II. Тактика, или учение о бое

 

Война состоит из сочетания многих отдельных боев. Такое сочетание может быть мудрым или неразумным, а от этого в значительной мере зависит успех; но еще важнее исход самого боя, ибо лишь из сочетания удачных боев могут получиться хорошие результаты. Поэтому самым важным на войне все же остается искусство победить своего врага в бою.

Главный принцип обороны: никогда не держаться совершенно пассивно; в то самое время, когда неприятель нас атакует, мы должны напасть на него с фронта и во фланг. Ведут оборону на известной линии лишь для того, чтобы принудить противника развернуть для атаки свои силы, а затем с другими, удержанными позади частями переходят в свою очередь в наступление. Как ваше высочество сами совершенно правильно изволили заметить, искусство возводить окопы должно служить обороняющемуся не для того, чтобы спокойно защищаться за их стеною, а для того, чтобы с большим успехом атаковать противника; то же можно сказать и о всякой пассивной обороне; она всегда является только средством атаковать в выгодных условиях неприятеля на местности, нами избранной и, соответственно оборудованной, где мы разместили свои части.

Создавая план для боя, надо иметь в виду достижение крупной цели, например, атаку значительной неприятельской колонны или полное ее поражение. Задаваясь мелкой целью, в то время как неприятель имеет в виду цель обширную, мы, очевидно, останемся в проигрыше, ибо мы ставим на карту рубли против копеек.

Правило, представляющее собою первейшую из причин победы в современном военном искусстве: задаваться целью важной, решительной и преследовать ее с энергией и упорством.

Правда, при этом возрастает также и опасность, которой мы подвергаемся в случае неудачи; но умножать осторожность за счет достигаемого результата - это ложная осторожность, противоречащая, как мы уже говорили, природе войны; ради крупных целей надо и отваживаться на многое. Истинная осторожность заключается в том, чтобы, отваживаясь на что-нибудь на войне, тщательно выбирать и применять средства к достижению результата, не упуская ни одного из них по лености или легкомыслию. Такого рода была осторожность императора Наполеона, который никогда не преследовал крупных целей боязливо и половинными шагами ради осторожности.

Вспомните, ваше высочество, о тех немногих оборонительных сражениях, которые отмечены историей как победоносные, и вы у видите, что лучшие из них были проведены в духе приведенных нами принципов, ибо изучение военной истории и подсказало нам эти принципы.

Даже при превосходстве в силах все же часто выбирают для направления главного удара лишь один пункт, что и позволяет сосредоточить против него большие силы, ибо совершенно окружить неприятельскую армию оказывается возможным лишь в самых редких случаях; предпосылкой окружения является огромнейшее физическое и моральное превосходство. Оттеснить же противника от линии отступления можно, атакуя один из его флангов; уже это дает в большинстве случаев крупные результаты. Вообще главное - это уверенность (значительная степень вероятности) в том, что победа будет одержана, т.е. уверенность в том, что неприятель будет прогнан с поля сражения. Обеспеченность успеха и должна ложиться в основу всего плана сражения, ибо выигранное, хотя бы не вполне решительное сражение нетрудно уже обратить в решительную победу путем энергичного преследования.

При наступлении, как и при обороне, надо избирать объектом атаки ту часть неприятельской армии, поражение которой сулит самые решительные выгоды.

Как и при обороне, надо не прекращать боя, пока цель не будет достигнута или все средства не будут исчерпаны. Если обороняющийся тоже активен, если он атакует нас на других пунктах, то мы можем вырвать у него победу, лишь превзойдя его в энергии и дерзости. Если противник пассивен, то вообще мы не подвергаемся значительной опасности.

Согласованность атак отдельных дивизий и корпусов достигается не тем, что ими пытаются руководить из одного пункта так, что хотя они и следуют на значительном расстоянии или даже, может быть, отделены друг от друга неприятельскими войсками, все же постоянно сохраняют между собой связь, точно сообразуют друг с другом свои движения и пр. Это ложный, дурной способ достигать согласования действий; он подвержен тысяче случайностей, посредством его никогда нельзя достигнуть чего-нибудь великого, но зато можно наверное ожидать поражения при наличии сильного, энергичного противника.

Верный способ заключается в том, чтобы указать каждому начальнику дивизии или корпуса главное направление его движения и поставить ему целью его действий - неприятеля, а задачей - победу над неприятелем.

Каждый начальник колонны, следовательно, имеет приказ атаковать неприятеля, где бы он его ни встретил и притом всеми своими силами. На него нельзя возлагать ответственность за исход, ибо это вызовет в нем нерешительность; он отвечает лишь за то, что его колонна примет участие в бою всеми своими силами, не останавливаясь ни перед какими жертвами.

Хорошо организованная самостоятельная часть может выдержать довольно долго (несколько часов) атаку превосходных сил и, следовательно, не может быть мгновенно уничтожена; поэтому, если она действительно слишком рано ввяжется в бой с противником и даже будет разбита, затраченные усилия не окажутся потерянными даром для общего дела: неприятелю придется развернуть и израсходовать свои силы против этой части, что предоставит остальным удобный случай атаковать в выгодных условиях.

Итак, согласованность действий сил обеспечивается тем, что каждой части предоставляется известная самостоятельность и что каждая часть обязана искать встречи с неприятелем и атаковать его с полным самоотвержением[383]. Один из важнейших принципов наступательной войны, это - поразить неприятеля внезапностью. Чем атака внезапнее, тем она будет успешнее. На неожиданность, которую может создать обороняющийся скрытностью своих мероприятий и укрытым расположением войск, наступающий может ответить лишь неожиданностью своего появления.

Однако это явление наблюдается крайне редко в новейших войнах, что зависит частью от улучшения принимаемых в настоящее время мер охранения, а частью от быстроты ведения войны; теперь в военных действиях редко наступает продолжительная пауза, в течение которой бдительность одной из сторон могла бы ослабеть, что предоставило бы другой стороне случай произвести внезапную атаку.

Мы не должны ни на минуту упускать из виду следующий принцип, огромное значение которого я не могу не подчеркнуть с особой настойчивостью: не вводить сразу и на авось всех своих сил в дело, ибо через это мы выпускаем из рук все средства руководить боем; по возможности истомлять противника малым количеством сил, сохраняя решительную массу для последней решительной минуты. Раз пущен в ход этот решительный резерв, им надо действовать с величайшей дерзостью.

Следует установить для всей кампании или для всей войны нормальный боевой порядок, т.е. порядок расположения войск до и во время боя. Этот боевой порядок заменяет специальную диспозицию во всех тех случаях, когда таковая не была составлена заранее. Поэтому он по преимуществу должен быть рассчитан на оборону. Этот боевой порядок устанавливает в армии известный метод ведения боя, что крайне необходимо и полезно, ибо большинство младших генералов и других командиров более мелких частей не будет обладать особыми познаниями в тактике, да и не будет иметь выдающихся военных талантов.

Таким путем устанавливается известный методизм, заменяющий искусство там, где таковое отсутствует. По моему убеждению, это в высокой степени присуще французской армии[384].

Наступающему надо считаться с местными условиями главным образом в двух отношениях: не выбирать пунктом атаки слишком трудно проходимую местность, а с другой стороны - наступать, по возможности, по такой местности, на которой неприятелю труднее всего разгадать наши силы.

Принцип, имеющий для обороняющегося величайшее значение, на который надо смотреть как на краеугольный камень всего учения об обороне: никогда не уповать всецело на силу местности, следовательно, никогда не поддаваться соблазну пассивной обороны в расчете на таковую силу. Если местность действительно столь сильна, что наступающему будет невозможно нас выбить из занимаемого расположения, то он его обойдет, что всегда возможно, а тогда самая неприступная местность окажется бесполезной; мы тогда будем принуждены драться на совершенно иной местности, в условиях изменившейся в корне обстановки, как будто мы и вовсе не вводили в наши планы неприступную позицию. Но если позиция не представляет такой силы и атака ее в известной степени еще возможна, то выгодная местность никогда не сможет уравновесить невыгоды чисто пассивной обороны. Следовательно, все препятствия, представляемые местностью, должны быть использованы лишь для частной обороны, дабы с небольшими силами оказать сравнительно сильное сопротивление и выиграть время для перехода в наступление, посредством которого надо пытаться добиться подлинной победы на другом участке[385].

 

III. Стратегия[386]

 

Она является сочетанием отдельных боев, из которых состоит война, для достижения цели кампании и всей войны. Раз мы умеем драться, раз мы умеем побеждать, нам не хватает лишь немногого. Сочетать счастливые результаты легко, ибо это исключительно вопрос навыка в правильном суждении; для этого уже не требуется специальных знаний, как для управления боем[387].

Отсюда те немногие принципы, которые можно установить в стратегии и которые покоятся на организационных основах государства и армии, можно свести по существу к весьма кратким положениям.

 

Общие принципы

 

1. При ведении войны могут быть три главные задачи:

а) победить и уничтожить вооруженные силы неприятеля;

б) овладеть материальными средствами борьбы и другими источниками существования неприятельской армии;

в) склонить на свою сторону общественное мнение.

2. Для достижения первой задачи всегда нацеливают главную операцию против главной армии неприятеля или хотя бы против значительной ее части, ибо, лишь разбив ее, можно с успехом приступить к выполнению двух других.

3. Чтобы овладеть материальными средствами борьбы неприятеля, направляют свои операции на те пункты, в которых по преимуществу концентрируются эти средства: на столицы, склады, большие крепости. На пути к ним предстоит встреча с неприятельскими главными силами или значительной частью их.

4. Наконец, склоняют па свою сторону общественное мнение путем крупных побед и овладения столицей.

5. Первый и самый важный принцип, которым надо руководствоваться для достижения этих задач, заключается в следующем: напрягать полностью все силы, находящиеся в нашем распоряжении. Всякий предел напряжению, допущенный здесь нами, приводит к неполноте разрешения поставленной задачи. Если бы даже успех сам по себе представлялся довольно вероятным, все же было бы крайне неразумно не проявить наибольших усилий, дабы быть вполне уверенными успехе, ибо такое напряжение никогда не может дать отрицательных результатов. Пусть это ляжет тяжким бременем на страну, все же это не принесет особого ущерба, ибо тем скорее это бремя будет снято с ее плеч.

Огромное значение имеет то моральное впечатление, которое производят энергичные приготовления: всякий получает уверенность в успехе, а это лучшее средство поднять дух парода.

6. Второй принцип: возможно больше сосредоточивать свои силы там, где должны быть нанесены главные удары, не останавливаясь перед невыгодами, вытекающими из этого сосредоточения для других участков, дабы иметь большую уверенность в успехе на главном пункте. Этот успех покроет все прочие невыгоды.

7. Третий принцип- не терять времени. Если мы не можем извлечь каких-либо особых выгод из промедления, то важно приступить к делу как можно скорее. Быстротой можно пресечь многие мероприятия противника в самом зародыше и привлечь на свою сторону общественное мнение.

Внезапность играет в стратегии гораздо большую роль, чем в тактике: она является наиболее действительным началом победы. Александр, Ганнибал, Цезарь, Густав-Адольф, Фридрих II, Наполеон обязаны быстроте действий самыми яркими лучами своей славы.

8. Наконец, четвертый принцип: с величайшей энергией использовать достигнутые нами успехи

Только преследование разбитого врага даст нам плоды победы.

9. Первый из этих принципов является основой трех остальных. Следуя ему, мы можем, не ставя всего на карту, применить остальные с величайшим дерзновением. Он дает нам средство непрерывно формировать в тылу новые силы, а с ними можно загладить всякую постигшую нас неудачу.

Вот в чем заключается истинная осторожность, а не в том, чтобы двигаться вперед робкими шагами.

10. Малые государства в наши дни не могут вести завоевательных войн, но для войны оборонительной и они обладают огромными средствами. Поэтому я твердо убежден, что тот, кто будет напрягать все свои силы, чтобы выдвигать все новые и новые массы, кто принимает все мыслимые меры для повышения подготовки, кто держит свои силы сосредоточенными на главном направлении, кто, вооруженный таким образом, решительно и энергично преследует крупную цель, тот сделал все, что достижимо при стратегическом руководстве войной, и если боевое счастье не будет совершенно против него, в общем итоге неизменно окажется победителем, поскольку его противник будет отставать от него в напряжении усилий и энергии.

11. При соблюдении этих принципов форма операций в конечном счете не имеет особого значения. Впрочем, я попытаюсь в нескольких словах выяснить самое важное.

В тактике всегда стараются охватить противника, и притом ту часть его, против которой направлен главный удар, отчасти потому, что действие сил по концентрическим направлениям более выгодно, чем при прямых параллельных фронтах, а отчасти потому, что лишь этим путем мы имеем возможность оттеснить неприятеля от пути его отступления.

Если мы этот вопрос в отношении противника и позиции из области тактики перенесем в стратегию, на театр войны, следовательно, учтем и снабжение неприятеля, то окажется, что отдельные колонны или армии, имеющие назначение охватить неприятеля в большинстве случаев будут так далеко отстоять друг от друга, что окажутся не в состоянии принять участие в одном и том же бою. Противник, находясь в центре, будет иметь возможность обратиться против каждого отдельного корпуса и разобьет их поодиночке одной и той же армией. Кампании Фридриха II являют примеры этого, особенно в 1757 и 1758 гг.

А так как бой есть самое главное и решающее, то действующий по внешним линиям, если у него не будет решительного перевеса сил, утратит в боях все те преимущества, которые ему должен был доставить охват, ибо воздействие на снабжение проявляется крайне медленно, а победа, одержанная в сражении, чрезвычайно быстро.

Отсюда в стратегии тот, кто находится между частями неприятеля, находится в лучшем положении, чем тот, кто обходит своего противника, особенно при равных или слабейших силах.

Конечно, чтобы отрезать неприятеля от его пути отступления, стратегические обход и охват являются чрезвычайно действительным средством, но так как той же цели можно достигнуть также и посредством тактического обхода, то стратегический обход можно рекомендовать лишь в том случае, когда наши силы (моральные и физические) на-s столько превосходны, что мы все же останемся достаточно сильными на решительном пункте и по выделении обходящей группы.

Наполеон никогда не предпринимал стратегических обходов, хотя он часто, даже почти всегда, располагал моральным и физическим перевесом[388].

Фридрих II воспользовался этим приемом один только раз: во время своего вторжения в Богемию в 1757 г.

Правда, он этим достиг того, что первое сражение австрийцы могли дать лишь под Прагой; однако какую пользу принесло ему завоевание Богемии вплоть до самой Праги без решительной победы? Сражение под Коллином принудило его снова отказаться от всех его завоевании - доказательство, что бои решают все. Под Прагой ему несомненно грозила опасность быть атакованным всеми силами австрийской армии до подхода Шверина. Он не подвергся бы этой опасности, если бы двинулся со всеми своими силами через Саксонию. Тогда первое сражение, вероятно, произошло бы под Будином на Эгере, и оно было бы столь же решительным, как сражение под Прагой[389]. Поводом для такого концентрического наступления на Богемию бесспорно послужила зимняя дислокация прусской армии в Силезии и Саксонии, и крайне важно отметить, что в большинстве случаев именно такого рода соображения и играют более вескую роль, чем преимущества той или иной формы группировки сил, ибо удобоисполнимость операции способствует быстроте выполнения, а трения столь огромной машины, как армия, настолько велики, что без особой нужды их не следует увеличивать.

12. Только что приведенный нами принцип - по возможности сосредоточиваться на решительном направлении - уже сам по себе устраняет идею стратегического охвата, а отсюда сама собою вытекает группировка наших вооруженных сил. Поэтому я и вправе был заявить, что форма этой группировки не имеет особого значения. Однако в одном случае стратегическое воздействие на неприятельский фланг ведет к таким же крупным последствиям, как и в сражении, а именно - когда неприятель, действующий в бедной стране, с великим трудом устроит свои магазины, от целости которых безусловно зависит успех его операций. В подобных случаях можно даже рекомендовать не идти с главными силами навстречу главной армии неприятеля, но устремиться на его базу. Но для этого необходимы два условия:

а) неприятель должен настолько удалиться от своей базы, чтобы наше движение принудило его к значительному отступлению;

б) мы должны иметь возможность задержать его на главном операционном направлении небольшими силами при помощи естественных и искусственных преград, дабы он не мог сделать завоеваний, способных вознаградить его за потерю базы[390].

13. Про довольствование войск - неминуемое условие ведения войны, а потому оно оказывает большое влияние на операции, особенно тем, что допускает лишь до известного предела сосредоточение масс и является решающим фактором при выборе операционной линии, определяя полосу наступления на театре войны.

14. В областях, сколько-нибудь допускающих довольствие войск местными средствами, последние используются реквизиционным порядком.

При современном способе вести войну армия занимает значительно большее пространство, чем раньше. Образование в нашей армий самостоятельных корпусов сделало это возможным, не ставя нас в худшее положение по сравнению с противником, который сосредоточит в одном пункте на старый образец от 70000 до 100000 человек, ибо корпус современной организации может в течение некоторого времени вести борьбу с противником, вдвое и втрое его сильнейшим; тем временем подойдут на выручку остальные и если первый корпус даже окажется разбитым, то он сражался недаром, как мы это уже указывали по другому поводу.

Поэтому теперь отдельные дивизии и корпуса двигаются врозь, рядом или позади один другого; если они составляют одну и ту же армию, то удаление их друг от друга ограничивается лишь тем условием, чтобы они могли принять участие в общем сражении.

Это дает возможность питать войска непосредственно, без особых магазинов. Такая постановка снабжения облегчается организацией самих корпусов с их Генеральным штабом и интендантством.

15. Если решающее значение не принадлежит более веским основаниям, например, расположению неприятельской главной армии, то выбирают для операций наиболее плодородные области, ибо легкость снабжения способствует быстроте операции. Важнее вопросов снабжения может быть лишь расположение главной армии противника, столкновение с которой нам предстоит, положение столицы или крепости, которой мы стремимся овладеть. Все прочие основания, например, выгоднейшая форма группировки сил, о которой мы уже говорили, обычно имеют гораздо меньшее значение.

16. Несмотря па эту новую систему довольствия, мы еще далеки от того, чтобы совершенно обходиться без всяких магазинов, и мудрый полководец, даже если средства провинции и совершенно достаточны, все же не преминет устроить у себя в тылу магазины, на непредвиденный случай, чтобы иметь возможность сильнее сосредоточиться в известных пунктах. Эта предосторожность принадлежит к числу тех мер, которые не идут в ущерб поставленной задаче.

 

Оборона

 

1. Политически оборонительной войной называется такая война, которую ведут, чтобы отстоять свою независимость; стратегически оборонительной войной называют такой поход, в котором я ограничиваюсь борьбой с неприятелем на том театре военных действий, который я себе подготовил для этой цели. Даю ли я на этом театре войны сражения наступательного или оборонительного характера, это дела не меняет.

2. Избирают стратегическую оборону главным образом в тех случаях, когда неприятель сильнее нас. Естественно, что крепости и укрепленные лагери, на которые следует смотреть, как на основу подготовки театра войны, представляют значительные преимущества; в число последних входят также знакомство с местностью и наличие хороших карт. С помощью этих преимуществ небольшая армия, базирующаяся на небольшое государство, располагающая небольшими средствами, будет скорее в состоянии оказать неприятелю сопротивление, чем без них.

Наряду с этим следующие два основания могут побудить остановиться на оборонительной войне.

Во-первых, если области, прилегающие к нашему театру войны, в значительной мере затрудняют операции по недостатку продовольствия. В этом случае мы избегаем неудобств, которые всецело ложатся на противника. Таково, например, в настоящее время (1812 г.) положение русской армии.

Во-вторых, когда неприятель превосходит нас в умении вести войну. На подготовленном театре войны, который нам знаком и где все побочные обстоятельства нам благоприятствуют, вести войну гораздо легче; здесь нельзя наделать так много ошибок. В этом случае, т.е. когда к оборонительной войне нас побуждает ненадежность наших войск и генералов, к стратегической обороне охотно присовокупляют и оборону тактическую, т.е. сражения даются на заранее подготовленных позициях, - опять-таки потому, что в этих условиях будет допущено меньше ошибок[391].

3. В войне оборонительной не менее, чем в войне наступательной, надлежит задаваться крупной целью. Таковой может быть не что иное, как истребление неприятельской армии или посредством сражения, или посредством постановки ее в крайне трудные для существования условия, что приводит ее в расстройство и принуждает к отступлению; в течение последнего она, естественно, подвергается большим потерям. Примерами тому могут служить походы Веллингтона 1810 и 1811 гг.

Следовательно, оборонительная война не сводится лишь к праздному выжиданию событий; выжидать следует только в предвидении очевидных и решительных выгод. Крайне опасно для обороняющегося то затишье перед бурей, во время которого наступающий собирается с силами для решительного удара.

Если бы австрийцы после сражения под Асперном утроили свои силы, как то сделал французский император, - а возможности к этому у них были, - то период затишья, предшествовавший сражению под Ваграмом, оказался бы для них полезным, но только при таком условии; так как, однако, они этого не сделали, то время оказалось для них потерянным, и было бы гораздо благоразумнее с их стороны, если бы они воспользовались невыгодным положением Наполеона, чтобы пожать плоды сражения под Асперном.

4. Назначение крепостей - отвлечь значительную часть неприятельских сил на осады. Этот промежуток времени должен быть использован на то, чтобы разбить остальную часть неприятельской армии. При этом надо давать сражение за своими крепостями, а не перед ними. Но не следует оставаться праздным наблюдателем, как их берут, как то сделал Бенигсен во время осады Данцига.

5. Большие реки, т.е. такие, через которые наводка моста представляет большие трудности, как, например, Дунай ниже Вены и Нижний Рейн, составляют естественную оборонительную линию. Но не следует равномерно распределять войска вдоль реки, чтобы непосредственно препятствовать переправе, - это опасно, а надо наблюдать ее, и там, где неприятель переправился, атаковать его со всех сторон в ту минуту, когда он не успел еще подтянуть все свои силы и еще ограничен узким пространством близ реки. Примером таких действий может служить сражение под Асперном. В сражении под Ваграмом австрийцы без всякой надобности предоставили французам слишком много пространств, чем избавили последних от специфических невыгод переправы через реку[392].

6. Горы составляют второй вид естественных преград, который может служить хорошей оборонительной линией, причем их оставляют впереди себя, занимая только легкими войсками и трактуя их до некоторой степени как реку, с тем чтобы предоставить неприятелю перевалить через них и затем, как только он начнет дебушировать отдельными колоннами из горных проходов, обрушиться на одну из них всеми силами; другой способ заключается в том, что в горы вводятся главные силы. В последнем случае следует защищать отдельные горные проходы лишь небольшими отрядами, а значительную часть армии (от одной трети до половины) держать в резерве, дабы атаковать превосходными силами одну из неприятельских колонн, которой удалось бы прорваться. Однако не следует распылять этого крупного резерва, пытаясь абсолютно преградить выход всем колоннам, но с самого начала надо задаться целью обрушиться на ту колонну, которую предполагают самой сильной. Если таким путем удастся разбить значительную часть наступающей армии, то остальные прорвавшиеся колонны отступят сами собою[393].

Строение большинства горных хребтов таково, что в толще их массы расположены более или менее высокие плоскогорья (плато), в то время как скаты, обращенные к равнинам, обычно пересечены глубокими, крутыми долинами, образующими горные проходы. Таким образом, обороняющийся найдет в горах местность, в которой он может быстро передвигаться вправо и влево, в то время как наступающие колонны отделены друг от друга крупными и неприступными хребтами. Лишь в тех случаях, когда горы носят такой характер, они представляют удобства для обороны. Если же горы суровы и неприступны во всю глубину, так что отряды обороняющегося окажутся разбросанными без взаимной связи, то оборонять их главными силами - дело опасное. Все выгоды при этих условиях оказываются на стороне наступающего, который имеет возможность атаковать отдельные пункты превосходными силами; и тогда ни один горный проход, ни один отдельный пункт не будет настолько крепок, чтобы им не могли быстро овладеть превосходные силы.

7. Вообще по поводу горной войны следует заметить, что в ней все зависит от искусства частных начальников, офицеров и еще в большей мере от духа солдат. Здесь не требуется большого искусства маневрирования, но нужны воинственный дух и преданность делу, ибо здесь каждый более или менее предоставлен самому себе. Вот почему народное ополчение особенно сильно в горной войне, ибо, лишенное первого, оно в высшей мере обладает последними двумя качествами.

8. Наконец, по поводу стратегической обороны надо заметить, что, будучи сильнее сама по себе, чем наступление, она должна служить лишь для того, чтобы добиться первых крупных успехов; но раз они достигнуты, а мир непосредственно за ними не последует, дальнейших успехов можно добиться лишь наступлением, ибо тот, кто постоянно хочет только обороняться, подвергается большой невыгоде всегда воевать за собственный счет. Этого ни одно государство долго не выдержит; подвергаясь ударам противника и ни разу не отвечая ударом на удар, обороняющийся несомненно в конце концов ослабевает и будет побит. Нужно начинать с обороны, чтобы тем вернее можно было кончить наступлением.

 

Наступление

 

1. Стратегическое наступление непосредственно приступает к достижению политической цели войны, ибо оно непосредственно направлено на разрушение неприятельских сил, тогда как стратегическая оборона пытается достигнуть этой политической цели отчасти лишь косвенным образом. Поэтому принципы наступления уже содержатся в общих принципах стратегии. Лишь о двух пунктах следует здесь упомянуть особо.

2. Первое - это безостановочное пополнение войск и вооружения. Для обороняющегося это сравнительно нетрудно благодаря близости источников такого пополнения. Наступающий же, хотя и располагает в большинстве случаев ресурсами более обширного государства, оказывается вынужденным доставлять свои ресурсы более или менее издалека и с известными затруднениями. Поэтому, чтобы никогда не испытывать недостатка в силах, он должен принять такие меры, чтобы наборы рекрут и перевозка вооружения задолго предшествовали появлению в них нужды. Дороги его операционной линии должны быть непрерывно заняты движением следующих к армии людей и транспортов, перевозящих все потребное снабжение; на этих дорогах должны быть устроены этапные пункты, содействующие быстрейшему следованию транспортов.

3. Даже при самых благоприятных условиях и при величайшем моральном и физическом превосходстве сил наступающий никогда не должен упускать из виду возможность крупной неудачи. Поэтому он должен подготовить на i своей операционной линии такие пункты, куда он смог бы отойти со своей разбитой армией. Это будут крепости с укрепленными лагерями при них или же одни укрепленные, лагери.

Большие реки - лучшее средство задержать на некоторое время преследующего неприятеля. Поэтому переправы через i них должны быть защищены предмостными укреплениями, усиленными поясом сильных редутов.

Для занятия таких пунктов, а также самых значительных городов и крепостей должно быть оставлено большее или меньшее количество войск в зависимости от большей или меньшей степени опасности, которая угрожает от налетов неприятеля или от восстания населения. Эти войска вместе с прибывающими подкреплениями образуют новые корпуса, которые при успешном ходе дел продвигаются вслед за армией, в случае же неудачи размещаются в укрепленных пунктах для обеспечения отступления.

Наполеон в деле организации тыла своей армии всегда отличался чрезвычайной осмотрительностью, отчего самые его операции являлись менее рискованными, чем казались.

4. О применении на войне изложенных принципов

Принципы военного искусства сами по себе в высшей степени просты, вполне согласуются со здравым смыслом, и если в тактике они и опираются на специальные знания в большей мере, чем в стратегии, то все же эти знания столь необширны, что их едва ли можно сравнить с любой другой наукой по их объему и разнообразию. Таким образом, здесь не требуется ни учености, ни глубокой научности, даже не требуется особо выдающихся качеств ума. Если сверх навыка в суждении и требуется какое-либо особое свойство ума, то скорее всего таким свойством будет хитрость или изворотливость[394]. Долгое время утверждали прямо противоположное, но только из-за ложного благоговения перед предметом и по тщеславию писателей, занимавшихся этими вопросами. Нас в этом убеждает беспристрастное обсуждение этого предмета, практический же опыт еще бесповоротнее укрепит в нас такой взгляд. Еще в период революционных войн многие люди, не получившие никакого военного образования, проявили себя как искусные полководцы, даже как полководцы первой величины. По крайней мере, военное образование Конде, Валленштейна, Суворова и многих других весьма сомнительно[395].

Само ведение войны - дело трудное, в этом нет никакого сомнения, но трудность заключается не в том, что требуется особая ученость или огромный гений для того, чтобы усвоить себе истинные принципы военного искусства; это доступно каждому правильно развитому мозгу, свободному от предубеждений и сколько-нибудь знакомому с делом. Даже применение этих принципов на карте и на бумаге не представляет никаких трудностей, и набросать хороший операционный план це представляет особой мудрости[396]. Великая трудность заключается в том, чтобы при практическом выполнении остаться верным усвоенным принципам.

Обратить внимание на эту трудность и составляет задачу настоящих заключительных замечаний, а дать вашему королевскому высочеству ясное об этом представление я считаю самым важным из всего того, чего я хотел достигнуть всей этой запиской.

Все ведение войны напоминает сложную работу машины с огромным трением, так что комбинации, которые с большой легкостью набрасываются на бумаге, могут быть выполнены на деле лишь с большим напряжением сил.

Таким образом, свободная воля и мысль полководца ежеминутно встречают препоны своим движениям, и для преодоления этих препон требуется особая сила духа и разума. Среди этого трения приходится отбрасывать не одну удачную мысль и прибегать к более простым, скромным приемам, хотя более сложные и могли бы дать большие результаты.

Дать исчерпывающий перечень всех причин этого трения, пожалуй, невозможно, по главнейшие из них следующие:

1. В общем о положении противника и о его мероприятиях имеется гораздо менее данных, чем требуется для составления планов; бесчисленные сомнения возникают в момент выполнения принятого решения, вызываемые опасностями, грозящими отовсюду в случае крупных ошибок в предположениях, легших в основу принятого решения. Тогда нами овладевает чувство беспокойства, которое легко нападает на человека при выполнении большого дела, а переход от такого беспокойства к нерешительности и от нерешительности к полумерам представляет очень маленький, незаметный шаг.

2. К неточности сведений о размере сил неприятеля добавляется то, что слухи (все сведения, получаемые нами от сторожевых частей, от шпионов и из случайных источников) всегда их преувеличивают. Людская толпа боязлива по природе, а потому регулярно наблюдается преувеличение опасности. Все воздействия, таким образом, объединяются на том, чтобы внушить полководцу ложное представление о силах неприятеля, с которым придется иметь дело; и это служит новым источником его нерешительности.

Нельзя себе и представить тех размеров, до которых может дойти такая недостаточность осведомления, а потому особенно важно заранее к пей подготовиться.

Раз все заранее спокойно обдумано, раз без предупреждения мы разобрались и установили наиболее вероятный случай, мы не должны сразу отказываться от первоначального мнения; надо подвергать строгой критике все доставляемые сведения, сравнивать их между собою, посылать за новыми и так далее. Очень часто неверные сведения могут быть немедленно опровергнуты, а иные данные - получить подтверждение; в обоих случаях мы получаем большую достоверность и можем сообразовать с ней свое решение. Если у нас нет полной достоверности, то надо себе сказать, что на войне ничего без риска не делается, что самая природа войны не дает безусловной возможности всегда наперед предвидеть, куда идешь, что вероятное все же остается вероятным, даже если оно и не представляется во всей своей полноте нашему чувственному взору, и что при прочих благоразумных мероприятиях не сразу же последует полная гибель от одной ошибки.

3. Неизвестность положения дел в каждую данную минуту распространяется не только на неприятеля, по и на свою армию. Последняя редко может быть настолько сосредоточенною, чтобы можно было в любой момент отчетливо обозреть все ее части. Если быть склонным к опасливости, то на этой почве могут возникать новые сомнения. Является желание выждать, а неизбежным его следствием будет задержка в общем действии.

Поэтому необходимо верить, что наш общий распорядок оправдает ожидаемые от него результаты. В особенности надо доверять своим подчиненным начальникам, а потому на эти посты надлежит выбирать таких людей, на которых можно положиться, и это соображение ставить выше всяких других. Раз мы целесообразно наметили свои мероприятия и учли при этом возможные несчастные случайности и так устроились, что, если они нас постигнут при выполнении нашего плана, мы не погибнем сразу, то нам следует смело идти вперед среди мрака неизвестности.

4. Если мы решили вести войну с большим напряжением сил, то часто подчиненные начальники, а также и войска (особенно, если они не втянуты в войну) будут встречать непреодолимые в их представлении затруднения. Они найдут, что переходы слишком велики, что усилия слишком тяжки, что снабжение продовольствием невозможно. Стоит только дать веру всем этим затруднениям (Diffikultaten, как их называл Фридрих II) - и скоро окажешься подавленным ими; вместо того, чтобы действовать сильно и энергично, станешь слабым и бездеятельным.

Чтобы противостоять всему этому, необходимо доверять своим взглядам и предусмотрительности; в эти минуты такая убежденность имеет вид упрямства, но на самом деле представляет собою ту силу ума и характера, которую мы называем твердостью.

5. Все воздействия, которые мы учитываем на войне, никогда не бывают в точности такими, как их представляет себе тот, кто лично внимательно не наблюдал войну и не свыкся с ней.

Часто ошибаются на много часов в расчете марша какой-нибудь колонны, причем нельзя даже точно выяснить, от чего зависела задержка; часто возникают препятствия, которые заранее предвидеть было невозможно; часто предполагают достигнуть с армией известного пункта, но бывают вынуждены остановиться на несколько часов пути раньше; часто выделенный нами отряд оказывает гораздо меньшее сопротивление, чем мы ожидали, а неприятельский отряд - гораздо большее; часто средства какой-нибудь провинции оказываются скромнее, чем мы предполагали, и пр.

Все такие задержки могут быть заглажены не иначе, как ценою крупных усилий, которых полководец может добиться лишь строгостью, граничащей с жестокостью. Лишь в том случае, когда он убежден, что будет выполнено все, что только возможно, он может быть уверен, что эти мелкие затруднения не приобретут огромного влияния на операции и он окажется не слишком далеко от цели, которой мог бы достигнуть.

6. Можно принять за несомненное, что армия никогда не будет находиться в том самом состоянии, в каком ее рисует себе тот, кто из своего кабинета следит за операциями. Если он расположен к этой армии, он будет представлять ее себе на треть или на половину более сильной и более хорошей. Весьма естественно, что полководец, составляющий впервые план предстоящих операций, находится в таком же положении, но затем он видит, что его армия начинает таять, как он и не предполагал, что его кавалерия приходит в негодность, и пр. Поэтому то, что в начале похода и наблюдателю и полководцу кажется возможным и легким, при выполнении оказывается трудным и недосягаемым, если полководец окажется человеком отважным, с сильной волей, то, побуждаемый высоким честолюбием, он все же будет преследовать свою цель; человек же заурядный найдет в состоянии своей армии достаточное оправдание, чтобы отказаться от достижения цели.

Массена доказал в Генуе и Португалии, какое воздействие сила воли полководца может оказать на его войска; в Генуе твердость его характера, можно, пожалуй, сказать - его жестокость, позволила его армии вынести чрезвычайные лишения и привела к большому успеху[397]; в Португалии он если и уступил, то по крайней мере сделал это много позже, чем сделали бы другие.

В большинстве случаев неприятельская армия будет находиться в таком же положении; вспомним хотя бы Валленштейна и Густава-Адольфа под Нюрнбергом, Наполеона и Бенигсена после сражения под Прейсиш-Эйлау. Но состояние противника не видно, а страдания собственной армии - перед глазами:

поэтому последние действуют на обыкновенного человека сильнее, ибо у обыкновенного человека чувственные впечатления берут верх над голосом разума.

7. Снабжение войск продовольствием, как бы оно ни производилось (из магазинов или путем реквизиции), представляет всегда такие трудности, что имеет в высшей степени решительный голос при выборе способа действия. Часто соображения этого порядка противятся самым действительным комбинациям и вынуждают заботиться о пище, тогда как можно было бы добиваться победы, самого блестящего успеха. Вследствие потребности в продовольствии вся машина приобретает тяжеловесность, из-за которой ее успехи столь отстают от полета широких замыслов.

Генерал, который тиранически требует от своих войск крайнего напряжения сил, величайших лишений; армия, в длительных войнах свыкшаяся с этими жертвами, - какое огромное преимущество будут они иметь перед своим противником, насколько скорее достигнут своей цели, несмотря на все препятствия! При одинаково хороших планах - сколь различен будет успех!

8. Вообще и для всех этих случаев надо всегда иметь перед глазами следующую истину.

Чувственные наглядные представления, получаемые в течение исполнения, живее составленных нами раньше путем зрелого размышления. Но они дают нам лишь непосредственно видимость предметов, а эта последняя, как известно, редко совпадает в полной мере с сущностью их. Поэтому нам грозит опасность пожертвовать плодами зрелых размышлений из-за впечатления, создавшегося по первому взгляду.

Что эти первичные впечатления, как общее правило, влекут в сторону страха и чрезмерной осторожности, зависит от природной боязливости человека, которая заставляет его глядеть на все односторонне.

Здесь, следовательно, надо быть настороже и питать прочное доверие к выводам своих прежних зрелых размышлений, чтобы таким путем укрепить себя против расслабляющего действия впечатлений момента.

При этих трудностях выполнения все, следовательно, зависит от верности и твердости собственного убеждения. Поэтому-то так важно изучение военной истории, ибо из нее мы узнаем явления войны, самый ход событий. Принципы, с которыми можно ознакомиться путем изучения теории, пригодны лишь к тому, чтобы облегчить это изучение и обратить внимание на то, что в военной истории является самым важным.

Итак, вы должны, ваше королевское высочество, ознакомиться с этими принципами, имея в виду проверить их при чтении истории войн, чтобы самому увидеть, где они совпадают с ходом событий и где эти события вносят в них тот или другой корректив или даже опровергают их вовсе.

Наряду с этим изучение военной истории при недостатке собственного опыта одно в состоянии дать наглядное представление о том, что мы назвали трением всей машины в целом.

Правда, не следует останавливаться лишь на общих выводах, еще менее следует доверять рассуждениям историков, но нужно, по возможности, углубляться в детали. Историки редко задаются целью изобразить высшую правду; обычно они хотят разукрасить деяния своей армии или же доказать совпадение исторических фактов с мнимыми правилами. Они выдумывают историю вместо того, чтобы ее писать. Для вышеуказанной цели не требуется истории многих войн. Детальное знакомство с несколькими отдельными боями полезнее, чем общее знакомство с многими кампаниями. Поэтому полезнее читать побольше отдельных реляций и дневников, чем исторических книг в собственном смысле этого слова. Образец такой реляции, который не может быть никогда превзойден, представляет описание обороны Менена в 1794 г., помещенное в мемуарах генерала фон Шарнгорста. Это повествование, особенно же рассказ о вылазке и прорыве гарнизона, даст в руки вашему королевскому высочеству масштаб того, как надо писать историю.

Ни один бой, как этот, не укрепил во мне так убеждения, что на войне до последней минуты нельзя отчаиваться в успехе и что влияние правильных принципов, которое никогда не может быть таким постоянным, как себе это представляют, неожиданно сказывается вновь в самом бедственном положении, когда, казалось, они уже утратили всякую силу.

Необходимо, чтобы какое-нибудь чувство одушевляло великие силы полководца, будь то честолюбие Цезаря, ненависть к врагу Ганнибала, гордая решимость Фридриха Великого погибнуть со славою.

 

Учебное пособие для обучения тактике, или учение о бое[398]

 

1. Общая теория боя

Цель боя

1. Какова цель боя:

а) уничтожение неприятельских вооруженных сил,

б) завладение каким-нибудь предметом,

в) победа ради лишь воинской чести,

г) соединение нескольких или всех этих целей[399].

Теория победы

2. Всех этих четырех целей можно достигнуть лишь путем победы.

3. Победа есть уход неприятеля с поля сражения.

4. К этому побуждают неприятеля:

а) слишком крупные потери,

- следовательно, страх перед превосходством противника,

- или заключение, что выполнение задачи обойдется слишком дорого;

б) когда сильно расстроен его порядок, а следовательно, и действенность в целом;

в) когда условия местности стали для него чересчур невыгодными и он, следовательно, опасается чрезмерных потерь при продолжении боя (таким образом, здесь учитывается потеря позиции);

г) когда принятая группировка вооруженных сил влечет за собою слишком крупные невыгоды;

д) когда он захвачен внезапностью или даже нечаянно атакован и, следовательно, не имеет времени установить нужный распорядок и сделать соответствующие распоряжения;

е) когда он замечает, что неприятель значительно превосходит его численно;

ж) когда он замечает, что неприятель значительно превосходит его морально;

5. Во всех этих случаях полководец может быть вынужден отказаться от боя, так как у него нет надежды на его благоприятный исход и он опасается еще худших последствий, чем те, которые уже наступили.

6. Без какой-либо из этих причин отступление не имело бы оснований, и поэтому полководец или начальник, командующий в бою, не примет соответствующего решения.

7. Однако отступление может произойти фактически, помимо воли начальника:

а) когда войска отступают по недостатку мужества или доброй воли;

б) когда их гонит паника.

8. В этих условиях против воли начальника, командующего в бою, даже в случае, если отношения, указанные в пунктах от "а" до "е" складываются благоприятно, может быть, придется признать победу противника.

9. Подобный случай очень возможен при действиях небольших отрядов. Скоротечность боя в этих случаях часто не дает начальнику времени принять какое-либо решение.

10а. При больших массах войск это может иметь место лишь частично и лишь в самых редких случаях по отношению ко всем силам в целом. Однако из того, что несколько частей откроют противнику путь к легкой победе, для целого могут возникнуть невыгоды, указанные в пунктах от "а" до "д", чем может быть обусловлено решение полководца отступить.

10б. Указанные в пунктах "а", "б", "в" и "г" невыгодные соотношения при больших массах, участвующих в боях, выясняются полководцу не в форме арифметической суммы всех 17 сложившихся отдельных невыгод, ибо достаточно полной картины не бывает; эти невыгодные соотношения проявляются там, где они сосредоточиваются на небольшом пространстве и сказываются на значительной части войск; последней могут быть или главные силы, или значительная их часть. По этому важнейшему событию всего боя и принимается решение.

11. Наконец, полководца могут побудить к отказу от боя, а следовательно, к отступлению, и основания внешнего порядка, не связанные с самим боем, например, получение сведений, при которых отпадает цель боя или заметно изменяется стратегическая обстановка. Но это является уже перерывом боя и сюда не относится, ибо это уже не тактический акт, а стратегический.

12. Отказ от боя является, следовательно, признанием превосходства в данный момент противника - физического или морального - и подчинением его воле. В этом заключается первая моральная сила победы.

13. Так как отказаться от боя нельзя иным способом, как покинув поле сражения, то отступление с этого поля и являет собою знак такого признания, своего рода спуск флага[400].

14. Но признак победы еще не решает вопросов об ее размерах, значении и блеске. Эти три вопроса часто совпадают, но вовсе не тождественны.

15. Размер победы зависит от величины тех масс, над которыми она одержана, а также от количества взятых при этом трофеев. Захваченные орудия, пленные, доставшиеся в добычу обозы, число убитых и раненых входят в это понятие. Таким образом, над небольшим отрядом большой победы одержать нельзя.

16. Значение победы зависит от важности цели, достигнутой при помощи ее. Занятие важной позиции может придать крупное значение победе, ничтожной самой по себе.

17. Блеск победы заключается в относительной многочисленности трофеев по сравнению с силами победоносной армии.

18. Таким образом, бывают разного рода победы, а главное - победы разных степеней. Строго говоря, ни один бой не может закончиться без решения, следовательно, без победы, но словоупотребление и сама природа предмета требуют, чтобы лишь такие результаты боев рассматривались как победа, коим предшествовали бы значительные усилия.

19. Если неприятель делает лишь столько, сколько ему нужно для опознания наших намерений, а получив нужные для него сведения, тотчас же уклоняется от боя, то это нельзя назвать победою над ним; если же он делает больше этого, то, значит, он действительно искал победы, и его отказ от боя должен рассматриваться как поражение.

20. Так как прекратить бой можно лишь при условии, что одна из сторон или обе несколько отведут назад свои войска, пришедшие в соприкосновение с противником, то, собственно говоря, не может быть такого случая, про который можно сказать, что обе стороны удержали за собой поле сражения. Но поскольку, согласно требованию природы предмета и принятому словоупотреблению, под полем сражения следует разуметь только расположение главных сил, ибо лишь при отступлении главных сил появляются первые последствия победы, то, конечно, могут быть и сражения, остающиеся совершенно нерешенными.

Средство к победе есть бой

21. Средство к победе есть бой. Так как указанные в п. 4 под литерами от "а" до "ж" данные обусловливают победу, то они и являются ближайшими целями для боя.

22. Теперь мы должны ознакомиться с боем с различных его сторон.

Что такое отдельный бой[401]

23. Конкретно можно разбить каждый бой на столько отдельных боев, сколько имеется налицо бойцов. Но каждый отдельный индивид выявляется как самостоятельная величина лишь тогда, когда он сражается в одиночку, т.е. самостоятельно.

24. От одиночного боя боевые единицы, подчиненные одному начальнику, восходят к новым единицам, также объединенным командованием.

25. Эти единицы связаны между собой общей целью и планом, но не настолько тесно, чтобы отдельные члены не сохранили известной самостоятельности. Эта самостоятельность все возрастает, чем выше становится ступень единицы. Каким образом происходит эта эмансипация членов, мы будем иметь возможность показать лишь в дальнейшем изложении (п 97 и следующие).

26. Итак, каждый общий бой состоит из великого множества отдельных боев в нисходящем порядке членов до последнего самостоятельно действующего члена.

27. Но из отдельных, ведущихся рядом боев слагается и бой в целом.

28. Все отдельные бои мы называем частными боями, а целое - общим боем; понятие же общего боя мы связываем с условием командования, объединенного в одном лице, так что лишь то относится к одному бою, что руководится одной волей. (При кордонных позициях эту границу, никогда нельзя точно определить.)

29. То, что мы будем говорить о теории боя, должно быть отнесено в равной мере как к общему, так и к частному бою.

Принцип боя

30. Каждый бой есть проявление вражды, инстинктивно переходящей в него.

31. Этот инстинкт нападения на неприятеля и уничтожения его и есть подлинная стихия войны.

32. Но даже у самых первобытных людей это враждебное чувство не остается одним лишь инстинктом; к нему присоединяется рассуждающий разум, и непреднамеренный инстинкт переходит в преднамеренное действие.

33. Таким путем духовные силы подчиняются разуму.

34. Однако их никогда нельзя мыслить совершенно устраненными и нельзя поставить на их место одно устремление разума, ибо если бы они даже совершенно оказались поглощенными намерениями разума, то вновь разгорелись бы в процессе самой борьбы.

35. Так как наши войны не являются выражением вражды единичного человека против единичного же человека, то казалось бы, что в бою должно было бы совершенно отсутствовать всякое чувство вражды и он должен бы представлять чисто рассудочную деятельность.

36. Однако это вовсе не так. С одной стороны, нет никогда недостатка в коллективной ненависти у обеих сторон, проявляющейся в индивиде с большей или меньшей силой, так что каждый индивид из ненавидящей и ненавидимой стороны является и субъектом и объектом ненависти; с другой стороны, в самом процессе боя у индивидов в большей или меньшей степени разгорается действительное чувство вражды.

37. Жажда славы, честолюбие, своекорыстные побуждения, чувство солидарности и другие духовные силы могут заменить чувство вражды при отсутствии последнего.

38. Поэтому в бою редко или даже никогда не бывает, чтобы единственным мотивом действий сражающихся была воля командующего и предписанная задача; в нем всегда принимают значительное участие и духовные силы.

39. Это участие усиливается еще тем, что борьба протекает в сфере опасности, когда духовные силы приобретают особое значение.

40. Но и руководящий борьбой интеллект не может исчерпываться силами разума, и, следовательно, бой не может быть делом голого расчета, так как:

а) бой является столкновением живых физических и моральных сил, которые подчиняются лишь общей оценке, а не точному учету;

б) духовные силы, вступающие здесь в дело, могут обратить бой в предмет воодушевления, а следовательно, суждение о нем переносится в высшую инстанцию.

41. Итак, бой может быть актом таланта и гения в противоположность расчетливому разуму.

42. Духовные силы и гений, проявляющиеся в бою, должны рассматриваться как особые моральные величины, которые при их значительном неравенстве и эластичности беспрестанно сказываются за пределами расчетливого разума.

43. Задача военного искусства - учитывать эти силы как в теории, так и на практике.

44. Чем больше их смогут использовать, тем сильнее и успешнее будет борьба.

45. Все изобретения искусства, как то: оружие, организация, прикладная тактика и принципы применения войск в бою, являются ограничениями естественного инстинкта, который должен быть подведен окольными путями к более действительному использованию своих сил. Но духовные силы не слишком поддаются перестройке; если мы чересчур хотим их обратить в орудие, то лишаем их порыва и сил. Поэтому им всегда надо предоставлять известный простор как при отдельных указаниях теории, так и в постоянном распорядке жизни армии. Для этого от теории требуется более высокая точка зрения и большая осмотрительность, а от практики - интуиция.

Расчленение боя

97. В п. 23 мы видели, что каждый бой есть многочленное целое, в котором самостоятельность членов неодинакова, уменьшаясь книзу. Теперь мы можем ближе исследовать этот вопрос.

98. Можно с полным правом рассматривать как начальную единицу бой части, которой можно руководить в бою словесной командой, например, батальона, батареи, кавалерийского полка и пр., если эти части действительно собраны воедино.

99. Где словесная команда оказывается недостаточной, прибегают к словесному или письменному приказу.

100. Словесная команда не поддается дальнейшей градации, она является уже частью исполнения. Приказ же имеет свои степени, начиная с высшей, граничащей в отношении определенности со словесной командой, и кончая величайшей общностью. Сам приказ не является частью исполнения, а представляет лишь поручение.

101. Все подчиненные словесной команде не имеют своей воли; но как только вместо нее является приказ, тотчас начинается известная самостоятельность членов, ибо приказ носит общий характер и воля начальника должна дополнить то, чего в нем недостает.

102. Если бы можно было заранее определить и предусмотреть бой во всех имеющих место рядом и следующих друг за другом частях и событиях, если бы, следовательно, план боя мог сразу охватить действия мельчайших частей, подобно устройству бездушной машины, то приказ не имел бы этой неопределенности.

103. Однако сражающиеся не перестают быть людьми и индивидами, они никогда не смогут быть превращены в лишенные воли машины, а местность, на которой они сражаются, редко бывает совершенно голой равниной, не оказывающей никакого влияния на бой. Поэтому не представляется никакой возможности наперед учесть все воздействия.

104. Эта неопределенность в плане возрастает с длительностью боя и числом сражающихся. Рукопашный бой небольшой части почти целиком содержится в его плане; между тем, план огневого боя даже небольшой части благодаря его длительности и привходящим случайностям не может в такой же мере проникнуть во все его подробности. С другой стороны, рукопашная схватка более значительных масс, например, кавалерийской дивизии в 2000-3000 сабель, не может быть в такой степени исчерпывающе охвачена первоначальным планом, чтобы воле частных начальников не приходилось многократно его восполнять. План же большого сражения, кроме приступа к нему, может набросать лить главные его очертания.

105. Так как недостаточность плана (диспозиции) возрастает с увеличением времени и пространства, занимаемых боем, то, как общее правило, более крупным войсковым частям приходится предоставлять и больший простор, чем более мелким; и определенность приказов будет постепенно увеличиваться с уменьшением войсковой части вплоть до частей, управляемых словесной командой.

106. В зависимости от обстоятельств, в которых находится войсковая часть, ей может быть предоставлена различная степень самостоятельности. Пространство, время, характер местности и почвы, природа даваемого поручения должны ослаблять или усиливать определенность приказа для одной и той же части.

107. Помимо этого планомерного деления общего боя на отдельные члены, может возникнуть и непреднамеренное разделение его, притом:

а) так, что преднамеренные деления станут глубже, чем то было намечено в плане;

б) так, что появляется разделение там, где оно вовсе не предполагалось и где все должно было находиться под одной командой.

108. Это непреднамеренное деление возникает из обстоятельств, которые не удалось заранее предусмотреть.

109. Следствием является неодинаковый результат действий частей, которые, предполагалось, будут действовать совместно (ибо они могут оказаться в неравных условиях).

110. Отсюда у некоторых частей возникает потребность в изменениях, которые не входят в план целого:

а) или они хотят уклониться от невыгод, вытекающих из условий местности, соотношения сил и их группировки;

б) или в этих отношениях они имеют преимущества и хотят их использовать.

112. Тогда предстоит задача подогнать эти изменения к общему плану, почему:

а) в случае неудачи ее стараются тем или другим путем загладить;

б) в случае успеха его стараются использовать в той мере, в какой это не грозит опасностью реакции.

113. Таким образом, преднамеренное и непреднамеренное разделение общего боя на более или менее самостоятельные частные бои вызывает смену форм боя как в отношении смены рукопашных схваток и огневого боя, так и смены наступления и обороны в пределах общего боя в целом.

Бой состоит из двух актов: из акта разрушения и из решающего акта

114. Из огневого боя с его началом разрушения и из рукопашного боя с его прогоняющим началом вытекают два различных акта в частном бою: акт разрушения и акт решающий.

115. Чем массы меньше, тем в большей мере эти два акта будут состоять из одного простого огневого боя и одного простого рукопашного боя.

116. Чем массы становится больше, тем больше придется рассматривать эти акты в совокупности, так что огневой бой будет состоять из ряда одновременных и последовательных огневых боев, а решающий - также из нескольких рукопашных боев.

117. Таким образом, разделение боя не только продолжается, но оно все более и более расширяется по мере увеличения сражающихся масс, причем акт разрушения и решающий акт все более разделяются друг от друга во времени.

Акт разрушения

118. Чем целое больше, тем большее значение приобретает физическое уничтожение, ибо:

а) тем меньше становится влияние вождя (это влияние бывает больше в рукопашном бою, чем в огневом);

б) тем менее значительно моральное неравенство; при больших массах, например, целых армиях, остается только национальное различие; при небольших же массах наблюдается различие между частями и отдельными начальниками, наконец, имеют место случайные особенности, которые у больших масс сглаживаются;

в) тем глубже построение, т.е. тем больше резервов имеется налицо для возобновления боя, как мы то увидим впоследствии.

Таким образом, количество частных боев возрастает, а следовательно, и длительность общего боя; через это уменьшается влияние первого момента, который является столь решающим при изгнании противника.

119. Из предшествующего пункта следует, что чем целое больше, тем больше нужна подготовка решающего акта физическим уничтожением.

120. Эта подготовка заключается в том, что масса сражающихся уменьшается с обеих сторон и соотношение сил изменяется в нашу пользу.

121. Первого достаточно, если мы обладаем моральным или физическим превосходством; второе требуется, если такого превосходства нет.

127. Но не абсолютная величина масс служит препятствием в решающий момент (хотя и эта абсолютная величина небезразлична, ибо 50 человек против 50 могут немедленно приступить к решающему акту, но не 50000 человек против 50000), а величина относительная. Дело в том, что когда пять шестых целого уже померялись силами в акте взаимного уничтожения, то если они даже остались в полном состоянии равновесия, они все же ближе к конечному решению, которое должны принять, и теперь нужен лишь сравнительно незначительный повод для того, чтобы довести дело до решения. При этом безразлично, будет ли оставшаяся часть шестою частью армии в 30 000 человек, т.е. 5000, или же она будет шестою частью армии в 150000 человек, т.е. равняться 25000.

128. В акте разрушения основное намерение обеих сторон направлено к тому, чтобы получить перевес сил к моменту решающего акта.

129. Этого перевеса можно достигнуть уничтожением неприятельских физических сил, но он может получиться и из других условий, указанных в п. 4.

130. Итак, акту разрушения присуще естественное стремление использовать все имеющиеся налицо выгоды, насколько это дозволяют обстоятельства.

131. Каждый бой, в котором участвуют более крупные массы, распадается на несколько частных боев (п. 23), более или менее самостоятельных, из которых, следовательно, каждый часто должен содержать акт разрушения и решающий акт, раз мы хотим использовать выгоды, которые получили от первого акта.

135. Каждый из двух полководцев старается уже в акте разрушения добиться тех выгод, которые приводят к решающему исходу, и таким путем сколь возможно подготовить таковой.

138. Таким образом, уже акт разрушения с обеих сторон, но особенно со стороны наступающего, представляет осторожное продвижение к цели.

139. Так как в огневом бою число не имеет решающего значения, то сама собою возникает тенденция обойтись в нем возможно меньшим количеством войск.

140. Так как в акте разрушения главное место занимает огневой бой, то в нем должно господствовать стремление к величайшей бережливости в отношении сил.

141. Так как в рукопашном бою численность войск весьма существенна, то часто придется в момент решения частных боев акта разрушения вводить в дело превосходные силы.

142. Впрочем, в общем и здесь характер бережливости должен преобладать, и, как общее правило, лишь те приступы к решению частных боев можно считать целесообразными