Соединение звука с внутренней формой языка
22. Связь звуковой формы с внутренними языковыми законами придает завершенность языкам, и высшая ступень их завершенности знаменуется переходом этой связи, всегда возобновляющейся в одновременных актах языкотворческого духа, в их подлинное и чистое взаимопроникновение. Начиная со своего первого элемента, jпорождение языка — синтетический процесс, синтетический в томjподлинном смысле слова, когда синтез создает нечто такое, что не | содержалось ни в одной из сочетающихся частей как таковых., Этот процесс завершается, только когда весь строй звуковой формы прочно и мгновенно сливается с внутренним формообразованием (innerenGestaltung). Благотворным следствием этого является полная согласованность одного элемента с другим, так что ни один из них, так сказать, не затеняет другого. По достижении этой цели ни внутреннее развитие языка не направляется по одностороннему пути, оторвавшись от звукового формотворчества, ни звук, пышно разрастаясь, не возносится над прекрасной потребностью мысли. Напротив, повинуясь внутренним движениям души, подготавливающим момент порождения языка, звук обретает эвфонию и ритм и в противоположность обнаженному, назойливому слоговому бренчанию с их помощью прокладывает себе новый путь, на котором мысль поистине вдыхает в звук живую душу, но и сам по себе звук, со своей стороны, тоже служит для мысли одухотворяющим началом. Прочность связи обеих этих главных составляющих языка ярче всего выражается в расцвете жизни чувства и богатой фантазии, тогда как, напротив, одностороннее господство рассудка, некоторая сухость и прозаичность — непременные следствия интеллектуального развития и шлифовки языка в ту эпоху, когда влечение к звукотворчеству уже не располагает необходимой энергией или когда действие языковых сил становится односторонним. Мы видим это отчасти в языках, где некоторые временные формы, как в арабском, образуются лишь с помощью отдельно стоящих вспомогательных глаголов и, стало быть, идее таких форм действенное влечение к звукотворчеству уже не сопутствует. Напротив, санскрит в некоторых своих временных формах связал в словесное единство глагол „быть" с соответствующим глагольным понятием.
Впрочем, ни этот пример, ни другие примеры подобного рода, которые можно было бы легко умножить, особенно если привлечь их из области словообразования, не выявляют всего смысла высказанного выше требования. Не от частностей, но от совокупности свойств и формы языка исходит тот совершенный синтез, о котором у нас идет речь. Он — продукт духовной силы в момент языкотворчества и точно указывает степень ее могущества. Как монета, отчеканенная нечетко, как будто и передает все контуры и детали формы, но лишена блеска, появляющегося от определенности и отчетДивости рисунка, так и здесь. Вообще язык часто, но больше всего здесь, в сокровеннейших и необъяснимейших своих приемах, напоминает искусство. Скульптор и живописец тоже сопрягают идею с материей, и по их произведению тоже можно видеть, согрета ли эта связь в свободном взаимопроникновении и взаимослиянии своих частей лучами истинной гениальности или же щепетильный и совестливый мастер своим резцом или кистью как бы снимал мерку с отвлеченной идеи. Опять-таки и в языке второе дает о себе знать тоже больше в бледности общего впечатления, чем в отдельных недочетах. Каким именно образом проявляется частичная неудача необходимого синтеза внешней и внутренней языковой формы в том или ином языке, я, конечно, постараюсь показать ниже на примере отдельных грамматических явлений; однако проследить за последствиями подобного несовершенства вплоть до последних тонкостей языкового строя не просто трудно, но до известной степени невозможно. Еще менее удастся передать это в каждом случае словами. Тем не менее чувство не дает здесь себя обмануть. И еще отчетливее несовершенства синтеза обнаруживаются во влиянии, которое язык оказывает на говорящих. Подлинный синтез возникает из одухотворенности, свойственной лишь высшей и энергичной силе. Ослабленность синтеза говорит об отсутствии этой одухотворенности, и возникающий таким путем язык тоже оказывает менее одушевляющее воздействие на тех, кто им пользуется. Это отражается и на его литературе, менее склонной к тем жанрам, которые нуждаются в подобной одухотворенности. Ослабленность духовной силы нации, виновной в этом недостатке, передается через такой несовершенный язык следующим поколениям, или же эта слабость проявляется на протяжении всей жизни той или иной нации, пока благодаря какому-нибудь стимулу не начнется ее новое духовное преображение.