Бегство от знания как бегство от ответственности

Да, тревога и неуверенность подчиняют себе любопытство, познание и понимание, "используя" их, так сказать, в качестве "орудий" в борьбе со страхом, но отсутствие любопытства также может быть активным или пассивным выражением тревоги или страха. (Это отнюдь не то же самое, что атрофия любопытства, вызванная его "простоем".) То есть мы можем искать знаний для того, чтобы снять тревогу, но мы также можем и избегать знаний для того, чтобы снять тревогу. Если говорить языком Фрейда, то отсутствие любознательности, проблемы с обучением, псевдо-глупость могут быть защитной реакцией. Все согласны, что знание и действие тесно связаны друг с другом. Я же иду гораздо дальше и убежден, что знание и действие зачастую синонимичны, и даже тождественны как о том говорил Сократ. Если мы исходим из полного знания, то соответствующее действие следует автоматически, как рефлекс. В этом случае выбор делается совершенно спонтанно и без колебаний. (См.: 32)

Это в высшей степени присуще здоровому индивиду, который, похоже, знает, что хорошо, а что плохо, что правильно, а что неправильно, и демонстрирует это знание своим непринужденным, полноценным функционированием. Но мы можем видеть это на другом уровне – у маленького ребенка (или у "ребенка", скрытого в каждом взрослом), для которого мысль о действии может быть тождественна самому действию – психоаналитики называют это "всемогуществом мысли". То есть, если ребенок хотел своему отцу смерти, то его бессознательные реакции таковы, словно он его на самом деле убил. Кстати, одна из задач психотерапии взрослых заключается в том, чтобы "разрядить" эти детские представления и избавить пациента от ощущения вины за свои мысли, словно они были его деяниями.

В любом случае, эта тесная связь между знанием и действием может помочь нам объяснить одну из причин страха познания – глубинный страх перед действием, перед последствиями, которые проистекают из знания, страх перед угрозой ответственности. Зачастую лучше чего-то не знать, потому что, если ты будешь это "что-то" знать, то тебе придется действовать и рисковать головой. Это стремление оставаться маленьким, подобно человеку, который сказал: "Я так рад, что мне не нравятся устрицы! Потому что, если бы они мне нравились, то я бы их ел, а я эту гадость не выношу".

Разумеется, немцам, жившим поблизости от концлагеря Дахау, было безопаснее не знать, что там происходит, быть "слепцами" или псевдо-дураками. Ибо, если бы они знали, что там происходит, то им пришлось бы действовать или испытывать чувство вины за свое малодушие.

Ребенок тоже может применять подобный прием, отказываясь видеть то, что для всех остальных является очевидным: что его отец – презренный слабак или что его мать не любит его по-настоящему. Такого рода знание является призывом к действию, которое невозможно совершить. Поэтому лучше не знать.

Так или иначе, но сейчас мы достаточно знаем о тревоге и познании, чтобы отбросить ту крайнюю точку зрения, которой не одно столетие придерживались многие философы и психологи-теоретики и согласно которой абсолютно все познавательные потребности порождены тревогой, будучи всего лишь попытками снять напряжение. В течение долгого времени это предположение казалось вполне правдоподобным,, но сейчас результаты наших экспериментов с животными и детьми опровергают эту идею в ее чистом виде, потому что все они показывают, что, как правило, тревога убивает любопытство и стремление к познанию, что они несовместимы, особенно если тревога принимает крайние формы. Потребность в познании наиболее открыто проявляется в спокойных и безопасных условиях.

В своей предыдущей книге я четко подытожил эту ситуацию.

"Прекрасным качеством системы верований является то, что она, похоже, сконструирована таким образом, чтобы служить двум господам одновременно: наилучшему пониманию мира и наилучшей от него защите. Мы не согласны с теми, кто утверждает, что люди намеренно вносят искажение в свою познавательную функцию, чтобы видеть, помнить и осмысливать только то, что им хочется. Вместо этого мы придерживаемся той точки зрения, что люди поступают так лишь постольку, поскольку они вынуждены так поступать, и не больше. Ибо все мы движимы иногда сильным, а иногда слабым, желанием видеть реальность таковой, какова она есть, даже если нам это неприятно" (146, с. 400).

Резюме

Похоже, не вызывает сомнения тот факт, что потребность в знаниях, если мы хотим в ней хорошо разобраться, следует рассматривать наряду со страхом познания, с тревогой, с потребностью в безопасности и спокойствии Мы упираемся в диалектическую обратную связь, которая одновременно является борьбой между страхом и решимостью. Все усиливающие страх психологические и социальные факторы закрепощают нас в нашем порыве к знаниям; стало быть, все факторы, увеличивающие отвагу и свободу, высвобождают нашу потребность в познании