Корреляты поведенческих расстройств

ПОДРОСТКИ ГРУПП РИСКА

Серия «Практическая психология»

ББК 88.836 УД 159.922.7-053.7

Корнилова Т. В., Григоренко Е. Л., Смирнов С. Д.

К 67 Подростки групп риска. — СПб.: Питер, 2005. — 336 с.: ил. — (Серия «Практическая психология»).

ISBN 5-469-00087-7

В книге излагаются результаты психологического обследования подростков трех групп: лиц с психиатрическим диагнозом, совершивших правонарушения (включая подгруппу без правонарушений); лиц, характеризующихся делинквентным поведением (группа риска), и обычных школьников, на которых школьные психологи обратили внимание по тем или иным причинам (симптоматика школьной дезадаптации или эмоциональные поведенческие проблемы).

Полученные авторами данные позволяют конкретизировать виды и уровни признаков психологического неблагополучия подростков, определяемых внешними и внутренними условиями развития.

Книга рекомендуется всем исследователям и практикам, для которых насущной задачей является разработка психологического инструментария диагностики особенностей «трудных» подростков и подростков с асоциальным поведением. В первую очередь она будет интересна психологам, психиатрам, юристам, педагогам и социальным работникам.

© ЗАО Издательский дом «Питер», 2005.

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

ISBN 5-469-00087-7

Лицензия ИД № 05784 от 07.09.01.
ООО «Питер Принт», 194044, Санкт-Петербург, пр. Б. Сампсониевский, 29а.
Налоговая льгота — общероссийский классификатор продукции ОК 005-93,
том 2; 95 3005 — литература учебная.
Подписано в печать 23.07.04. Формат 60×90/16. Усл. п. л. 21.
Тираж 4000. Заказ № 1023.

Отпечатано с готовых диапозитивов в ООО «Типография Правда 1906».
195299, С.-Петербург, Киришская ул., 2.

3

Содержание

4

5

Предисловие

Излагаемое в книге исследование посвящено проблеме поиска психологических критериев возникновения у старших подростков проблем, которые способствуют попаданию их в группы трудных подростков, или группы «риска» — делинквентного и криминального поведения, т. е. риска совершения правонарушений. Тренд подростков в так называемую группу риска — та область современных реалий, которые существенно усугубились на постсоветском пространстве и поставили страну перед фактом обострения таких социальных проблем, как детская беспризорность и усиление делинквентных форм социальной (школьной, семейной) дезадаптации детей в подростковом возрасте.

Психологические причины развития поведенческих отклонений часто неразрывно связаны как с нарушениями взаимосвязей с социальным окружением, так и нередко с психиатрическим неблагополучием подростков. Еще сравнительно недавно в советской психологии утверждалась позиция, согласно которой именно нарушения в системе воспитания приводят подростков в группу «трудных». Так, Д. И. Фельдштейн приводит данные о том, что изучение жизненного пути 184 бывших несовершеннолетних правонарушителей, воспитывавшихся в Душанбинской республиканской спецшколе, показало: по прошествии около 20 лет у них в 96,7% случаев не было рецидивов; 83% обзавелись семьями и имеют детей. В целом же делается вывод, что в основе «нравственной деформации их личности» лежали именно недостатки семейного и школьного воспитания. Именно поэтому трудные подростки на 2—4 года отстают по образованию от сверстников. Но «это отставание, как и деформация познавательной и других духовных потребностей, ни в коей мере не определяется психическим развитием данных детей» [Фельдштейн, 1989, с. 44].

В эпоху социального перелома, которая отличает последние десятилетия российской истории, картина связей между криминализацией в среде подростков и выраженностью у них психиатрической симптоматики достаточно изменилась, чтобы сводить все проблемы психологического неблагополучия подростков только к нарушениям воспитания. По данным отчета НИИ МВД, в период с 1989 по 1999 г.

6

количество преступлений, совершаемых подростками в возрасте 16—17 лет, возросло на 55%; количество же преступлений среди несовершеннолетних, не достигших возраста привлечения к уголовной ответственности, — на 14,6%. При этом доля несовершеннолетних с психическими отклонениями среди правонарушителей составляет примерно 50% [Гурьева, 2001]. Для профилактики противоправного поведения все более актуальной становится проблема разграничения психиатрических и психологических критериев поведенческих девиаций у несовершеннолетних.

Введение должности школьного психолога также обострило проблему психологической диагностики делинквентности подростков. При обсуждении методологических аспектов такой диагностики проблема поведенческих отклонений закономерно вводится в более широкий контекст психодиагностики отклоняющегося развития [Проблемы специальной..., 1998].

Диагностика психологического неблагополучия, способствующего делинквентному поведению, — актуальнейшая задача, предполагающая разработку специальных методик. Вместе с тем на конференции, состоявшейся в 1998 г., В. И. Лубовский констатировал, что, несмотря на прошедшие десятилетия, актуальной остается статья, опубликованная в 1968 г. А. Н. Леонтьевым, А. Р. Лурия и А. А. Смирновым, в которой были сформулированы методологические принципы психологической диагностики. В этой статье ставилась задача преодолеть как количественный тестовый подход к диагностике недостатков психического развития, так и упрощенный экспериментально-психологический с интуитивно-эмпирической трактовкой результатов.

По существу был открыт путь становлению новых психологических средств диагностики отклонений в развитии, но они остаются отдельными «диагностическими единицами», поэтому их разработка по-прежнему представляется весьма насущной.

Знакомство с психологическими методиками, разработанными зарубежными психологами для диагностики отклонений в развитии подростков, будет служить, как нам кажется, расширению представлений о возможных подходах к установлению психологических причин делинквентного поведения. Эти методики вносят свой вклад в современные типологии отклоняющегося развития. Хотя, несомненно, понадобятся специальное сопоставление этих операциональных средств работы с трудными подростками и возможности определения на их основе «внутреннего хода самого развития» [Выготский, т. 4, с. 268].

7

Сегодня изменяется понимание самих факторов психологического неблагополучия подростков. Отрочество и юность протекают в иных социальных условиях, чем в периоды социальной стабильности. Личностное развитие подростка может искажаться в силу несоответствия стремления к самостоятельности и отсутствия условий для реализации социально одобряемых форм жизнедеятельности, в которых эта самостоятельность может быть востребована. Социальная дезадаптация усиливается в силу существенного снижения уровня жизни многих семей (с низким социально-экономическим статусом).

Нестандартность форм поведения и трудновоспитуемость характеризуетпсихологическую дезадаптацию, связываемую с половозрастными и индивидуально-психологическими особенностями ребенка, реакциями на стресс и беспомощностью перед проблемами, встающими перед ним в семье и школе. «По сути дела, речь идет о некоторых личностных психологических особенностях, затрудняющих социальную адаптацию подростков. К ним могут относиться различные акцентуации характера, неадекватное проявление самооценки, нарушение эмоционально-волевой и коммуникативной сферы, неосознаваемые регуляторы поведения, ...подсознательные комплексы, фиксированные установки, фобии, тревожность, агрессивность» [Беличева, 1998, с. 44]. Обсуждается необходимость разработки специальных психосоциальных и психолого-педагогических коррекционных программ для современных трудных подростков.

Но, к сожалению, в отечественной литературе нет работ, которые содержали бы репрезентативные данные для больших выборок, поясняющие, как в целом сегодня соотносятся у подростков психологические особенности, проявляемые в нарушениях личностного развития, и процессы опосредствованной регуляции поведения или каковы тенденции изменений в психологических процессах саморегуляции, испытывающих на себе влияния как со стороны факторов внешних условий (семьи, школы и т. д.), так и со стороны внутренних предпосылок, связанных с возможной психопатологической симптоматикой, лишь проявляющейся в поведенческих девиациях. Сложность такого анализа заключается, в частности, в том, что нарушения поведения у подростков связаны, как правило, не с одним из биологических или социальных факторов, а с их комплексом, специфическим для разных типов асинхронии развития.

В нашей работе мы исходили из предположения, что такие факторы, традиционно относимые к внешним условиям социализации, как

8

отношения со сверстниками или отношения в семье подростка, можно считать внешнимидостаточно условно, поскольку их влияние реально связано с искажениями в системах отношений, общения, взаимопонимания, самосознания подростка, что обязательно опосредствуется психологическими процессами. К внутренним факторам мы отнесли возможное психиатрическое неблагополучие подростка, поскольку установление психиатрической симптоматики отражает искажения внутренних условий развития и возможные предпосылки изменения в психологической регуляции поведения. В то же время рассматривать психиатрическую симптоматику только в контексте внутренних предпосылок как биологических также невозможно. За внешне схожими поведенческими отклонениями могут вскрываться и нарушения базисных процессов психологической регуляции (недостаточности волевой, эмоциональной, интеллектуальной регуляции), и нарушения психопатологического генеза. В последнем случае важно, что характер нозологической принадлежности имеет для внешних проявлений «трудного» подростка меньшее значение, чем специфичность асинхронии развития [Лебединская и др., 2000, с. 274].

Диагностическая работа психолога в области «отклоняющегося развития» предполагает разработку интегративных подходов, в рамках которых можно было бы сопоставлять психологические переменные с результатами диагностики клинических форм дизонтогенеза. Установление патопсихологической симптоматики при нарушениях поведения подростков, которые квалифицируются как оппозиционное поведение иповеденческие расстройства, ставит также научную проблему разграничения каузальных факторов, обусловливающих непатологические и патологические (выраженные на уровне психиатрической симптоматики) основания развития психологического неблагополучия детей и подростков и нарушений социализации в подростковом возрасте.

В одной из диссертационных работ, выполненных на эту тему в рамках психиатрических исследований, подчеркивалась противоречивость данных, рассматриваемых при выделении социальных факторов и клинической динамики патологических нарушений поведения. «Большей частью они основаны на нозоцентрическом принципе с установлением одномерных корреляций между девиациями поведения и ведущими симптомокомплексами, поэтому являются недостаточным основанием для многомерного диагностического подхода и комплексной реабилитации детей...» [Вострокнутов, 1997, с. 1].

9

Что касается психологических исследований, то в них гетерогенность (и гетерохронность) причин развития личностных и поведенческих отклонений признается, но редко выступает самостоятельным предметом изучения. Использование собственно психологических методик для выборок детей с установленным психиатрическим диагнозом — отдельная проблема, решению которой в отечественной психологии пока не нашлось должного места. Пограничность проблематики анализа причин эмоционального и поведенческого неблагополучия подростков и отсутствие исследований, где психологические, психиатрические, возрастные и социальные факторы необходимо учитывать в их комплексе, рассматривались нами как аспект не только актуальности таких исследований, но и сложности пути, по которому должны были бы пройти психологи, выделяющие этот предмет изучения.

Трудоемкость фронтальных обследований групп подростков, характеризующихся делинквентным поведением, и проблемы проведения самостоятельных психологических исследований в условиях клиники, где с позиций психиатра психолог играет не более чем вспомогательную роль в решении диагностических задач, в определенной степени вывели обследования подростков групп «риска» с психиатрической симптоматикой из сферы научных психологических работ. Практически же направленные исследования в этой области, к сожалению, не всегда проводятся на должном уровне методического оснащения. Они чаще всего переносят неспецифические методы психологического исследования в ту область, где заведомо требуется спецификация психологического инструментария в зависимости от внешних критериев (принадлежности испытуемых к той или иной выборке) и решения проблемы репрезентативности используемых показателей.

Следует отметить также, что в самой психологии подросткового возраста существенное продвижение намечено в исследованиях, нацеленных на изучение отдельных факторов, например тревожности [Прихожан, 2000], либо отдельных проблем, например источников развития агрессии. Но не представлены комплексные исследования, которые учитывали бы как многообразие психологических переменных в динамике нарушений поведения (включая дифференциацию патологически обусловленных форм), так и их роль в изменении поведения российских подростков с обсуждаемым сегодня трендом их в сторону групп риска, — риска асоциального или делинквентного поведения [Собкин, Кузнецова, 1998].

10

Отдельная задача — изучение факторов психологического неблагополучия подростков в условиях социальной нестабильности. Ее решение требует сменыисследовательской парадигмы на парадигму обследования — выяснения актуального состояния и различий в психологическом статусе детей разных возрастных групп, а также характеризующихся и не характеризующихся делинквентным или криминальным поведением. Именно такая постановка задачи позволила нам обосновать и получить грант на обследование групп российских подростков от Международного фонда поддержки гражданских исследований. Работа была проведена нами совместно с американской стороной, которую представляли научные сотрудники Йельского университета Е. Григоренко (соруководитель с американской стороны) и А. Картер. Соруководитель проекта с российской стороны — С. Д. Смирнов (зав. кафедрой педагогики, психологии и методики преподавания в высшей школе, факультет психологии МГУ им. М. В. Ломоносова).

Большой вклад в проведение эмпирической части работы внес кандидат психологических наук, старший научный сотрудник Всероссийского Центра общей и судебной психиатрии им. В. Н. Сербского А. П. Корнилов, который провел обучение исследовательского коллектива новым методикам и основную часть обследования подростков, имеющих психиатрический диагноз, совершивших правонарушения и находившихся в тот период на принудительном лечении.

С российской стороны в этом исследовании, охватившем почти 300 испытуемых, причем на 2/3 в специальных учебных заведениях и в условиях клиники, приняли участие несколько психологов, вклад которых заключался: в обследовании ряда подгрупп испытуемых — Т. Г. Богданова, В. Г. Булыгина, Т. В. Захарченко, Н. В. Хитрова, М. В. Черний; в подготовке методического оснащения исследования — Т. В. Черний.

В обследовании школьников группы нормы приняли участие также школьные психологи г. Воронежа Н. Неделько и В. Семилеткина, целью которых было выявление детей с возможными психологическими проблемами. Отдельную благодарность мы выражаем директору специнтерната г. Москвы Николаю Руслановичу Сидорову за предоставленную возможность обследования группы подростков в опекаемом им учреждении.

11

Глава 1

Психологические
особенности подростков
с отклоняющимся поведением

Проблема различения форм и источников
отклоняющегося поведения в подростковый
период и в ранней юности

Делинквентное, т. е. отклоняющееся от общепринятых или привычных норм, поведение подростков обсуждается и с точки зрения специфичных для этого возраста проблем, и с точки зрения влияния неблагоприятных социальных условий, и с точки зрения нарушений или искажений развития, связанных с психопатологическими факторами. Социальная значимость проблемы оценки психологического и психиатрического статуса подростков с отклоняющимся поведением подчеркивается как в обобщающих работах статистического характера, так и в эмпирических исследованиях, демонстрирующих взаимосвязи отклоняющегося от социокультурных норм поведения с личностными изменениями, диагностируемыми в подростковый период и в ранней юности.

Периоды старшего подросткового возраста — 14—15 лет — и ранней юности — 16—17 лет — четко разводятся в периодизации онтогенетического развития, но обычно в работах практической направленности лиц в возрасте с 14 до 17 лет в целом называют старшими подростками, учитывая, что они несовершеннолетние и что в основном с 17 лет — возраста окончания средней школы — они начинают самостоятельную жизнь. И поэтому далее мы в нашей книге говорим в общем о подростках, имея в виду весь названный возрастной период. Выделение возрастных подгрупп (лица 14, 15, 16 и 17 лет) позволяет нам в специальной главе 2 осветить вопрос о возрастной динамике влияний внутренних предпосылок развития в трех основных

12

обследованных нами группах подростков (с разной степенью выраженности личностных и поведенческих девиаций).

В психиатрии и медицинской психологии поведенческие нарушения у подростков анализируются в рамках работ по соотнесению психиатрической и психологической симптоматики, выделению уровней поведенческих отклонений (отклоняющееся, оппозиционно-протестное, девиантное, делинквентное, криминальное), установлению роли личностной патологии и социальной микросреды ребенка как факторов психического дизонтогенеза. Взаимосвязи нарушений поведенческих расстройств и личностной патологии рассматриваются более подробно в подростковой судебной психиатрии с точки зрения установления критериев вменяемости и оценки контроля подростком своих действий [Подростковая судебная..., 1998].

Наше исследование¹ было выполнено в контексте эпидемиологического обследования подростков для установления влияний внешних и внутренних факторов развития ребенка в условиях социальной нестабильности на психологические особенности, связанные с риском отклоняющегося поведения. В последующих главах представлены его общая структура и результаты, позволяющие осветить следующие проблемы.

Первая — это проблема психологических критериев искажений развития подростка, различения возрастных девиаций и отклонений в развитии, связанных с психопатологической симптоматикой. В. Лебединским при классификации формпсихического дизонтогенеза выделятся такая форма дисгармонического развития, для которой характерна диспропорциональность развития психики преимущественно в эмоционально-волевой сфере. Сюда относятся, в частности, ряд психопатий, когда у ребенка или подростка наблюдаются расстройства поведения, а неадекватность реакций и нарушения приспособляемости к среде связаны преимущественно с социальными факторами как условиями воспитания [Лебединский, 1985, с. 33]. Отклонения в поведении могут отражать как задержку умственного развития и педагогическую запущенность, так и нарушения личностного развития подростка.

Только «анализ индивидуального случая» как метод, соединяющий цели исследования и обследования, может дать конкретную картину соотношения факторов психологического неблагополучия подростка. Фронтальные же или выборочные обследования направлены

13

на решение других задач — выявление характеристик и признаков делинквентности подростков и юношей в популяциях, репрезентированных теми или иными выборками, и уточнение внешних и внутренних условий, влияющих на выраженность отклоняющегося поведения (а значит, на психологическое неблагополучие тех, кто попадает в соответствующие группы риска).

Принимая общие положения о социальной детерминации поведенческих расстройств и представленности в них деформаций личностного развития, отметим все большуюдифференциацию механизмов, связывающих их с разными каузальными факторами. Различение этих связей очень важно для интерпретаций результатов эмпирических исследований. Так, в контрольных группах нормы — лица с типичными, не отклоняющимися формами поведения, — могут быть представлены и акцентуированные личности, и педагогически запущенные подростки. А характеристика любых поведенческих расстройств подростка в контексте его асоциальности или сведение проблемы психопатии к проблеме социопатии (тем более сужение ее до проблемы криминальных психопатов) могут искажать интерпретационное поле эмпирических зависимостей.

В отечественной специальной литературе указывается, что «показателем начала психогенного развития у подростков следует считать присоединение к психогенной симптоматике личностных изменений» [Подростковая судебная..., 1998, с. 228]. Но расстройства поведения сами по себе не обязательно являются клиническим симптомом.Непатологические формы поведенческих отклонений, или возрастных девиаций, связаны с отрицательно влияющими социально-психологическими факторами, т. е. с нарушениями социальной экологии среды, в которой развивается подросток. Такое девиантноеповедение проявляется в семейной и школьной дезадаптации, трудностях в общении. В международной классификации эти виды девиаций наряду с вызывающим, провокационным, агрессивным поведением, при котором, тем не менее отсутствуют асоциальные действия как нарушающие закон и права других, помещены в раздел «поведенческие расстройства».

Второй проблемой оказывается, таким образом, квалификация форм отклоняющегося поведения, причем с точки зрения психологических симптомов разных типов внутреннего неблагополучия, отражаемого внешне в поведенческих расстройствах разных вида и уровня.

Делинквентное поведение выделяется именно по своей асоциальной направленности, стойкости и стереотипности действий, которые

14

могут быть квалифицированы как «допреступные», но пока не влекущие за собой уголовной ответственности подростка. Подростки, совершившие правонарушения, не обязательно характеризуются стойким делинквентным поведением. Следовательно, к группе риска делинквентного поведения обычно относят те случаи, когда делинквентное поведение повторяющееся, асоциальное, а также и такие случаи, когда наряду с совершением правонарушений установлен диагноз «расстройства поведения». Психологической характеристике подростков с делинквентным и девиантным (как отклоняющимся от социокультуральных норм) поведением и было посвящено наше исследование.

Третьей мы назвали бы проблему выявления у подростков групп риска сопутствующих изменений психопатологического и непсихопатологического генеза. Если первые отражают развитие психиатрической симптоматики, то вторые могут быть связаны с особенностями возрастной динамики личностного развития подростка. Учитывая особенности переходного возраста, психологические последствия пубертатного кризиса, можно ожидать симптоматику психического дизонтогенеза и искажений личностного развития, которые сопутствуют поведенческим девиациям.

Эмпирические исследования последних лет, выполненные на подростковых выборках, обострили постановку проблемы сопутствующих личностных расстройств (иногда называемых коморбидными при анализе расстройств поведения). Они диагностируются как у подростков-правонарушителей, так и у подростков — пациентов психиатрических клиник [Frick, 1999; Гиндикин, Гурьева, 1999].

Непатологические формы дизонтогенеза в подростковом и раннем юношеском возрасте связаны в первую очередь с действием факторов нарушенной социальной экологии; из личностных свойств здесь прежде всего следует назвать появление психопатических черт, тревожности, агрессии, нарушений общения.

Патологические формы, напротив, связываются с действием «патологических, преимущественно биологических, факторов, сопровождающихся развитием психопатологических расстройств» [Подростковая судебная..., 1998, с. 101]. Важно также отметить, что у подростков-правонарушителей психиатрическая симптоматика чаще всего обнаруживается наряду с проявлениями семейно-педагогической и социальной запущенности, школьной дезадаптации и личностных изменений. То есть указать чистые случаи психопатологически обусловленных поведенческих расстройств практически очень трудно.

15

Проблема влияния развития психопатических личностных черт на поведенческие расстройства — это более частный случай определения психологических факторов их генеза. В отечественной подростковой психиатрии диагностика психопатических личностных свойств относится к более поздним возрастным периодам, чем возраст, характеризующийся пубертатным кризисом.

Считается, что диагностика такого личностного расстройства, как психопатия, возможна только с 16—17 лет; возникает оно в позднем детстве или в подростковом возрасте, но в силу возрастных девиаций и в связи с клинической «недооформленностью» трудно выделяется при анализе недостаточно сложившихся личностных структур. Для постановки такого диагноза характерные переживания и типы поведения должны отклоняться от культуральных норм более чем в одной из следующих сфер:

1) когнитивной (интерпретация предметов, событий, людей, образа Я);

2) эмоциональной (интенсивность, диапазон и адекватность реакций);

3) контроля влечений;

4) отношений с другими людьми [Гиндикин, Гурьева, 1999].

Недостаточная адаптированность обнаруживается при этом в широком спектре личностных реакций и социальных ситуаций, поведение лишено гибкости, поведенческие девиации стабильны и неблагоприятно воздействуют на социальное окружение.

Особенности клинических вариантов психопатий не могут нами здесь обсуждаться, так как требуют учета их связи с клиническими критериями [Личко, 1983]. Но следует отметить, что в качестве психологической симптоматики та реальность, которая называется психопатическими личностными чертами, узнаваема и вне применения психиатрических классификаций. Так, для возрастных границ 10—17 лет П. Фрик [1999] связывает психопатические черты с проявлениями бездушия и неэмоциональности; в общий с ними кластер попадают и поведенческие отклонения, включая агрессию, а также факторы «серьезной семейной истории», криминального или антисоциального поведения ближайшего окружения. Но этот же автор излагает более дифференцированную картину связей разных форм поведенческих девиаций с началом заболеваний, выделяя подростковое начало как более благоприятное для последующего снятия риска делинквентного поведения и меньшей вероятности психопатологических изменений.

16

Психологами обсуждается сегодня также возможность рассматривать психопатии как фокусируемые не вокруг патологических синдромов, а вокруг нормы [Петров, 1999]. Поэтому соотнесение симптомов поведенческих расстройств с психологическими особенностями подростков должно касаться сопоставления групп риска и групп нормы, а необходимость разводить непатологические и патологические симптомы, связанные с делинквентным поведением, требует также сопоставления с подростками, имеющими статус психиатрических больных. Только при такой организации исследования возможно обсуждать направленность влияний социальных факторов, а точнее нарушений социальной экологии как внешних условий развития, в разной степени влияющих на поведенческие девиации.

Так или иначе сформулированные запросы к психологу, который должен описать психологические особенности подростка с точки зрения соотношения возрастных девиаций поведения и расстройств поведения, каузально связанных с психологическим и психиатрическим неблагополучием, остаются плохо подкрепленными методическим арсеналом, который был бы направлен на диагностику психологических оснований риска делинквентного поведения (как крайней формы отклоняющегося, когда девиации, множимые в условиях пубертатного криза, приобретают форму асоциального поведения, а не только свидетельствуют о диспропорциональном развитии психики). Таким образом, подчиненной задачей стала апробация новых для российских психологов методических средств, которые направлены на диагностику не только поведенческих расстройств, но и той внутренней психологической симптоматики, которая свидетельствует о неблагополучии развития подростка, наличии проблем адаптации к социальному окружению, нарушениях самоконтроля, эмоциональной сферы и иных расстройствах, выступающих внутренними, диспозициональными предпосылками попадания подростка в группу риска, — риска делинквентного поведения.

В данной работе мы не останавливались на такой важной проблеме, как определение глубины поведенческих расстройств; в этом вопросе мы следуем различиям в симптоматике, заданной критериями оппозиционного и делинквентного поведения автором первой из выбранных нами методик, а также учитываем, что в двух основных методиках (полуструктурированное интервью K-SADS и check-list Т. Ахенбаха) термином делинквентного поведения охватывались как патологические, так и непатологические формы его проявления, в разной степени акцентируемые этими методиками.

17

Полное название методики K-SADS — Kiddi-Schedule for Affective Disorders and Schizophrenia for School Aged Children (6—18 Years) — демонстрирует ее направленность на диагностику симптомов эмоциональных и поведенческих расстройств у детей в возрасте от 6 до 18 лет. Шкалы методик описаны нами в отдельной главе, посвященной представлению инструментария исследования.

Отдельной проблемой стоит обнаружение связей социальных факторов развития подростка и психиатрической симптоматики при демонстрации делинквентного поведения психически нездоровым подростком. В специальной главе мы обсудим более детально полученные нами результаты в аспектах как сравнения групп, так и роли установления разных диагнозов. Сейчас подытожим общие цели, определившие структуру представляемой в данной книге работы.

1. Общей задачей было выявление психологических особенностей у групп российских подростков, характеризующихся наличием и отсутствием поведенческих отклонений в соответствии с внешними критериями и при возникновения поведенческих проблем, диагностируемых с помощью ряда психологических методик. Для этого необходимо было провести обследование подростков, попавших в группы риска и находящихся в соответствующий момент под наблюдением в психиатрической клинике. Установление влияния фактора «принадлежности к выборке» подростков — обучающихся в обычных школах, отнесенных к группе риска делинквентного поведения и проходящих лечение в психиатрических клиниках — на психологические показатели методик, включающих шкалы отклоняющегося поведения и в разной степени ориентированных на норму или клинические критерии.

2. Целью анализа вариабельности психологических переменных в этих группах было выявить значимые сопутствующие переменные, сопровождающие выраженность поведенческих расстройств и отражающие психологическую и психиатрическую симптоматику психического дизонтогенеза у подростков группы риска и группы пациентов психиатрической клиники (далее психиатрической выборки). Важно, что работа выполнялась также с целью эпидемиологического обследования подростков. Это означало, что мы не должны были специально подбирать группы, чистые с точки зрения нозологической принадлежности или характеристик делинквентного поведения. Необходимо было фронтально продиагностировать тех

18

подростков, кто реально находился в соответствующих (заданным внешним критериям) учреждениях или в клинике (в нашем исследовании это подростки, находившиеся на принудительном лечении), что заведомо предполагало ориентировку на наличный состав испытуемых в ограниченные времены́е рамки (зима 1998—1999 гг.).

3. Апробация новых для отечественных исследований методик служила, на наш взгляд, важной целью не только на пути сближения критериев анализа у психиатров и психологов, анализирующих психологические особенности подростков, но и на пути включения исследований российских подростков в рамки нормативов, которым соответствуют современные зарубежные исследования на эту тему. Одновременно мы расширяли тот методический арсенал, которым может воспользоваться отечественный исследователь. Все предоставленные нам и апробированные методики приводятся в приложениях.

На самом деле наше исследование включало элементы как статистического обследования (так, в психиатрической выборке распределение испытуемых по разным нозологическим группам определялось фактором места и времени тестирования — детской психиатрической больницей № 5 г. Москвы), так и корреляционного подхода. В разных схемах обработки данных предполагалось выявить взаимосвязи переменных психологического и психопатического неблагополучия. По результатам направленных бесед нами реконструировались также факторы социального неблагополучия подростков (в том числе факторы семейной экологии), которые рассматривались как качественные переменные, задающие направления влияний внешних условий жизни подростка на измеряемые психологические переменные.

Различия в подходах к диагностике
поведенческих отклонений в отечественных
и зарубежных исследованиях

В соответствии с Международной классификацией болезней 10-го пересмотра (МКБ-10) расстройства поведения оцениваются как гетерогенные, их симптомы отличают от симптомов патологических состояний и нарушений психологического развития. При анализе психологических коррелятов, каузально связываемых с теми или иными поведенческими отклонениями (где «расстройства поведения» — лишь один

19

из симптомокомплексов), исследователи разных стран сталкиваются с проблемой различия классификационных критериев.

Различия в классификационных подходах к диагностике психопатий у подростков были проанализированы А. Е. Личко [1983].

Во-первых, А. Е. Личко отмечал, что термин «психопатии» не принят Американской психиатрической ассоциацией, а в психиатрической англоязычной литературе соответствующий контингент пациентов обозначается как страдающий «расстройствами личности». К этому более широкому классу относились и больные с психопатоподобной и даже простой формой шизофрении. С введением новой многоосевой классификации —DSM-III (Diagnostic and Statistic Manual of Mental Disorders — Диагностическое и статистическое руководство, выпущенное Американской психиатрической ассоциацией) — расстройства личности были выделены в отдельную ось II, что приблизило критерии диагностики психопатий к сформулированным П. Б. Ганнушкиным и О. В. Кербиковым.

Во-вторых, обсуждалось уточнение времены́х рамок постановки диагнозов. Правомерность утверждения о возможности идентификации «расстройств личности» только после 18 лет обосновывалась тем, что соответствующие нарушения поведения, наблюдаемые в подростковом возрасте, часто смягчаются или исчезают в более старшем возрасте. Однако, по данным А. Е. Личко, стойкая социальная адаптация при повзрослении — после постановки диагноза психопатий в подростковом возрасте — наблюдалась лишь в 12% случаев. Это делает неоправданным завышение возрастных рамок постановки соответствующего диагноза.

Как показывает монография П. Фрика, обобщившая имевшиеся к 1999 г. в англоязычной литературе данные о психологическом и психиатрическом неблагополучии детей и подростков в западных странах, наиболее серьезные последствия — для последующей диагностики поведенческих расстройств — имеют именно более ранние (диагностируемые в 9—12 лет) симптомы эмоционального неблагополучия. Этот автор предложил методику их диагностики (с общим индексом «психопатии») уже с младшего подросткового возраста [Frick, 1999].

Кроме того, необходимо учитывать несоответствие паспортного и психологического возраста подростков, а также важность решения прогностической задачи при дифференцировке устойчивых и преходящих расстройств социальной адаптации.

20

Диагностика акцентуаций характера позволяет решать соответствующие диагностические и прогностические задачи в более раннем — подростковом и детском — возрасте. Так, оппозиционное и пассивно-агрессивное расстройство можно диагностировать в возрасте от 3 до 18 лет. Сниженными должны полагаться и возрастные рамки установления поведенческих и асоциальных расстройств. Использовавшаяся в СССР диагностика нарушений поведения в детстве основывалась на не совпадающих с представленными в американской психиатрии критериями поведенческих расстройств.

Эти критерии предполагали выделение социализированного и несоциализированного, агрессивного и неагрессивного поведения. Несоциализированные расстройства характеризовались трудностями в установлении контактов, поддержании отношений со сверстниками, привязанностей, отсутствии чувства вины. При социализированныхрасстройствах привязанность относится к «своим», своей компании, при отвержении «чужих» и отсутствии к ним сострадания. Включенность в подростковые банды и ограниченность правонарушений их деятельностью характеризует социализированные расстройства. Неагрессивные формы поведенческих расстройств включают «постоянные прогулы, безделье, побеги из дома, бродяжничество, выпивки, употребление наркотиков, воровство (без нападения на жертву)» [Личко, 1983, с. 117]. При агрессивныхрасстройствах наблюдается жестокость по отношению к другим, грабежи, налеты, вандализм, нанесение телесных повреждений (вплоть до убийства).

Однако в последние годы именно в американской психиатрии наметились изменения в сторону более ранней диагностики поведенческих расстройств у детей и подростков, причем именно в ориентировке на прогностическую и коррекционную функции постановки диагноза. Об этом свидетельствует и названная книга П. Фрика. Приведем представленные в ней основания классификации «расстройств поведения», учитывающие ориентировку на симптомы, заданные в DSM-IV. Соответствующие шкалы для диагностики этих расстройств даны в приложении, включающем использованную в нашем эмпирическом исследовании методику полуструктурированного интервью K-SADS.

Три компонента классификаций представляются, по мнению П. Фрика, достаточно общими. Первый означает спецификацию тех форм поведения, которые входят в сиптоматику расстройств поведения. Индикация этих форм обычно не бывает проблемой. Но в последние десятилетия изменилось (расширилось) понимание той психологической сферы, которая сюда включается. Например, раньше расстройства поведения,

21

невнимательность и гиперактивность подростка рассматривались как частные проявления более общей сферы «разрушающего поведения». Однако исследования последних десятилетий позволили установить, что поведение, ассоциируемое с СДВГ — синдромом дефицита внимания и гиперактивности, — и формы поведения, ассоциированные с симптомом «расстройства поведения», представляют отдельные поведенческие сферы с различными клиническими характеристиками.

Второй компонент в большинстве диагностических критериев предполагает спецификацию метода, позволяющего определить, насколько выраженными (тяжелыми) должны выглядеть симптомы, чтобы рассматривать их как патологические расстройства. При любых методах различие между нормальными и анормальными паттернами поведения будет неточным и произвольным.

Третий компонент — это определение подтипов расстройств. Значимыми подтипами признаются такие, для которых могут быть указаны каузальные факторы, вовлеченные в развитие расстройства или болезни, а также те, которые могут характеризоваться различными «выходами», или результатами при использовании различных методов лечения. Здесь наиболее важно выделение двух подтипов поведенческих расстройств. Это оппозиционное неповинующееся поведение (оппозиционно-протестное, или ОПП) и собственно расстройства поведения (РП).

Возраст ребенка, у которого диагностируются эти симптомы, а также знание асимметрии развития этих типов расстройств существенны для прогноза. Симптомы ОПП обычно предшествуют развитию РП-симптомов, и большинство детей с диагнозом «расстройства поведения» имеют также ООП. Оба типа симптомов высоко коррелируют с низким социоэкономическим статусом семьи, антисоциальным поведением родителей, криминализацией и нарушением родительских «практик воспитания». Этот позволяет многим исследователям аргументировать оба вида симптомов как проявление одной и той же психологической реальности делинквентного поведения. Однако этого нельзя делать, если учитывать клиническую картину их взаимосвязи в развитии ребенка.

Многие дети с ОПП (так называемый детский тип начала заболевания) не демонстрируют в последующем более тяжких симптомов РП. Детский тип начала сиптоматики РП, при котором обычно устанавливается и ОПП, представляет собой более плохой вариант развития именно с точки зрения прогноза. При подростковом началевозникновения

22

РП прогноз их коррекции и последующего исчезновения (в постпубертатный период) более хороший. Отмечено, что многие мальчики с подростковым типом начала РП не демонстрируют ОПП как предвестника развития РП.

Итак, различие в траекториях развития двух типов расстройств позволяют говорить об их асимметричном клиническом значении. Это же позволяет предполагать различие каузальных факторов, лежащих в основе указанных двух типов поведенческих расстройств.

Представим теперь другую, не менее важную линию анализа классификационных подходов в американских исследованиях. Это так называемый мультивариативный, или эмпирический, подход, обоснованный в работах Т. Ахенбаха. Разработанная им методика также была использована в нашем исследовании и приводится в приложении. Первое отличие этого подхода — сравнение паттернов поведения не с клиническими расстройствами, а с нормативными примерами. Второе заключается в том, что индикация расстройств поведения строится на выявлении ковариаций между разными поведенческими проявлениями. Использование средств факторного анализа позволяет выделить паттерны поведенческих проблем, которые, однако, зависимы от использованных выборок. Поэтому авторы провели факторный анализ на основе данных в расширенных (кросс-национальных) выборках.

Это исследование охватило 8124 человека (американские и датские подростки). Были выделены два измерения поведенческих проблем (табл. 1.1). Первое соответствует ОППDSM-IV, но включает также мягкое агрессивное поведение (запугивание, задирание, драчливость). Второе измерение соответствует неагрессивным симптомам РП, а также включает употребление запрещенных веществ и ассоциирование с делинквентными компаньонами.

Таблица 1.1

Два подхода к определению подтипов расстройств поведения,
основанных на ковариации между симптомами

23

24

Окончание табл. 1.1

Метаанализ, проведенный Фриком с соавторами, позволил определить паттерны поведенческих ковариаций, повторяющиеся во множестве исследований, включая и указанное ранее. Результаты показали, что поведенческие проблемы могут быть описаны двумя биполярными величинами (covert—overt). Первое измерение приводит к разделению поступков, схожему с результатами Ахенбаха.

Поведение, маркируемое как overt pole, включает преимущественноконфронтационные поступки (оппозиционное девиантное поведение и мягкая умеренная агрессия). В противовес этому область covert pole включает поступки, не конфронтационные по своей природе (вранье, воровство). Однако в отличие от результатов Ахенбаха второе измерение учитывает объяснение ковариации поведенческих проблем. Overt-поступки подразделяются, в свою очередь, надеструктивные (агрессия) и недеструктивные (оппозиционное поведение). Соответственно covert-поступки также подразделяются на деструктивные(имущественные нарушения) и недеструктивные (нарушения статуса, оскорбления). Выделение этих четырех категорий соответствует многим системам определения типов делинквентного поведения.

Отметим следующее отличие подхода П. Фрика, демонстрирующее тренд в сторону подхода, разрабатываемого в отечественной психиатрии, в частности А. Личко. Это исследования психопатических личностных черт для выделения на их основе подтиповповеденческих расстройств. Такое обращение позволяет автору более четко определять каузальные процессы, стоящие за выявляемой симптоматикой РП. Так, он учитывает клиническое описание психопатической личности как характеризующейся патологической эгоцентричностью,

25

отсутствием эмпатии, чувства вины, поверхностным обаянием, уплощением эмоциональной сферы, отсутствием тревожности и неспособностью формировать крепкие длительные и глубокие взаимоотношения.

Эти характеристики приписывались детям в рамках асоциализированных поведенческих расстройств в DSM-III, но не концептуализировались как связанные с пониманием психопатий у взрослых. Для подростков с указанными расстройствами эти черты не фиксировались, поскольку предполагалось, что измерить их надежно нельзя и что личностные черты взаимозаменяемы с примерами асоциального поведения. Ряд работ, выполненных на выборках заключенных, изменили эти представления [Hare, 1993].

В 1980—1990-е гг. за рубежом была развернута большая работа по учету психологических параметров в оценке психопатий. Наибольшее число данных для судебной психиатрии поставлялось группой, координируемой канадским исследователем Робертом Харом [Hare, 1985, 1991]. Эта группа соотнесла разные методы клинической и психологической оценки выраженности психопатий на выборках заключенных (Англии, США, Канады и других стран). Именно разработанные этим автором критерии клинического ранжирования для характеристики антисоциальных личностных расстройств вошли в сборник Американской психиатрической ассоциации «Диагностический и статистический справочник умственных расстройств».

Важно подчеркнуть, что в результате было не только показано определенное рассогласование клинических оценок и данных психологических тестов, но и разработан опросник для экспертов, цель которого — повышение репрезентативности диагноза «психопатия». В следующем параграфе будут представлены данные, полученные в этом направлении исследований, которые приоткрывают завесу над проблемами последующих возрастных изменений у лиц с таким диагнозом при помещении их в тюрьму (как следствие их асоциальных поступков — правонарушений). Сейчас же продолжим обсуждение данных для подростков.

П. Фрик обосновал, что, подобно исследованиям на взрослых, бездушные инеэмоциональные черты (черствость и эмоциональная уплощенность) могут быть измерены и на детях, а также то, что их можно рассматривать в качестве симптомов более тяжелых поведенческих расстройств. Соответствующий подростковый вариант методики диагностики понятой так «психопатии» приводится нами в приложении.

26

Согласно приводимым этим автором данным, выделяемый в группе поведенческих расстройств «психопатический кластер» показал кроме указанных черт разнообразие поведенческих проблем (включая агрессию); дети этой группы имели больше контактов с полицией и более серьезные семейные истории криминального и асоциального поведения. Детей с отмеченными психопатическими чертами следует выделять среди других детей с иными расстройствами поведения. Развитие «расстройств поведения» у детей с этими чертами подкрепляет более последовательные связи с концепцией взрослой психопатии.

Следующее, что отличает современный подход в американской психиатрии, это принятие концепции коморбидности и — в соответствии с этим — анализ сопутствующих условий развития «расстройств поведения». Традиционный для отечественных исследований типологический подход означает следование критериям помещения испытуемых (подростков) в ту или иную группу, так что обычно не предполагается возможность приписывания человеку принадлежности более чем к одной классификационной группе. И хотя, скажем, в исследованиях акцентуаций характера у подростков возможна диагностика более чем одного признака, все же текучести границ между этими акцентуациями не предполагается.

Согласно концепции коморбидности, возможно установить рядоположенные симптомы, по которым человек будет характеризоваться выраженностью ряда психологических черт или расстройств, коррелирующих между собой. Но при этом следует предполагать разные каузальные факторы их возникновения и развития, что означает выделение основного и сопутствующего расстройства. То есть внутрииндивидно составляющие сложных расстройств (синдромомы расстройств поведения и личностных расстройств) относятся к «двойственному диагнозу» — comorbidity.

Выделено множество причин, почему симптомам поведенческих расстройствсопутствуют другие симптомы. Например, депрессия может быть результатом тех же каузальных факторов — дисфункции семейных отношений, — которые приводят и к развитию «расстройств поведения». И наоборот, каузальные факторы могут быть альтернативными. Так, синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) у ребенка нередко разрывает нормальные семейные взаимоотношения, а это в свою очередь приводит к поведенческим расстройствам.

27

Другие авторы полагают, что коморбидность между расстройствами поведения и иными расстройствами представляет собой артефакт несовершенства диагностических критериев, используемых с тем, чтобы отграничить психопатические и непсихопатические варианты асоциального поведения.

Еще одним аспектом коморбидности служит пример динамических связей между поведенческими проблемами и успеваемостью подростка. Так, уже отмечалась группа детей, у которых трудности в обучении и поведенческие проблемы появляются очень рано и связаны с наличием СДВГ. Но в подростковом возрасте выделяется и другая группа детей, которые начинают демонстрировать асоциальное поведение после появления проблем в обучении. Речь идет о юношах с подростковым началом заболевания (появления расстройств поведения), чье асоциальное поведение — следствие школьной дезадаптации, или функция истории школьных неудач.

В учебнике по экспериментальной психологии [Корнилова, 2002] представлены разные варианты коморбидности с точки зрения рассмотрения связей переменных в корреляционном исследовании, где они только измеряются. В данной книге было важно указать это направление в изменении методологических подходов. Это продиктовано, во-первых, тем, что использованный в нашем исследовании методический инструментарий предполагал многозначность фиксируемых расстройств. Во-вторых, в отечественных исследованиях старые типологические подходы настолько устоялись, что при желании опубликовать полученные нами результаты исследования поведенческих расстройств у подростков в одном из психологических журналов мы столкнулись с определенными трудностями.

Рецензентом было, например, сформулировано требование (не пожелание, а именно требование) сначала сделать психологическую классификацию обследованных подростков, а уж потом приводить полученные нами данные по использованным методикам. Для нас же задача была противоположной — обсудить психологическую симптоматику как основание возможных эмпирических классификаций (при критериально заданных группах). Предположение о возможности описать выборку подростков по переменным, сопутствующим поведенческим расстройствам, не мыслилось рецензентом без изначального выделения каких-либо групп. Нам же неестественной казалась задача построения классификации подростков вне привлечения умозрительных психологических критериев.

28

Классификации, построенные на основе психиатрических критериев, продолжают разрабатываться в отечественной науке [Вострокнутов, 1997; Гиндикин, Гурьева, 1999; Пирожков, 1998 и др.]. Однако они не могут лежать в основе выделения психологических каузальных факторов возникновения и развития поведенческих расстройств. Дальнейшей задачей здесь было бы движение навстречу друг другу специалистов, решающих разные диагностические задачи при постановке психиатрического диагноза и психологического исследования каузальных факторов симптоматики «расстройства поведения» — РП.

Это исследование допустимо было бы назвать также квазиэкспериментальным, если бы у психологов была возможность строго задать фактор различия групп и уравнять их по базисным побочным (сопутствующим) переменным. Но в нашем исследовании предполагалось получить срез наличного состояния психологических индексов в критериально заданных выборках, т. е. дать представление о реальном распределениипсихологической симптоматики и взаимосвязи ее с психопатологической симптоматикой у российских подростков намеченных групп, а не уравнивать выборки, что привело бы к искажению картины (хотя и позволило бы проверять более точные исследовательские гипотезы).

Один из зарубежных подходов к анализу
соотношения противоправного поведения
и диагностики психопатии

Два специальных исследования проливают некоторый свет на значимость факторов поведенческих и личностных нарушений в прогнозе криминального поведения при психопатии и при оценке адекватности описания личностных структур людей, находящихся в заключении, т. е. совершивших общественно опасные действия (ООД). Одно посвящено оценке психопатии как функции возраста, второе — сравнению разных способов психологической и клинической диагностики психопатий. Оба уникальны по построению, схемам анализа и не имеют аналогов в России.

Харпар и Хар [Harpur, Hare, 1994] исходили из множества свидетельств о том, что антисоциальная и криминальная активность некоторых мужчин-психопатов с возрастом спадает (и по частоте, и по жестокости). В возрасте до 40 лет психопаты совершают большее число

29

ООД, чаще признаются виновными и проводят более длительные сроки в тюрьме. Однако после 45 лет риск быть признанными виновными у психопатов-преступников оказался не большим, чем у преступников-непсихопатов. Это различие связано с тем, что после 40 лет число открытых криминальных акций среди психопатов резко снижается.

В противоположность людям с другими расстройствами психопаты характеризуются плохим извлечением знаний из опыта, непониманием последствий своего поведения или возможных линий развития ситуации. Когда же они стареют, то, по замечанию некоторых клиницистов, их поведение становится более стабильным именно в силу большего опыта. Однако как личности они остаются противоречивыми.

При различении двух факторов диагностики психопатий — личностных и поведенческих нарушений — авторы рассматриваемой работы показали следующее. Средние значения по первому фактору (данные применения опросника для экспертов) не связаны с возрастом, в то время как значения по второму фактору действительно уменьшаются с возрастом. Анализ 7 возрастных когорт — 889 мужчин в возрасте от 16 до 70 лет, находившихся в заключении с соответствующим диагнозом — позволил тем самым утверждать, что связанные с возрастом различия в частоте совершения ООД психопатами не параллельны различиям в личностных чертах, которые остаются стабильными и центральными для диагностики психопатии. Эти личностные черты не нивелируются с возрастом, влияя на плохую адаптированность таких личностей.

Использование самих по себе поведенческих индикаторов оказывается далеко не достаточным для диагностических целей: не совершающие антисоциальных действий психопаты могут быть просто не идентифицированы как таковые. Поведенческие описания критериев психопатии надежны, но охватывают узкие проявления расстройств стоящих за ними личностных структур.

В другом исследовании [Hart, Forth, Hare, 1990] при использовании того же диагностического инструментария — опросник из 22 пунктов для клиницистов-экспертов, диагностика «антисоциальных нарушений личности», «глобальные ранги психопатии», — дополненного использованием ряда нейропсихологических тестов, было показано также отсутствие связей с повреждениями мозга.

Между тремя группами заключенных-психопатов — с высоким, средним и низким уровнями выраженности психопатических расстройств

30

12
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• 15
• 16
• Далее ⇒