Особенности ссср как индустриальной державы
В результате проведенной в 30-е годы массированной индустриализации, резко изменившей структуру валового национального
продукта и занятости, Советский Союз вошел в ряд крупнейших индустриальных держав своего времени. Победа во Второй мировой войне, быстрое восстановление народного хозяйства, создание ядерного оружия и ракетной техники, противостояние США в гонке вооружений и беспрецедентные успехи в освоении космоса - все это давало возможность определить советскую экономику как находящуюся на стадии зрелого индустриализма, освоившую научную организацию труда, склонную к наращиванию инвестиций и приверженную целям хозяйственного роста1. С 1960 по 1985 год валовой общественный продукт и национальный доход в СССР выросли в 3,87 раза, объем произведенной промышленной продукции - в 4,85, а совокупные производственные фонды - почти в 7 раз; согласно данным советской статистики, к 1985 году производство промышленной продукции в СССР составляло около 85 процентов американского; страна занимала первое место в мире по производству газа, стали, кокса, минеральных удобрений, тракторов, железобетонных конструкций и целого ряда других сырьевых и промышленных товаров2. Начиная с середины 50-х годов отмечался быстрый рост всех показателей, характеризующих развитие науки и образования: численность студентов выросла с 1,25 млн. в 1950 году до 3,86 млн. в 1965-м, расходы на научные исследования увеличились за тот же период почти в 7 раз, составив в 1965 году около 7 процентов всего произведенного национального дохода3. Говоря современным языком, могло казаться, что созданы необходимые предпосылки перехода к постиндустриальной фазе развития.
Однако 70-е и особенно 80-е годы, которые в западном мире ознаменовались быстрым развитием новых производственных технологий, стали в СССР эпохой "застоя", периодом консервации сложившейся производственной структуры. Подобный ход развития событий был, к сожалению, вполне естественным и поддавался прогнозу еще в 60-е годы.
На наш взгляд, все причины, вызвавшие снижение темпов хозяйственного развития в СССР и обусловившие в конечном счете поражение советской системы в ее противостоянии с Западом, коренились в мобилизационном типе экономики, несбалансированности, деформированности созданной здесь индустриальной модели.
Во-первых, советская хозяйственная система не была нацелена на максимизацию конечного потребления. На протяжении всего послевоенного периода доля основного капитала в структуре национального богатства устойчиво росла, достигнув к 1990 году 65,8 процента, в то время как личное имущество граждан составляло не более 20 процентов его общего объема4. Доля национального дохода, направляемая на потребление, составляла около 50 процентов, тогда как в США и Западной Европе после 1975 года она никогда не опускалась ниже 75 процентов. Неудовлетворенность потребительского спроса лишала промышленность стимула к совершенствованию производимой продукции, а новые отрасли производства развивались в первую очередь под воздействием военной или политической необходимости. Следствием такого положения вещей становился беспрецедентный монополизм (к концу 80-х годов около 80 процентов наименований продукции производилось на 1-2 предприятиях, а доля заводов и фабрик с численностью занятых, превышающей 1 тыс. человек, составляла 73,3 процента против 26 процентов в США5). В результате промышленная система не только не воспринимала, но и отторгала нововведения и конкурентные отношения.
Во-вторых, в 70-е и 80-е годы в СССР сформировался своеобразный "механизм" снижения эффективности производства. Технологическая революция в развитых странах сделала продукцию советской промышленности абсолютно неконкурентоспособной, а рост цен на сырье обусловил ускоренное развитие отраслей первичного сектора. К 1982 году доля машин и оборудования в советском экспорте снизилась до 12,9 процента по сравнению с 21,5 в 1970 году, а доля топлива и электроэнергии выросла с 15,6 до 52,3 процента. Характерно, что параллельно с наращиванием экспорта энергоносителей увеличивалась и избыточность их потребления внутри страны, по сути консервировавшая сложившуюся структуру производства. В 70-е годы и первой половине 80-х годов, когда СССР получил от экспорта нефти более 170 млрд. долл. валютных поступлений6, потребление энергии на душу населения выросло более чем вдвое, с 3,16 до 6,79 тонн условного топлива7. "Злокачественный" характер процессов, происходивших в советской экономике, наиболее ярко характеризуется неспособностью деградировавшей хозяйственной системы решить продовольственную проблему: в течение 80-х годов страна, имевшая максимальные посевные площади в пересчете на душу населения, импортировала около 375 млн. тонн зерна, тогда как экспортировала около 12 млн. тонн.
В-третьих, успехи СССР в научной и технической области были сильно преувеличены. В конце 80-х годов количество студентов вузов в пересчете на 1 тыс. человек населения составляло в СССР около 18 человек, тогда как в США - почти 55; при этом доля населения, получавшего образование в высших учебных заведениях на протяжении хотя бы одного года в течение пяти лет после окончания школы, составляла в СССР около 20 процентов, в то время как в США аналогичный показатель превышал 63 процента8. Следует также отметить, что в основном научные кадры либо использовались в передовых, но не оказывавших существенного воздействия на конечное потребление (или даже сокращавших его) отраслях, либо находили себе место на предприятиях, не пытавшихся обновлять технологии и ассортимент готовой продукции. Таким образом, разрыв в эффективности использования высокообразованных специалистов оказывался еще более значительным, чем в их численности.
Важнейшим следствием такого положения дел была искусственно насаждаемая нематериалистическая мотивация деятельности большей части работников. В СССР фактор материальной заинтересованности действительно не занимал первого места в шкале предпочтений занятых, но это в значительной мере имело своей причиной невозможность существенного роста стандартов потребления. Этим и объясняется крах прежней мотивационной системы в первые же годы рыночных реформ. Стремясь не допустить расшатывания созданной модели, советская номенклатура резко ограничивала хозяйственные и гуманитарные контакты с внешним миром, что, как показала практика, стало одним из важнейших факторов непредсказуемости преобразований, начатых в середине 80-х годов. В целом же перестройка и последовавшие за ней события ярко продемонстрировали, что индустриальная модель, не опирающаяся на общество массового потребления, не может стать фундаментом для постиндустриальной трансформации.
Крах сверхдержавы. Первый этап реформ (1985-1995)
В середине 80-х советское руководство во главе с М.Горбачевым инициировало радикальные хозяйственные реформы, в том или ином виде продолжающиеся уже пятнадцать лет. Целью их прокламировались интеграция в мировое сообщество, открытый диалог с Западом, демократизация общественной жизни и переход к социально ориентированной рыночной экономике. Важнейшими результатами к настоящему моменту стали отказ от государственничес-кой хозяйственной модели, допущение свободной конкуренции, построение основ рыночной экономики и, отметим особо, гораздо более трезвое понимание реальной роли России в современном монополярном мире.
Первые же годы реформ, а в особенности период, последовавший за распадом Советского Союза, обнаружили всю иллюзорность советского хозяйственного могущества. Важнейшей причиной этого стало выравнивание внутренних и мировых цен, обнажившее тот факт, что в большинстве случаев российская промышленность не увеличивает, а сокращает стоимость перерабатываемых ею материалов и сырья, так как готовая продукция стоит в мировых ценах зачастую меньше, чем затраченные на ее изготовление материалы9. В результате в условиях, когда стоимость машинотехнической продукции в экспорте Японии, Тайваня, Южной Кореи и Гонконга превышала 90 процентов, в России она к 1995 году составляла не более 7,5 общего объема экспорта. Как по данному показателю, так и по доле услуг в экспорте, Россия занимает 50-55 место в мире.
Неудивительно, что Россия и другие постсоветские государства стали в этих условиях возлагать особые надежды на увеличение экспорта энергоносителей и сырья, что прямо противоречит всем постиндустриальным тенденциям. К началу 90-х годов Россия обеспечивала 12 процентов мирового производства нефти, 13 - редких и цветных металлов, 16 - калийных солей, 28 - природного газа, 55 процентов апатитов и т.д.; при этом ее экспорт на 80 процентов состоял из продукции добывающих отраслей или первично переработанных полезных ископаемых. В то время как постиндустриальный мир предпочитал вывозить информационные продукты, по определению не обладающие редкостью, Россия поставляла на экспорт 90 процентов производимого алюминия, 80 процентов меди, 72 процента минеральных удобрений, 43 процента сырой нефти и 36 процентов газа10, радикально сокращая свои невоспроизводимые ресурсы. Аналогичные тенденции, пусть и в менее явном виде, прослеживаются во всех странах бывшего СССР: доля добывающих отраслей в промышленном производстве выросла в Азербайджане с 49,1 до 63,8 процента, в Казахстане - с 28,2 до 38,7, в Грузии -- с 5,7 до 21,3, в Киргизии - с 6,6 до 18,5 процента11.
Результатом подобного положения дел явилась очевидная де-индустриализация российской экономики. Рост мировых и, следовательно, внутренних цен на сырье сделал промышленное и сельскохозяйственное производство неконкурентоспособными. Согласно статистике, к 1995 году соотношение сырьевых цен и цен на продукцию сельского хозяйства в России более чем вдвое превысило соответствующие соотношения на рынках западных стран; как следствие, основные инвестиции переориентировались в сектор производства сырья и металлургическую промышленность, а страна стала активно импортировать потребительские товары и продовольствие. Если в 1991-1996 годах произведенный ВНП сократился на 42 процента, а выпуск потребительских товаров и услуг - на 58 процентов, то потребление населения снизилось лишь на 18 процентов. Доля импортных товаров в ресурсах торговли выросла в 4 раза и превысила 50 процентов, тогда как в крупнейших городах более 80 процентов продовольствия было импортным или вырабатывалось из импортного сырья12.
Экономический кризис первой половины 90-х годов был усугублен финансовыми потрясениями, выступавшими его причиной и следствием. Уже начиная с 1987 года дефицит советского государственного бюджета приблизился к отметке в 7 процентов ВВП, и обесценение национальной валюты приняло катастрофические масштабы. Пытаясь воспрепятствовать данному процессу, российские реформаторы в начале 1992 года отменили контроль над ценами, а в 1992-1994 годах осуществили масштабную приватизацию государственного имущества, надеясь, что эти меры помогут установить режим рыночной конкуренции. Подобные меры имели как позитивные, так и негативные последствия. С одной стороны, к концу 1995 года инфляция снизилась до вполне приемлемых 15-20 процентов в год, а большинство промышленных предприятий вышли из государственной собственности. С другой стороны, жесткая монетаристская политика, которая в российском варианте стала фактически отказом государства от погашения своих денежных обязательств перед работниками бюджетной сферы и целым рядом промышленных предприятий, привела к ограничению спроса, падению промышленного производства и катастрофическому снижению уровня жизни на фоне роста социального неравенства.
Обнищание значительной части населения сопровождалось кризисом системы социального обеспечения и здравоохранения. К середине 90-х годов средняя продолжительность жизни мужского населения снизилась до 58 лет, и в стране началась естественная депопуляция13. Согласно экспертным оценкам, к 2050 году численность населения Российской Федерации может сократиться с нынешних 140 до менее чем 80 млн. человек. Разрыв в доходах между наиболее обеспеченными 20 процентами граждан и наименее обеспеченной их частью возрос по сравнению с 1990 годом более чем в четыре раза, а по значению коэффициента Джини впереди России находятся только страны Африки и Латинской Америки. Более 70 процентов располагаемых доходов населения используются сегодня на приобретение продуктов питания и платежи за коммунальные услуги, что составляет наиболее высокий показатель среди всех европейских стран (не считая государства бывшего СССР).
Таким образом, первая половина 90-х годов стала для российской экономики наиболее тяжелым периодом. ВНП в постоянных рыночных ценах снизился в 1991 году на 12,8 процента, в 1992-м - на 18,5, в 1993-м - на 12,0, в 1994-м - на 15,0 процента; валовая продукция промышленности сокращалась еще более быстрыми темпами: на 8,0; 18,8; 16,2 и 20,9 процента в соответствующие годы. Реальная заработная плата к концу 1995 года составляла не более 35 процентов от показателя, зафиксированного в декабре 1991 года. Около четверти всего населения находилось ниже официально определенной черты бедности, установленной исходя из минимального размера заработной платы около 5 долл. в месяц; уровень безработицы достиг 8 процентов всего трудоспособного населения. К концу 1995 года задержки по выплате заработной платы превысили 15 трлн. рублей (более 3 млрд. долл.), а неплатежи предприятий - 134 трлн. рублей (более 30 млрд. долл.)14. При этом государственные финансы находились в плачевном состоянии: дефицит бюджета составлял около 6-7 процентов ВНП, а значительная часть налоговых платежей собиралась денежными суррогатами или взаимозачетами между предприятиями. Доля бартерных или зачетных сделок в оплате продукции, поставляемой предприятиями, выросла с 6-8 процентов в июле 1992 года до более чем 50 процентов в 1996 году15.
На этом фоне правительство фактически не вмешивалось в происходящие процессы, оставаясь скорее их пассивным наблюдателем. Проведенная приватизация привела к утрате государственного контроля над деятельностью предприятий, следствием чего оказалось неконтролируемое снижение инвестиций, сокращение налоговых поступлений и резкий рост преступлений в экономической и финансовой сфере. Сокращение инвестиций и либерализация валютного курса вылились в быстрое бегство капиталов из России, особенно активизировавшееся в 1995-1996 годах с формированием в стране современной банковской системы. По некоторым данным, в 1995-1996 годах оно достигало 5-6 млрд. долл. в квартал, увеличиваясь в IV квартале до 10 млрд. долл., что составляло от 5 до 8 процентов валового внутреннего продукта16. Максимальные оценки утечки капиталов за 1992-1996 годы составляют 165 млрд. долл.17 Единственным методом сбалансирования бюджета становились средне- и краткосрочные заимствования, ставшие в конечном счете причиной масштабного кризиса 1998 года. Таким образом, отказавшись от прямого государственного регулирования советского типа, российское руководство не смогло найти адекватных рыночной среде механизмов воздействия на экономику, что не в последнюю очередь было обусловлено как его недостаточной компетентностью, так и нараставшей коррумпированностью фактически всех ветвей и уровней государственной власти.
Итогом первого десятилетия реформ стал резкий спад базовых экономических показателей, фактическая деиндустриализация экономики, падение жизненного уровня населения, беспрецедентная зависимость от импорта и практически полная внешняя неплатежеспособность Российской Федерации, очевидность которой камуфлировалась постоянными новыми заимствованиями на мировых рынках капитала и привлечением средств международных финансовых организаций. К середине 90-х годов Россия опустилась до 23-го места в мировой классификации стран по размеру ВНП в текущих рыночных ценах. Занимая 11,47 процента мировой территории, Российская Федерация обладала лишь 1,63 процента мирового ВНП и обеспечивала 1,37 процента мирового экспорта18. Производительность в промышленном секторе России не достигала даже 20 процентов американской19, а в сельском хозяйстве оставалась на уровне 1,2 процента от максимального в мире показателя (Нидерланды)20. Страна, еще недавно считавшаяся опасным соперником Соединенных Штатов, оказалась по объему валового национального продукта соизмерима с Иллинойсом - девятым по объему регионального продукта американским штатом21.