Человек Обычный: профессионал и любитель
На обыденном сознании абсолютного большинства людей ска-зывается еще одна немаловажная дихотомия человеческой деятельно-сти — её разделение на профессиональную и любительскую. Соот-ветствующие формы мышления и поведения пока явно слабовато изучены с социально-философских позиций. К тому же, они если когда и рассматриваются философами, то порознь [23]. А их отношение к повседневной сфере жизнебытия упрощалось до механического разнесения всего профессионального к надбытовым, специализированным сферам духа, а дилетанства — именно и только к его повседневному горизонту. Якобы, “... в отсутствии определённой специализации, профессионализации и даже какого-либо обязательного обучения (кроме обучения опытом жизни), состоит основная отличительная черта и особенность обыденного, несистематического уровня общестственного сознания” [24].
Между тем, картина на этом срезе рассматриваемой здесь проб-лемы выходит на поверку куда сложнее. С одной стороны, профессия и повседневность тесно переплетаются, а в патриархальных, традиционных обществах они просто сливаются (производство материальных благ и услуг во многом совпадает там и тогда с домашним хозяйством и всем остальным бытом). С другой, — большинство дилетантских увлечения служит как раз расповседневниванию какой-то части досуга, да и поднадоевшего труда по профессии. Ведь “не философы, — иронизировал О. Хаксли, — а собиратели марок и выпиливатели рамочек составляют становой хребёт общества” [25]. Большинство видов человеческой деятельности таким образом двулики, протеистичны: допускают профессионализированные и любительские эквиваленты и эта дихотомия проходит наперерез обыденному и особенно специализированному сферам жизни и мысли.
В остатке — отдельные сферы практики, либо чересчур сложные и ответственные для дилетантов (космонавтика, допустим, или атомная энергетика), либо, напротив, слишком уж элементарные, чтобы их профессионализировать (таких гораздо меньше, особенно на вершине общественной лестницы, снабжённой разного рода прислугой, т.е. именно профессионалами быта). Впрочем, отдельные виды любительской деятельности по своим результатам обычно предвосходят профессиональные аналоги (например, коллекционерство произведений искусства, предметов старины, монет, марок и бесконечного количества прочих предметов собирательства, знаточества). Хотя в большинстве случаев профессионалы и любители имеют дело с одними и теми же объектами, решают сходные задачи, но по-разному.
В целях уточнения терминологии замечу, что любительством точнее называть творчески, индивидуально-избирательно проведён-ный досуг; ту часть свободного времени, что служит самореализации личности. Быт же — это скорее обобщённое, родовое начало во вне-производственной, досуговой деятельности. Дилетантами же чаще называют не совсем умелых любителей, чьи результаты заметно хуже по качеству, чем аналогичные труды профессионалов. Впрочем, грани между всеми ними сплошь и рядом условны. Гармонично распределённые в пространстве и времени жизни все три её основные сферы — быт, работа, досуг в норме оплодотворяют друг друга, тесно взаимосвязаны.
Однако паритет между ними становится возможен лишь после того, как профессионализация основных отраслей материального и духовного производства порождает блага и преимущества цивилиза-ции. Именно профессии составляют основу общественного благопо-лучия и социально-экономически первичны по сравнению с бытовыми заботами членов индустриального общества. На постиндустриальном этапе обобществлению, механизации подвергается всё большая часть житейских занятий, но по-прежнему за счёт технологического, информационного усовершенствования базовых профессий. Эти последние выступают в общественной роли интеллектуального лидера и научного, и вненаучных направлений современного познания.
Хотя феномен профессии по объёму и шире практики, своего высшего развития последняя достигает с его помощью, на стыке с теорией и вообще духовностью. Профессионализированные формы производства предъявляют высокие требования прежде всего к ин-теллекту работника, его духовному миру в целом. И в прошлом, и в настоящем мастер любого дела немыслим без определённого уровня общей культуры, нужной доли самостоятельности и самоуважения.
Надо заметить, что фигура мастера и феномен мастерства относятся не только к профессиональной, специализированной, но и к массовой, народной культуре. В традиционном быту и относительно простом материальном производстве на фоне коллективной традиции выполнения тех или иных материальных или духовных функций, выделяются лица, чьи возможности и результаты возвышаются над средним уровнем. Опираясь на усреднённые формы работы, мастера особенно успешно, нередко неподражаемо творят своё дело [26]. Соот-ветствующие качества проявляются так или иначе уже на самых три-виальных направлениях народной культуры (то и дело встречаются признанные окружающими образцовыми огородники, садоводы, автомобилисты, рыболовы, охотники и многие т.п. умельцы). Даже на казалось бы высокоспециализированных “этажах” народной культуры, вроде “этнонаук” (прежде всего знахарской медицины) или народных искусств различаются обычные, рядовые и выдающиеся их представители — умельцы (популярные целители, ворожеи, сказители, художники и т.п.). Ими образуется некий промежуточный в рассматриваемом отношении слой более или менее профессионализирующихся любителей.
Дилетантизм, в свою очередь, не просто аномалия, случайность, частность, а одна их глубинных потребностей человеческого существа. Любительство позволяет человеку распространить своё “я” в те сферы жизнедеятельности, что лежат за пределами повседневности. А точнее и чаще всего — “имплантировать” внутрь своей повседневности ту или иную экзотику, эстетику, даже этику, вообще-то чуждую этим будням. Тем самым делается попытка выровнять пропорцию умственного и физического, идеального и вещного, старого и нового в биографии любителя и знатока чего-то запредельного его профессиональной и житейской участи. А кроме того, попутно понять такие стороны собственной профессии и личной жизни, которые заметны только со стороны, причём не слишком рутинной.
В основе профессионального сознания и поведения — социаль-ный заказ, рыночный спрос, посторонний контроль, прямой или кос-венный. При несоответствии замысла, потребности, эталона с реаль-ными итогами деятельности профессионалы как правило испытывают весьма жёсткие санкции со стороны контролирующих инстанций, конкурентно-сбытовых механизмов рынка, общественного мнения и юридического закона, вплоть до вынужденного прекращения даль-нейших занятий этой практикой. Отсюда такие особенности профес-сии, как специальная подготовка, обычно многоступенчатая и перио-дическая; глубина мышления, обеспеченная его же односторонно-стью, сравнительно узкой специализацией; внешняя дисциплина и во-обще регламентация поведения на рабочем месте; иерархичность принятия и исполнения решений. Эпистемологически профессия выступает своего рода фабрикой интеллекта со всеми вытекающими из индустриальной организации и масштабного разделения труда возможностями и проблемами для личности и общества.
Любительская деятельность, в свою очередь, разнородна, но иначе, нежели профессиональная. Домен любителя расположен по-средине между бытом и трудом, а именно в сфере досуга. С помощью хобби там выстраивается своего рода светский монастырь, куда любитель на время скрывается от всех раздражителей, начиная с се-мейно-бытовых и заканчивая начальством, государством, обществом (в лице масс-медиа и т.п. “жучков”, плотно вкрученных в саму повседневность). Эта “башня из слоновой кости” — самое надёжное убежище для творческой души и утомлённого тела. Она украшает и возвышает досуг добровольного и бескорыстного знатока чего бы то ни было.
Для примера сошлюсь на В.В. Розанова — как только ни бранили его лично, заглазно и в печати, даже на дуэль вызывали за его публицистические резкости и идейную двойственность. В своём открытом для читающей публике дневнике он признавался: пишут-де мне – “Ваше “Уединённое” разорвут; Вы затравлены”. Ни малейше не чув-ствую, т.е. ни малейше не больно. Засяду за нумизматику и “хоть тут тресни”. Я сам собрал коллекцию богаче (порознь), чем в киевском и чем в московском университетах. И которые собирали сто лет “ [27].
Любительская компенсация излишнего профессионализма нередко перерастает рамки каприза, игры, моды; приобретает серьёзный общественный резонанс. Дилетанты время от времени вносят полезный вклад в науку (взять хотя бы историческое и прочее краеведение) и в искусство. Целые жанры обязаны своим появлением их энтузиазму. “Авторская песня, — разъясняет основоположник этого течения в нашей старне, — имеет смысл только тогда, когда она — от переполнения. ... Это совсем другой ход, чем в обычных профессиональных стихах. Хотя казалось бы, что всё должно быть одинаково, но это не так. ... Первая полоса этих песен была именно не у дилетантов, а у любителей. Хотя в переводе это одно и то же, но в обиходном смысле слова любитель есть любитель. В том значении, как, скажем, в XIX веке Аренский считался любителем. То есть когда — от любви. А если только потому, что пошло’, что хвалить начали... Ведь можно оплачивать и не деньгами, можно и рукоплесканиями... Авторская песня — это внутренняя потребность” [28].
Отмеченный мотив любительства объясняет в нём едва ли не самое главное: авторское, личностное, новаторское начало. Якобы побочное, но излюбленное занятие предоставляет своему поклоннику непередаваемое ощущение первооткрывателя и соответствующую — лестную репутацию. Оседлавши любимого “конька”, интеллект дви-жим исключительно искренней и сильной мотивацией. В этом случае рекомендации и ограничения со стороны, наработанные кем-то штампы поведения не для него. Самый совершенный быт и большинство профессий с такого рода раскрепощением духа и тела справляются гораздо хуже, а нередко, напротив, придавливают личность своей мелочностью и вторичностью.