и обладал всеми доступными тогда знаниями: «Он так изучил все, как другой не изучает одного предмета; каждую науку он изучил до такого совершенства, как бы не учился ничему другому» [(23.2)]. Он был филологом, оратором, философом и диалектиком. «Легче было выйти из лабиринта, чем избежать сетей его слова, когда он находил сие нужным» [(23.4)]. Из астрономии, геометрии и науки об отношении чисел он изучил настолько, чтобы искусные в этом не могли приводить его в замешательство. Собственные телесные недуги заставляли его изучить врачебную науку. Он был еще и юристом и естествоведом. Словом, «это был корабль, столько нагруженный ученостью, сколько сие вместительно для человеческой природы» [(24.1)].
После 4 или 5 лет пребывания в Афинах Василий около 357 г. возвратился в Каппадокию и некоторое время был в большой нерешительности относительно дальнейшего жизненного пути: сердце влекло его к уединенной и созерцательной жизни, а кипучий дух и сознание в себе выдающихся сил — к общественной деятельности, — он выбрал поприще адвоката. Необычайное общее одобрение, с каким встречено было ведение им процессов, представляло для него тяжелое испытание, от которого, однако, его предохраняли чуткость совести, заботы сестры Макрины и верность его друга Григория. Скоро он отказался от карьеры, обещавшей ему славу, и вступил на путь аскетической жизни. Предполагают, что на Василия оказал сильное влияние в этом отношении Евстафий Севастийский, близкие отношения с которым причинили Василию [впоследствии] много неприятностей. Евстафий был аскет и проповедовал новую в то время форму монашества. Около 356 г. он избран был во епископа Севастии, мйтрополита Малой Армении. Но еще ближе искать объяснения этого шага Василия — в семейных отношениях, в которых сильно выразилось могущественное в современном ему христианском обществе стремление к аскетической жизни. После смерти отца Василия его мать со старшей сестрой Макриной и некоторыми девственницами удалились в фамильное поместье на реке Ирис около Неокесарии и там проводили подвижническую и созерцательную жизнь. Вероятно, только в это время внутреннего кризиса Василий принял крещение от епископа Кесарийского Диания и, может быть, вскоре же после крещения причислен был к клиру в звании чтеца. Затем, без сомнения, по совету Евстафия Севастийского Василий предпринял великое путешествие в Египет, Сирию и Палестину, чтобы посетить знаменитых христианских учителей и подвижников (cf. Epist. 223, adv. Eustath. Sebast.[, cap. 2]). Он был увлечен их идеалом жизни и окончательно утвердился в том направлении, которое создало ему славу великого учителя аскетизма. После двух лет путешествия он возвратился на родину, раздал свое имущество бедным и поселился вблизи своей матери и сестры на другом берегу, вместе с несколькими одинаково с ним настроенными лицами. Они проводили время в молитве, созерцании, физическом труде и изучении Священного Писания, с часто посещавшим его Григорием, под руководством древнейших толкователей, особенно Оригена, из произведений которого они составили в это время сборник — Ώριγένους Φιλοκαλία [Добротолюбие (из сочинений) Оригена]. Сюда же от времени до времени приходил к своим новым ученикам Евстафий Севастийский, и вместе с Василием они посещали мать Василия — Эммелию. Вскоре вокруг Василия собралось много подражателей и учеников и образовались монастыри мужские и женские, в организации которых Василий стремился соединить жизнь киновиальную с отшельнической. В это время Василий, при содействии Григория, написал по просьбе монахов свои Τά ηθικά — сборник правил нравственной жизни, выбранных из Нового Завета. Своим примером и проповедью он настолько содействовал христианскому усовершенствованию окрестных жителей, что, по свидетельству Руфина (Hist. eccl. II, 9), в короткое время весь Понт принял другой вид.
В это же время Василий начал принимать некоторое участие и в волновавших восточную Церковь догматических спорах. Когда Константий принудил (в 359 г.) западных в Аримине, а восточных в Селевкии подписать бесцветное исповедание омиев, Василий стал на сторону омиусианина Василия Анкирского, и в 360 г. он был в Константинополе с посольством от Селевкийского собора и слушал там дебаты Евстафия Севастийского и Евномия. С этого времени Василий занимает вполне определенную позицию в смысле тех омиусиан, которые в общей борьбе с арианством препобедили в себе подозрительное отношение к ομοούσιος и соединились с Афанасием Александрийским. Когда Георгий Лаодикийский принес в Кесарию соединительную формулу Константия (Никскую формулу), то Дианий Кесарийский сделал то же, что сделали вожди омиусиан в Константинополе и что сделали и многие другие (в том числе и Григорий Назианзин-старший), — он подписал ее. Это привело к отчуждению между Василием и почитаем мым им от юности Дианием, и Василий некоторое время уклонялся от общения с ним. На смертном одре Дианий призвал к себе Василия и убедил его, что, несмотря на подпись Никской формулы, он внутренне остался верным Никейскому исповеданию. Это было в 362 году.
После смерти Диания при избрании ему преемника произошли большие споры, и епископы, собравшись в Кесарии, уступая народному давлению, избрали одного из знатных горожан — Евсевия, человека, отличавшегося примерной жизнью, но не только мирянина, а даже еще не крещеного и мало знакомого с церковными делами. Евсевий, чтобы привлечь к ближайшему участию в церковных делах мужа, пользующегося таким уважением и значением, как Василий, рукоположил его, вероятно в 364 г., в сан пресвитера и пользовался его помощью в проповедничестве и в административных делах. Но богословское и церковное превосходство пресвитера над епископом скоро привело к несогласиям между ними (ближайший повод их неясен), которые угрожали даже церковным разделением в Кесарии ввиду того, что монахи стали на сторону Василия. Чтобы предупредить нестроения, Василий благоразумно оставил Кесарию и удалился в дорогое ему уединение в Понте; здесь он вновь занялся устроением монастырей. Но для православия наступили тяжелые времена, когда император Валент заявил себя решительным сторонником арианства. Ариане направили все свои усилия на то, чтобы овладеть каппадокийской Церковью, а ожидавшееся прибытие в Кесарию самого императора грозило православным великими опасностями. Тогда Василий, при содействии Григория, примирился с Евсевием, в 365 г. возвратился в Кесарию и энергично противостал стремлениям ариан. С этого времени пресвитер Василий явился фактическим вождем кесарийской Церкви и в течение остального времени епископства Евсевия развивал самую широкую и плодотворную деятельность в руководстве общиной, устроении церковной дисциплины, насаждении монашества и аскетизма и в постоянном проповедничестве. По словам Григория Богослова, «он был у предстоятеля всем: добрым советником, правдивым предстателем[1208], [истолкователем Божия слова, наставником][1209]в делах, жезлом старости, опорой Веры, самым верным в делах внутренних, самым деятельным в делах внешних. Одним словом, он признан столько же благорасположенным, сколько прежде считался недоброжелательным. С этого времени церковное правление перешло к Василию, хотя по кафедре он занимал второе место» [(Orat. XLIII, 33.3—4)]. Говоря о деятельности Василия в это время, св. Григорий восхваляет его «смелость перед начальниками — как вообще перед всеми, так и перед самыми сильными в городе; его решения распрей, не без доверия принимаемые, а по произнесении его устами через употребление обратившиеся в закон; его предстательства за нуждающихся, [большей частью] в делах духовных, а иногда и в плотских (потому что и это, покоряя людей добрым расположением, пользует нередко душе), пропитание нищих, странноприимство, попечение о девах, писаные и неписаные уставы для монашествующих, чиноположения молитв, благоукрашение алтаря и иное, чем только Божий воистину человек и действующий по Богу может пользовать народ» [(34.1-2)]. Особенно проявилась благотворительность Василия во время сильного голода, постигшего Каппадокию в 368 г., когда он и все свое имение, унаследованное от умершей около этого времени матери, употребил на пропитание голодных и своими увещаниями побудил и других к щедрой благотворительности. К этому периоду деятельности Василия относится составление им второго собрания монашеских правил. Беседы его «На Шестоднев», «На псалмы» и много других происходят из этого же времени. В сане пресвитера им написаны и книги «Против Евномия».
В 370 г. умер кесарийский епископ Евсевий, и на его место, несмотря на сильное противодействие со стороны некоторых епископов, при энергичном содействии Григория Назианзского-старшего избран был Василий. Противодействие находило почву в личных и догматических антипатиях, особенно возможных среди тяжелых и неясных религиозно-партийных отношений на Востоке.
Поэтому Василий нашел общее признание в своем диоцезе только после некоторого промежутка времени. В качестве епископа Кесарии он был митрополитом всей Каппадокии, и его юрисдикция простиралась на 50 епископов-суффраганов в одиннадцати провинциях. Невозможно было сделать лучшего выбора для столь важной кафедры. Василий все имел для этого: личную святость, обширное общее образование, красноречие, глубокое знание христианского учения и административный талант. С точки зрения православия он имел незапятнанную репутацию: он не был связан партийными обязательствами и ему не могли указать ни на какие компромиссы или подписи вероисповедных формул. Он представлял древнюю и простую веру Понта, сохраненную в его семье. Св. Афанасий с радостью и благодарностью к Богу приветствовал дарование Каппадокии епископа — истинного служителя Божия (Epist. ad Palladium).
Епископское служение Василия продолжалось около десяти лет и полно было неустанных трудов, борьбы и огорчений. Самое избрание на кафедру сопровождалось тягостным для него обстоятельством — несогласием с ним многих каппадокийских епископов (в том числе даже дяди его Григория). При содействии друзей, выступивших посредниками, Василий благоразумным, сдержанным образом действий, без излишней строгости, без всякого потворства и заискивания, достиг того, что в половине 371 г. опасность церковного раскола была устранена и недовольные им убедились в необходимости единения с ним. Но только начали налаживаться мирные отношения в диоцезе, как случайное обстоятельство вызвало новые неприятности. Правительство Валента занято было перераспределением провинциальных округов. Каппадокия, из которой уже выделены были Малая Армения и Понт, снова была разделена на две гражданские провинции, причем новый округ назывался Каппадокией II. Василий тщетно старался предупредить это письмами к наиболее влиятельным при Валенте своим друзьям, так как такое разделение, с образованием нового центра гражданской жизни, было невыгодно для кесарийцев и грозило чувствительным нарушением прав кесарийского митрополита. Гражданской митрополией новой провинции сделан был город Тиана. Тианский епископ Анфим не замедлил из этого административного расчисления сделать соответствующий вывод и по отношению к церковному управлению: он немедленно присвоил себе митрополитанские права над епископами Второй Каппадокии. Василий восстал против этого. Отсюда [возникла] распря, причем Анфим воспользовался прежним недовольством епископов по отношению к Василию и стал привлекать к себе епархии и приходы то лестью, то насилием, низлагал и изгонял склонных к Василию епископов и пресвитеров, насильно задерживал привоз в Кесарию из имений кесарийской Церкви в Тавре продуктов, так как они должны были следовать через новую провинцию. Василий, со своей стороны, насколько мог, поддерживал прежнее единство митрополии и как одно из средств к тому учреждал епископии в областях Второй Каппадокии и замещал их наиболее достойными и верными ему лицами. Назианз остался верным ему; своего брата Григория он поставил в Ниссу, небольшое местечко к западу от Кесарии. К югу он хотел иметь епископа в Сасимах, почтовой станции на пути из Киликии. Для этой кафедры Василий предназначил друга своего Григория. Последний не разделял планов Василия, не хотел втягиваться в борьбу между митрополитами, протестовал против нравственного насилия. Произошло тягостное разногласие между друзьями. Григорий с большой неохотой уступил Василию, но фактически не вступал в управление своей епархии. Борьба кончилась примирением между Василием"и Анфимом; подробности этого события неизвестны, но весьма вероятно, что св. Василий для восстановления мира и охранения единства в вере нашел нужным уступить. Во всяком случае, раздор был окончен, по инициативе Василия, личным свиданием и соглашением с Анфимом и другими епископами Второй Каппадокии о возможном умножении везде епископий для утверж- дения верующих в единстве вероучения и для нравственного усовершенство вания жизни.
В своей церковной области, как в первоначальном ее полном объеме, так и в сокращенных пределах, Василий показал себя выдающимся организатором. Он особенно заботился о строгом исполнении законов Церкви: внимательно следил, чтобы в клир вступали только достойные лица, устраняя всякое лицеприятие и всякий вид симонии, и требовал такого же внимания и строгости и от подведомых ему епископов; немало подготовил в своем клире епископов для других Церквей и своими посланиями руководил новопоставленными епископами, например, Амфилохием Иконийским и Амвросием Медиоланским. Он неутомимо путешествовал, обозревая свои Церкви и наблюдая, чтобы нигде не нарушалась церковная дисциплина, восстанавливал действие нарушаемых канонов, по своим наблюдениям и по просьбам других сам устанавливал законы и формулировал правила, призывал и других епископов к подобной же деятельности. Памятником его забот о благоустроении богослужения остаются его литургия, его молитвы, его установления относительно молитвы и богослужения в монашеских правилах. Василий часто выступал ходатаем перед светскими властями за бедных, несправедливо обвиняемых, притесняемых. Для клира он просил освобождения от податей и особого церковного суда. Многочисленны послания его, в которых он является заступником слабых, защитником не только отдельных лиц, но и городов и сел, — то он просит господина простить своего раба, то убеждает язычника примириться с сыном, обратившимся в христианство. В особенности св. Василий обнаружил ревность в организации благотворительности. Все свои личные средства и все доходы своей Церкви он употреблял в пользу бедных, так что сам лично был едва ли не беднейшим из жителей Кесарии. В другом округе своей митрополии он завел богадельни; в Кесарии построил громадное благотворительное учреждение, в котором были: гостиница, странноприимница, богадельня, больница, — оно представляло целый новый город.
Но по обстоятельствам времени главной задачей деятельности св. Василия была защита православной веры и восстановление церковного мира и единства. В восточной Церкви в царствование Валента (364—378 гг.) внешнее господство принадлежало арианам, которые по основному пункту арианских споров — вопросов о божестве Сына Божия — разбились на несколько партий. Вообще же этот вопрос одними решался в смысле единосущия Его с Отцом, другими: — в смысле полного во всем подобосущия, иными — в смысле только подобия Отцу и, наконец, даже совершенного неподобия. Вместе с этим стали уже возникать споры и о Св. Духе, причем не только ариане, но некоторые и из православно учивших о Сыне Божием с крайним опасением относились к решительной постановке учения о божестве и единосущии Св. Духа, а не в меру усердные защитники единосущия, как Маркелл и Фотин, давали действительное основание подозревать за единосущием савеллианство, или, как Аполлинарий Лаодикийский, начинали распространять неправильные воззрения на воплощение Бога Слова. Далее, много православных епископов, не только исконных защитников Афанасия и его учения, но нередко и их заместителей[1210], оказавшихся лишь на словах, а не в действительности арианами, были изгнаны, и Церкви их оставались под управлением одних пресвитеров, подвергаясь в то же время преследованиям господствующей партии ариан. Многие стояли в полном недоумении между арианством и православием, ужасаясь мысли, что Сыние подобен Отцу, и опасаясь монархианства в учении о единосущии, а иной раз просто не умея разобраться в целом ряде символов, один другого двусмысленнее, составленных при Константин с целью объединить всех противников Афанасия, — такие, конечно, не могли пользоваться доверием ни православных, ни ариан. Были, наконец, и такие, которые, руководясь более личными интересами, заискивали перед арианами и готовы были в случае решительной победы их гнать православных, но до времени не хотели порывать союза и с православными; узнать их действительные воззрения почти не было возможности. При такой путанице догматических воззрений и партийных интересов, при взаимных опасениях и подозрениях всякого рода общения между восточными епископами было слишком мало. Соборы православным епископам не разрешались, и им трудно было выяснять взаимные отношения и определить действительное число сторонников Никейского исповедания.
Это общее печальное положение усиливалось и обострялось еще антиохийским расколом. В Антиохии, кроме арианина Евзоия, оказалось два православных епископа: Мелетий, поставленный арианами в 360 г. и ими же низложенный, когда обнаружилось, что он православный, и Павлин, который в сане пресвитера все время после Евстафия был представителем строгих защитников единосущия в Антиохии; в 362 г. он [был] поставлен во епископа Антиохии Люцифером Каларисским. Поспешный и необдуманный образ действий Люцифера, руководившегося в своих отношениях к Мелетию своим личным взглядом — не принятым тогда же Александрийским собором, а позднее признанным прямо раскольническим, о необходимости лишать сана всякого епископа как вступившего в общение с арианами, — привел к печальному разделению в Антиохии. Этот раскол в данное время имел тяжелые последствия между прочим и потому, что он поддерживал на Западе недоверие к Востоку: православные восточные епископы признавали законным антиохийским епископом Мелетия, будучи уверены в его православии и осуждая поставление Павлина при его жизни; западные же, склонные считать весь Восток арианским, поддерживали Павлина. Св. Афанасий Александрийский вступил с ним в церковное общение как с постоянным защитником никейского вероучения, хотя и не согласен был с мнением Люцифера и признавал Мелетия православным, и был в общении с восточными епископами, признававшими Мелетия.
При таких условиях церковной жизни для поддержания и, в дальнейшем, утверждения православия на Востоке необходимо было прежде всего выяснить действительное положение дел, рассеять общее недоверие восточных епископов друг к другу, создать почву для взаимообщения и единения несомненно православных. Выполнение этой задачи и принял на себя св. Василий, обнаружив при этом большой такт и величайшую снисходительность по отношению к заблуждавшимся по неведению, чтобы по возможности не оттолкнуть никого от союза с Церковью, и в то же время с величайшим мужеством защищая истинное учение от покушений на его чистоту со стороны еретиков. С этой целью он вступил в сношение со многими выдающимися епископами того времени: св. Афанасием Александрийским, преемником его Петром, Мелетием Антиохийским, Евсевием Самосатским, Амфилохием Иконийским, Епифанием Кипрским, Асхолием Фессалоникским, Амвросием Медиоланским, Дамасом Римским и др., побуждал всех к общей единодушной защите веры, прекращал раздоры между епископами, устраивал, насколько позволяли обстоятельства, собрания епископов, которых знал как православных, старался устранить недоразумения между ними.
Чтобы вернее достигнуть восстановления единства между епископами на Востоке, св. Василий решил обратиться за помощью к Западу, который в это время был свободен от арианского гнета и православие которого в глазах восточных стояло вне сомнений. При помощи св. Афанасия Василий вошел в сношение с западными епископами и римским епископом Дамасом. И письменно, и через особых послов он просил их обратить внимание на положение церковных дел на Востоке, ознакомиться с ними через доверенных лиц, чтобы отрешиться от несправедливых подозрений относительно лиц, в действительности православных; он живыми красками изображал внешние и внутренние бедствия Церкви, умолял содействовать созванию собора против ариан и вообще помочь восстановлению мира на Востоке; наконец, убеждал ходатайствовать пред Валентинианом, чтобы тот удержал своего соправителя от преследования православных. Но на Западе были плохо осведомлены о церковных делах Сирии и Малой Азии и на горячие обращения св. Василия отвечали холодным равнодушием и даже высокомерно. В св. Василии после всего этого осталось лишь горькое чувство сожаления о бесполезных просьбах. Напрасно, говорил он, просить помощи от людей надменных. «Если Бог умилосердится над нами, к чему нам еще сторонняя помощь? Если же продолжится гнев Его, какую пользу доставит нам высокомерие Запада?» Они истины не знают, да и узнавать не хотят, а только примером своим освящают ложь [(Epist. 239, ad Euseb. Samosat., cap. 2)].
Затруднения усиливались еще тем, что к прежним догматическим спорам присоединился вопрос о Св. Духе. Еще в книгах «Против Евномия» св. Василий решительно защищал божество Св. Духа и единство Его природы с Отцом и Сыном. В проповедях же он ограничивался только утверждением, что Св. Дух — не тварь, что Он по существу свят и не может быть отделяем от Отца и Сына, но не только не прилагал к Нему термина ομοούσιος, но даже избегал ясного наименования Его Богом. Эта осторожность вызывалась чисто практическими соображениями: открытое наименование Св. Духа Богом было бы для ариан желанным поводом изгнать св. Василия и захватить кесарийскую кафедру, а для колеблющихся еще по этому вопросу — лишним основанием опасаться сближения с православными. Но некоторые из ревнителей православия, особенно среди кесарийских монахов, соблазнялись таким поведением Василия и истолковали его как измену вере, так что в защиту его писал монахам Григорий Богослов, и даже нашел необходимым поддержать его и св. Афанасий (в посланиях «К Иоанну и Антиоху» и «К Палладию»), выражавший уверенность, что Василий поступает так, будучи немощным для немощных, «да немощныя приобрящет». С другой стороны, когда св. Василий захотел ввести исповедание равенства Св. Духа со Отцом и Сыном и в богослужение и стал в молитвах славословие Богу и Отцу заключать двояко, то словами: «с Сыном и со Св. Духом» (μτά του Υίου συν τω ΐΐνεύματιτω άγίω), то словами: «чрез Сына во Св. Духе» (δια του Υίου έν τω άγίω Πνύματι), то некоторые восстали против него, обвиняя его в употреблении необычайных и взаимно противоречивых формул [(De Spiritu Sancto 1.3)]. Для прекращения сомнений относительно учения св. Василия о Св. Духе и вообще выяснения православного учения по этому вопросу, Амфилохий Иконийский просил раскрыть значение обсуждаемых выражений. В ответ на эту просьбу св. Василий написал книгу «О Святом Духе».
Много неприятностей причинили св. Василию его отношения к Евстафию Севастийскому. Василий был увлечен его подвижничеством, и между ними установилась тесная дружба. Догматические воззрения Евстафия не были устойчивы, и ради личных выгод он обманывал православных и ариан, стараясь быть в общении со всеми. Когда Евстафий явно склонился на сторону ариан, то навлек на Василия, остававшегося в общении с ним, подозрение в чистоте его православия. Василию удалось получить от Евстафия удовлетворительные объяснения и подпись Никейского исповедания с разъяснениями, составленными св. Василием вместе с Феодотом Никопольским. Но Евстафий скоро открыто выступил противником Василия и перед православными объяснил свой поступок невозможными[1211]клеветами на Василия, обвиняя его и в общении с Аполлинарием, и в троебожии, в гордости и искательстве, в церковных нестроениях. Св. Василию пришлось и устранять обвинения, и разъяснять свою прежйюю близость с Евстафием, и заботиться о поддержании православных в Севастии.
С другой стороны, среди приверженцев единосущия, которые соблазнялись долголетней связью св. Василия с арианствующим Евстафием, был Атарвий Неокесарийский, несомненный приверженец савеллианской ереси, который возбуждал против Василия жителей его родины — неокесарийцев, обвиняя его за общение с Евстафием в склонности к арианству, а также в новшествах — за изменения в церковном пении и в монашеских правилах, и до того вооружил их против Василия, что когда тот навестил своего брата, монаха Петра, вблизи Неокесарии, то в городе произошло формальное возмущение. Для восстановления церковного мира в Понте св. Василий письменно призывал Атарвия к исправлению, убеждал неокесарийский клир противодействовать распространению у них савеллианства, разъяснял им и народу ничтожность поводов, по которым Атарвий вооружил их против него; наконец, он лично посетил Понт, достиг полного объединения тамошних епископов, но не мог примирить с собой неокесарийцев.
Твердость Василия в борьбе с арианством, проявленная им еще в сане пресвитера, не могла не привлечь к себе внимания Валента, который был беспощаден в стремлении доставить торжество арианству. Многие епископы уже уступили настояниям императора или были удалены со своих кафедр. Валент попытался вынудить подчинение и у св. Василия, но он мужественно отразил попытки Валента склонить его к арианству. В 372 г. император Валент, утвердивший арианство в других малоазийских провинциях, явился в Каппадокию и послал к св. Василию префекта претория Модеста, человека неразборчивого относительно средств угождения царю. Были пущены в ход и богословские рассуждения, и обещания, и, наконец, угрозы, но без всякого успеха. Для ученых споров св. Василий был слишком проницательным богословом и искусным диалектиком, обещания не обольщали отрекшегося от всего аскета, вельможи в вопросах веры вовсе не имели для него авторитета, а все угрозы, какие мог указать Модест — конфискация, ссылка, пытки — Василий находил просто неприложимыми к нищему, изможденному трудами и болезнями епископу. Воображавший себя всемогущим, префект был изумлен своим бессилием перед христианским епископом. Ту же твердость св. Василий обнаружил и перед лицом самого Валента, соблюдая, однако, почтительность по отношению к императору, и своим поведением произвел такое впечатление на Валента, что последний оставил св. Василия в покое, хотя враги кесарийского святителя усиленно добивались ссылки его. Впрочем, св. Василий как неутомимый и самый видный после св. Афанасия защитник православия, во всю свою жизнь оставался предметом ненависти и всевозможных интриг ариан, и только любовь жителей спасала его от насилий с их стороны, принуждая иной раз самих гонителей искать у него же спасения себе от ярости народа. Среди постоянных опасностей св. Василий поддерживал православных, лишенных своих пастырей, утверждал их веру и терпение, призывал к мужеству, возбуждал надежды на лучшее будущее. В связи с этим направлением деятельности св. Василия находится большое количество его писем к Церквам, епископам, клиру, частным лицам.
Обстоятельства церковной жизни были слишком неблагоприятны и сложны, а время деятельности св. Василия слишком непродолжительно, чтобы он мог сам вполне достигнуть благоприятных для Церкви результатов своих трудов: они обнаружились только после его смерти. Но он все-таки видел признаки приближения лучших дней для православной Церкви. Валент был убит в 378 г.; в последние месяцы его жизни преследование православных уменьшилось, а закон его преемника 1рациана утвердил религиозную свободу. В Константинополе православные, подавленные в течение 30 лет, к концу 378 г. обратились к Григорию Богослову, призывая его в столицу империи; благоприятный ответ на их просьбу дан был им в согласии со св. Василием[1212]. Это было последнее дело и последняя радость его. Суровый образ жизни, чрезмерные беспрерывные труды, постоянные огорчения и вызываемые всем этим тяжкие болезни прежде времени изнурили его от природы некрепкий организм. Он скончался 1 января 379 г. в возрасте только 49 лет. Он был оплакан всем населением Кесарии, без различия вероисповеданий и религий.
Св. Василий почитается в православной Церкви как один из трех вселенских великих учителей (οικουμενικοί μεγάλοι διδάσκαλοι). Он велик как епископ, оратор, богослов и аскет, велик своей неустанной деятельностью на пользу православной веры, велик своей самоотверженностью и силой характера. Как муж слова и дела он по справедливости назван был великим уже своими современниками.
Творения св. Василия Великого[1213]
Св. Василий Великий, как показывает беглый очерк его жизни, был мужем преимущественно практической деятельности. Поэтому большую часть его литературных произведений составляют беседы; другая значительная часть — письма. Естественное стремление его духа было направлено, по-видимому, на вопросы христианской морали, на то, что может иметь практическое приложение. Но по обстановке своей церковной деятельности св. Василий часто должен был защищать православное учение против еретиков или же чистоту своей веры против клеветников. Отсюда не только во многих беседах и письмах св. Василия в большей или меньшей степени оказывается догматико-полемический элемент, но ему принадлежат и целые догматико-полемические произведения, в которых он показывает себя глубоким метафизиком и богословом. До нас, по-видимому, не дошли все произведения, какие написаны были св. Василием: Кассиодор, например, сообщает, что им написан комментарий почти на все Священное Писание. С другой стороны, между произведениями, усваиваемыми св. Василию, некоторые с большими или меньшими основаниями оспариваются в своей подлинности. Мы остановимся на анализе только тех из них, принадлежность которых св. Василию не подлежит сомнению.
Лучшее издание творений св. Василия принадлежит мавринцам — Гарнье и Марану (1721-1730, Paris; 2-е изд. в 1839-1842), — их издание и теперь полагается в основу литературно-исторических и текстуально-критических работ, которые касаются собственно только отдельных вопросов. Русский перевод издан Московской духовной академией. Сохранившиеся творения св. Василия по содержанию и по форме разделяются на пять групп: сочинения догматикополемические, экзегетические, аскетические, беседы и письма. Догматико-полемические творения.
1) Важнейшее догматико-полемическое сочинение св. Василия — «Опровержение на защитительную речь злочестивого Евномия» ('Ανατρεπτικός του απολογητικού του δυσσεβους Εύνομίου)[1214]. Содержание этого произведения определяется догматическими положениями Евномия, раскрытыми им в своей «Апологии»; из этого сочинения Евномия св. Василий приводит отрывки и пишет опровержение на них. Евномий, епископ Кизикский, был представителем того строгого арианства, возникшего в 50-х гг. IV в., которому и сам Арий казался недостаточно последовательным. Основателем и первым вождем этого нового арианства (аномийства) был Аэтий. Единственным даровитым учеником его был Евномий Каппадокиянин, представивший в своих произведениях подробное и систематическое раскрытие богословских принципов Аэтия. Обладая строго логическим умом, он подверг резкой критике никейское учение о единосущии, и влияние его воззрений было так сильно, что на борьбу с ним должны были выступить такие авторитетные церковные деятели и писатели, как Василий Великий, Григорий Нисский, Аполлинарий Лаодикийский, Феодор Мопсуэстийский. В системе Евномия, отличавшейся строго логической выдержанностью и последовательностью, христианство теряло религиозный характер и обращалось в логическую схему отвлеченных понятий, в чистейший рационализм; содержание Откровенного учения отдано было в жертву диалектике, так что, по справедливому замечанию Феодорита (Haeret. fab. comp. IV, 3), у Евномия θεολογία превратилось в τχνολογίαν; Аэтий и Евномий утверждали, что при помощи диалектического метода человек может познать самую сущность Божества так, как знает ее Сам Бог. Поставив своей задачей точно определить сущность Отца, Евномий нашел, что такой сущностью является «нерожденность» Отца или Его абсолютная самобытность. Характерным и центральным тезисом богословия Евномия служит утверждение: «нерожденность есть самая сущность Божества». Нерожденность, как исключительно Божеский предикат, несообщима другим сущностям; так как сущность Сына — «рожденность», то Он не может быть из сущности Отца, а из не сущих; не единосущен Отцу — потому что это вводило бы деление в существо Божие, абсолютно простое, и не подобосущен — потому что рожденность не может быть подобна нерожденности. Он есть порождение и творение. Божественная воля или энергия прежде всех веков исключительным образом подвигнулась для создания-рождения Логоса. Он создан непосредственно энергией Вседержителя и, как совершеннейшее произведение художника, является отпечатком всей силы Отца, Его дел, мысли и желаний. Не будучи равен Отцу ни по сущности, ни по достоинству, ни по славе, Сын, однако, бесконечно возвышается над тварями и называется у Евномия даже истинным Богом, Господом и Царем славы, как Сын Божий и Бог. Дух Святой — третий по порядку и достоинству, следовательно, третий и по существу, создание Сына, отличное по существу и от Него — так как произведение первой твари должно быть отлично от произведения Самого Бога, но отличное и от прочих тварей — как первое произведение Сына.
Евномий, снискавший благоволение арианина Евдоксия (епископа антиохийского, а с 360 года — константинопольского), в 360 г. сделался епископом кизикским, но так как его учение вызвало церковные нестроения, то в следующем году по настоянию более уверенных ариан он был низложен Константием и сослан. По этому поводу Евномий письменно изложил свое учение и назвал свою книгу «Апологией»[1215]; в ней («Апология» сохранилась: PG 30. Col. 836-868) он ясно выразил сущность своего учения, что Сын — тварь, хотя и возвышенная над другими тварями, и неподобен Отцу по сущности и во всяком отношении. Это сочинение высоко ценилось многими арианами и строгостью развития системы и диалектическими и силлогистическими тонкостями возбуждало во многих удивление. Поэтому св. Василий Великий по просьбе монахов предпринял в 363-364 гг. письменное опровержение его.
Сочинение «Против Евномия» состоит из пяти книг, но только три первые бесспорно принадлежат св. Василию, а четвертая и пятая по своему построению, изложению и языку значительно уступают подлинным произведениям св. Василия, в некоторых мнениях и толкованиях до противоречия расходятся с подлинными его творениями и представляют собой не столько стройное сочинение специально против Евномия, сколько сборник доказательств вообще против арианских лжеучений относительно Св. Троицы. Была попытка усвоить эти книги Аполлинарию Лаодикийскому, но в последнее время в науке утвердился взгляд, что они принадлежат Дидиму Александрийскому[1216].
Первая книга занята изобличением тех софизмов, какие Евномий сплетал вокруг термина «нерожденность». Св. Василий опровергает основное положение Евномия, что сущность Божества — нерожденность. На основании общего словоупотребления и Священного Писания св. Василий разъясняет, что сущность вещей постигается человеческим разумом по частям, а не воспринимается непосредственно, и выражается несколькими различными именами, из которых каждое определяет только один какой-либо признак. Такое же значение имеют и наименования, усваиваемые Богу, — как положительные: святой, благой и др., так и отрицательные: нерожденный, бессмертный, невидимый и подобн. Только из всех их вместе взятых получается как бы образ Божий, весьма бледный и слабый сравнительно с действительностью, но все же достаточный для нашего несовершенного ума. Поэтому и термин «нерожденный» один не может быть совершенным и полным определением существа Божия: можно сказать, что существо Божие нерожденно, но нельзя утверждать, что нерожденность — существо Божие. Термином «нерожденный» указывается только происхождение или образ бытия чего-либо, но не определяется природа или существо. Наконец, св. Василий говорит о сообщимости Божественной природы посредством рождения и о равенстве Отца и Сына. Против парадоксального утверждения Евномия, что он постиг самое существо Бога, св. Василий говорит, что разум человеческий свидетельствует только бытие Божие, а не определяет, что есть Бог, и Священное Писание удостоверяет, что существо Божие непостижимо для человеческого разума и вообще для какого бы то ни было создания.
Во второй книге св. Василий доказывает, что Сын действительно и от вечности рожден, поелику в Боге нет времени. Бог имеет в себе отчество[1217], сораспростертое с Его вечностью; поэтому и Сын, предвечно сущий и всегда сущий, не начал быть когда-нибудь, но когда Отец, тогда и Сын. Сын не есть создание или творение, а как рожденный от Отца, Он одной сущности с Ним и равного с Ним достоинства. В третьей книге кратко и точно доказывается божество Св. Духа и опровергается утверждение Евномия, что Он, будучи третьим по достоинству и порядку, третий и по естеству.
В четвертой книге сначала дается сокращенное повторение доказательств против Евномия, изложенных в первой и второй книгах, а затем изъясняются места Священного Писания, которые, по-видимому, могут служить доказательствами против божества Сына и которые действительно приводились арианами. Пятая книга подробно говорит о божестве Св. Духа, Его единосущии с Отцом и Сыном и изъясняет относящиеся сюда места Священного Писания.
2) «О Святом Духе» (Пер! του άγιου Πνεύματος), в 30 главах[1218]. Произведение написано по просьбе друга св. Василия, иконийского епископа Амфилохия, около 375 г. по поводу изменений, допущенных св. Василием в заключительном славословии. Тогда обычно заканчивали молитвы и песнопения славословием «Отцу чрез Сына во Св. Духе». Эту формулу принимали и ариане, и духоборцы, [так] как она допускала возможность изъяснения ее в смысле их учения о тварном подчинении Сына и Духа, — на нее еретики и ссылались в подтверждение своего мнения. Чтобы сделать такие ссылки невозможными, св. Василий стал предпочтительно употреблять славословие «Отцу с Сыном и [со] Св. Духом». По этому поводу начались толки, и св. Василия обвиняли в новшествах. Амфилохий просил св. Василия оправдать введенное им изменение. В ответ на эту просьбу св. Василий составил названное догматико-полемическое произведение, которое ставит своей задачей доказать, что Сыну и Св. Духу принадлежит равная честь с Отцом, так как Они одного естества с Ним. Св. Василий вначале указывает, что действительно необходимо в каждом речении и в каждом слоге открывать сокровенный смысл, но что еретики свои софистические рассуждения о слогах и предлогах направляют к утверждению своего лжеучения о различии по сущности Отца и Сына и Св. Духа. Тонкое различение предлогов «с», «чрез», «в» заимствовано еретиками у внешней мудрости, а в Священном Писании употребление этих предлогов не выдерживается строго, и они применяются к Отцу и Сыну и Св. Духу, так что и в прежнем славословии нельзя найти подтверждения для арианских взглядов. Переходя к защите собственной своей формулы славословия, св. Василий сначала говорит о прославлении Сына. Еретики доказывали, что так как Сын не вместе с Отцом, но необходимо после Отца, следовательно, ниже Отца, то и слава Отцу воздается «через» Него, а не вместе «с» Ним, насколько первым выражением обозначается служебное отношение, а последним — равенство. Св. Василий спрашивает, на каком основании еретики говорят, что Сын после Отца, и доказывает, что Сын не может быть низшим ни по времени, ни по чину, ни по достоинству. Поэтому может быть допускаема и в Церкви известна и та и другая формула славословия, с тем лишь различием, что «когда берем в рассмотрение величие естества Единородного и превосходство Его достоинства, тогда свидетельствуем, что Он имеет славу "со Отцом"; а когда представляем себе, что Он подает нам блага и нас самих приводит к Богу, и делает Ему Своими, тогда исповедуем, что благодать сия совершается "Им"[1219]и "в Нем". Посему речение "с Ним" свойственно славословящим, а речение "Им" по преимуществу прилично благодарящим» [(7.16)].
Далее св. Василий говорит о прославлении Св. Духа и прежде всего предлагает исследовать общие всем христианам представления о Св. Духе, заимствованные из Священного Писания и из неписаного предания отцов, именно — о Его величии и достоинстве, о Его действиях в мире, особенно воздействии на душу. Утверждение еретиков, что Св. Духа не должно ставить наряду с Отцом и Сыном, потому что Он и по естеству чужд Им, и по достоинству ниже Их, св. Василий опровергает указанием на заповедь Господа о крещении «во имя Отца и Сына и Св. Духа» и исповедание, произносимое перед крещением, от которого теперь отрекаются еретики, — «кто отметает Духа, для того вера в Отца и Сына обратится в тщету, и он не может иметь этой веры, если не соприсутствует Дух» [(11.27)]. Не могут служить возражением против сделанных выводов упоминания о крещении только в Господа, в Моисея, о крещении в воду. В связи с этим св. Василий подробно говорит о ветхозаветных прообразах, о действиях крещения и выясняет, что соединение имени Св. Духа с Отцом и Сыном в таинстве крещения, где господствует животворящая сила, возводящая наше естество из состояния погибели в бессмертие, устанавливает такое единство, которое не может мыслиться случайным, то существующим, то прекращающимся, но необходимо предполагает единосущие соединенных Лиц. Это же безусловно нераздельное единство Отца и Сына и Св. Духа очевидно из единства Их действия в творении, где Отец — Причина предначинательная, Сын — Причина зиждительная и Дух Святой — Причина совершительная: «Представляй Трех — повелевающего Господа, созидающее Слово и утверждающего Духа» [(16.38)]. Одно Начало [сущих], созидающее через Сына и совершающее в Духе. Они едины в домостроительстве спасения человека, в раздаянии духовных дарований и в будущем суде. Но самым важнейшим доказательством, что Дух соединен с Отцом и Сыном, служит сказанное, что Он имеет такое же отношение к Богу, какое и к каждому имеет дух, находящийся в нем (1 Кор. 2: 11: «Кто весть от человек...» и т. д.).
Измышленный еретиками для обозначения отношения Св. Духа к Отцу и Сыну термин «подчисление» — ύποφιθμησις (в противоположность «сочислению» — συνοφίθμησις) для данной цели является нелепым, так как им определяется отношение индивидуума к виду или вида к роду и вносится мысль, что единое в Боге существо есть нечто не реальное, а лишь умопредставляемое. Православные же, хотя и исповедуют три Ипостаси, но не разрушают этим Их действительного единства по существу и не допускают именования Сына вторым Богом, а Духа Святого — третьим, что предполагается термином ύπαρίθμησις: «Таким образом и Ипостаси исповедуются, и благочестивый догмат [единоначалия][1220]не падает» [(18.47)]. После этого св. Василий решительно устанавливает положение, что Св. Духу подобает прославление вполне одинаковое с Отцом и Сыном, и доказывает это на основании тождества наименований, усваиваемых Священным Писанием Св. Духу, с именованиями Отца и Сына, тождества Божественных свойств: непостижимости для человека, вездесущия, всемогущества и др., а также на основании полного общения с Отцом и Сыном и по действиям, и по существу. Противники св. Василия утверждали, что Писание нигде не предало о прославлении Духа со Отцом и Сыном, но тщательно уклонялось выражения: «с Духом», всегда же предпочитало выражение: прославлять «в Духе». Св. Василий возражает, что и вторая форма славословия употребляется в Священном Писании так, что прославляет Св. Духа не менее, чем первая, и нисколько не выражает Его служебного положения. Но и второй формулы в целом виде нет в Священном Писании; а если она заимствована из обычая, то и православные, находя оба речения в употреблении у верных, обоими пользуются, будучи уверены, что тем и другим равно воздается слава Духу Но так как противники спорят собственно не о слове, а сделали его выражением неправильной, не содержавшейся в Священном Писании мысли, то должно предпочитать предлог «с», дающий весьма ясное понятие о единосущии, — такой формулой устраняется и савеллианство, и арианство. Поставив вопрос, откуда предлог «с» получил начало, какую имеет силу и в какой мере согласен с Преданием, св. Василий отвечает на него воодушевленной защитой значения Предания в знаменитом месте (cap. 27), начинающемся словами: «Из догматов и проповедей, соблюденных в Церкви, иные имеем в учении, изложенном в Писании, а другие, дошедшие до нас от апостольского Предания, приняли мы втайне. Но и те, и другие имеют одинаковую силу для благочестия...» На возражение (арианина Евдоксия), будто бы славословие «со Духом» не засвидетельствовано и не изложено в Священном Писании, св. Василий отвечает: «Почитаю правилом апостольским — держаться и не изложенных в Писании преданий» [(29.71)]. Одним из таких преданий является и рассматриваемое славословие, в подтверждение чего св. Василий ссылается на епископа, от которого сам он принял крещение, и приводит примеры употребления этой формулы у свв. Климента Римского, Иринея, Григория Чудотворца, [Дионисия Александрийского][1221], Оригена, мученика Афиногена[1222], Фирмилиана[1223]и Мелетия[1224].
В заключительной главе св. Василий картинно изображает печальное состояние Церкви, подобной кораблю, подвергшемуся страшной буре; оно является следствием неуважения к отеческим правилам, коварных происков еретиков, своекорыстия и соперничества клириков, которое хуже открытой войны.
Экзегетические творения. Кассиодор (De institutione divinarum litterarum, Praef. [4]) говорит, что св. Василий истолковал все Священное Писание[1225]. Но в настоящее время известны как несомненно подлинные толкования его беседы «На Шестоднев» и на некоторые псалмы.
1) «Девять бесед на Шестоднев» (Όμιλίοα kvvka€ΐς την έξαήμρον)[1226]были произнесены св. Василием, когда он был еще пресвитером (следовательно, до 370 г.), в течение первой недели Великого поста, в храме, перед слушателями смешанного состава, но преимущественно из простого народа. Св. Василий вел беседы в некоторые дни по два раза. Предметом их было повествование книги Бытия о творении мира в шесть дней (Быт. 1: 1-26). Беседы прекращаются на пятом дне творения, и в девятой беседе св. Василий только указывает на участие всех Лиц Св. Троицы в создании человека, а разъяснение, в чем состоит образ Божий и каким образом человек может быть причастен подобия Его, обещано в другом рассуждении. Это намерение, вероятно, не было выполнено, и известные три беседы — две о сотворении человека[1227]и третья о рае[1228], прилагавшиеся иногда к «Шестодневу» как его продолжение, неподлинны. Позднее Григорий Нисский дополнил «Шестоднев» св. Василия своим произведением «Об устроении человека», подтверждая этим, что св. Василий не закончил бесед о творении человека; св. Амвросий Медиоланский также знал только девять бесед Василия Великого.
В беседах св. Василий ставит своей задачей изобразить творческую Божественную силу, гармонический порядок и красоту в мире и показать, что учение философов [и] гностиков о миротворении — неразумные измышления и что, напротив, Моисеево повествование одно содержит Божественную истину, согласную с разумом и научными данными. Согласно с дидактически-полемической целью своего произведения, он руководится почти исключительно буквальным смыслом Священного Писания, устраняя аллегоризм в толкованиях и даже мимоходом восстает против злоупотребления им (Homil. in Hexaemeron II, 5; III, 9; IX, 1). Он тщательно определяет значение толкуемых изречений, исследует, пользуясь [научными] данными, свойства и законы природы и художественно описывает их. Попутно он привлекает к предмету своей речи превосходные уроки популярной философии, когда противополагает непреложность Божественного слова противоречивым системам философов, которые взаимно разрушают друг друга (Homil. in Hexaemeron I), нападает на софистов, признающих вечность материи, и еретиков-гностиков или манихеев, олицетворяющих злое начало, чтобы противопоставить его Богу (Homil. in Hexaemeron II), изображает нелепости и опасность астрологии и защищает против нее свободу и нравственную ответственность человека (Homil. in Hexaemeron VI), на основании наблюдения над животными утверждает целесообразность в устройстве мира и действие в нем Промысла (Homil. in Hexaemeron VII-IX), в безошибочности их инстинкта показывает образ естественного сознания (Homil. in Hexaemeron IX). Преследуя цели назидания, св. Василий поучает из природы познавать Творца, Его благость и премудрость и постоянно предлагает нравственные наставления, сближая явления и законы природы с человеческими свойствами. Подлинность бесед «На Шестоднев» стоит вне всякого сомнения: уже Григорий Богослов называет их во главе творений св. Василия (Orat. XLIII, 67[.1]), и во всей давности они высоко ценились не только на Востоке, но и на Западе.
2) «Беседы на псалмы» (Όμιλίαι ίίς ψαλμούς)[1229]произнесены были св. Василием, вероятно, еще в сане пресвитера. Подлинными признаются тринадцать: на 1, 7, 14, 28, 29, 32, 33, 44, 45, 48, 59, 61 и 114 псалмы. Эти беседы представляют, вероятно, только часть его комментария на псалмы; есть отрывки его толкований и на другие псалмы, если фрагменты, опубликованные кардиналом Pitra[1230], подлинны; кроме того, в беседе на 1 псалом объяснены только два первых стиха, а на 14 — только последние стихи, но и в той, и в другой беседе указывается на истолкование и остальных стихов; наконец, беседе на 1 псалом предпослано общее предисловие, трактующее вообще о достоинствах псалмов, что предполагает, по-видимому, намерение систематически изъяснять всю Псалтирь. В сохранившихся беседах св. Василий комментирует текст псалмов стих за стихом. Здесь он не ограничивается установлением буквального смысла и указанием нравственного приложения, но дает место и аллегорически-прообразовательному истолкованию. В общем беседы имеют популярный характер и не столько преследуют цели истолкования, сколько нравственного применения библейского текста. Исследователи отмечают, что в некоторых случаях (например, в Homil. super Ps. 14) толкования св. Василия вполне совпадают с толкованиями на псалмы Евсевия Кесарийского: это отчасти объясняется тем, что оба пользовались комментариями Оригена; однако в тех случаях, когда такого рода совпадения обращают беседу в компиляцию из Евсевия, есть серьезные основания сомневаться в принадлежности ее св. Василию; на этом, между прочим, основании считаются неподлинными беседы на псалмы 37, 132 и вторые беседы на 14 и 28 псалмы.
3) «Толкование на пророка Исайю» (Ερμηνεία εις τον προφήτην Ήσαΐαν) [1231]— подробное и общедоступное изъяснение первых 16 глав книги прор. Исаии. Автор следует большей частью буквальному смыслу текста и затем дает нравственное приложение слов пророка. Стиль этого произведения значительно уступает в обработке другим произведениям св. Василия. Довольно большое число мест буквально заимствовано из толкования Евсевия на книгу прор. Исаии, еще больше заимствований из Оригена. Свидетельства о принадлежности этого толкования св. Василию начинаются только с VII в. (Максим Исповедник). Иероним в De viris illustribus 116 не называет его среди творений св. Василия. Все это вместе взятое является сильным препятствием к усвоению «Толкования на прор. Исайю» св. Василию. Защитники подлинности его, основываясь на приписке в некоторых манускриптах, что это толкование издано только после смерти св. Василия каким-то пресвитером, объясняют особенности его по сравнению с другими творениями св. Василия так: св. Василий начал подготавливать толкование на книгу прор. Исаии по руководству древних толкователей, особенно Оригена, но затем не имел времени ни окончить, ни обработать написанного. Но и при отрицании принадлежности этого комментария св. Василию считают несомненным, что он написан во второй половине IV в. и, может быть, каппадокийцем.
Аскетические творения. Вместе с Григорием Богословом, как удостоверяет последний, св. Василий уже в 358-359 гг. в понтийском уединении на Ирисе составил письменные правила и каноны для монашествующих. Григорий Богослов сообщает также (Orat. XLIII, 34[.2]; 62[.3]) о письменных законах св. Василия для монахов и об учрежденных им женских монастырях с письменными уставами. Совокупность аскетических творений, приписываемых св. Василию, обнимает следующие произведения:
— во-первых, 'Ασκητικά, куда относятся: 1) «Предначертание подвижничества» — как бы общее предисловие к наставлениям о христианской жизни; 2) «Слово подвижническое и увещание к отречению от мира и о духовном совершенстве»; 3) «Слово о подвижничестве»;
— во-вторых, Ηθικά: 4) «О суде Божием»; 5) «О вере»; 6) «Нравственные правила»; 7) «Правила, пространно изложенные»; 8) «Правила, кратко изложенные»; 9) «Подвижнические уставы»; 10) «Правила о наказаниях».
— «Предначертание подвижническое» ([Ασκητική] Προδιατύπωσις)[1232] — увещание ищущим христианского совершенства смотреть на себя как на духовных воинов Христа, обязанных со всей тщательностью вести брань духовную и выполнять свое служение, чтобы достигнуть победы и вечной славы.
— «Слово подвижническое (Λόγος ασκητικός) и увещание к отречению от мира»[1233] — содержит призыв к отречению от мира и нравственному совершенству. Автор сравнивает жизнь мирскую с монашеской и отдает преимущество последней, не осуждая и первой, но указывая, что в ней необходимо безусловное послушание Евангелию, дает наставления относительно различных благочестивых упражнений и описывает степени христианского совершенства, которые достигаются только великими трудами и постоянной борьбой с греховными стремлениями.
— «Слово о подвижничестве, как должно украшаться монаху» (Λόγος περί ασκήσεως, πώς δει κοσμεΐσθαι τον μοναχό ν) [1234]— в кратких положениях дает превосходные предписания для всего поведения монаха и вообще для духовной жизни, чтобы она во всех отношениях отвечала требованиям аскетического совершенства.
— «Предисловие о суде Божием» (Προοίμιον ттер! κρίματος 0eoö)[1235]Автор говорит, что во время своих путешествий он наблюдал бесконечные пререкания и раздоры в Церкви; и, что всего печальнее, сами предстоятели разногласят в убеждениях и мнениях, допускают противное заповедям Господа Иисуса Христа, безжалостно раздирают Церковь, нещадно возмущают стадо Его. Размыслив о причине такого печального состояния, он нашел, что подобное разногласие и распря между членами Церкви происходят вследствие отступления от Бога, когда каждый отступает от учения Господа, по своему произволу выбирает для себя теоретические и нравственные правила и хочет не повиноваться Господу, а скорее господствовать над Ним. После увещаний о соблюдении единомыслия, союза мира, крепости в духе автор напоминает о проявлениях Божественного суда в Ветхом и Новом Завете и указывает на необходимость для всех знать закон Божий, чтобы каждый мог повиноваться ему, со всем усердием благоугождая Богу и избегая всего неугодного Ему. Ввиду сказанного, св. Василий почел за приличное и вместе за нужное изложить сперва здравую веру и благочестивое учение об Отце и Сыне и Святом Духе, а к сему присовокупить и нравственные правила.
— Изложение здравой веры св. Василий дает в сочинении «О вере» (Шрь ιτίστ€ως)[1236]. Он говорит, что будет излагать только то, чему научен богодухновенным Писанием, остерегаясь тех имен и изречений, которые не находятся буквально в божественном Писании, хотя и сохраняют мысль, содержавшуюся в Писании. Затем в сжатом виде излагается учение Священного Писания об Отце, Сыне и Св. Духе, с увещанием учителям быть преданными этой вере и остерегаться еретиков.
В заключение св. Василий вспоминает о своем обещании изложить и нравственное учение, которое намерен исполнить теперь, собрав в виде кратких правил запрещенное или одобренное в Новом Завете, с указанием и самых мест Священного Писания, чтобы читатель мог найти в Библии свидетельство на каждое правило.
— Этой характеристике отвечают составленные св. Василием «Нравственные правила» (Τα ηθικά)[1237], в числе 80, причем каждое подразделяется еще на главы; правила действительно изложены словами Священного Писания и определяют всю христианскую жизнь и деятельность как вообще, так, в заключении, [и] специально в разных состояниях (проповедники Евангелия, предстоятели, [лица,] живущие в супружестве, вдовы, рабы и господа, дети и родители, девы, воины, государи и подданные).
— «Правила, пространно изложенные» ("Οροι κατά πλάτος) [1238], в вопросах и ответах, состоят, собственно, из 55 отдельных правил, представленных в виде вопросов монахов и ответов св. Василия, или, лучше сказать, сжато изложенных рассуждений его относительно наиболее важных вопросов религиозной жизни. Как видно из предисловия, во время составления этого произведения св. Василий находился в пустынном уединении, окруженный людьми, предположившими себе одну и ту же це