Калаба, ну, может, ты ей скажешь, — разочарованно произнес Прим. — Тебя-то она послушает. 1 страница
ФРЭНСИН РИВЕРС
ВЕЯНИЕ ТИХОГО ВЕТРА
«Любящей рукой Фрэнсин Риверс написала историю об истине и надежде в мире, наполненном ложью и отчаянием. Читатели нескоро забудут Хадассу и ее победу над страхом, как не забудут ее верность Господу. Роман “Веяние тихого ветра”, вне всякого сомнения, проникает в сердца всех, кто его читает».
Робин Ли Хэтчер,
президент ассоциации «Романисты Америки»
«Признаком того, что Фрэнсин Риверс — великий писатель, служит то обстоятельство, что она может погрузить читателей в свой мир и сделать их частицей этого мира. Своим романом “Веяние тихого ветра” Фрэнсин Риверс доказала всем, что является одним из великих писателей XX столетия. Жан Оель оживил для нас доисторический период, Маргарет Митчелл провела нас через юг США и гражданскую войну. Обладая талантом такого же масштаба, Фрэнсин Риверс написала историю, которую читатели будут помнить долго и которая достойна того, чтобы ее считали классикой».
Барбара Кинен,
издатель, журнал «Affaire de Coeur»
«Удивительно захватывающая книга! Мы с женой использовали любую свободную минуту, чтобы только прочитать ее».
Д-р Артур Руппрехт,
профессор кафедры древних языков Уитонского колледжа
«Время от времени в мире литературы появляется роман, который становится чем-то новым в христианской беллетристике. Думаю, что роман “Веяние тихого ветра” является одним из них. Это единственный христианский роман, опубликованный в наши дни, который можно назвать эпическим. Сравнить его можно, пожалуй, с романом “Камо грядеши?”. “Веяние тихого ветра” — динамичное и сильное произведение.
Эта книга написана настолько хорошо, что никого не оставляет равнодушным! Атмосфера событий — закат Римской империи — представлена великолепно! Император, битвы гладиаторов, лачуги рабов, языческие храмы... Все это показано драматически и красочно. Психологические аспекты персонажей прекрасно сочетаются с аспектами духовными. Персонажи становятся сильнее — или слабее, — но во всех случаях читатель воспринимает эти перемены как нечто естественное.
Несмотря на то, что события романа разворачиваются в I столетии, это самый современный роман из всех, которые мне довелось читать за много лет. “Современные” проблемы, о которых сегодня то и дело пишут в газетах и говорят в ток-шоу, были актуальны и в Римской империи в период ее упадка. Гомосексуализм, насилие, коррупция в высших кругах власти, бунтарская молодежь, вырождение среднего класса — все это расшатывало Рим точно так же, как сегодня разрушает изнутри Америку. И какой же ответ дает роман на эти проблемы? Благую Весть Иисуса Христа. Не больше — и не меньше.
Как бы мне самому хотелось написать такую книгу! Это не “женская” книга и не “мужская”, — эту книгу любят и читают как женщины, так и мужчины. Роман оказался из числа таких сокровищ и христианских свидетельств, которые мне редко доводилось, если вообще доводилось, читать».
Джилберт Моррис,
автор бестселлеров
«Пять баллов! Рекомендую эту книгу всем, кто хочет прочитать хороший роман. Если говорить об эпическом характере книги, то “Веяние тихого ветра” отвечает всем требованиям интересного и динамичного повествования. Персонажи увлекательны... Героиня вдохновенна и при этом не теряет чисто человеческих качеств... Замысел неповторим... Ход действий и все повествование носят захватывающий характер. Каждое слово достойно прочтения!»
Мэрилин Анита Далримпл,
обозреватель, журнал «Affaire de Coeur»
«На страницах романа Фрэнсин Риверс оживает Древний Рим с его живыми персонажами и удивительной историей. Однажды начав читать книгу “Веяние тихого ветра”, я не могла от нее оторваться. Риверс — настоящий мастер своего дела».
Эмили Кармайкл,
автор бестселлеров
ФРЭНСИН РИВЕРС
ВЕЯНИЕ ТИХОГО ВЕТРА
OCR & SpellCheck: TANYAGOR
«БИБЛИЯ ДЛЯ ВСЕХ» Санкт-Петербург 2006
Francine Rivers «A VOICE IN THE WIND», 1993
ISBN 0-8423-7750-6(англ.)
ISBN 978-5-7454-1308-7(рус.)
Переводчик М.А.Думчев
Аннотация
После разрушения Иерусалима чудом уцелевшая юная христианка вместе с другими пленниками совершает вынужденное путешествие в Рим, где ее ожидает участь рабыни в одной из богатейших римских семей, проблемы в которой очень похожи на проблемы в современных бездуховных семьях. Испытания укрепляют веру девушки, и даже под угрозой смерти она сохраняет верность невидимому Богу и, искренне любя своих хозяев, старается направить их на путь истины и спасения.
С любовью
посвящаю эту книгу моей матери,
ФРИДЕ КИНГ,
которая стала для меня
настоящим примером
смиренного служения.
ВЫРАЖЕНИЕ ПРИЗНАТЕЛЬНОСТИ
Я хочу поблагодарить многих людей, которые помогли мне в писательской карьере: мужа Рика; детей, Тревора, Шэннона и Трэвис; маму, Фриду Кинг; родителей Рика, Билла и Эдит Риверс; брата и его жену, Эверетта и Эвелин Кинг; тетю Маргарет Фрид, — все вы любите меня бескорыстной любовью и помогаете мне во всем, что я делаю. Огромную благодарность я выражаю также своему агенту Джейн Джордан Браун. Без ее настойчивости и квалифицированной работы эта книга, наверное, никогда не увидела бы свет, а я сама давно бы уже оставила мысль заниматься писательской деятельностью.
Особую благодарность я хочу выразить Рику Хану, пастору христианской церкви в Севастополе, открывшему мне глаза и уши, чтобы я могла воспринять красоту Божьего Слова; членам моей церковной семьи, показавшим мне, что Бог действительно каждый день изменяет жизни людей. Вы даже не представляете, какую неоценимую поддержку оказали мне многие из вас, и я рада, что у меня столько братьев и сестер.
Не могу не упомянуть о Дженни и Скотте — что бы я без вас делала? Вы мне так дороги. Да благословит Господь вас здоровьем, счастьем и, конечно же, детьми.
Но больше всего я благодарна Господу за все то, что Он сделал в моей жизни. Я молюсь о том, чтобы Он благословил этот труд, принял мой скромный вклад и трудился через него в жизни других людей.
Фрэнсин Риверс
Город молча изнывал от палящего солнца; он гнил, подобно тысячам тел, лежавших там, где эти люди погибли в уличных сражениях. С юго-востока дул удушающий горячий ветер, разносивший повсюду смрад разложения. По ту сторону крепостных ворот стояла сама Смерть в лице Тита, сына Веспасиана, и шестидесяти тысяч легионеров, жаждавших сравнять город Бога с землей.
Еще до того как римляне пересекли долину Терновника и расположились на Елеонской горе, те вооруженные группировки, которые находились в крепостной стене Иерусалима, приготовились к уничтожению города.
Иудейские грабители, которые, как крысы, бежали от римлян, теперь оказались в Иерусалиме, убили уважаемых граждан, заняв священный храм. Взяв на себя функции священников, они превратили дом молитвы в торжище тирании.
Восточнее грабителей находились повстанцы и зилоты. Возглавляемые соперничающими предводителями — Иоанном, Симоном и Елеазаром — вооруженные люди заняли три крепостные стены. Ослепленные гордостью и властью, все эти люди раздирали Иерусалим на кровавые лоскуты.
Нарушая субботу и Божьи законы, Елеазар взял штурмом крепость Антонию и перебил римских воинов, которые в ней находились. Зилоты неистовствовали, убивая всех, кто только пытался восстановить порядок в бушевавшем городе. Всюду возникали стихийные трибуналы, которые, попирая все человеческие и Божьи законы, отправляли на смерть сотни ни в чем не повинных мужчин и женщин. Дома с богатыми запасами зерна были разграблены и сожжены. Вскоре за этим последовал голод.
Доведенные до отчаяния праведные иудеи искренне молились о том, чтобы Рим выступил против этого великого города. Они верили, что тогда — и только тогда — враждующие группировки в Иерусалиме объединятся ради одной цели: свободы от Рима.
Рим действительно выступил, и его военную мощь почувствовала на себе вся Иудея, поскольку римляне терпеть не могли, когда в подчиненных им землях кто-то поднимал голову. Они взяли Гадару, Вирсавию, Иерихон, Кесарию. Могучие легионы прошли по тем же местам, по каким когда-то шли паломники, для того чтобы поклониться Богу и праздновать священную Пасху. Десятки тысяч несчастных людей теперь бежали в этот город и оказались в мясорубке гражданской войны. Зилоты заперли ворота, в результате чего беженцы оказались в ловушке. Римляне подошли к городу, поскольку весть о разрушениях прокатилась от стен Иерусалима по долине Терновника. Тит осадил древний святой город и теперь был полон решимости положить конец иудейскому восстанию раз и навсегда.
Иосиф, иудейский военачальник, захваченный римлянами, плакал, стоя на вершине первой стены, занятой легионерами. С разрешения Тита, он призывал свой народ покаяться, предупреждая их о том, что Бог против них, что скоро исполнятся пророчества о разрушении. Те немногие, кто его слушал и решил уйти от зилотов, бежали к жадным сирийцам, которые вспарывали беженцам животы в поисках золотых монет, которые те якобы проглотили перед побегом. Те же, кто не внял Иосифу, познал на себе всю силу римской военной машины. Вырубив на мили вокруг все деревья, воины Тита построили осадные приспособления, из которых забрасывали город бесчисленными камнями, копьями и даже пленниками.
От верхней рыночной площади до нижней Акры город терзали волнения.
Внутри великого храма Божьего предводитель бунтовщиков, Иоанн, переплавлял золотые священные сосуды. Праведные люди не могли без слез смотреть на Иерусалим, невесту царей, мать пророков, дом царя Давида. Раздираемый собственным народом, он лежал теперь опустошенный и беспомощный, ожидая смертельного удара от ненавистных иноземных язычников.
Анархия уничтожила Сион, и Рим теперь готовился уничтожить анархию... где бы и когда бы она ни появилась.
* * *
Хадасса сидела рядом с матерью, и слезы наполнили ее глаза, когда она убрала черные волосы с исхудавшего, бледного материнского лица. Когда-то ее мать была красивой. Хадасса помнила, как мать распускала свои волосы, и они спадали по ее спине блестящими волнами. Папа называл эти волосы ее венценосной славой. Теперь они были тусклыми и грубыми, а когда-то румяные щеки стали бледными и впалыми. Она страдала от недоедания, кости ее рук и ног резко выпирали, и этого не могла скрыть даже ее серая верхняя одежда.
Взяв мамину руку, Хадасса нежно ее поцеловала. Рука была костлявой, безжизненной, холодной. «Мама?» Ответа не последовало. Хадасса оглядела комнату и посмотрела на свою младшую сестру, Лию, лежавшую в углу на грязном тюфяке. К счастью, она спала — во сне нестерпимые муки голода быстро проходят.
Хадасса отпустила мамину руку. Тишина давила на нее тяжелым грузом, боль в пустом животе была просто невыносимой. Только вчера Хадасса горько плакала, когда ее мать воздавала благодарность Богу за ту еду, которую Марк смог раздобыть для них: кожу со щита убитого римского воина.
Сколько все они еще проживут?
Пребывая в молчаливом горе, Хадасса отчетливо вспомнила, как ее отец сказал ей твердым и в то же время кротким голосом: «Людям не дано избежать своей судьбы, даже если они могут ее предвидеть".
Анания говорил ей эти слова несколько недель назад, — хотя теперь ей казалось, что прошла целая вечность. Все то утро он молился, а ей было так страшно. Она знала, что он собирается делать то же, что он делал все время до того дня. Он пойдет к неверующим людям и будет проповедовать им о Мессии, Иисусе из Назарета.
— Зачем ты опять хочешь идти и говорить перед этими людьми? В прошлый раз тебя уже чуть не убили.
— Перед этими людьми, Хадасса? Но они же твои братья и сестры. А я из колена Вениамина, — ей казалось, что она по-прежнему чувствует его нежное прикосновение к ее щеке. — Мы должны использовать любую возможность, для того чтобы говорить истину и проповедовать мир. Особенно сейчас. Для многих из них времени уже совсем не осталось.
Тогда она вцепилась в него:
— Прошу тебя, не уходи. Отец, ты же знаешь, что они с тобой сделают. Как мы тогда будем жить без тебя? Ты же не сможешь принести этим людям мир. В этом месте вообще нет никакого мира!
— Я говорю не о том мире, который есть на этой земле, Хадасса, а о Божьем. Ты сама об этом знаешь, — он прижал ее к себе. — Успокойся. Не надо так плакать.
Тогда она решила удержать его. Она знала, что никто не станет его слушать: люди не хотят слышать того, что он им говорит. Люди Симона разорвут его на части перед толпой, в назидание всем тем, кто только заикнется о мире. Такое уже бывало не раз.
— Надо идти, — его руки были твердыми, глаза добрыми, когда он коснулся ее подбородка. — Что бы со мной ни случилось, Господь всегда будет с вами. — Он поцеловал ее, обнял, затем отошел, чтобы обнять и поцеловать двух других детей. — Марк, ты теперь остаешься здесь с матерью и сестрами.
Подбежав к матери, Хадасса стала ее умолять:
— Ты же не можешь отпустить его! Он не может просто вот так уйти!
— Замолчи, Хадасса. Кому ты служишь, споря с отцом?
Мамин укор, несмотря на то что сказан он был мягким тоном, возымел действие. Мать и раньше много раз повторяла, что если человек не служит Господу, он неизбежно служит злу. С трудом удерживаясь от слез, Хадасса замолчала и больше ничего не сказала. Ревекка прикоснулась рукой к лицу своего мужа. Она знала, что Хадасса права, — он может не вернуться... наверняка не вернется. И все же, если на то Божья воля, значит, душе суждено спастись через самопожертвование. Одной жертвы вполне достаточно. Ее глаза были полны слез, и она не могла говорить — не смела говорить. Потому что, если бы она заговорила, она бы наверняка присоединилась к Хадассе и стала бы умолять его остаться в живых, остаться в их маленьком доме. Но Анания лучше нее знал, в чем состоит Господня воля, касающаяся его жизни. Он прикоснулся к ее голове, и ей стоило немалого труда, чтобы не заплакать.
— Помни о Господе, Ревекка, — многозначительно сказал Анания. — Он всегда с нами.
...Он не вернулся.
Хадасса осторожно склонилась над матерью, боясь, что потеряет и ее. «Мама?» Снова не последовало никакого ответа. Дыхание у матери было совсем слабым, а лицо — мертвенно-бледным. Почему так долго нет Марка? Он ушел еще на заре. Не может же Господь забрать и его...
Находясь в полной тишине, Хадасса все сильнее чувствовала страх. Она отрешенно гладила мать по волосам. Прошу Тебя, Боже. Прошу! Никакие слова в голову не приходили. Она чувствовала только стон, исходивший из глубин души. О чем просить? Чтобы они умерли поскорее, до прихода вооруженных римлян, и тем самым избежали мучительной смерти на кресте? О Боже, Боже! Ее мольба была беззвучной и отчаянной, беспомощной и наполненной страхом. Помоги нам!
Зачем они вообще пришли в этот город? Она ненавидела Иерусалим.
Хадасса изо всех сил боролась с отчаянием. Оно стало настолько тяжелым, что она физически ощущала его тяжесть. Она пыталась занять себя приятными мыслями, воспоминаниями о счастливых моментах своей жизни, но ничего такого на ум не приходило.
Она вспомнила о том давнем времени, когда они находились на пути из Галилеи, тогда они даже не предполагали, что окажутся запертыми в этом городе. Вечером, накануне въезда в Иерусалим, ее отец сидел на вершине холма; перед ним открывался вид на гору Мориа, на которой Авраам едва не принес в жертву Исаака. Он рассказывал истории о тех временах, когда он был мальчиком и жил в окрестностях этого великого города, до поздней ночи говорил о законах Моисея, при которых они выросли. Он говорил о пророках. Он говорил об Иешуа, Христе.
Хадасса тогда заснула и во сне видела, как Иисус накормил на склоне горы пять тысяч человек.
Она вспомнила, как потом отец разбудил всю семью на заре. Она вспомнила, как с восходом солнца свет озарил мрамор и золото храма, превратив здание в сияющее чудо, которое можно было видеть на мили вокруг. Хадасса до сих пор помнила тот трепет, который она испытала при виде храма. «О отец, он так прекрасен».
— Да, — торжественно сказал он. — Жаль только, очень часто то, что выглядит красиво, не живет вечно.
Несмотря на те преследования и опасности, которые ждали их в Иерусалиме, отец, входя в городские ворота, был полон радости и надежд. Можно было надеяться, что здесь больше соотечественников прислушается к нему, больше людей доверят свои сердца воскресшему Господу.
В Иерусалиме к тому времени почти не осталось истинных верующих. Много христиан было брошено в темницы, еще больше вынуждено было бежать в другие места. Лазарь, его сестры и Мария Магдалина были изгнаны; апостол Иоанн, дорогой друг семьи, оставил Иерусалим два года назад, взяв с собой Мать Господа. И все же отец Хадассы остался. Раз в год он вместе со своей семьей приходил в Иерусалим, чтобы встретиться с другими верующими в верхней комнате. Они ели хлеб и пили вино, как это делал накануне Своего распятия Господь Иисус. В тот год Пасху проводил Симеон Вар-Адония:
— Агнец, пресный хлеб и горькие травы Пасхи имеют для нас такое же значение, как и для наших иудейских братьев и сестер. Господь наполнил все это смыслом. Он есть святой Агнец Божий, Который, будучи Сам без греха, взял на Себя горечь наших грехов. Подобно тому как сынам Израиля в Египте было велено помазать кровью агнца косяки своих дверей, чтобы Божий гнев и Божий суд миновал их, Иисус пролил за нас Свою Кровь, чтобы мы в день суда оказались безвинными перед Богом. Мы сыновья и дочери Авраама, потому что мы спасаемся Его благодатью через веру в Господа...
Последующие три дня они праздновали, молились и повторяли учение Иисуса. На третий день они пели песни, радовались, повторно преломляли хлеб в день воскресения Иисуса. И каждый год в течение последнего часа собрания отец рассказывал о себе. В тот год все было как всегда. Большинство собравшихся много раз слышали его рассказ раньше, но всегда были те, кто только что обрел веру. И отец рассказывал свою историю именно им.
Он стоял перед собранием, простой мужчина с седыми волосами и бородой, с темными глазами, полными света и искренности. В нем не было ничего примечательного. Даже когда он говорил, в нем не было ничего необычного. Отличало его от других только прикосновение Божьей руки.
— Мой отец был прекрасным человеком, из колена Вениамина, который любил Бога и научил меня закону Моисея, — спокойно начинал он, глядя в глаза тех, кто сидел вокруг него. — Он был торговцем, жил в окрестностях Иерусалима, женился на моей матери, дочери бедного земледельца. Мы не были богатыми, но и не были бедными. За все, что у нас было, отец воздавал хвалу и славу Богу. Когда наступала Пасха, мы закрывали нашу небольшую лавку и шли в город. Мать оставалась с друзьями и готовила Пасху. Мы с отцом были в храме. Слышать Божье Слово означало есть твердую пищу, и я мечтал стать книжником. Но эти мечты жили во мне недолго. Когда мне было четырнадцать лет, мой отец умер и, поскольку у меня не было ни братьев, ни сестер, мне пришлось взять на себя его труд. Времена были тяжелыми, а я был молодым и неопытным, но Бог был добр. Он усмотрел все наши нужды.
Он закрыл глаза.
— Потом меня поразила лихорадка. Я боролся со смертью. Я слышал, как моя мама плакала и взывала к Богу. «Господи, — молился я, — не дай мне умереть. Я нужен матери. Без меня она останется совсем одна, и некому будет помочь ей. Прошу Тебя, не забирай меня сейчас!» Но смерть все же наступила. Она окружила меня холодной тьмой и забрала к себе. — Тишина среди слушателей была почти осязаемой, потому что всем хотелось дослушать до конца.
Сколько бы Хадасса ни слушала эту историю, ей никогда не надоедало, рассказ отца всегда производил на нее неизгладимое впечатление. Когда ее отец рассказывал, она чувствовала силу темноты и одиночества, давившую на него. Пораженная, она обхватывала руками колени, слушая дальше.
— Мама рассказывала, что друзья несли меня к месту моего захоронения, когда мимо проходил Иисус. Господь услышал ее плач и сжалился над ней. Мама не знала, Кто это, когда Он остановил процессию, но с Ним было множество людей, Его последователей, а также больных и калек. Затем она узнала Его, потому что Он прикоснулся ко мне, и я воскрес.
Хадассе хотелось вскочить и закричать от радости. Некоторые сидевшие рядом с ней люди плакали, их лица отражали удивление и трепет. Другим хотелось прикоснуться к ее отцу, потрогать человека, который силой Христа Иисуса воскрес из мертвых. У них было множество вопросов. «Как ты себя чувствовал, когда воскрес? Ты говорил с Ним? Что Он тебе сказал? Как Он выглядел?..»
В верхней комнате, вместе с другими верующими, Хадассе было спокойнее. Она чувствовала в себе прилив сил. «Он прикоснулся ко мне, и я воскрес». Божья сила может преодолеть все.
Затем они оставляли верхнюю комнату и все вместе шли в тот небольшой дом, в котором останавливались, — и тогда Хадасса снова начинала чувствовать страх. Она всегда молилась о том, чтобы ее отец не останавливался и не говорил. Когда он рассказывал о себе верующим людям, они плакали и радовались. Для неверующих же он был всего лишь объектом насмешек. Эйфория и безопасность, которые Хадасса испытывала, находясь с людьми, разделяющими ее веру, исчезали без следа, когда ее отец стоял веред толпой и страдал от оскорблений.
— Выслушайте меня, жители Иудеи! — обращался он к ним, стараясь привлечь к себе внимание. — Выслушайте ту добрую весть, которую я хочу сказать вам.
Поначалу они слушали. Он был пожилым человеком, а они были любопытными. Пророки никогда не были похожи на остальных. Анания не был таким красноречивым, как религиозные руководители; говорил он просто, искренне, от сердца. И люди всегда смеялись над ним. Кто-то бросал в него гнилыми овощами и фруктами, кто-то называл его ненормальным. Были и такие, которые, слыша его рассказ о воскресении, приходили в бешенство, называя его лжецом и богохульником.
Два года назад его так избили, что двум его друзьям пришлось нести его до самого дома, в котором они обычно останавливались. Елкана и Ванея пытались образумить его.
— Анания, тебе не следует больше приходить сюда, — сказал ему Елкана. — Священники тебя уже знают и хотят, чтобы ты замолчал. Они не так глупы, чтобы устраивать тебе допрос, но в городе полно людей, которые будут готовы за секиль исполнить чужую волю. Отряхни на Иерусалим прах с ног твоих и иди куда-нибудь еще, где тебя могут услышать.
— И куда мне идти из города, в котором умер и воскрес наш Господь?
— Многим из тех, кто свидетельствовал о Его воскресении, пришлось бежать от плена и смерти от рук фарисеев, — сказал Ванея. — Даже Лазарь бежал из Иудеи.
— И куда он отправился?
— Я слышал, что он забрал своих сестер и Марию Магдалину и направился в Галлию.
— Я не могу покинуть Иудею. Что бы со мной ни случилось, Господь хочет, чтобы я трудился здесь.
Ванея долго молчал, после чего медленно закивал головой:
— Ну что ж, тогда пусть на все будет воля Господа.
Елкана согласился и пожал руку отца Хадассы.
— Соломон и Кир останутся здесь. Они будут помогать тебе, пока ты будешь в Иерусалиме. Я увожу свою семью из этого города. Ванея отправится со мной. Да призрит Господь на тебя, Анания. Мы будем молиться о тебе и Ревекке. И о ваших детях.
Хадасса заплакала, потому что все ее надежды на то, чтобы оставить этот ужасный город, рассыпались в прах. Ее вера не была сильной. Отец всегда прощал своих обидчиков, тогда как она молилась о том, чтобы они познали весь ужас ада. Она часто молилась о том, чтобы Бог изменил Свою волю и послал отца куда угодно, но только не в Иерусалим. В какое-нибудь тихое и спокойное место, где люди прислушались бы к нему.
— Хадасса, мы знаем, что всем тем, кто любит Бога, и тем, кто призван исполнять Его волю, Он все делает во благо, — часто говорила ей мать, пытаясь ее утешить.
— Какое может быть благо в побоях? Какое благо в издевательствах и насмешках? Почему отец должен так страдать?
На спокойных просторах Галилеи, когда над Хадассой простиралось голубое небо, а в полях распускались лилии, Хадасса могла верить в Божью любовь. Дома, в родных просторах, ее вера была сильной. Она согревала Хадассу, от такой веры хотелось петь.
В Иерусалиме, однако, Хадассе было невыносимо. Она стремилась к вере, но та, казалось, ускользала от нее. Девушку ни на минуту не оставляли сомнения, а чувство страха все усиливалось.
— Отец, почему мы не можем верить и при этом молчать?
— Потому что мы призваны быть светом миру.
— Но они с каждым годом ненавидят нас все больше.
— Врагом для нас является ненависть, Хадасса. Но не люди.
— Но ведь тебя бьют люди, отец. Разве Господь не призывал нас не бросать бисер перед свиньями?
— Хадасса, если я умру ради Него, я умру счастливым. Тем, что я делаю, я исполняю Его самую благую волю. Истина не уходит и не возвращается впустую. В тебе должна быть вера, Хадасса. Помни обетование. Мы являемся частью Тела Христа, и во Христе мы имеем вечную жизнь. Ничто не может разлучить нас. Даже смерть.
Она прижалась лицом к его груди:
— Отец, почему я могу верить у себя дома, но не могу верить здесь?
— Потому что враг знает, в чем твои слабости, — он обнял ее. — Помнишь историю об Иосафате? Моавитяне, аммонитяне и обитатели горы Сеир выставили против него могущественное войско. Дух Господень сошел на Иозиила, и Бог говорил через него: «Не бойтесь и не ужасайтесь множества сего великого, ибо не ваша война, а Божия». И когда они пели и славили Господа, Сам Господь выступил против их врагов. И утром, когда израильтяне вышли в пустыню, они только увидели мертвые тела. Никто из врагов не избежал смерти. Израильтяне даже не вынимали для битвы своего оружия, как уже была одержана победа.
Поцеловав дочь в голову, он сказал:
— Оставайся твердой в Господе, Хадасса. Оставайся твердой в вере и дай Господу вести твои сражения. Не старайся сражаться в одиночестве.
Хадасса вздохнула, пытаясь не обращать внимания на жгучую боль в животе. Как ей не хватало мудрого совета отца в этом пустом и одиноком доме! Если бы она верила во все, чему он ее учил, она бы радовалась тому, что он теперь с Господом. Но сейчас она изнывала от горя, и горе это накатывало на нее волнами, усиливая в ней странное, непонятное чувство гнева.
Почему ее отец вел себя так упрямо, проповедуя Христа? Люди не хотели его слушать, они не верили ему. Его свидетельство оскорбляло их. Его слова порождали в них только ненависть. Почему он не мог хотя бы единственный раз промолчать и остаться дома, в безопасности? Он был бы сейчас жив и был бы рядом, в этой маленькой комнате, он дал бы им какую-то надежду, а не оставил бы их теперь самих бороться за жизнь. Почему он хотя бы в тот день не мог проявить благоразумие и переждать волнения?
Медленно открылась дверь, и сердце у Хадассы бешено заколотилось. Всюду в дома врывались грабители, убивавшие обитателей домов за кусок черствого хлеба. Но это вошел Марк. Она перевела дух, с радостью глядя на него.
— Я так за тебя боялась, — прошептала она. — Тебя так долго не было.
Он закрыл дверь и в бессилии опустился, прислонившись спиной к стене, рядом со своей сестрой.
— Ты нашел что-нибудь? — она ожидала, что он сейчас вынет что-нибудь из складок одежды. Если кто-то находил какую-нибудь еду, ее приходилось прятать, иначе на него могли напасть и ограбить.
Марк посмотрел на нее глазами, полными отчаяния:
— Ничего. Совсем ничего. Ни рваного башмака, ни даже кожи со щита убитого воина. Ничего. — Он заплакал, его плечи вздрагивали.
— Тише! А то разбудишь Лию и маму. — Хадасса осторожно встала, чтобы не разбудить маму, и подошла к брату. Она обняла его и прижалась к нему. — Ты сделал все, что мог, Марк. Я знаю, ты старался.
— Наверное, Бог хочет, чтобы мы умерли.
— Я уже просто не хочу знать Божью волю, — сказала она не задумываясь. Слезы быстро побежали по ее щекам: — Мама говорила, что Господь все усмотрит, — но слова ее звучали как-то пусто. Ее вера была такой слабой. Хадасса не была похожа ни на отца, ни на мать. Даже Лия, которая была моложе ее, любила Бога всем сердцем. И Марк говорил так, будто готовился умереть. Почему же она всегда и во всем сомневалась?
Верь. Верь. Если у тебя ничего не осталось, верь.
Марк вздрогнул, заставив ее отбросить свои мрачные мысли:
— Они сбрасывают тела в Вади-эль-Рабади, за священным храмом. Тысячи тел, Хадасса.
Хадасса помнила ужас долины Еннома. Именно туда со всего Иерусалима свозили мертвых и нечистых животных. Сюда свозили бесчисленное количество копыт, внутренностей и останков мертвых животных из храма. Это место заполонили крысы и стервятники, а жаркий воздух распространял зловоние по всему городу. Отец называл это место Геенной и говорил: «Недалеко от этого места распяли нашего Господа».
Марк обхватил голову руками и сказал:
— Я боялся подойти ближе.
Хадасса в ужасе закрыла глаза, но вопрос возник у нее в сознании помимо ее воли. Может быть, и тело ее отца бросили в том месте, оставив на съедение стервятникам под палящими лучами солнца? Она закусила губу и попыталась прогнать от себя эту мысль.