Каждая битва для кого-то последняя 5 страница
– Ты кто такой?! – маленькие глазки, цвета которых невозможно было разобрать, злобно уставились на новоприбывшего.
– Гость, – путник успел немного пожалеть о своей нерешительности при открывании двери и сразу разозлился за извиняющийся тон, с которым он заговорил. – Ищу ночлега и теплой еды.
– Пошел прочь! – голос унтера весьма забавно сбивался с рева на пищащий хрип, он был простужен или пьян. – Это заведение для истинных алмаров. Тут отдыхают солдаты императора!
За спиной офицера замаячил заинтересованный хозяин, не решавшийся вступить в диалог, и кое-какие черты его лица действительно были алмарскими, каплей разбавленные в бочке тиорской крови.
– Я алмар, из старого рода, – стараясь звучать убедительно, но безвредно, произнес гость, стоявший на пороге, глядя прямо в глаза офицера.
Не выдержав гляделок, военный отвел взгляд, но быстро подобрался и, гордо подбоченившись, окинул посетителя, с которым был почти одного роста, придирчивым взглядом почти сверху вниз, но скорее все же снизу вверх. В чертах юноши без труда угадывалось алмарское происхождение: резкие, будто из камня, черты лица, чуть сглаженные мягкостью молодости, тяжелый подбородок, высокий лоб, дерзкие брови вразлет, красивый узкий нос, грозивший с возрастом загнуться клювом хищной птицы, ясный взгляд голубых глаз, аристократичные тонкие губы. Так выглядели настоящие алмары, из тех, что владели землями, били унтеров палками и носили приставку «ван» к фамилии. Подвели лишь волосы, они были темно-русыми, почти каштановыми при неясном свете вечера. Не производила впечатления и одежда, кричавшая о нищете и одиночестве. А главным недостатком было седло без лошади.
– Алмар? – ухмыльнулся офицер, после длительного изучения. – А похож на бродячего шваркарасского гуся, к тому же где-то просравшего лошадь!
– И все же я алмар, меня зовут… – начал было путник, все ближе ощущая дыхание жаркого очага и горячей пищи.
– Похрен мне, как тебя зовут! – за спиной унтера собралось несколько его солдат, они стояли чуть поодаль с кружками пива в руках, жевали круглые колбаски и с любопытством ждали развития событий. У одного из бойцов не хватало глаза, на месте которого алела свежая рана. Второй держал колбаску в руке, зафиксированной перевязкой, наклоняя голову, чтобы откусить новую порцию.
– Но… – рука путешественника, все еще лежавшая на ручке распахнувшейся двери, медленно потянулась к клинку на поясе.
– Никаких «но»! Это вопрос безопасности! Безопасности верных воинов кайзера! – видя, что дверь отпустили, унтер начал ее закрывать. – По подвалам еще ютятся недобитые мятежники, всякий сброд из разбойников и мародеров набежал на Поле Костей и часто захаживает сюда, родня повстанцев вечно хочет мести. Черт тебя знает кто ты такой, вдруг шпион или переодетый тиорский мясник. Слишком опасно! К тому же по улицам бродит мертвый кирасир! Не держи дверь.
С этими словами солдат резко захлопнул вход в таверну, одним махом обрубив поток запахов еды и дыма, а также надежду путника наконец обрести ночлег.
– Эй! – тяжелый кулак сотряс дверь, затем последовал удар ногой. – Эй!
– Все, все, иди к черту, или в тиорские ночлежки, мне без разницы, – раздалось из-за двери, после чего оттуда совсем перестали отвечать.
Скрипнув зубами, прохожий до боли сжал рукоять сабли, неизвестно как скользнувшую в ладонь. Резко развернувшись на каблуках, он поспешил прочь, бухая подковками ботфорт по мостовой, почти бегом пришлось преодолеть пару кварталов. В висках стучало, ярость накатывала черной пеленой. Невообразимо тянуло назад. Вернуться, выбить дверь. С пьяными солдатами сражаться легко, почти как с некропрокаженными волками – главное скорость и реакция. Даже проще чем с волками – можно пропустить пару ударов, зараза зомбификации не грозит. Использовать против них мебель и их же штыки, раскидать, заставить растеряться, двигаясь быстро, прикончить поодиночке, у каждого максимум один выстрел. Нет…
«Я не сражаюсь с людьми. Не убиваю, не убивал и не буду!»
Респектабельный район города кончился. Начались ветхие лачуги, одноэтажные домики, хижины, больше напоминавшие груды развалин. Камень мостовых был по большей части растащен подпирать стены и латать дыры прохудившихся домов. Тут тоже не было света, окна были заколочены или задернуты грязными тряпками, если где-то и жгли лучины, то на улицу отблеск не попадал. Даже собаки молчали. Или их не было, пару тушек прохожий заметил в канавах, видимо, алмарцы, не успевшие в битву, причащали штыки. Или постарались сами хозяева, не желая привлекать к дому лишнее внимание.
Взяв из трущоб южнее, путник миновал небольшой лагерь беженцев, который объезжал драгунский патруль, и выбрел к более благополучным местам, в небеса медленно взбирались луны – Красный Хас, наевший бока больше половины, и серебристая Лунная Леди, отощавшая до трети. Через некоторое время лучиком надежды блеснул доходный дом, где наверняка сдавали комнаты. Черной, продолговатой трехэтажной громадой, он возвышался над прочими домами вокруг, как фрегат над каботажными посудинами. Разочарование было близко.
– Простите, никак не могу…
За спиной, в паре десятков шагов, под раскидистой липой, теша, возможно, собственное самолюбие играл одинокий скрипач, одетый в пестрый шутовской наряд, с тряпичными бутончиками черных или алых роз, нашитых на куртку и рейтузы. Нежному плачу скрипки сопутствовал мелодичный перезвон колокольчиков с семи хвостов колпака. Перед усталым же путником мялась невысокая, сухощавая бригланская старушка с испуганными глазами.
– Я хорошо заплачу, три золотых в неделю, – попытался путешественник, он уже готов был лечь и сдохнуть прямо на пороге доходного дома.
– Заплатите, милостивый государь, но не здесь, – печально покачала головой в чепце старушка. – Простите великодушно, но не возьму я этот грех. У вас ни рекомендаций, ни бумаг. К нам каждый день солдаты приходят. Уводят постояльцев, некоторых – даже из тех, кто по многу лет тихо жил. Мало кто возвращается. Дважды в день человек в черном сюртуке забегает, интересуется новыми жильцами, как он говорит «свежаком», а вечером всегда солдаты приходят. А с меня спрашивают, – женщина потерла плечо, под аккуратным, но изношенным платьем, – по всей строгости. Один раз так и сказали: «Врагов императора пускаешь! Изменников. Злоумышленников. Гляди – и твой черед придет». Простите, сударь, никак не могу. Времена такие. Поищите где-нибудь еще. Но поспешите. Люди болтают – по улицам бродит мертвый кирасир, пришедший с Поля Костей.
Дверь захлопнулась. По улице пронесся холодный порыв ветра, будто заглянувшего в мир из далеких владений Царицы Снегов. Скрипка замолкла.
– Попробуйте в «Растоптанном клевере», – донесся до путника мелодичный голос из-под сени липы. – Отсюда вниз по улице, налево, третий поворот и снова налево до упора.
Скрипач отличался непомерно длинным носом и хитрым блеском антрацитовых глаз, с интересом изучавших собеседника. Остального в тени было не разобрать.
– Спасибо, – ответил путник. – А вы что же? Если там пустят, могу угостить обедом, а места наверняка и на двоих хватит.
– Благодарю, – взмах изящной руки, с тонкими, будто птичьи кости, длинными пальцами прервал поток слов, – ничто так не бодрит и вдохновляет, как ночевка на свежем воздухе в городе, где днем и ночью по улицам ходит Смерть.
Путник кивнул и, не утруждая более странного, возможно, блаженного, каких много бывает после войны, скрипача, поспешил испытать последний дар судьбы. Говорят, сумасшедшие могут пророчествовать.
«Растоптанный клевер» притулился в тупике, меж старых каменных домов, когда-то принадлежавших самым гордым, зажиточным и, следовательно, опасным тиорам. Тем, что пошли на Поле Костей за МакБардом и полегли за свою мечту, теперь эти дома пустовали или стали частью добычи офицеров победившей армии, возжелавших должного комфорта. Редкие фонари выхватывали из тьмы и тумана листовки, во множестве расклеенные в этом районе агитаторами трибунала:
«Выдай мятежника и получи его землю!»
«Будь верным слугой Императора, расскажи солдатам о заговорщиках!»
«Награда за информацию о тиорах, скрывающих оружие!»
«Будь верен! Кайзер смотрит на тебя!»
«Останови мародера – сообщи патрулю!»
Сам «Клевер» был невысоким, одноэтажным зданием из старого камня и потемневшего дерева, всего одна труба, пара наглухо закрытых простыми ставнями окон с фасада, ржавеющая гонтовая черепица… И дверь, проходя в которую, пришлось бы пригнуться. Это место принадлежало тиорам, одним своим видом оно напоминало о вынужденной скромности и неприметности, навязанной жителям Осва имперцами. Вывески не было, но вместо коврика на пороге валялся свежий клевер, по давней традиции острова.
Из-за двери, проложенной войлоком по краям, разносились негромкие звуки трактирной жизни. На стук долго никто не отвечал, путник уже собирался идти прочь, а вернее бросить седло на землю и заночевать прямо у порога, но послышался скрип, звон и щелканье многочисленных засовов. У входа, плотно загораживая его всем тощим телом, возник, окутанный клубами черного дыма и грохотом разгульного веселья, старик с красным носом и хитрыми глазами. Накрутив ус обитатель «Клевера» поинтересовался:
– А ты еще кто такой? – для солидности дед попытался выпятить костлявую грудь, укрытую мешковатой рубашкой.
– Похоже вас, тиоров, ничему жизнь не учит, – путнику надоело заискивать на порогах всяких ночлежек, дорогих или дешевых. – Не боишься так отвечать природному алмару? А если я инспектор?
– О как, – удивился дедок, и шумно выдохнул, обдав пришельца мощным пивным духом. – Ну извиняй.
Непрошенный гость так и не понял, как оказался на земле и почему начала невыносимо болеть скула. Он попытался подняться, со всей амуницией это было непросто, но новый, сокрушительный удар костистого кулака опять отправил его обниматься с мостовой, лицом прямо в помятый клевер. Из глубины заведения донесся громовой голос:
– Эй, Дункан, кто там?
– Молодчик какой-то, – прокряхтел старик, уже начав обшаривать карманы пытавшегося подняться путешественника, – говорит, что инспектор, а морда, будто два дня не ел. Алмарская к тому же.
– Пусти его, мы не оставляем на пороге гостей, только не в эти времена, – голос был сильным и властным, наверняка принадлежал хозяину заведения.
– Ну, пусть так, я ж только поучить хотел, что можно говорить, а чего не стоит, – старик без особых усилий помог крупному юноше в тяжелой амуниции оказаться на ногах.
Путник повел себя неадекватно. То ли оскорбленный, то ли дезориентированный, он попытался ответить обидчику левым хуком, но куда-то внезапно пропал воздух из легких, а кулак старичка почему-то плотно сошелся с его животом. Затем, ободренный метким пинком, путешественник все же влетел в таверну.
Внутри «Клевер» являл разительный контраст с внешней угрюмостью фасада, открытого чужим глазам, густые облака дыма – от очага, свечей, трубок и сигар, текли под потолком, свиваясь ордами бушующих бесов. Тишину в клочья рвал веселый смех, гудение волынок, плач скрипок и звон гитар, чье очарование часто прерывал стук глиняных кружек, в которых пенился крепкий эль, и рюмок, в нетвердых руках плескавших во все стороны золотистое освийское виски. Пир во время чумы или буйство обреченных, жители мрачного городка, многие из которых щеголяли свежими ранами и старыми шрамами, весельем смывали с души налет страха, посеянного имперскими изуверами. Определенно, каким-то чудом это место балансировало на грани закона.
Пролетев через зал и не решив ни за что не позволить себе снова упасть, путешественник оказался возле высокой барной стойки из простой деревянной столешницы, положенной на толстые бочки с надписями «Порох» и «Сивая лошадь». Исполняя свой план, парень вцепился в столешницу и чудом удержался на ногах, на пол сверзилось только седло, потере которого он совсем не расстроился.
– Зря ты так, – лицом к лицу, через стойку, напротив путешественника возвышался хозяин таверны, чей густой бас легко перекрывал разгульный шум. На широком, крупном лице, выделялся могучий нос, сиявший цветами нутра кузнечного горна, и серый глаз, в котором горели ум и уверенность, контрастировавшие с общим внешним видом трактирщика, – Дункан у нас чемпион по боксу 8 отдельного батальона морской пехтуры, мастерство, как видишь, не пропьешь. Хоть он и старается.
– Спасибо, что пустили, я уже готов был ночевать на улице, – ответил гость, переводя дух. – Меня зовут Иоганн.
– Привет тебе, Иоганн! Я Вилли из Каллаганов, по нелепой шутке судьбы, сберегшей меня во всех абордажах, владелец этой гнусной дыры, чертова «Растоптанного Клевера», – хозяин заведения протянул пришельцу левую руку, а на недоуменный взгляд продемонстрировал деревянный протез, увенчанный крюком, тянувшийся от локтя правой. – Мы людей на улице не бросаем, а ну как мертвый кирасир прихватит, или того хуже – патруль. Неизвестно что гаже – бормотать на палке или гнить в имперской тюрячке. Что привело к нам алмара в эти темные времена?
– Ищу работу, – ответил Иоганн, пожимая протянутую руку.
– На поденщика ты не шибко похож, – отметил Вилли, – со всеми этими железками, на наемника, впрочем, тоже – нет их жестокости в глазах.
– Я охочусь на монстров, нежить, злокозненную нечисть, тварей, противных человеческой сути, ворую хлеб у инквизиции, – ухмыльнулся Иоганн. – Что ты там говорил про мертвого кирасира?
– Ого, – Уважительно кивнул Каллаган. – Значит пришел к нам по следу из мертвецов?
– Нет, по южному тракту, но трупов на нем что ваши, что имперцы навалили немало.
– Как грубо. А как же почтение к мертвым?
– Каждый третий из этих холодных ублюдков пытался оставить себе кусок на память обо мне, почтение как-то иссякло.
– И то верно, – Вилли огладил крюком густые бакенбарды и указал на один из угловых столов. – Вон там, тот, что разряжен в гусарские цацки как баба, это Дональд из имперской шоблы, командует разъездами, может, сумеет сказать чего по существу, ты ж сюда не за байками и трусливыми сказками пьянчуг явился.
– Не за ними, – кивнул охотник на монстров. – Благодарю! Пойду, побеседую.
С ненавистью взглянув на седло, гость «Клевера» вновь поднял свою ношу на плечо и отправился к указанному столику, по дороге его несколько раз окатили выпивкой, толкнули, отдавили ногу и поцеловали в щеку.
– Ты Дональд? – обратился путешественник к рыжему молодцу, щеголявшему гусарским облачением, на доломане которого болтался эполет с лейтенантскими знаками отличия, садясь на свободный стул, прошлый обитатель которого только что отправился в объятия сна прямо под столом.
– А ты та самая легендарная говорящая свинья, которую не научили здороваться? – поинтересовался поименованный в ответ, с шутливыми нотками в звонком голосе.
– Прости, видимо так влияет форма, я немало помотался по городу, пока нашел «Клевер», имперские солдаты уже не представляются мне такими милыми пушистиками, как их рисуют в пропаганде. Я Иоганн, Вилли, тот здоровяк за стойкой, который утверждает, что владеет этим местом, сказал – ты можешь ответить на пару моих вопросов, – охотник с грустью посмотрел на пустые пивные кувшины, во множестве оседлавшие стол.
– Я Дональд МакДабри, рад знакомству, сударь, – сверкнув белозубой улыбкой, гусар приподнялся и пожал Иоганну руку. Рукопожатие оказалось крепким и сильным, хватка тиора явственно сказала, что ее хозяин носил кавалерийское облачение не из-за красоты мундира. О том же говорила простая, но славно исполненная сабля, ремень ножен которой болтался на спинке стула. – И если речь пойдет о раскрытии персон мятежников, я, право слово, обижусь.
Гусар тоже с досадой осмотрел стол и начал оглядываться по сторонам.
– Чего заозирались, ребятки? Вот держите, Вилли сказал – за его счет. Залейте зенки по новой, может, повеселеете.
Служанка была невысокой, немного нескладной, слишком много локтей и коленок, так обычно говорят о детях, но и к ней подходило. Хотя девушке было уже явно за двадцать, невысокий рост и хрупкое телосложение ее сильно молодили, а окончательно запутывало драное платье и цветастый чепец – все в каких-то ярких нитках, обломках ракушек, стеклышек, в перламутровых пуговицах и мельхиоровых крючках. Взрослая женщина просто не могла себе позволить так одеваться. Явно не местная – смуглая, черные как адов свод волосы коротко острижены и потому щеткой торчат во все стороны, темные глаза скрывают блеск нездешней хитринки. Все в девушке выдавало киханку – одну из северного народа, чьи земли тоже подмяла под себя Империя. Кихан и тиоров многое роднило, но встретить одну из них на Осве – такое случалось редко. Поначалу именно это обстоятельство заинтересовало Иоганна, а затем он увидел улыбку девушки… В последнее время охотник на монстров воспринимал улыбку не иначе как оскал, вежливую форму звериного желания отогнать опасность – ему улыбались, когда платили деньги и надеялись, что опасный гость, пропахший мертвечиной, поскорее уберется прочь, улыбались торговцы, желая втридорого втюхать какую-то рухлядь, даже этот гусар за столом улыбался напряженно, натянуто – через улыбку изучая вероятного соперника…
А эта киханка улыбалась иначе – легко, нежно, задорно, насмешливо, но без злобы, так улыбаются, наверное, дети. Все мысли о чудовищах, бродящих по темным улицам, стуке ржавых копыт по пустынной мостовой, о полях сражений, заваленных трупами и тем из них, что вновь встало, все это осталось за дверью, там, в ночном холоде неприветливого города. Тут же было тепло, шумно, весело. Тут была эта улыбка.
– К-как?
– Чего? – девушка поставила на стол два объемистых кувшина эля и взглянула на оборванного путешественника, впрочем, удивления в ее больших темных глазах особенного не было.
– Ох. Простите, спасибо, – смутился охотник. – Я хотел спросить, как вас зовут, эээ… красавица?
– Да настоящий дамский угодник! – рассмеялась служанка и неожиданно совершила нечто, вполне ожидаемое для завсегдатаев трактира и гнусно ухмыльнувшегося гусара, но окончательно выбившее из колеи новичка в этих стенах. Она с размаху плюхнулась к собеседнику на коленки, чуть приобняв за шею, к слову – довольно нежно. – Я Сесилия! Или просто Лия. Назовешь сиськой – расколочу кувшин о голову. Ну а тебя как звать… эээ… красавчик?
Девушка заливисто и не слишком мелодично рассмеялась, но для охотника сейчас этот смех звучал прекраснее томного зова недалеких скрипок.
– Я Иоганн, – во второй раз за несколько минут произнес свое имя охотник. – Рад знакомству, Лия. Прошу, посидите с нами немного. Вы ведь не против, герр МакДабри? Я за все заплачу.
– Какой же гусар откажется от дармовой выпивки, – ухмыльнулся тиор. – Лия, слезь уже с его коленок, у парня щас кровь носом пойдет. Сгоняй-ка за бутылкой пшеничной и закусью, а потом останься с нами. Итак, Иоганн, чего вы от меня все же хотели?
– Мертвого кирасира, – провожая взглядом не слишком выдающуюся… спину Лии, охотник не заметил, как помрачнело лицо офицера, – но сейчас я бы предпочел поговорить о чем-то менее гнусном, если вы не против – целую вечность в дороге, забыл как отдыхать.
– С превеликим удовольствием! – Довольный обнаружением благодарного слушателя воскликнул Дональд МакДабри, известный в своем полку как лучший рассказчик и знаток анекдотов (многие из которых случались с ним самим). – Как раз недавно был один занимательный случай…
***
Утро – самое бессердечное время суток, когда ночные химеры еще держат цепкими когтями пробуждающийся разум, а яркие лучи неумолимого небесного светила уже будто молотом бьют по голове наплывом дневной суеты. Для Иоганна утро в этот раз было особенно тяжелым: в голове была немая пустота, причем вопреки всем законам бытия – пустота болела, руки и ноги пытались объявить о своей независимости, а тело напоминало неподъемный валун. Комната, где он оказался, была заполнена светом, пробивавшимся через небольшое круглое окошко под потолком, и барахлом, во множестве устилавшим пыльный пол и простую деревянную кровать с отломанной ножкой. Воспоминания прошедшей ночи приходили медленно и неохотно, как должники к доброму кредитору.
«…и как рванет блузку на груди, а грудь-то волосатая, такого конфуза капитан де Реми еще никогда не испытывал!» – гремел где-то на задворках памяти нетрезвый голос гусарского офицера.
Хлипкая деревянная дверь распахнулась и обитатель памяти охотника на монстров явился во плоти.
– Пора вставать, лежебока! – МакДабри был подтянут, свеж лицом и строен ногами, доломан сиял серебром, эполеты играли на солнце свежими бликами, сверкали пуговицы ментика, даже черные ботфорты излучали самодовольство, которое заполняло комнату напополам с крепким мускусом одеколона. – Однако ты вчера и устроил попойку, первый раз после того проклятого дельца на Кловенбри народ сумел повеселиться. Насилу отговорили тебя не жениться на Лие!
– Мне нужен волколак, чем быстрее, тем лучше, заряженный пистолет тоже подойдет, – простонал Иоганн. Он начал вспоминать, как после очередной бутыли виски, удивительно хорошо идущего с местным крепким элем, они с пьянющим гусаром клялись друг другу в вечной дружбе и на спор стреляли по картам, закрепляя братание… или это был ночной патруль, пришедший на шум, а не валеты…
– Не говори глупостей! Мы отлично побуянили, теперь ты почти свой, до патруля у нас еще оставались кое-какие сомнения, но ты показал себя с лучшей стороны! – гусар, продолжая ухмыляться, подошел к кровати «больного» и бросил на нее крупный сверток. – Вилли даже согласился отсрочить твой долг, так ты ему понравился. А это от меня – твои шмотки почти все либо в стирке, либо негодные, это мои, могут быть чуть коротковаты, но лучше, чем ничего.
– Спасибо, – охотник на монстров привстал и потянулся к свертку, но тут его рука застыла. – Стоп. Долг?
– Ну да, ты вчера малость разгулялся, такое бывает, когда хватишь лишку.
Память заботливо подкинула гадостей:
«Веселей ребята, я угощаю! Всех, даже хромого Эрла, хоть он и страшный как сам Крахот!»
Страдалец лишь сдавленно застонал сквозь губы.
– Сколько?
– Ну я ж не хозяин гостиницы, не волнуйся – твое житье тут я пока оплатил, ты должен только за лошадь, которую выторговал у Вилли. Ладно, бывай. Даст Единый – вечером свидимся. Служба.
Дональд шутливо отдал честь, щелкнул сапогами и удалился так быстро, что задать следующий вопрос Иоганн просто не успел. А память продолжала упорно унижать обитателя трехногой кровати, укрывшегося под тонким пледом.
«– Лия, хотите посмотреть на мой… меч, знаете, сколько чудовищ я им прикончил?
– Эй, малыш, по-моему, то, что ты сейчас расстегиваешь – это совсем не ножны. Или я не о тех чудовищах подумала?»
– Доброе утро славному охотнику на всякую дрянь!
Утро не рассеяло вечерних чар задымленного зала и алкогольных паров, более того – выспавшаяся и посвежевшая Сесилия Тиргест (ее фамилию Иоганн узнал ближе к концу попойки и чудом сумел запомнить) теперь производила еще более сильное впечатление. Правильные черты лица, нежные округлые губы цвета молочного шоколада, тонкая талия, высокая грудь. Охотника на монстров бросило в жар, совсем недавно он обещал себе, что никогда не позволит женщине завладеть своим сердцем, памятуя о незавидной судьбе, до которой любовь довела наставника. А вот теперь обещания, которым не было и года, выглядели детскими и нелепыми, а поступок учителя, бросившегося на мантикора ради женщины, которую любил, казался не имевшим альтернатив. Правда, та женщина не любила наставника Иоганна. А Сесилия… Она нежно улыбалась и смотрела на покрасневшего и неодетого охотника… Похоже, с симпатией.
– Доброе утро, Лия. Простите меня за этот неподобающий вид.
– Неподобающий вид, милый, у тебя был, когда ты блевал под стойкой, а потом лез целоваться, – рассмеялась девушка, по-прежнему не слишком музыкально.
«– О, Лия, вы бесподобны, великолепны, я никогда не встречал такой как вы…
– Убери руки, боец, или ты принимаешь меня за шлюху? Решил завоевать девушку так же, как на чудищ охотишься? Пойди проспись! – и взрыв смеха в зале…»
Укол стыда был недолгим – она все же пришла. Значит, все прочее не так важно.
– Вот, держи, – девушка поставила на сундук, чья крышка служила в маленькой комнатке столом, небольшой таз с теплой водой, полотенце и кусок грубого мыла, а рядом графин с легким сидром. – Приходи в себя и спускайся вниз.
Она почесала длинным ногтем Иоганна под подбородком.
– Обсудим твое вчерашнее предложение!
«– Я скажу сейчас такое, чего никому и никогда не говорил раньше. Лия, вы станете моей женой?
И поощряющий гомон в дымном зале трактира».
Память, память, жестокая ты стерва…
К сожалению, все произошедшее прошлой ночью не было ни преувеличением, ни происками воспаленного сознания. Иоганн действительно умудрился напиться, потратить последние десять золотых талеров, которые намеревался растянуть хотя бы на месяц, и наконец – купить в долг у Вилли старую клячу, видавшую еще позапрошлую Экваториальную кампанию. Клячу звали Росинка и ей предстояло заменить героически павшего в волчьих зубах Изверга – прошлого коня охотника на монстров. Однако Каллаган продал лошадь в долг, но отказывался отпускать животное из конюшни, пока не будет выплачен первый взнос: «Хватает того, сударь охотник, что мы вас кормим на халяву, пока, а лошадка – имущество движимое, вдруг ты решишь куда удвигать, не расплатившись», – пояснял свою точку зрения трактирщик. В качестве жеста «доброй воли» хозяин «Растоптанного клевера» за свой счет отдал в ремонт оружие, одежду и амуницию гостя Шанкеннки, но обещал, что «все будет в лучшем виде» как раз к моменту появления первого взноса. Отправляться работать без лошади все равно было бы безумием и потому Иоганну пришлось выкручиваться иными методами.
Недолго побродив по округе, охотник на монстров сумел найти место, где его быстро и прибыльно, для обеих сторон, переквалифицировали в грузчики. Склад был старым и грязным, совсем недавно это место было перестроено из хлева, а потому имело высокий потолок, много простора, дырявые деревянные стены и остатки соломы пополам с навозом на полу. Через широкие распахнутые ворота то и дело въезжали телеги, иногда нагруженные, иногда пустые – одни привозили «груз», другие отъезжали с «добычей», как это называли местные рабочие. На некоторых телегах привозили всяческий домашний скарб, ткани, подсвечники, иногда серебро, чаще медь, мельхиор, изделия из полудрагоценных камней, мебель хорошего качества, сапоги, одежду, сельскохозяйственный инвентарь.
– Это с фермы Ковенрав, соседи донесли, что хозяева сочувствовали мятежниками, доказательств не нашли, так что старики Конни отделались штрафом, смотри – даже плуг притащили, значит видать и коня увели – будет Брайан пахать бревном на своей старухе.
– И не говори, о, смотри-ка, а это из дома констебля О`Грейди, его колотушка, везде этого льва узнаю. В чем это она?
– Тише, повесили констебля – за неисполнение обязанностей.
Это обсуждали прибывающий товар два грузчика – ригельвандец-поденщик Сильвио Марзони и бриглан (по слухам, беглый монах) Гюнтер. Склад принадлежал военным – полку трибунала, обеспечивавшего порядок в городе, проще говоря – штыками творившего произвол. На «особом объекте» дежурил десяток карателей в красной форме, а руководил ими один из полковых писарей – капрал Биттенхоф. Последний был невысоким, полным человеком, который все время поправлял густо накрахмаленный воротник и потирал шелушащиеся руки, вечно синие от чернил, капрал наверняка проходил по ведомству тайной полиции, предпочитая темный сюртук форменному мундиру, но все же носил латунный наплечник со знаками различия. Работали на складе только «благонадежные добровольцы», среди которых были бывшие каторжники, бригланы, ригельвандцы, шваркарассцы, бродяги без рода племени, даже зверолюди, но ни одного тиора – да и не пошел бы тиор на такой склад.
Другие телеги приезжали тяжело нагруженные, их возницы были суровыми и неразговорчивыми, а лошади нервными, на этих телегах привозили трупы. За разгрузку таких платили втрое, потому Иоганн решил работать именно там, заодно посчитав возможным для себя проверять – не готовятся ли мертвецы подняться вновь. Охотника на монстров смущало отсутствие на складе священника.
– Эй, чего зазевался, помоги, у этого брюхо вспорото, не потащу на себе, – обратился к Иоганну густым басом один из самых колоритный грузчиков – одноглазый минотавр Руг, бывший раб, а ныне существо чуть более свободное, чем тиоры Шанкенни, он без труда носил на могучих плечах по два тела за раз, но иногда вполне обоснованно брезговал.
– Похоже, мятежник, – пробормотал охотник, берясь за ноги толстого двухдневного мертвеца, у которого был распорот живот от груди до паха. – Солдаты озверели?
– Нет, – отрицательно покачал головой со спиленными рогами минотавр. – Это свои, видать дезертир, тупые ублюдки, нет бы сидеть тихо, так те, кто выжил после боя еще и друг друга режут, «за предательство». Тех, кому так брюхо вспарывают, считают дезертирами.
– Неужели им не хватило крови, – сокрушенно пробормотал Иоганн.
– Просто не могут остановиться, – пожал плечами анимал, чуть вздернув мертвеца за плечи.
Тела складировали в ближнем углу сарая, рабочие, не годившиеся для разгрузки, под бдительным взором солдат освобождали мертвецов от всего ценного – от сапог и ремней до золотых зубов и пуговиц. Обобранных мертвецов закидывали на телеги под пристальным взглядом капрала.
– Нет, нет, идиоты, этого в другую, вон ту, дальнюю – не видите бирки? Вам же объясняли. Красная – к безымянным, черная – к мятежникам, синяя – к тем, чья семья сумела выплатить контрибуции и забирает тело для похорон. Внимательнее, а то ничего не получите… Ну куда, куда ты повел эту телегу? Там же вино! Ставь подальше от трупов…