Глава 6 Безумный заправщик
Следуя указаниям Глоббо, мы продолжили спуск в глубины пещеры и в конце концов увидели перед собой довольно необычное строение – это определенно была заправочная станция, но выглядела она почти как крепость. У края дороги высилась огромная топливная колонка. Рядом стояла большая автоцистерна; судя по толстому слою пыли и ржавчины, она не покидала этого места уже многие века. Покореженная от частых камнепадов старая вывеска провозглашала:
...
Гараж Зонголо. Волшебное топливо. Кредит не предоставляется
.
– Эй, есть тут кто? – крикнула Поппи.
Станция выглядела пустынной и заброшенной. Только из шланга колонки одна за другой падали капли жидкого золота: кап, кап, кап …
– Кто вы такие? – проревел вдруг чей-то голос. – Что вам нужно?
Из-за кучи пустых канистр из-под масла выступил великан ростом с Глоббо. Из замасленной спецовки высовывалась несоразмерно крохотная голова и огромные руки, почерневшие от машинной смазки. Он потрясал гаечным ключом такого размера, что им с одного удара можно было бы уложить слона.
Я поспешно улыбнулась, чтобы он не заметил моего испуга.
– Нас прислал Глоббо, знаете, волшебный механик, – сбивчиво забормотала я. – Топливный бак волшебной машины прохудился, и она вот-вот перестанет работать. Вы должны непременно наполнить его горючим.
Великан смерил нас обеих пренебрежительным взглядом.
– Ты, возможно, меня не признала? – раздраженно сказал он. – Меня зовут Марсель Зонголо, я хозяин этой станции, и я продаю топливо. Если ты хочешь, чтобы я пошел и залил бак этой твоей машины, ты должна сначала заплатить мне.
– Но у нас нет денег… – пролепетала я. – Я думала, что у вас с Глоббо договор.
– А мне плевать, что там вам наговорил этот проклятый ремонтник! Я честный коммерсант. Моя работа – продавать топливо желающим. Нет денег – нет топлива. Что тут непонятного, а?
– Но ведь случай совершенно особый, вам не кажется? Если машина встанет, наступит конец света… Вы это понимаете?
– Не собираюсь вникать в эти мелочи. Ничто не заставит меня изменить моим принципам. Нет денег – нет горючего. Без вариантов. Как только начинаешь для кого-то делать исключения, весь мировой порядок летит псу под хвост!
Я еще битых полчаса пыталась спорить с упрямым заправщиком, призывала его к пониманию, уговаривала его совершить жест доброй воли, упирала на профессиональный долг, на чувство солидарности… Все тщетно. В конце концов я призадумалась, в своем ли он уме. В жизни не встречала подобной ограниченности. На все мои аргументы у него был только один ответ: «Нет денег – нет горючего».
Поскольку моя настойчивость его раздражала, он начал помахивать своим гаечным ключом с явно угрожающими намерениями. Я сочла благоразумным отступить, почувствовав, что он того и гляди расшибет меня в лепешку.
– Вот идиот! – разозлилась Поппи. – Из-за него время остановится, и мы все превратимся в неподвижные статуи.
Я была в отчаянии. Зонголо, застыв у своей колонки на той стороне дороги, как часовой на карауле, не сводил с нас свирепого взгляда.
В эту минуту за спиной у нас раздался тихий голос.
– Сюда! – позвал он. – Я здесь, за камнями. Не бойтесь…
Мы встревоженно обернулись. Из расщелины между скал выглядывал паренек возрастом чуть старше меня. Худой, с белесыми выцветшими волосами и кожей бледной, как у вареной рыбы, он был одет в потрепанную одежду очень старомодного покроя и носил на боку изъеденную ржавчиной шпагу.
– Приветствую вас, любезные барышни, – произнес он с изысканным поклоном. – Позвольте представиться: Амбруаз де Сабрекур, граф де Мармонсоль. Я упал в эту трещину три столетия назад во время лисьей охоты.
– И ты все еще жив? – удивилась Поппи.
– О да, поскольку, благодаря машине, я взрослею очень, очень медленно, – ответил Амбруаз. – Когда пещера поглотила меня, мне было двенадцать лет, а сейчас мне почти исполнилось пятнадцать… Несмотря на все мои усилия, мне так и не удалось найти способ выбраться отсюда на поверхность. Теперь же, когда свод пещеры обвалился, это кажется наконец возможным… но внешний мир должен был сильно измениться за это время, не так ли? Это страшит меня.
– Да уж, – обронила я. – Тебя ожидает куча сюрпризов.
– Так случилось, что я слышал, о чем вы говорили заправщику, – продолжал одетый в лохмотья юный граф. – Вы правильно сделали, что оставили попытки убедить его. Это неотесанный и жестокий человек. Несчастный случай лишил его разума: однажды ему на голову упал большой кусок сталактита. С тех пор он находится во власти навязчивой идеи, с которой не в силах бороться. Он целыми днями торчит возле своей колонки в ожидании машин, которым понадобится заправка. Но, разумеется, никто к нему не обращается, потому что в пещере нет других автомобилей, кроме цистерны, принадлежащей этому гаражу. Думаю, этот несчастный обезумел. Он совершенно забыл, что его поставили здесь специально для того, чтобы заправлять горючим машину… Все ваши уговоры и мольбы не могут помочь делу: если у вас нет денег, он не нальет вам и капли горючего. К тому же у них непримиримая вражда с Глоббо из-за какой-то давней истории про одолженные и не возвращенные в срок инструменты.
– Значит, нам всем конец! – тоскливо вздохнула Поппи.
– О нет, еще не все пропало, – возразил Амбруаз. – Возможно, есть одно решение… Почему бы вам не попробовать заработать?
– Хочешь сказать, что мы можем найти здесь, в пещере, оплачиваемую работу? – воскликнула я.
– Да, конечно. Машина постоянно нанимает служащих, которые должны кормить животных. За это неплохо платят. Несомненно, вам известно, что машина разработала собственную программу охраны животных? Она считает, что всем без исключения видам угрожает опасность, и поэтому идет на все, чтобы облегчить их существование… Должен признаться, она не так уж заблуждается, учитывая скорость, с какой люди поначалу истребляли животных, попавших в пещеру, они вскоре исчезли бы все до единого.
– Да, знаю, – кивнула я. – И машина вынудила вас стать вегетарианцами.
– Именно так. Разумеется, это не всем по вкусу, но тут уж ничего не поделаешь. Машина всемогуща. Теперь ни один обитатель пещеры не может нанести вреда животным, они стали неуязвимы.
Мне было ясно, на что он намекал. Я тут же вспомнила превращенную в каменную статую шуструю лань, на которую Глоббо пытался напасть без всякого проку. С изысканной вежливостью юный граф снова склонился в поклоне со словами: – Вы приняты, – отозвалась машина. – Вам также поручается ухаживать за цыплятами. Через неделю можете явиться сюда для получения заработной платы, которая будет выдана вам в виде золотых монет. Следующий!
Я так и села. Сто миллионов! Собрав все свое мужество, я толкнула калитку, ведущую на птичий двор. Что толку тратить время на жалобы, раз другого выхода все равно нет?
В небольшом сарае я нашла пару рабочих халатов и резиновые сапоги, а также бочонки с сухим кормом. Ладно уж, опущу подробности, иначе вы рискуете лишиться аппетита дней на десять.
Поппи отнеслась к положению вещей не так смиренно, тем более что нетерпеливые куры тут же принимались клевать нас в голени каждый раз, когда были голодны, то есть практически постоянно. Амбруаз тем временем сидел в сторонке на большом валуне, снисходительно поглядывая на наши усилия. Когда куры ненадолго оставляли нас в покое, мы покидали загон и усаживались рядом с ним, чтобы, как он хотел, поговорить о жизни наверху. Мы старались вводить его в курс дела потихоньку, потому что бедолага так и остался где-то в XVIII веке… Одним словом, ему понадобилось бы немало уроков, чтобы нагнать свое отставание.
Глава 7 Тик-так… тик-так…
На второй день, как раз когда мы были заняты разговором, случилось нечто невероятное. Я вдруг обратила внимание, что куры как будто забегали быстрее, чем обычно. Словно смотришь фильм в ускоренной записи… Я никогда не видела, чтобы куры так носились. Амбруаз заговорил… и я не смогла ничего разобрать, так как его слова сливались в сплошную скороговорку.
– Ох, дьявольщина! – простонала я. – Опять начинается. Теперь время пошло быстрее…
Амбруаз запаниковал. Он снова сказал что-то, но мы ничего не разобрали. Тогда он схватил кусочек древесного угля и принялся писать на поверхности камня. Писал он с поистине невероятной скоростью.
«Это очень плохо, – прочла я. – Если так пойдет дальше, я проживу всю свою жизнь всего за один день. К полудню мне будет тридцать лет, к обеду – пятьдесят… а к вечеру все восемьдесят».
Бедный мальчик, это было ужасно!
Я трижды стукнула по крышке чемоданчика, чтобы привлечь его внимание. Тот не замедлил отозваться:
– Тебе и твоей подруге ничего не угрожает. Пилюли, которые вы проглотили перед входом в пещеру, все еще действуют. Это не продлится вечно, но на данный момент вы можете не волноваться.
– А ты не мог бы изготовить еще одну такую пилюлю для Амбруаза? – попросила я.
– Нет, я вам не разносчик сладостей. Позволь заметить, что я и так уже пошел против правил, позволив Поппи принять пилюлю наравне с тобой. Из-за этого меня могут ожидать большие неприятности. Амбруаз пусть справляется сам, меня его дела не касаются.
– Эй! Гляди-ка! – вскричала Поппи, указывая пальцем на птичий двор. – Вот бред-то!
Я тоже не удержалась от удивленного восклицания. Цыплята прямо на наших глазах превращались во взрослых кур!
К счастью, после краткого стремительного рывка время немного замедлилось и приобрело менее шокирующую скорость. Но все равно Амбруаз продолжал стареть… «Нет, машина окончательно разладилась. Теперь время постоянно будет скакать то назад, то вперед. И будет все хуже и хуже, если только ее не удастся починить».
И естественно, дальше ситуация начала быстро ухудшаться. Может быть, он отчасти прав, но мне все равно было очень грустно.
Короче говоря, дела шли все хуже и хуже. Ржавчина окончательно источила сетку, которая рассыпалась в прах. Одряхлевшие куры почти не шевелились. Сарай, где хранился корм, обвалился – обветшавшие балки уже не держали крышу. Наша одежда расползалась по швам от малейшего движения. Не в силах больше стоять на ногах, бедный парень скрючился у подножия скалы. Его истлевшая одежда расползалась по ниткам, а шпага превратилась в изъеденный ржавчиной кусок железа.
И вдруг, когда мы уже приготовились к самому худшему, машина пошла назад… А зря.
Поначалу мне казалось, что время вернулось в свою нормальную колею, но я ошибалась. Когда я возилась в сарае, готовя корм для птиц, в проеме двери вдруг показалась Поппи. Вид у нее был до крайности растерянный. (Такой он показался мне даже более симпатичным, но, пожалуй, сейчас неподходящее время думать об этом, не правда ли?)
«Ладно, – подумала я, – до поры до времени волшебные пилюли защищают нас от этих искажений, но что будет, когда они перестанут действовать?» На этой ободряющей ноте я вернулась к моим товарищам.
Я решила, что не стоит пугать их понапрасну, пересказывая откровения чемоданчика. Кроме того, я не была уверена, что все правильно поняла. Что он имел в виду, говоря об «эволюционных скачках»? Что мы вскоре начнем повторять разные стадии развития, которые человеческая раса прошла с древнейших времен до наших дней? Да, вероятно, именно так. Ох, дьявольщина! Мне вовсе не хотелось обрасти шерстью и добывать огонь, высекая искры кремнями. Возможно, это развлекло бы какого-нибудь мальчишку, но меня такая жизнь не привлекала.
Как вы наверняка догадались, дальше дела снова пошли хуже. Куры все до единой превратились в яйца, так что я уже не решалась войти в загон из страха раздавить их. – Мне кажется, лучше не трогать эти яйца, – отозвалась я. – Чемоданчик посоветовал мне быть очень осторожной, учитывая, какие изменения могут произойти вокруг нас. Но если ты все-таки хочешь поесть магического омлетика, не стану тебя удерживать.
Не буду скрывать, я здорово нервничала. Меня терзала мысль: а согласится ли машина выплатить нам заработанные деньги? Ведь мы нанялись, чтобы кормить кур… а в загоне не осталось ни единой курицы!
Как и следовало ожидать, Амбруаз продолжал молодеть… Теперь ему было на вид лет пять или шесть, и он путался в собственной одежде, как в одеяле. – А что, если то же самое происходит сейчас и со всеми людьми, живущими в пещере? – спросила Поппи. – Если они все постепенно превращаются в младенцев? Если это в самом деле случится, Глоббо скоро окажется неспособен починить машину!
Она была права! Я облилась холодным потом. Ближе к вечеру Амбруаз уже ползал голышом на четвереньках и лепетал что-то вроде: «Агу… Агу… Буу… Буу…» Поддерживать разговор с ним становилось все труднее. На мой взгляд, ему было что-то около десяти месяцев. Нам пришлось засунуть его шпагу куда-нибудь повыше, чтобы он не поранился, играя с ней.