Историческая необходимость
— Ты проиграл, — сказал Герой Темному Властелину, загнав его в угол. — Сейчас я тебя убью.
— А за что, можно узнать? — спросил Темный Властелин.
— За все, — ответил Герой. — Долго перечислять.
— Ну, например.
— Например? — Герой задумался. — Ты убил моего отца.
— Это была историческая необходимость, — развел руками Темный Властелин. — Сам понимаешь, или я его, или он меня. Твоему отцу не повезло.
— Ты угнетал народ непосильными поборами…
— Налогами! — поправил Темный Властелин. — Это обычная практика, существующая в любом государстве. Впрочем, думаю, не ошибусь, если предположу, что в экономике ты полный профан?
— Убийства…
— Казни. А что еще прикажешь делать с изменниками? Уж лучше сразу расстрел, чем соляные копи.
Герой помотал головой.
— Ты меня не путай…
— А я и не путаю, — парировал Темный Властелин. — Наоборот, пытаюсь внести ясность в ту сумятицу, которая царит у тебя в голове.
— Все и так предельно ясно, — сказал Герой. — Ты тиран и деспот, угнетающий мой народ…
— С каких это пор народ стал твоим? — сухо поинтересовался Темный Властелин. — Ты его что, купил? Нет. И кто тебе дал право выступать от имени всего народа? Кучка недовольных есть всегда и везде, но заметь, что большинство отнюдь не ропщет. Они вполне довольны существующим положением.
— Трусы! — презрительно скривился Герой.
— Не спорю, — кивнул Темный Властелин. — Пусть трусы. Но они и есть народ. Подавляющее большинство. Избравшее меня путем демократических выборов. Чем ты недоволен?
Герой открыл было рот, но Темный Властелин остановил его мягким движением руки.
— Погоди, я не договорил. Конечно, я тоже не ангел. Я, в конце концов, живой человек со своими недостатками. Бывали и у меня ошибки. Но ты же не станешь отрицать, что, в общем и целом, мое правление оказалось удачным? Валовой доход увеличился почти вдвое, преступность практически сошла на нет, снизился уровень безработицы… А строительство! Сколько новых дорог проложено, сколько земель освоено!
— А сколько людей расстреляно? — не сдавался Герой. — Сколько газет закрыто? Сколько судеб разрушено!
— Не так много, как тебе кажется, — ответил Темный Властелин. — Гораздо меньше, чем успешно сложилось под моим чутким руководством. Посмотри, с какой охотой молодежь идет на службу в Легионы Смерти! А какие перспективы открываются перед талантливыми учеными-конструкторами!
— Но ты убил моего отца! — выкрикнул Герой.
— Не позволяй своему безрассудному чувству личной мести превалировать над интересами общества. Общественные интересы иногда требуют безжалостного отсечения нездоровых элементов. К таким, как это ни прискорбно, относился и твой отец. Общество избавилось от него — и стало здоровее. Он погиб, но у тебя появилась возможность стать Героем. А победил бы твой отец и такие, как он, — ты бы до сих пор копался в земле и месил навоз.
— Ты хочешь сказать, — опасным голосом произнес Герой, — что совершал все свои гнусности и злодеяния только из заботы о народном благе? А не потому что ты психопат, садист и параноик?
— Мое психическое здоровье не имеет отношения к делу, — сухо поджал губы Темный Властелин. — Мы обсуждаем мою профессиональную деятельность, а она вполне удовлетворительна.
— Но мы же оба знаем, что тебе наплевать на общество! — выкрикнул Герой. — Ты ненавидишь людей! Все, чего ты хочешь — это лишь властвовать безнаказанно, теша свое непомерное эго и жажду крови!
— Ого, до чего мы договорились! — Темный Властелин вскинул брови в притворном изумлении. — Ты уже присвоил себе право судить не по поступкам, а по их мотивам? Это, знаешь ли, божественная прерогатива. Слишком много на себя берешь.
— Ты несешь зло!
— Но блага от меня несравненно больше. И знаешь, что я тебе скажу? — Темный Властелин доверительно понизил голос. — Сейчас, по-моему, именно ты, а не я, стремишься удовлетворить свое непомерное эго. Оказаться великим героем, спасителем человечества, факелом в ночи и прочая, и прочая. Опомнись, парень! Ты совершаешь большую ошибку, потомки тебе этого не простят.
Герой нахмурился, поразмыслил с минуту и вздохнул.
— А знаешь, что я тебе на это скажу? — произнес он и поднял меч. — Совершенно неважно, какими мотивами я сейчас руководствуюсь. Но я тебя убью! А потомки могут судить, как им заблагорассудится.
Раздача
На дворцовую площадь, залитую вперемешку красной и черной кровью, торжественно вышли победители. Впереди семенил бургомистр, за ним с достоинством вышагивали лидеры Светлых сил: мудрые маги, мужественные паладины и сам Светлый Лорд в мифриловой кольчуге и с сияющим талисманом на груди. Толпа горожан встретила их радостными криками.
— Зло повержено! — воздев кулак, выкрикнул Светлый Лорд. — Правда восторжествовала! Отныне и вовек, да воцарится Свет!
Толпа заорала еще радостнее.
— Мы, как представители новой, единственно правильной власти, объявляем этот город столицей будущего государства Добра и Справедливости. Конец тирании! Никто больше не будет обделен, у каждого человека есть возможность получить то, к чему лежит его душа.
— Например, торговые льготы? — заискивающе улыбнулся бургомистр.
— Разумеется, — кивнул Светлый Лорд.
— Увеличение ассигнований на магические исследования, — подсказал один из волшебников Штаба.
— Да, конечно, — заверил Светлый Лорд.
— Привилегии для высших армейских чинов при уходе в отставку?
— А как же!
— Личный транспорт для членов семей…
Говоривший это полковник споткнулся, сбился на полуслове и громко чертыхнулся, пнув походя неожиданную помеху. В ответ раздался хриплый стон.
— Что там такое? — встревоженно завертел головой Светлый Лорд.
Один из адъютантов пригляделся и уверенно доложил:
— Герой, ваша Светлость. Тот самый, который Темного Лорда того-с, прикончил.
— Ах, этот, — расслабился Светлый Лорд. — И что ему надо?
— Воды… — еле слышно прохрипел герой.
— Воды, — перевел адъютант.
— Обеспечьте ему воду, — распорядился Светлый Лорд. — Столько, сколько понадобится, и даже с избытком; не будем экономить на наших героях. Мы же, — он лучезарно улыбнулся, — доообрые!
* * *
Золушка угрюмо возила шваброй по полу.
— Здравствуй, девочка, — раздался у нее за спиной жизнерадостный голос. — Я твоя добрая крестная.
Золушка медленно обернулась.
— И что?
— Как что? Ты же хочешь на бал?
— Ну хочу. — Золушка бросила хмурый взгляд на гору немытой посуды и мешки с зерном. — Только работы много. Так что не отвлекайте, тетушка, а то я и до полуночи на бал не выберусь.
— А я как раз по этому поводу, — улыбнулась крестная и достала волшебную палочку. — Это не займет много времени.
— Что не займет?
Крестная задумчиво постучала палочкой по ладони.
— Сначала понадобится тыква.
— Тыква? — переспросила Золушка.
— Да, — кивнула крестная. — Именно тыква. Деточка, сходи на огород и принеси самую большую тыкву, какую найдешь.
— А потом что?
— Потом?.. Дай подумать. Ага, вот! Потом поймай несколько мышей. Четыре, пожалуй, будет в самый раз.
— И это все?
— Нет, конечно. Еще понадобится одна крыса и пара ящериц…
— А ботинки Вам не почистить? — спросила Золушка.
— Какие ботинки? — удивилась крестная.
— Ну я уж не знаю, какие! Полы подмести, белье постирать, газоны постричь — не требуется?
— Нет… О чем ты говоришь?
— Отстаньте от меня! — выкрикнула Золушка. — И так работы невпроворот, а тут еще Вы со своими глупостями!
— Ну ладно, ладно, — попятилась крестная. — Как скажешь… Не хочешь — не надо. Я же не навязываюсь!
Она поспешно взмахнула палочкой и исчезла. Золушка перехватила швабру поудобнее и вернулась к прерванному занятию.
— Розы им посади, просо им перебери, крысу им поймай! Лишь бы нагрузить бедную сиротку. Эксплуататоры чертовы!
Великие древние
По какому-то странному капризу памяти вспомнил один очень-очень старый рассказ (кажется, я его написал еще в средней школе). Понятное дело, сейчас от него ничего не сохранилось, кроме этих самых смутных воспоминаний. И конечно, переписывать я его не буду.
Начинался рассказик с повествования о рутинной работе обычного смотрителя космических маяков. Известно, что в космосе полно всякого мусора, и чтобы обеспечить безопасность перелетов внутри системы, существуют специальные буйки. А они требуют регулярного осмотра и ухода. Этим занимаются смотрители маяков. Ну и опять же, на них возлагается обязанность обслуживать всякие зонды, автоматические исследовательские станции и т. д.
Работа скучная, однообразная, малооплачиваемая. Однако все смотрители цепляются за нее мертвой хваткой и наотрез отказываются от повышений по службе, не объясняя причин.
А причина очень простая: люди — очень молодая раса, едва-едва вышедшая в ближний космос. И за ней, как водится, присматривают некие загадочные Древние, которые настолько мудры, что ни во что не вмешиваются напрямую и не навязывают своих ценностей. Вместо этого они (каким-то сверхъестественным образом, не иначе) изучили человеческую психологию, и теперь дарят людям то, что люди жаждут получить больше всего.
Другими словами, каждый смотритель, прилетев к очередному маяку, имеет солидный шанс обнаружить рядом с ним крупный бриллиант или золотой самородок, или что-нибудь еще в этом роде. Ну и так далее.
Описываются будни смотрителя.
А в следующем абзаце речь ведется уже от лица (или что там у него) маленького инопланетного существа. Он — представитель совсем молодой, едва-едва вышедшей в космос расы, имеющей энергетическую природу. Для него космос непостижим, холоден и враждебен. Но по счастью, мир не без добрых Древних. Конечно, они тоже непостижимы, но зато мудры и великодушны. Они дарят маленьким инопланетянам то, чего те жаждут больше всего в холодном пустом космосе — тепло и энергию. По всей системе Древние оставили россыпь обелисков, и если подождать некоторое время у такого обелиска, то строго по расписанию появится Древний, и не просто появится, а притащит на себе глыбу материи, внутри которой можно укрыться, согреться и поесть. И не тратить силы на перелет; Древний сам в немыслимо короткие сроки доставит пассажира к другому обелиску. Жаль, конечно, что Древние не идут на контакт, но они совершенно очевидно желают только добра. Мощь их разума вызывает восхищение — энергетические инопланетяне лишь с огромным трудом могут оперировать материей, и уж, конечно, не в таких масштабах, чтобы сдвинуть с места и протащить сквозь миллионы километров стальную глыбу размером с дом. Но и они хотят быть похожими на старших братьев и застенчиво предлагают им результаты собственного труда — блестящие камешки, кусочки металла и т. д. Некоторые подарки принимаются Древними, некоторые отвергаются — все это без комментариев.
Корабль смотрителя опускается на очередном астероиде недалеко от маяка. Из раскаленных дюз на заботливо разогретую площадку вываливается маленький инопланетянин, кланяется в сторону рубки (хотя никто не сможет увидеть этот жест даже при большом желании), робко кладет на камни кусочек золота и бежит к местной атомной подстанции немножко погреться и подождать прибытия следующего рейса. Когда почва остывает, смотритель выходит наружу, подбирает подарок, проводит быстрое обслуживание маяка и улетает.
И он, и маленький инопланетянин полны признательности великим Древним.
Черный человек
«Черный Человек уже идет по улице, — вкрадчиво прошептал хрипловатый голос. — Черный человек уже приближается к твоему дому. Черный Человек уже подходит к двери…»
Стук.
— Кто… там?!
— Это я, Черный Человек, — смущенно кашлянули за дверью. — Я хотел спросить… Вольфганг Амадей, вы уже написали мой Реквием или все еще нет?
Геральдические звери
— У Его Величества, — обратился художник к помощникам, — и у Ее Величества родилась Ее Высочество. И теперь Их Величества требуют от меня нарисовать большую яркую картину, которую можно будет повесить на стене в детской.
Он развел руками и очертил в воздухе широкий прямоугольник, показывая, какого размера должна быть картина.
— Королевский герб! Лев, дракон и единорог, сцепившиеся в смертельной схватке, вокруг рыцарского щита. Задача ясна? Тогда за дело. Займите свои места, я буду рисовать, а вы позируйте. Дракон пусть придерживает щит хвостом и правой передней лапой, да, вот так. Единорог, поставьте копыто с другой стороны. Нагните голову, чтобы рог смотрел в сердце дракону… нет, чуть выше… еще чуть-чуть… стоп! Отлично! А лев… Лев! Где лев?!
— Да здесь я, здесь, — из травы вылез толстый рыжий котенок и фыркнул, сдувая с мордочки прилипшие семена одуванчика. — Ф-фух! Доброго утречка всем. А Вы, дяденька, меня рисовать будете, да?
— Ты кто такой? — вскричал художник. — Где лев?
— Лев приболел, просил заменить, — котенок гордо напыжился. — Я за него. Чем не лев? Даже лучше в сто раз!
— Ты не похож на льва, — возразил художник.
— Ну вот еще! — возмутился котенок. — Конечно, похож! Я рыжий, грозный, и у меня даже когти есть, могу показать, вот! — он выпустил острые белые коготки. — А как я рычу — никакой лев так не умеет! Слушайте! М-р-р-р!!! Мр-р-ря-а-а!!!
— Хватит! Достаточно! — Художник зажал уши. — Ладно, уговорил. Пририсую тебе гриву, увеличу в сорок раз, выйдет нормально. В конце концов, принцесса еще маленькая, что она понимает во львах? Становись на свое место.
— Сюда? — котенок устроился между драконом и единорогом и положил лапку на драконий хвост. — Вот так, да?
— Да, — произнес художник после недолгого молчания. — Так и стой. Голову поверни к единорогу и уши прижми. Ты ему угрожаешь, понял? А дракон пусть замахивается на тебя свободной лапой…
— Ну нет, — решительно произнес дракон, развернулся и пополз прочь. — Мы так не договаривались. Я согласен драться со львами, но на ребенка лапу не подниму! Увольте!
— Издеваешься? — взвизгнул художник и бросил на землю кисточку. — Если я тебя уволю, кто тогда на картине останется? Кем я дракона заменю?
— А можно мне попробовать? — раздался голос откуда-то снизу, и из ромашек выпрыгнул еще один котенок — точная копия первого.
Художник сглотнул и сипло поинтересовался:
— Тебе чего, малыш?
— Я могу заменить вашего дракона, — важно заявил второй котенок. — У меня получится, честно-честно!
— Малыш, посмотри на себя и на дракона, — мягко произнес художник. — Ты маленький, он большой. У него золотая чешуя, крылья, пламя из пасти, а у тебя что? Ничего такого нет.
— Зато у меня усы! — парировал котенок и без дальнейших споров занял место дракона. — И я тоже золотистый, — добавил он вполголоса, чуть подумав.
Художник перевел взгляд с одного котенка на другого и обратно.
— А как я вас различу, кто есть кто? Вы ведь похожи, как… как… Вы что, братья?
— Какие же мы братья? — фыркнул второй котенок. — Он мальчик, а я девочка.
Единорог деликатно откашлялся. Художник вздрогнул.
— Я Вас очень прошу, — быстро произнес он, обращаясь к единорогу. — Не надо! Не уходите.
— А я и не собираюсь уходить, — весело ответил единорог и потряс козлиной бородкой. — Я просто полежу тут в сторонке, не обращайте на меня внимания.
Он убрал копыто со щита и легко затрусил в сторону. Щит покачнулся и упал на траву большой разноцветной заплаткой. Котята, которые сперва испуганно отскочили, тут же подобрались поближе и принялись с интересом обнюхивать край щита.
— А как же государственный герб? — жалобно всхлипнул художник. — Три геральдические фигуры, смертельная схватка…
Единорог снова с усмешкой потряс бородой и, склонив голову, принялся наблюдать за котятами, которые уже забрались на щит и теперь увлеченно возились там, — один, лежа на спине, отбивался лапами от другого, который норовил поймать его за хвост.
— Люблю смотреть, как малыши играют, — признался единорог.
Художник уныло поглядел на это безобразие, подобрал кисточку, вздохнул и стал рисовать. Мало-помалу он втянулся в работу, повеселел и даже стал насвистывать.
«Ничего, — думал художник. — Два играющих в траве котенка, так даже лучше. В конце концов, принцесса еще маленькая. А когда подрастет, мы ей и настоящий герб нарисуем».
Времена года
Спасибо тебе, Солнце, за твое тепло. Мне было так холодно, грустно и одиноко, и я думала, что это навсегда. Но разве можно хранить ледяную невозмутимость, когда ты так ярко светишь и подмигиваешь с голубого неба, и смеешься, и щекочешь золотыми лучами? Какой уж там лед! Не думала, что еще способна плакать, но вот ведь, разревелась как маленькая, с каждой сосульки так и капает. Говорят, слезы очищают. Если это правда, то спасибо тебе, Солнце, за очищение.
Спасибо, я очень тронут. Выходит, и от меня есть какая-то польза, не зря светил. Но зачем же плакать-то? Улыбаться надо! Улыбка тоже очищает, честное слово!
Все-все, уже не плачу. Я улыбаюсь, правда. Только зачем же скромничать? От тебя, Солнце, большая польза! Ты даришь свет, указываешь путь, по тебе сверяют время. Ты несешь всем тепло, а значит, и жизнь. Ты великое светило, стыдно тебе, должно быть, прибедняться.
Тоже мне, великое! Не говори ерунды. Есть куча светил и ярче, и крупнее меня. А я что, я желтый карлик, звезда четвертой категории. Жизнь, скажешь тоже! Мало ли, что я даю свет и тепло. Устроен так, вот и даю, нет в этом никакой моей заслуги. Спроси у безводных пустынь, много ли им от меня пользы. Спроси у рыб, что им милее — мой иссушающий жар или твои прохладные глубины. Это ты даришь всем жизнь, изобилие и покой. А я что, я только согреваю…
Не говори так! Без тебя не было бы движения, без тебя я застыла бы в ледяном оцепенении, отвердела бы, стала злой и колючей. Ты огромный, жаркий, неугомонный; только ты и заставляешь меня куда-то течь, к чему-то стремиться. Паром взлетаю я вверх к тебе, но не дотянуться до тебя моим облакам, слишком ты высоко, не достать. И падаю я вниз мелкими каплями, и в каждой капле — твое отражение, и лишь потому расцветает все на земле.
Я пропущу свои пальцы сквозь струи дождя, вплету семицветную радугу в твои пряди — смотри, как красиво!
Вот я перед тобой, вся, как есть, насквозь прозрачная. Что ты скажешь, желтое всевидящее око? Жаркое солнце, неистовое пламя, золотой языческий бог? Ты, которым я жива? Далекий, безмерный, вечно юный центр мироздания — что ты скажешь мне, мелкой лужице?
Скажу, что ты синяя жилка на виске у Земли. Скажу, что темны и неизведанны твои глубины, что тону я в тебе, но никогда не достигаю дна. Скажу, что тобой можно любоваться до бесконечности, а на меня и смотреть-то неприятно. Скажу, что ты всегда все та же и всегда разная. И можно войти в тебя и дважды, и трижды — но всегда в разную, но всегда в ту же. Скажу, что ты нежная и ранимая, вздрагиваешь от легкого касания, ежишься от всякого дуновения. Но чем бы тебя ни резали, как бы ни били, ты затягиваешь раны и не держишь зла. Скажу, что ты пристанище и утешение, и нет во вселенной чуда большего, чем ты.
Каждую ночь я жду утра, когда ты придешь и обласкаешь, и согреешь от безмерной щедрости своей. И ты приходишь и согреваешь, и играешь бликами. В каждой росинке по блику, и тысяча теплых пальцев в каждом потоке, и мне становится жарко, весело и щекотно, и пузырьки поднимаются со дна к самой поверхности, и больше ничего уже не надо — только бы продолжался день, только бы не набежало облако, только бы задержался вечер.
Каждую ночь я жду утра, чтобы встретиться с тобой, утонуть в тебе, вынырнуть с восторгом под невозможным углом. Чтобы слышать твое непринужденное журчание, видеть твою улыбку — на каждой волне по сияющей улыбке. Смотреться в тебя, как в зеркало, и ни о чем не думать. Только бы вечер не скоро, только бы день не кончался.
Я не могу тобой насытиться, Солнце. Мне тебя не хватает! Ночи кажутся такими длинными, а дни такими короткими. И ты сам словно отдалился от меня. Нет-нет, я тебя не виню, я понимаю, работа. Важные дела там, на другой стороне Земли. Другие реки, леса, поля, их тоже надо согреть, а я что, я потерплю. Раз так надо. Не обращай на меня внимания. Только не уходи насовсем, прошу тебя. Не забывай и про меня тоже!
Что случилось, отчего твои берега затянуты туманом? Отчего так печально катятся серые волны? Зачем ты все чаще отгораживаешься от меня тучами и тайком роняешь тяжелые капли дождя? Чем я провинился перед тобой?
Все в порядке, Солнце. Это ничего, это пройдет. Пусть мои проблемы тебя не волнуют. Расскажи лучше, как там, на другой стороне Земли? Что ты там видел? С кем говорил?
Между нами ледяная стена. Тонкая, ломкая, совсем прозрачная. Но такая холодная! Она меня отражает, я не могу к тебе пробиться! Я ничего не понимаю. Зачем? Что происходит?
Скажи… а там… на другой стороне… сейчас тепло?
Где ты? Куда ты пропала? Тебя нигде не видно! Все слова — как в вату… глухо… За что?
Как холодно…
Как холодно.