МОЛИТВА ВЕРУЮЩЕГО БЕЗБОЖНИКА 5 страница

Когда будут?

Вот народ!

Приходите

Через год.

Хочешь поесть. Одежонку купить.

Взнос за квартиру и свет уплатить.

Время в обрез. Так что дуй, торопись.

Спроси, кто последний. За ним становись.

Не встанешь, полезешь - ухватят в момент.

Не видишь, тут очередь! Ин-тил-ли-гент!

Ах, очередь, очередь! Некогда ждать.

Откуда взялася ты, так твою мать!

Жизнь я твоя.

Без меня ни на шаг.

Ни дать и ни взять

Без меня ни шиша.

Стоишь и мечтаешь. Вдруг выпадет честь.

Удастся вне очередь как-то пролезть.

Ах, будь я калека. Хотя бы нацмен.

А то - иностранец. Допустим - бушмен.

Или персональнейший пенсионер.

В случае крайнем - милиционер.

Ах, очередь длинная! Мочи нет ждать!

Кто тебя выдумал, так твою мать!

Я - вечность. Я - сущность.

Ты тут - значит мой.

Жди и не рыпайсь,

Покуда живой.

Стоишь и стоишь. И конца не видать.

Хочешь - не хочешь, а надо стоять.

Вздохнешь. Чертыхнешься. Застынешь опять.

Не зная, достанется ль, что тебе взять.

Ах, очередь, очередь! Сколько же ждать!

Когда же ты кончишься, так твою мать!

Судьба я твоя.

Я с тобой каждый день,

Поскольку я высшая

Изма ступень.

 

 

НУЖНА ОППОЗИЦИЯ

 

С мест доносят, шептал Помощник в рот Заибана, что наметились отступления от принципов ибанизма. По теории у нас должна вестись борьба нового и старого. Новое есть. А где старое? Пусть есть борьба хорошего и еще лучшего, нового и новейшего. Еще лучшее у нас есть, А хорошего нет ничего. Новейшее есть. А ничего нового. Это явно непорядок, рыгнул Заибан в рожу Помощника. Выявить виновных! И наказать! Мудрое указание Заибана спустили в ЖОП. Директор ЖОПа созвал заместителей. Заместители созвали заведующих отделами. Заведующие отделами созвали заведующих секторами. Заведующие секторами собрали заведующих группами. Заведующие группами собрали старших сотрудников. Старшие собрали младших со степенями, которые собрали младших без степеней. Из последних отобрали самых нерадивых и бесперспективных. Вот вам срок, сказали им. И чтобы представить соображения. Бесперспективные младшие сотрудники без степени засели в научные кабинеты, заказали самые бездарные книжки на эту тему и выписали из них то, что нужно. И через пять лет после бесчисленных переработок, обсуждений, редактирований, доработок, исправлений, дополнений и прочих сугубо научных операций из ЖОПа вверх двинулся обширнейший документ. Содержание его сводилось к следующему. Кто во всем виноват? Интеллигенты. Но не всякие интеллигенты. Есть интеллигенты наши. Так они совсем не интеллигенты, а выходцы, плоть от плоти и прослойка. Эти обслуживают, служат и прислуживают. И есть интеллигенты не наши. Вернее, они тоже прикидываются нашими. Но до поры - до времени. Стоит на них как следует нажать, так сразу из них попрут всякие заграничные словечки. Вот среди таких фактически не наших интеллигентов и надо сыскать до такой степени не наших, чтобы они даже отвертеться не смогли. Чтобы все видели, что это - чистокровные контрреволюционеры, клеветники, предатели, пьяницы, гомосексуалисты, морфинисты, фарцовщики. Что все они на содержании у Них, валюту получают Оттуда. Желательно отобрать поглупее. Глупых легче критиковать. И послабее духом. Такие быстрее во всем сознаются и покаются даже в том, чего не делали.

Документ Помощнику (а значит и самому Заибану) понравился. Ишь до чего докатились, мерзавцы, сказал он Советнику. Надо им врезать. Да так, чтобы прочим неповадно было. Но бить надо умеючи. Чтобы все думали, будто мы подлинный гуманизм проявляем. Ясно? Ясно, сказал Советник и дал соответствующие указания в ООН. Все ясно, сказал Сотрудник. Итак, в соответствии с указанием Заибана надо создать группу оппозиционно настроенных интеллигентов, которые дают умную и правдивую критику наших порядков, не идут на сговор с нами, не сознаются и не каются. Иначе наказание их никого не устрашит, и никто нам не поверит. А великодушие теперь ни к чему. Перед кем нам выпендриваться? Оппозиция вообще должна быть умной и смелой. Тогда ее легко опровергнуть и разгромить. Это апологетика должна быть глупой и трусливой. Тогда она неуязвима. Оппозицию надо связать с очередью. Ширлей-мырлей все равно не будет, если даже выяснят, что это такое, и соберут богатый урожай. Все равно сгноят на корню и разворуют. Так что кто-то за это должен будет нести ответственность. Что касается состава группы, то тут никакой проблемы нет. Хмырь, Балда, Учитель, Лапоть, Сожительница, Спекулянтка, Девица. Добавим к ним десяток уголовников. Зашлем пару дюжин агентов и провокаторов. Пришпилим пяток иностранцев. Полсотни случайных лиц из Очереди. Свяжем с преступными элементами из далекого прошлого и близкого будущего. Наладим переписку с Правдецом. Подкинем пару машинисток. Дадим ротатор. Ого-го-го-го! Да так целая партия получается! Нет, надо чуть-чуть поубавить. А то возьмут, да сдуру переусердствуют и устроят настоящий государственный переворот! С этими бандитами все может статься. Переворот - это, вообще говоря, идея! Но это потом. Кто лидер? Хмырь? Учитель? Ни в коем случае. Больно жирно будет. Руководство я, пожалуй, возьму на себя.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

Работы Клеветника и Шизофреника знало довольно большое число людей, говорит Мазила. Большинство из них - ученые. Но они не вызвали у них никакого интереса. В чем дело? Значит они только казались серьезными. Если бы они были серьезные, какой-то эффект был бы. Ты неправ, говорит Болтун. Чудовищно, оскорбительно неправ. Они вызвали интерес. И потому их авторов дружно уничтожили и еще более дружно замалчивают. Из этих работ в свое время воровали все, кому не лень. Потом идеи расползлись. Их пережевывают в самых различных кругах и группах. Не задумываясь над тем, кто породил их. Но люди и не обязаны всегда докапываться до первоисточников, говорит Мазила. Конечно, не обязаны, говорит Болтун. И эту свою необязанность они свято выполняют. Но речь о другом, - о том, что такой первоисточник был. И ты его знаешь. И при этом говоришь об отсутствии эффекта. Не было публичного эффекта. Это верно. Но ведь тут действует закон, фиксированный все тем же Шизофреником: чем глубже и серьезнее социальные идеи, тем менее явно они проникают в сознание людей. Не столь быстро и широко, как поверхностные и конъюнктурные. И даже тогда, когда серьезный автор получает признание, то он получает его сначала за поверхностные и побочные явления своих идей. У нас это усиливается тем, что ибанской творческой личности приходится преодолевать сопротивление властей всякого рода, сопротивление профессиональной среды и сопротивление общей традиционности сознания, восприятия, оценок и т.д. Все это действует в совокупности, переплетаясь так, что в конкретных ситуациях не разберешь, какие факторы и в каких пропорциях действуют. И тут вступает в силу одно очень коварное явление. Преодолевая эти сопротивления, человек постепенно принимает форму, приближающуюся к стандартам индивида этого общества. Иначе он не продавится через дырочки в преградах. Человеку кажется, что он сохраняет свою творческую индивидуальность и реализует свои идеалы. На самом деле, он подгоняется под стандарт. Но кто-то все-таки преодолевает сопротивление, сохраняя свое Я, говорит Мазила. Нет, говорит Болтун. Тот, кто сохраняет Я, тот не продавливается через дырочки в преградах. Он погибает или так и остается перед преградами, не выпускается на видимую сцену истории.

 

ЛЕГЕНДА

 

Зарулив машины на стоянку, летчики направились в столовую. Кто бы мог подумать, что первой жертвой в нашей группе будет Лопух, сказал Уклонист. Судьба, сказал Учитель.

 

Судьба слепа. Не можешь знать,

Когда ты вдрызг упьешься,

С кого штаны начнешь снимать,

Где в землю-мать воткнешься.

Недурно, сказал Уклонист.

И потому, как было встарь,

Нет в жизни совершенства.

Совершенно верно, сказал Учитель.

Ты получил под глаз фонарь,

Я - райское блаженство.

Это смотря по последствиям, сказал Уклонист.

С судьбой проделку не схитришь.

Не мнись судьбы мудрее.

Блаженство рая, говоришь?

А если гонорея?

 

Учитель на мгновение растерялся. В глазах ребят засветилось удовлетворение. Один-ноль в пользу..., начал было говорить Мерин. Но не успел докончить.

 

Плевать! Гляди-ка, испугал!

Не думай, не раскаюсь.

Зато я с бабами лежал.

Какую грудь в руках держал!

Увидел бы, так задрожал.

 

Заметив смазливую девчушку, выскочившую из столовой взглянуть на молоденьких пилотиков. Учитель закончил:

 

И снова попытаюсь!

 

Уклонист проследил за взглядом Учителя и поднял руки.

 

Ты прав! Я честно признаюсь,

Мура - борьба с судьбою.

Грудь, говоришь? Что ж, я сдаюсь.

Возьми меня с собою.

 

Один-ноль в пользу Учителя, сказал Мерин. Если не возражаете, я присоединяюсь к вам.

Когда летчики вошли в столовую, весь женский персонал кухни высунулся в раздаточное окно. Вон из этого мальчика получится настоящий мужик, сказала видавшая виды матерая повариха Старуха, кивая на Уклониста. А мне больше нравится вон тот, тоненький, сказала начинающая Официанточка, указывая на Учителя. И она взглядом дала ему понять, что свободна, и что Учитель сегодня может на нее рассчитывать. Учитель поднял два пальца. Официанточка поняла и заговорщически подмигнула. Везет же некоторым соплякам, сказал Лидер. У этой шпаны никакого почтения ни к возрасту, ни к званию, ни к наградам. Где справедливость? Мне еле за тридцать перевалило. Я майор. Орденов и медалей куча. У меня высшее образование, в конце концов. А вынужден добиваться расположения старых посудомоек. Эй, пацаны! На эту старую ведьму никто не претендует? Считайте ее за мной. Эти сопляки, подумал он про себя, понятия не имеют о том, что такое настоящая женщина. Он допустил только одну маленькую ошибку, - не учел того, что настоящая женщина знает, что такое настоящий мужчина. Настоящая женщина, во всяком случае, знает, что настоящие мужчины не играют в хоккей, футбол и политику. Настоящие мужчины вообще не играют.

 

ВНЕЗЕМНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

 

Однажды дворник, обслуживающий подворотню и подзаборье Союза Распространения Академической Книги (СРАК), поздно ночью возвращался из Забегаловки, где он вместе со сторожем из Политического Управления Пустяками (ПУП) пропивал выручку за пятьдесят тонн сочинений старого Заибана, сданных в макулатуру. Дворник был вдребезину пьян и свалился во дворе перед дирекционным корпусом так, что его левое ухо оказалось плотно прижатым к крышке канализационного люка. Прочухавшись под утро, он услыхал подозрительные звуки в канализационном колодце. Как будто там кто-то ходил, разговаривал и скребся в стенки. По всей вероятности там кто-то есть, подумал Дворник. А вдруг опять интеллигенты появились? Нарисуют еще что-нибудь такое! Стишки придумают и распевать начнут! И Дворник доложил обо всем Участковому. Спьяну, небось, почудилось, сказал Участковый. И наложил на Дворника дисциплинарное взыскание. Так бы и кончилось это дело ничем, если бы не Сторож из ПУПа. Расставшись с Дворником, Сторож поплелся в свою каморку и по дороге свалился в яму, которую еще при старом Заибане вырыли перед зданием ПУПа для какой-то важной цели, но потом забыли, для какой именно, и потому засыпать яму не имели права без особого распоряжения. Да и средств на это уже не осталось. Падая, Сторож сломал шею не в переносном, а в прямом смысле слова. Когда его через неделю вытащили из ямы, он прошептал, что в яме кто-то есть, и умер. Благодаря этому трагическому событию, должность сторожа оказалась вакантной, а заявлению Дворника пришлось дать ход. Сотрудники ООН установили повсюду подслушивающие аппараты. Действительно, под Ибанском идет какая-то подозрительная возня, признали в ООН. Но разобрать ничего не могли. К делу подключили Академию. После многих десятков лет скрупулезных исследований с помощью новейших вычислительных машин системы ПИЗ-1 (Подлинный Интеллект Заибана-1) Всеибанский Широкозахватный Институт Внеземных Цивилизаций (ВШИВЦ) пришел к заключению, что такую систему звуков не может издавать не только сознательное, но и вообще живое существо. Результаты исследований были опубликованы в пятидесяти томах и имели успех. Как ни крути, говорили промеж собой довольные ибанцы, I мы, ибанцы, единственные разумные существа во всей Вселенной. За выдающиеся научные открытия в области внеземных сношений ученым (кому следует, конечно) выдали премии и присвоили звания. На этом бы все и кончилось. Наука Ибанска очередной раз покрылась бы неувядаемой славой и вписала бы еще одну славную страницу в мировую науку, если бы не мнсбс Балда. Просматривая (перед тем, как выбросить на помойку) первый том отчетов ВШИВЦа, Балда на первой же странице в первую же секунду расшифровал знакомые и привычные выражения "...вашу мать", "пошел ты в ж...у", "иди ты на ..." и т.п. Открытие Балды было настолько убедительно и очевидно, что замять его не было никакой возможности. Если немедленно не признать его, к утру каждый школьник Ибанска будет выдавать его за свое собственное. Состоялось экстренное заседание Ученого Совета ЖОПа, на котором сам Директор доложил о своем открытии. Сомнений быть не могло. Через несколько минут ибанское радио и телевидение объявило об экстренном заседании Пленума Исполнительной Власти Академий (ПИВА), на котором с чрезвычайным сообщением выступит сам Заибан. И ибанцы тут же услыхали взволнованный родной голос Заибана:

Граждане Ибанска! Братья и сестры! Матери и дочери! Отцы и дети! Свинарки и пастухи! Гангстеры и филантропы! К Вам обращаюсь я, друзья мои! Сегодня для нас всех Великий Праздник! Только что под нашим мудрым руководством наши славные ученые при поддержке народных масс открыли внеземную цивилизацию, населенную разумными существами! Призываю вас хранить спокойствие и выдержку! Наш народ привык к трудностям! Я уверен, что вы с честью выдержите и это испытание, выпавшее на вашу долю! Будьте бдительны! Если заметите где-либо появление интеллигентов, принимайте экстренные меры... Речь Заибана была выслушана с полным пониманием. Хмыря отвели в участок. Балду взяли на работе. Но выпустили. За Балду поручился коллектив. Хмыря выпустили, исходя из каких-то далеко идущих планов. Выйдя на свободу, Хмырь и Балда отправились в Забегаловку. По дороге они прихватили Учителя, который устроился на освободившуюся должность сторожа в ПУПе.

 

ДЕТИ - НАШЕ БУДУЩЕЕ

 

Вот, послушайте, говорит Лапоть. Эта шпана все сочиняет и сочиняет. И откуда в семье серого бездарного среднего чиновника появляется такое!

 

Ушел в забвенье Чингачгук.

И кожаный Чулок.

И Д'Артаньян. Упал из рук

Поломанный клинок.

Атос, Портос и Арамис.

Их больше не ищи.

Не вспыхнут в памяти на миг.

Заветные плащи.

В ничто ушел король Ричард

Второй Плантагенет.

Айвенго и Квентин Дорвард.

И этих тоже нет.

А кто остался тут со мной?

Кем ныне окружен?

Мечтой-фантазией какой

Мой разум загружен?

Овцу спасающий чабан?

Искатель, где руда?

Летящий в космосе чурбан?

Ударник измтруда?

Частицу ищущий малец?

Находчивый шпион?

Забивший шайбу молодец?

Неужто это - он?

Увы, замены нету ей.

Пропала сказка та.

Они ушли. В душе моей

Осталась пустота.

 

Превосходно, говорит Хмырь. Выпьем за наших детей! Они и без нас во всем разберутся сами не хуже нас. А ты что скажешь, спросил Лапоть у Учителя. Мне грустно, сказал Учитель. Послушайте, я вам спою песенку.

 

Как закрою глаза, душу трогает боль.

Все живое из памяти гонит.

Вижу панцырь и щит. Вижу - входит король.

Слышу шпаги звенят. Скачут кони.

Нам романтику кажут сегодняшних дел.

Забываю о ней без печали.

Я б, дыханье тая, все глядел и глядел,

Как уланы в атаку помчали.

Я с пеленок учен, что все это - обман.

Но какая же жизнь - мир без краски.

Людям важно, какой они бредят туман

И какие им верятся сказки.

Но из сказки исчезли мечи и дворцы.

И ушли колдуны и принцессы.

Захватили их место борцы и творцы,

Объективные жизни процессы.

В сказку ныне пришел гарнитур и клозет.

Руководства грошовые плутни.

Демагогия серых хвастливых газет.

И до рвоты унылые будни.

А откроешь глаза, с чем останешься ты,

Человек из разрушенной сказки?

Воплощение чьей-то убогой мечты.

Мир как есть. Полный лжи. И без маски.

 

Это придумал давным-давно пятнадцатилетний мальчик. Так выпьем за мальчиков и девочек, выдумывающих то, о чем молчат их отцы и матери, сказал Хмырь.

 

ГЕНИЙ

 

Балда сначала аккуратно ходил в свой ЖОП, отсиживал положенное время и добросовестно исписывал положенное число страничек. И хотя он весьма основательно продвинулся в своей области науки (он это понимал), на его служебном положении и на вознаграждении за труд, т.е. на индексе его потребностей, это отразилось не столько в лучшую, сколько в худшую сторону. Сначала он на это не обращал внимания. Был молод. Наука его увлекала. Потом, видя, как повышается социальный и потребностный уровень его бездарных сослуживцев, Балда задумался. И ему надоело заниматься наукой впустую. В этот период духовного кризиса он приходил в ЖОП, садился в свое кресло и часами ничего не делал, отправляя в машину чистые листы. И к великому удивлению своему в конце месяца заметил, что его показатели остались теми же и вроде даже обнаружили тенденцию к повышению. Тогда он решил экспериментировать. Месяцами он не писал ни строчки. Месяцами переписывал главы из учебников. Месяцами писал всякую чушь. И выработал оптимальный вариант. Его показатели стали заметно повышаться. Начальство стало его похлопывать по плечу и иногда ставить в пример. Тогда-то Балде и пришла в голову простая идея, реализация которой и поставила его в положение гения. Он изобрел свой биозаменитель, - нехитрое приспособление, продуцировавшее биотоки, аналогичные его собственным. Теперь, придя на работу, Балда оставлял на своем месте свой биозаменитель, включал в конвейер отдачи листы, вырванные из первых попавшихся книжек, в основном - из школьных учебников, и уходил шляться по своим делам. Вечером он заявлялся снова для того, чтобы зарегистрировать свой уход на счетчике. А его биозаменитель продолжал трудиться круглые сутки. Поскольку после ухода всех сотрудников Эрзац-Балда работал один, вознаграждение ему высчитывалось по заданной формуле такое, что Балда уже на третьем месяце стал получать больше директора, пройдя за это время около десяти должностных ступеней. Ибанск пришел в смятение. Балду вызвали в ООН. В ООН ему предложили: либо он умерит свою гениальность, либо... Короче говоря, сотрудник не может быть умнее директора и заместителей. И тем более получать больше их. Балда пообещал исправиться. И исправился. Он предложил простой способ пересчета избыточной продукции сотрудника (если она ведет к вознаграждению, превышающему вознаграждение Директора и заместителей) на вышестоящее начальство в соответствующей пропорции. И в ближайший же расчетный день машина поставила Балду на соответствующее ему место в ибанской научной иерархии. Сотрудники ЖОПа усмехнулись, глядя на расчетное табло Балды. Тоже, мол, гений нашелся! Такое же барахло, как мы! И довольные разошлись по своим местам. Зато директора произвели в Оберакадемики, заместителей в Академики-Заискатели. И всех их наградили орденами. Балде поставили на вид. Балда сначала запил от огорчения. А потом, когда пить стало не на что, наладил массовое производство биозаменителей и начал загонять их сначала надежным знакомым, затем - кому попало, но через надежных посредников, наконец - кому попало без посредников. Скоро мода на биозаменители захлестнула Ибанск. Правительство приняло решение построить крупнейший в мире комбинат биозаменителей, испортив для этого три реки и четыре озера. Благодаря этому ибанцы получили возможность спокойно стоять в очередях, сидеть на собраниях и ездить на другой конец Ибанска за грошовой зарплатой. Зато наука такими бешеными темпами рванулась вперед, что догнать ее и тем более выйти на ее передний край не стало никакой возможности. А зачем ее догонять, сказал Главный Теоретик. Не надо. Пусть себе идет вперед. На то она и наука, чтобы опережать свое время. Наша задача - поощрять и внедрять в производство. И в Ибанске начали строительство крупнейшего в Мире Комбината По Строительству Институтов Делающих Выдающиеся Научные Открытия (КПСИДВНО) по образцу ЖОПа. И скоро институты такого образца красовались во всех населенных пунктах мира. Производство биозаменителей возросло в сто раз по сравнению с тринадцатым годом.

 

ОРГАНИЗАЦИЯ ОППОЗИЦИИ

 

Вот что, ребята, сказал Сотрудник, постучав ногтем по пухлой папке. Вы все у нас в руках. Не отвертитесь. Так что давайте по-хорошему. Добровольно. Вы начинаете открыто выражать недовольство по поводу существующих порядков, распространять правду, порочащую наше общество, призывать к улучшениям и все такое прочее. Не мне вас учить. А мы довольны, сказал Хмырь. Все довольны, сказал Сотрудник. Да не всем. Квартира есть у тебя? Нет. Мебель полированная? Пиджак замшевый? Коньяк? Девочки? ... То-то! Чего же тебе быть довольным! Ты недоволен, это бесспорно. Не может быть, чтобы ты был доволен. Но Хмырь стоял на своем.

 

Квартирка отдельная? Верно, мечта.

Но подо мною есть уже койка.

Пиджак из замши? Слов нет, красота.

Но на мне уже есть ковбойка.

Коньяк, говоришь? Ресторана уют?

Шашлык? Признаю, не хлеба краюха.

Но ведь и мне, бывает, дают

Кое-что выпить и чем-то занюхать.

Девочки с музыкой? Слов полумрак?

Что сравнится с такою забавой!

Но ведь и я, признаюсь, не дурак.

Иногда переспать с подходящей бабой.

Ощущенья не те? Не та красота?

Меня не задуришь подобным вздором.

А ты любил в подворотне? В кустах?

Пил бог весть с кем из горла за забором?

 

Ладно, сказал Сотрудник, мы с тобой потом поговорим особо. Ну а ты, сказал он Учителю. Ты же профессором был! Академиком стать мог! Премию получить! Ты-то чем доволен? Так и хочешь сдохнуть никем и ничем? Я мечтаю об этом, сказал Учитель.

 

Пусть без чина-званья сдохну. Только вы ответьте мне.

Сколько разных Заибанов замуровано в стене?

Сколько Замов?

Сколько Помов?

Сколько Начей?

Сколько Комов?

От могил чиновной знати мир мозаикой пестрит.

Лишь один на всю планету буду Я - Никто зарыт.

И без чина.

И без званья.

Без заслуг.

И без призванья.

Пройдут годы. Будут люди с удивленьем говорить.

Это ж надо ухитриться - просто так Никем прожить.

И ни Помом.

И ни Начем.

Не как все.

Совсем иначе.

Знать, коллеги проглядели. Знать, начальство проморгало.

За такое, надо думать, крепко кой-кому попало.

Так и надо.

Поделом им.

Мы теперь

Любого сломим.

 

К тому же, сказал Балда, мы не знаем никакой правды, порочащей наше общество. Мы вообще не знаем о нем никакой правды. Это я беру на себя, сказал Сотрудник. Я выдам вам такие материальчики, что волосы у всех дыбом встанут. Цифры! Места расположения! Имена! Все, что угодно! Ну, как? Согласны? А наказание нам будет за это, спросила Девица. Конечно, будет, сказал Сотрудник. Да еще какое! А пытать будут, спросила Спекулянтка. Разумеется, сказал Сотрудник. Могут даже безнадежно искалечить. Тогда другое дело, сказал Лапоть. Тогда, конечно, имеет смысл, вздохнула Сожительница. А общество будет после этого лучше развиваться, спросила Спекулянтка. Хуже будет, сказал Сотрудник. Ну как, спросил Хмырь, обращаясь к Балде и Учителю. Рискнем? Попробуем, ответили те. Только имейте в виду, сказал Хмырь Сотруднику, мы бескорыстно, т.е. на полставки. Ну спасибо, ребята, сказал Сотрудник. Полставки трудно сделать. Но я пробью. Вы тут поговорите меж собой. А я сейчас принесу вам материальчики. Мы приготовили все. Нелегальный журнальчик выпустите. Номеров десять мы уже укомплектовали. Листовочки. Между прочим, знаете, во что обошлась последняя поездка Заибана государству? Младенцы! В десять раз больше! Почти миллиард! А знаете, сколько хапнул Заибанчик одиннадцатого района? Сосунки! В сто раз больше! Пять миллиардов! То-то!! А вы тут пишете - довольны, мол. Не знаем, мол. Не хотим, мол. Если бы мы вам всю правду открыли!!...

Потом оппозиция направилась в Забегаловку, где Учитель предложил на обсуждение проект программы. Нахохотавшись, оппозиционеры разошлись, а Учитель и Хмырь решили продолжить обсуждение в каморке у Учителя. Тут к ним присоединился Сотрудник со своим поллитром.

 

На политику мы плюнем. Ну всех их!

Лучше трахнем-ка поллитра на троих!

 

Вы, ребята, со мной можете запросто, сказал захмелевший Сотрудник. Я не из таковских. Ходит слух, вы тут девочками промышляете. Устройте мне парочку на сегодня. И его отвели к Помоечнице. И Сотрудник был с нею счастлив.

 

У КАЖДОГО СВОИ ЗАБОТЫ

 

Хмырь, Балда и Учитель с утра пропивали первую получку Учителя. И бесперспективно спорили о том, что предпочтительнее - здоровые искусственные зубы или больные свои. Лучше здоровые, но свои, говорит Балда. Ты максималист, говорит Хмырь. Лучше любые, лишь бы здоровые. Какие-нибудь, говорит Учитель. Лишь бы жевать можно было. И он рассказал, как однажды их партию по ошибке заставили разгружать вагон с колбасой. Колбаса была твердая, как камень. Жрать ее можно было сколько угодно, а унести нельзя было ни кусочка. И он до крови рвал ногти и десны, плакал от злости и обиды, но не смог съесть ни грамма. Он умолял своего молодого друга, с которым всегда делился до последней крошки, чтобы тот откусил ему и прожевал кусочек. Но тот послал его подальше. Балда сказал, что он об этом уже читал где-то.

Пришел Лапоть и быстро наверстал упущенное. Потом он вытащил помятый листок из школьной тетради. Вот, послушайте, что моя шпана опять сочинила, сказал он не то с обидой, не то с гордостью. Эпитафия на живого отца!

 

Как и все, пару раз он женился.

Слопал тонны калорий сполна.

Не имел. Состоял. Не судился.

Выпил склад всякой дряни-вина.

В несогласиях не был замешан.

За границею - нет, не бывал.

Котовал. А кто нынче безгрешен?!

Было дело. Чуть-чуть воевал.

 

Жизни треть прокрутился в постели. Четверть в транспорте всяком ворчал.

 

На собраниях годы летели.

В очередях остальные торчал.

За услуги, заслуги и прочее,

За мильоны бессмысленных дел,

Благодарность, путевку,... Короче,

Что положено было, имел.

Из двух комнат квартиру отдельную,

Жизни всей голубой идеал,

Кухню с нужником... Боже... раздельную

Получил. И в больницу попал.

И лечили его очень бережно,

Не жалея лекарства и сил.

И не так, как у них, а безденежно.

Преждевременно дух испустил.

 

Балда сказал, что наше бесплатное медицинское обслуживание - липа. Какое же это бесплатное, если у тебя из зарплаты заранее высчитали на медицину независимо от того, лечишься ты или нет. Это все чушь, сказал Хмырь. Кстати, какие у тебя зубы, спросил он Лаптя. Увы, сказал Лапоть, искусственные, но больные. Это напоминает старый довоенный анекдот про капитана дальнего плавания, который поймал сифилис на резиновой кукле. Тебя не было до войны, сказал Хмырь, значит для тебя нет никакой довойны. Закажи-ка лучше еще по стопке. И выпьем за наших детей, которые идут по стопам наших родителей.

 

Ну и что? Ничего. Все проверено.

Я ведь тоже на этом пути.

Я ведь тоже загнусь своевременно,

Как ни пой, ни скули, ни крути.

 

Все верно, сказал Учитель. Еще немного, и случится то, что случается со всеми лаптеобразными.

 

Итак, постигла нас беда.

Мы понесли утрату.

От нас утопал он туда,

Откуда нет возврату.

Пришли последний долг отдать

По указанью свыше.

Хоть им-то в общем наплевать,

Что больше он не дышит.

Изображая горя вздох,

Плел представитель лживо,

Что он, мол, прежде срока сдох,

Что дело его живо.

Всему черед. И Ох и Ах.

Умолкли так же дружно.

И никому не нужный прах

Зарыли там, где нужно.

Вот так познав земной почет,

Кому за жизнь он сдаст отчет?

 

И тут к ним, виляя своевременно неотрезанным хвостом, подошел щенок с бородкой интеллигента, которому очень хотелось бы быть гонимым за прогрессивные взгляды и выдающиеся способности, но которого все игнорируют за отсутствие того и другого. Раньше, сказал Учитель, взяв щенка на руки и отдав ему свой бутерброд с колбасой, в Ибанске все собаки были откровенные дворняги. А теперь расплодились самые фантастические помеси. Вот этот экземпляр, например, явно является плодом случайного сожительства утонченнейшей аристократической болонки и самого захудалого помоечного беспородного пса. А какой красавчик получился! И главное - умница. Я нисколько не удивлюсь, если он сейчас начнет обличать слабые места в концепциях Правдеца и Двурушника. Нет, что ни говори, а прогресс есть. Наши дети уйдут дальше нас. Так выпьем за наших детей - за наше будущее. Гав-гав, сказал щенок. И прозванный Интеллигентом, он решил навсегда остаться с ними.