Социальный конструктивизм. 3 страница

Нарративная практика становится все более популярной во всем мире и привлекает она прежде всего своей гармоничной для современности этикой и сотрудничающей, уважительной позицией терапевта. Работа в этом подходе подойдет тем, чьи личные предпочтения совпадают с нарративной этикой и кто готов к встрече с уникальным и непредсказуемым в своей ежедневной практике.

Литература

1. Будинайте Г.Л. Классическая системная семейная терапия и постклассические направления: свобода выбора // Московский психотерапевтический журнал, 2001, № 3.

2. Вацлавик П. Конструктивизм и психотерапия // Вопросы психологии, 2001, № 5.

3. Жорняк Е.С. Нарративная психотерапия: от дебатов к диалогу // Московский психотерапевтический журнал, 2001, № 3.

4. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М, 1996.

5. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998.

6. Ильин И.П. Постмодернизм: словарь терминов. М., 2001.

7. Кузнецов С. Лекции по культурологии. М.: РГГУ, 1995.

8. Пригожий И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. М, 1994.

9. Семейная психотерапия. С-Пб., 2000.

10. Современная западная философия. Словарь. М., 1991.

У

Часть 3

11. Фридман Дж., Комбс Дж. Конструирование иных реальностей: Истории и рассказы как терапия. М.: Независимая фирма «Класс», 2001.

12. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Имя Розы. М, 1994.

13. Botella, L. (1997). Personal Construct Psychology, Constructivism, and Postmodern Thought.

14. Combs, G. & Freedman, J. (2002). Narrative therapy ninth couples... and a whole lot morel A collection of papers, essays and exercises. Dulwich centre publication. Adelaide, South Australia

15. Deconstructing Psychotherapy. (1999). Edited by Ian Parker. Sage Publications Ltd. London. Thousand Oaks. Delhi.

16. Gleick, J. (1987). Chaos. New York: Viking.

17. Hart, B. Re-authoring the stories we work by: Situating the narrative approach in the presence of the family of therapists. // Australian and New Zealand Journal of Family Therapy, 1995, vol. 16, No 4, pp. 181-189.

18. Morgan, A (2000) What is narrative therapy? An easy-to-read introduction. Dulwich centre publication. Adelaide, South Australia

19. Shotter, J. (1990) Toward a third revolution in psychology: from inner mental representations to dialogical social practices. // First draft of chapter for David Bakhurst and Stuart Shanker (Eds.) Culture, Language, Self: the Philosophical Psychology of Jerome Bruner, Sage Publications, London.

20. VanderVen, K. (1998). Play, Proteus, and Paradox: Education for a Chaotic and Supersymmetric World. // Play from birth to twelve and beyond: Contexts, Perspectives, and Meanings. Garland Publishing, Inc., NY & London.

21. White, M., & Epston, D. (1990). Narrative means to therapeutic ends. New York: Norton.

22. White, M. (2000) Reflections on narrative practice: essays and interviews. Dulwich centre publication. Adelaide, South Australia

23. White, M. (1989) 'The process of questioning: A therapy of literary merit.' In The Selected Papers of Michael White. Dulwich Centre Publications, Adelaide.

24. White, M. (1995) Re-Authoring Lives: Interviews and Essays. Adelaide: Dulwich Centre Publications.

II*

И.Ю. Хамитова, Т.С. Драбкина

Использование командной работы в системной семейной терапии

От обучающей группы к рефлексивной команде

Совместное проведение терапевтических сессий стало активно использоваться с возникновением семейной психотерапии — не позднее, чем с начала 1950-х годов. Терапевты, индивидуально работавшие с членами семьи, — например, с супругами, — совместно проводили сессии с семьей.

В 1953 г. Чарльз Фулуэйлер, работавший в Калифорнийском университете в Беркли, начал использовать одностороннее зеркало (Саймон, 1996) как для терапии, так и для обучения студентов — наблюдения, оценки и контроля их работы. Он наблюдал за семьей из-за одностороннего зеркала, затем входил в помещение, где она находилась, сообщал ей свои впечатления, давал задания, затем вновь возвращался за зеркало для наблюдения и обсуждения с коллегами.

С тех пор одностороннее зеркало очень широко применяется в семейной терапии для организации командной работы как в терапевтическом, так и в учебном контекстах. Оно стало известно благодаря Джею Хейли, который довольно много часов провел за ним, наблюдая работу Фулуэйлера и пытаясь понять его вмешательства. Хейли тогда был членом группы Грегори Бейтсона, и в результате в бейтпшовской программе тоже стали использовать одностороннее зеркало. Затем оно стало появляться во многих терапевтических и исследовательских центрах. Зеркало давало се-

X

Часть 3

меиным терапевтам возможность, которую трудно переоценить, — наблюдать за работой друг друга, обмениваться самым непосредственным опытом, обсуждать то, чему каждый был свидетелем. Отчасти этим можно объяснить стремительное развитие семейной терапии, быстрое распространение многих ее находок и достижений. Она развивалась в значительной мере как «коллективное» мероприятие.

Поначалу одностороннее зеркало использовалось исключительно для наблюдения — зрители, сидевшие за ним, не вмешивались в процесс. Позже при супервизии «вживую» стала применяться связь по внутреннему телефону: терапевту, работающему с семьей, можно было дать указание, задать вопрос, вызвать его из комнаты при необходимости. Таким образом, терапия осуществлялась более чем одним человеком. Однако в учебном процессе — в частности, при супервизии — эти люди не были равны по статусу. Поэтому такое сотрудничество еще нельзя было назвать командой.

Дальнейшее развитие терапевтического сотрудничества при проведении сессий в 60-е и 70-е годы происходило преимущественно в рамках стратегического подхода, что неудивительно: из всех направлений семейной терапии этот подход наиболее техничен, в наибольшей степени требует подробного наблюдения и анализа материала. Терапевту сложно одновременно разговаривать с семьей, наблюдать за всеми ее членами и строить терапевтическую гипотезу, необходимую для планирования интервенции. Казалось (и оказывалось), что эффективным будет разделить эти функции: кто-то беседует с семьей, а кто-то сидит за односторонним зеркалом — наблюдает, строит гипотезы, отслеживает поведение беседующего терапевта, направляя и корректируя его. Иерархические отношения здесь были бы помехой, поскольку искажали бы процесс обсуждения и принятия решений. Поэтому терапевтические команды в идеале строятся на паритетной основе, без учета престижа и статуса.

В Миланском центре исследования семьи в 1967 — 1974 гг. под руководством Мары Сельвини-Палаццоли был разработан стратегический подход для терапии семей с тяжелыми симптомами, при котором стандартный формат сессии включал повторяющийся цикл командного наблюдения и взаимодействия:

1) наблюдение терапевтической команды за стилем семейного взаимодействия без комментирования процесса;

Современные подходы в системной семейной терапии

2) перерыв, в течение которого терапевты обсуждают свои наблюдения, формулируя или корректируя гипотезы по поводу семейного функционирования (перерыв может происходить по инициативе любого из участников команды);

3) позитивная коннотация и предписание семье, выработанные командой на основе обсуждений;

4) командная встреча после завершения сессии для обсуждения того, как семья приняла задание, и для письменного подведения итогов сессии (Сельвини-Палаццоли и др., 2002).

Своими эффектными успехами миланская группа была в значительной мере обязана командной организации работы.

С 1971 до 1979 г. миланская команда состояла из четырех постоянных участников, двух мужчин и двух женщин. На каждой сессии два терапевта разного пола вели прием; два остальных, также мужчина и женщина, наблюдали за зеркалом. Использованию гетеросексуальной пары придавалось большое значение: по мнению миланских исследователей, различия во взаимодействии семьи с терапевтами разного пола, а также различия в восприятии происходящего этими терапевтами помогали понять правила семейной игры.

Гетеросексуальные терапевтические пары могли меняться с каждой новой семьей; требовалось лишь, чтобы каждый член команды отрабатывал равное количество часов как терапевт и как наблюдатель (Саймон, 1996).

Впоследствии, когда в 1979 г. миланская четверка распалась, а метод Палаццоли претерпел разительные трансформации, приблизившись к конструктивистским подходам, принцип командной работы в нем тем не менее сохранился. Взаимодействие с новой командой из трех молодых психотерапевтов происходит на тех же паритетных основах. Палаццоли оставалась твердо убеждена, что без команды очень сложно разобраться в семейных взаимодействиях — коалициях, интенциях и т.д. — настолько, чтобы терапевтическое послание семье стало эффективным. Ведущий голос при формулировании гипотез принадлежал, разумеется, наблюдателям за зеркалом.

В 1974 г. работой миланской команды заинтересовалась Пегги Пэпп из института Аккермана в США. Позже она переработала многое из того, что узнала у них, и применила в собственном подходе. В своей работе по Проекту краткосрочной терапии она ис-

Часть 3

пользовала «консультационную группу», наблюдающую за ходом сессии через одностороннее зеркало. В ее подходе команда использовалась для того, чтобы достаточно ярко выразить семье дилемму изменения. Она постоянно посылала сообщения, в которых комментировалась эта дилемма и взаимоотношения между терапевтом и семьей. Команда здесь была как бы «голосом с неба» — верховным арбитром и пророком (Пэпп, 1998).

Чтобы придать команде максимальный авторитет, ее представляли семье как группу, состоящую из ведущих специалистов в данной области, каждый из которых является экспертом по конкретной проблеме. По желанию членов семьи их могли представить группе. Но после этого какие-либо контакты исключались. Команда присутствовала на расстоянии — недоступная и непререкаемая. Реально сообщения ее составлялись в сотрудничестве с терапевтом, у которого было решающее слово относительно их содержания. Терапевт сам решал, когда использовать команду.

Пэгги Пэпп приводит ряд приемов использования наблюдающей команды. Например, терапевт и команда могут выражать противоположные мнения по поводу изменений в терапии. При этом команда, как правило, выступает против изменения, указывая на последствия устранения симптома и опасности нарушения равновесия, а терапевт доказывает способность семьи приспособиться к переменам и называет ее ресурсы. Семья своим дальнейшим поведением может присоединиться к той или другой стороне. Но поскольку семья не может признать, что цена изменения слишком высока, то, скорее всего, дальнейшими событиями она подтвердит правоту терапевта.

Таким образом, в терапии взаимодействие разворачивается не в диаде семья-терапевт, а в треугольнике семья-терапевт-команда. Отношения в треугольнике могут варьироваться почти бесконечно: терапевт может критиковать группу, уговаривать ее, предлагать компромиссы и т.д. Та коммуникация по поводу симптома, которая происходит в треугольнике и в высокой степени определяется ролями, принятыми терапевтом и командой, обычно вытесняет принятую в семье коммуникацию о симптоме. Это само по себе способствует прерыванию привычных для семьи паттернов.

Поскольку семья не имеет доступа к команде, она не может ее контролировать.

В целом можно сказать, что в подходе Пэгги Пэпп наблюдающая команда прежде всего помогает терапевту контролировать те-

Современные подходы в системной семейной терапии

рапию, побеждать семью в борьбе за власть, преодолевать ее сопротивление, формировать ситуацию двойного послания и т.п.

Миланская четверка также использовала командную работу для этих целей, но еще и для того, чтобы сохранять нейтральность и чтобы более разносторонне воспринимать происходящее во время сессии. Представляется, что командная рефлексия здесь играла большую роль, а манипулирование — меньшую, чем у П. Пэпп в Проекте краткосрочной терапии.

В обоих приведенных выше примерах использования терапевтической команды в семейной терапии она не привносит ничего концептуально нового, однако всякий раз акцентирует особенности подхода, делает работу более «идеологически чистой».

Итак, что благодаря использованию команды

О семейная система может быть воспринята более детально, точно, разносторонне;

О облегчается сохранение нейтральности терапевтами;

О облегчается формулирование гипотез;

О поведение семьи на сессии, может быть более разнообразным и в большей мере отражать ее «естественные» процессы;

О вместо диады терапевт-семья формируется терапевтический треугольник — система, как известно, более стабильная и управляемая;

О терапевт, ведущий беседу, может позволить себе быть более спонтанным, чем если бы он работал в одиночестве: команда не позволит ему утратить нейтральность, да и вообще ответственность разделена.

Джей Хейли писал по поводу Миланского центра:

«Я думаю, на 80% их популярность объясняется тем, что они работают вместе — командой. Многие, когда берутся за семейную терапию, не очень-то понимают, что у них выходит, и предпочитают работать сообща. И потом, когда не нужно брать все на свою ответственность, это такое облегчение для большинства психотерапевтов» (цит. по: Саймон, 1996).

В связи с этой весьма критической иронией можно сказать, что разделение ответственности действительно характерно для Миланской школы и не столь характерно для команды Пэгги

Часть 3

Пэпп, где решающий голос принадлежит терапевту, непосредственно взаимодействующему с семьей. Во втором случае темы власти и борьбы с сопротивлением семьи, а также манипулятив-ность в терапевтической системе более выражены. Хейли — терапевт, склонный рассматривать проблемы семьи как борьбу за власть, а терапию семьи — как технологию обретения контроля и власти терапевтом. Неудивительно, что он скептически относился к разделению ответственности.

Чем в большей мере работа с семьей понимается как сотрудничество, а не преодоление сопротивления, чем больше ответственность за процесс разделена между семьей и терапевтом, тем более разделена ответственность и в терапевтической команде. Таким образом, взаимодействие в команде зависит от терапевтической школы.

Дальнейшее развитие семейной терапии пошло по пути подходов, еще более ориентированных на сотрудничество. Это «постмиланская» модель, связанная с именем Линн Хоффман; «ориентированная на решение» терапия де Шазера; нарративная терапия Уайта и Эпстона; наконец, рефлексивная команда, добавленная Томом Андерсеном к «постмиланской» и де Шазеровской моделям. Всем этим видам терапии близок подход Милтона Эриксона: «Пациент знает решение проблемы. Только он не знает, что знает его» (цит. по: Harry Korman & Martin Suderquist).

Системная семейная терапия становилась более «смиренной и уважительной». Одновременно она увеличивала свой круг клиентов, включая в него также индивидов и группы и, кроме того, расширяя понятие семьи. Из «системной семейной» терапии она превращалась в «системную» терапию.

Новые подходы имели общую философию — социальный конструктивизм. Их основополагающими идеями были представления о множественности человеческих миров, субъективности любого знания, социальной обусловленности любых норм и стандартов. Если какое-то знание считается безусловно правильным, то это основано не на «объективной истине», которой не существует, а на властной позиции носителя этого знания.

Для психотерапии это означает, что терапевт, исходящий из идеологии социального конструктивизма, не стоит на позиции эксперта — он не ставит диагнозы, не знает, каким должен быть клиент, чтобы ему было хорошо. То, как он видит ситуацию клиента, зависит от множества социальных и личностных факторов, которые от-

Современные подходы в системной семейной терапии

носятся к его собственному миру, а не к миру клиента. Экспертом признается клиент, который не просто определяет цели работы, но и воспринимается как желающий измениться, знающий, как это сделать и обладающий необходимыми ресурсами для этого.

По мере развития конструктивистских подходов в системной семейной терапии задачи и организация команды также меняются.

У Стива де Шазера в его классической схеме команда еще сидит за односторонним зеркалом. Она призвана описывать паттерны, о которых говорит и которые демонстрирует семья. У де Шазера это называется «составлением карты». «Карта» призвана описывать мир семьи таким, как его воспринимает семья, а не таким, каким он мог бы выглядеть в соответствии с той или иной теоретической схемой. Терапевта, беседующего с семьей, называют в этом подходе «проводником».

В соответствии с конструктивистской позицией, команда осознает себя не как внешнего наблюдателя, а как участника терапевтической ситуации, члена терапевтической системы наряду с проводником и клиентом.

Следует вспомнить, что в стратегической терапии команда неизменно считается находящейся на «метапозиции» — способной видеть быстрее и правильнее, имеющей доступ к некоему «подлинному и объективному знанию». Одностороннее зеркало как бы ограждает ее от пагубного воздействия семейной дисфункции, от «влипания в систему». Это различие отражает фундаментальную разницу терапевтических позиций в конструктивистских и «классических» терапиях.

Согласно базовой схеме де Шазера, команда функционирует следующим образом.

Накануне первой встречи с семьей она встречается и обсуждает свои заметки о сходных случаях. В результате проводник получает некоторые указания о том, какие вопросы ему следует задавать, чем интересоваться. Однако команда стремится, чтобы эти указания были достаточно общими и расплывчатыми — чтобы у проводника не возникло предубежденности, которая может оказать влияние на сбор информации. Команда может включать специалистов с разным опытом и даже с разной подготовкой. Более того, это приветствуется: чем больше различия между членами команды, тем меньше вероятность, что проводник получит слишком жесткие и ригидные установки, которые помешают ему задавать адекватные вопросы.

Часть 3

На протяжении сессии команда делает следующее:

1) Описывает паттерны семьи, которые она непосредственно наблюдает, а также те, о которых рассказывает семья.

2) Строит «карту» поведения, связанного с жалобой, и переформулирует интерпретации членами семьи поведения друг друга (обычно связанные с негативной оценкой) в те, что предположительно будут позитивно оценены членами семьи. Переформулирование не является парадоксальным. Оно дает материал для формулирования «комплимента» — послания семье или индивиду, содержащего описание ресурсов, которыми он обладает для выполнения задания, предлагаемого непосредственно вслед за комплиментом.

3) Во время консультативного перерыва команда формулирует комплимент и задание.

4) Когда после перерыва проводник излагает то и другое клиенту, команда наблюдает за реакциями членов семьи. Если она не видит признаков принятия комплимента, то может вмешаться в беседу и предложить коррективы.

Таким образом, у де Шазера функции проводника и команды за зеркалом четко разделены: проводник собирает материал, команда его обрабатывает. Этому распределению функций соответствует распределение ответственности, поскольку каждая из сторон имеет решающий голос в своей задаче. Никаких «терапевтических треугольников» здесь не возникает; и проводник, и команда проявляют себя как союзники клиента, желающего измениться, и просто выполняют в этом сотрудничестве разные задачи.

На следующем этапе развития методов системной терапии клиенты стали свидетелями обсуждения в команде. Впервые, согласно Линн Хоффман (Саймон, 1996), это произошло следующим образом. Однажды норвежский психиатр Том Андерсен, работавший в рамках Миланского подхода, руководил стажером из-за зеркала. Тот вел беседу с негативными коннотациями, несмотря на все усилия Тома побудить его к позитивному переформулированию. Том осознал, что его собственные указания противоречат идеологии позитивной коннотации. И тогда он предложил стажеру спросить семью, не хочет ли она послушать сидящих за зеркалом. Семья согласилась. Группа стала высказывать свои соображения, семья и стажер слушали. Потом семью попросили высказать-

Современные подходы в системной семейной терапии

ся в ответ. В результате исчезла необходимость супервизору критиковать стажера, а стажеру — семью. Кроме того, семья стала полноправным участником процесса.

Когда одностороннее зеркало перестало использоваться для обеспечения приватности командных обсуждений, оно стало необязательным. Идеология участия команды в терапевтической сессии уже не противоречила тому, чтобы она располагалась в одном помещении с клиентом и терапевтом.

Если терапия устроена так, что терапевтическая рефлексия прозрачна для клиента, многое меняется. Во-первых, стратегический компонент окончательно утрачивается, поскольку клиенты теперь имеют доступ ко всему многообразию высказываемых идей. Логика процесса терапии требует, чтобы выбор подходящих взглядов на ситуацию и способов поведения оставался за ними.

Для того чтобы использовать преимущества новой ситуации, команда должна изменить свои установки и цели или по крайней мере сдвинуть приоритеты: вместо того, чтобы помогать терапевту сохранять нейтральность, собирать материал для формирования терапевтической гипотезы, разрабатывать интервенцию и прогноз, команда ориентируется прежде всего на создание разностороннего описания — взгляда на ситуацию, содержащего как можно больше альтернатив.

Терапевты исходят из того, что не могут вместо клиентов выбрать то, что им больше всего подходит, и предпочитают минимизировать свою предубежденность, свой осознанный или неосознанный предварительный выбор, который бы суживал «поле зрения» клиентов. Терапевт, беседующий с клиентом, из проводника идей команды за зеркалом и/или интервьюера превращается в «фасили-татора», помогающего клиенту рефлексировать командную рефлексию. Соответственно, члены семьи и терапевт могут выражать несогласие с мнениями команды или просить пояснений.

С другой стороны, когда члены команды находятся в том же помещении, они менее склонны думать, что «знают больше». Они не обязаны приходить к единому мнению или искать «правильный» ответ. Клиент получает (и принимает) больше ответственности за направленность и содержание терапевтической беседы.

Команда, функционирующая в присутствии клиентов, стала именоваться рефлексивной. Особенности ее работы, как они описывались Томом Андерсеном и Линн Хоффман, вполне оправдывают это название.

Часть 3

О Поскольку задача команды — создавать максимально разностороннее, мультивариантное описание, она не должна приходить ни к каким консенсусам — не должна ни учить, ни советовать, ни инструктировать. Члены команды могут делиться сюжетами своих личных историй, перекликающимися с историей клиента; сообщать свои ассоциации с идеями, которые они восприняли в клиентской истории; описывать образы или метафоры, каким-то образом интегрирующие для них услышанное. Они размышляют над тем, что услышали, как внешние свидетели, настроенные уважительно, скромно и любознательно. Команда не стремится прийти к решению, хотя нередко оно, как сообщают впоследствии клиенты, появляется в процессе командной рефлексии.

О Если участник рефлексивной команды думает о случае на профессиональном сленге, ему приходится все время контролировать и «редактировать» свои высказывания, поскольку их слышат клиенты. Такой контроль весьма утомителен, он снижает спонтанность и готовность к диалогу. Естественная для члена рефлексивной команды перемена — переход на «позицию незнания», на которой «экспертные» знания используются лишь как один из многих источников ассоциаций. Его профессионализм связан с искусством слушания, ведения беседы, диалога, а не с диагностикой и экспертизой. Таким образом, язык обсуждения в рефлексивной команде — это скорее язык данных конкретных клиентов, чем профессиональный язык.

О В ходе терапевтической сессии команда и клиенты поочередно берут слово для того, чтобы размышлять об услышанном: клиент — семья или индивид — рассказывает свою историю, затем команда размышляет о клиентской истории, затем клиент — об идеях команды по поводу его истории и так далее. Слушание друг друга, обогащение каждого следующего «раунда» тем, что услышано на предыдущем, открывает путь неожиданным взглядам.

Рефлексивная команда воплощает в терапевтической практике главную конструктивистскую идею: значения, смыслы и интерпретации не существуют ни объективно сами по себе, ни «внутри» индивидуальной психики — они генерируются в процессе диалогов.

Современные подходы в системной семейной терапии

В настоящее время терапевтические команды используются в самых разнообразных форматах. Они могут насчитывать более десяти человек, а могут состоять из одного-единственного участника. Команда может находиться за зеркалом или в том же помещении, что и клиенты. Клиенты могут присутствовать при командном обсуждении, могут слушать его из-за одностороннего зеркала или же могут совсем его не слышать. Каждый из вариантов соответствует определенному подходу и стилю работы.

Команды широко используются при обучении психотерапевтов: каждый член команды активно участвует в терапевтическом процессе, но не обязан брать на себя большую ответственность. Терапевт, непосредственно беседующий с клиентом, чувствует себя безопаснее благодаря поддержке команды. Команда помогает нарабатывать навыки наблюдения, концептуализации, ведения сессии. Она также является средством обмена опытом, взаимопомощи в профессиональном росте, поддержания профессиональной позиции.

Важные предпосылки эффективной командной работы, особенно в конструктивистских подходах, — разделение ответственности и позитивная установка. Разделение ответственности требует, чтобы каждый участник терапии знал свои функции, которые были бы достаточно ясными и простыми. Позитивная установка должна характеризовать не только отношение к клиентам, но в той же мере и позицию членов команды по отношению друг к другу. Опыт показывает, что работа достаточно эффективна и конструктивна, если члены команды стремятся поощрять и поддерживать друг друга, замечают хорошую работу друг друга.

^> Описание случая командной работы

Мы далеко не всегда имеем возможность проводить командную работу с клиентами: ни терапевты, ни клиенты не могут позволить это себе часто. Поэтому то, что супружеская пара, о которой пойдет речь ниже, была направлена к нам как к терапевтической команде, можно считать удачей. Одна из нас (И.Х.) на протяжении всех сессий беседовала с семьей, другая (Т.Д.) слушала и наблюдала, находясь в той же комнате. Два-три раза за сессию по 5 — 10 ми-

Часть 3

нут терапевты обсуждали свои впечатления; семья слушала. Решение о «переключении» беседы с семьи на команду и обратно всякий раз принимали терапевты: одна из нас предлагала, другая соглашалась или отклоняла эту идею. Решающее слово оставалось за той, кто беседовала с семьей.

Определяющей чертой нашей командной работы в этом случае было то, что мы проводили свои обсуждения при клиентах. Это задавало тон процесса терапии, существенно влияло на то, как мы формулировали свои впечатления и даже то, как мы видели случай. Следует отметить, что в самом начале терапии, рассказывая клиентам, как она будет проходить, мы спросили у них, что они предпочтут — обсуждения при них или без них. Сделанный ими выбор, вероятно, говорит и о той мере ответственности за процесс, какую они захотели взять на себя. Предоставление выбора в этом вопросе очень важно: многие клиенты настроены на большую ди-рективность терапевта, и наш подход позволяет нам быть достаточно гибкими в этом отношении — сотрудничать не формально «демократически», а по существу.

ПЕРВАЯ СЕССИЯ. «ЧАСОВЫЕ НА ПОСТУ»

Елена и Александр обратились за помощью в состоянии острого семейного кризиса. На сегодняшний день брак существует 12 лет. В семье двое детей — семилетний мальчик и пятилетняя девочка. За неделю до обращения Елена, уличив мужа в измене, предприняла попытку суицида, попытавшись выброситься из окна.

Елена — миловидная тридцатичетырехлетняя женщина, чем-то напоминающая тревожную, настороженную птицу, неусыпно оберегающую свое гнездо с только что вылупившимися птенцами и готовую в любой момент вспорхнуть, закричать, уводя опасность от дорогого ей места. Беспокойством было пронизано все: от бегающих глаз и неспокойных рук, постоянно теребивших одежду или поправляющих прическу до слов:

— В последнее время я постоянно ощущаю свою ненужность. Мне трудно контролировать свои действия, хочется все крушить и ломать. Я боюсь за своих детей — как мое состояние скажется на них.

Александр — моложавый пятидесятипятилетний мужчина, подтянутый и элегантный, но выглядящий несколько утомленным, как человек, долгое время живущий в ситуации перенапряжения.

Современные подходы в системной семейной терапии

— Елена, — заговорил он, — хорошая жена, женщина, которую я ценю, уважаю и люблю, но она гробит себя, воспринимая жизнь в черно-белом цвете, выстраивая немыслимые, никому не нужные планки и пытаясь им неукоснительно следовать, выкладываться по полной программе.