Матриархат в Ассирийской церкви
Та же самая картина и в Ассирийской церкви Востока (сведений о передаче престолов в остальных восточных церквях я не нашел). Патриаршество передавалось только от дяди к племяннику, без учета возраста кандидата, его опыта или, скажем, личных качеств. Мар Симон, к примеру (решивший таки перейти в 1964 году на григорианский календарь), стал патриархом в 12 лет.
О «порнократии»
Из материнского права происходит и сила так называемой «порнократии», огромной власти женщин над римскими папами. Вот короткий список пап, открыто зависевших от своих «папесс» (на деле они все зависели от своих сестер, теток или матерей).
ЛАНДОН. 913–914. Посажен на папский трон Теодорой Старшей.
ИОАНН X. 914–928. Посажен на папский трон Теодорой Старшей.
ЛЕВ VI. 928. Посажен на папский трон Марозией.
СТЕФАН VII (VIII), 928–931. Посажен на папский трон Марозией.
ИОАНН XI. 931–936. Сын Марозии и папы Сергия III.
ИННОКЕНТИЙ X. 1644–1655. Правил церковью вместе с сестрой Олимпией Маидалькини.
Такого в принципе не могло быть в обществе, построенном на принципах отцовского права. Любой «домострой» поставил бы возле папы не его сестру или мать, а отца или старшего брата. И выходит так, что церкви жили и передавали власть по материнскому праву довольно долго – до XIX (римско-католики), а то и до конца XX (ассирийцы) века.
Примечание. Многократно описанный обряд ощупыванием проверять наличие у будущего папы мужских яичек мог появиться только при наличии исторической памяти о папах-кастратах и позднем запрещении традиции ставить папой не мужчину. Поддержка этому тезису – случай с как бы мифологической, якобы выдававшей себя за мужчину папессой Иоанной.
Вот папесса Иоанна рожает.
А вот папесса Иоанна, ее младенец и, видимо, любовник повешены. Дьявол в образе огнедышащей змеиной пасти уже начал поглощать их.
Ну и три образа папесс, дошедшие до нашего времени на карте таро № 2.
На мой взгляд, Иоанна не могла выдавать себя за мужчину и вполне могла – за кастрата. Да, и целибат в католической церкви мог быть узаконен именно как проявление лобби касты кастратов. А кастраты, как и гаремы, – это реликтовые остатки матриархального способа концентрации власти. Сейчас будет показано, почему.
Тайна семьи Мухаммада
У пророка Мухаммада было 12 жен.
Khadijah имела с Мухаммадом семерых детей. Их имена: аль-Касим, ат-Тахир, ат-Таййиб, Зайнаб, Рукаййа, Умм Кульсум и Фатима (согласно суннитам, был еще и восьмой ребенок – сын Абдулла). Все мальчики (и только мальчики) умерли в раннем детстве. Все девочки дожили до начала пророческой миссии, все приняли ислам, все переселились из Мекки в Медину, и все скончались до смерти Мухаммада. Фатима скончалась через шесть месяцев после смерти отца.
Христианка греко-египетского происхождения Мария имела от Мухаммада сына по имени Ибрагим. Он, как и остальные мальчики, умер в младенчестве. По молчаливому согласию предполагается, что больше детей у Мухаммада не было – ни с одной из других десяти жен.
А что было на самом деле?
Sawda вышла замуж за Пророка в преклонном возрасте, и, пожалуй, не стоит включать ее в число потенциальных рожениц. Однако элементарный подсчет показывает, что девять остальных жен Пророка вполне могли родить ему за годы супружества от 15 до 25 детей. Более того, некоторые жены носили почетное звание, означающее рождение ребенка, например, Umm Salama и Umm Habibah.
Да, для многих из своих жен Мухаммад не был первым мужем, то есть звание они могли получить до того, как вышли замуж за Пророка. Но Аиша, выданная замуж совсем юной девочкой, могла родить только в браке с Пророком, и Мухаммад называл ее Умм Абдаллах, что дословно переводится Мать Абдаллаха и означает, что Аиша родила мужу сына. Однако никаких сведений об этом сыне Мухаммада нет, как если бы Аиша никого не рожала. Впрочем, даже если не учитывать всех пяти перечисленных выше женщин, остаются еще семь. Они ведь не были все до единой бесплодны? Сам Мухаммад совершенно точно не был бесплоден. Семь (по суннитам – восемь) детей с Хадишой и один с Марией (одной из последних жен) ясно указывают на мужское благополучие Пророка. Однако детей нет.
Зададим себе вопрос, а почему сохранились сведения о детях Мухаммада от Хадиши, от Марии и – предположительно – от Аиши. Ответ простой: во всех трех случаях целиком вымарать сведения о детях было невозможно. Ибрагим был по матери высокородный египтянин-копт, а значит, многократно попадал в коптские летописи. Аиша тоже имела «информационные тылы» – в лице летописцев Негуса Эфиопского, а дети от Хадиши родились, когда их отец еще не был общепризнанным лидером, и от них осталась масса бытовых сведений, вымарать которые до конца было немыслимо.
Совершенно нет сведений о тех детях Пророка, что были стопроцентными аравитянами и мусульманами, то есть не имели летописной истории за рубежом и могли претендовать на естественное наследование дела отца. Что ж, историю пишут победители, а дети Пророка, судя по итогам, проиграли.
Выиграл же в этой схватке род Али – мужа Фатимы, скоропостижно скончавшейся вслед за отцом. Перед нами классическая матриархальная модель прихода к власти: женитьба на знатной женщине, рождение ею детей (желательно девочек) и смерть, когда надобность в ней отпадает. Вдовец становится регентом для своих детей и единственным владыкой над их племенами.
Закономерен вопрос, почему девочки желательны в качестве потомства. Ответ простой: регент может выдать дочь за подконтрольного ему родича и править еще два десятка лет, а мальчику придется передавать власть. Именно эту устаревшую практику Мухаммад и пытался прекратить и… победил – везде, кроме собственной семьи.
Примечание. Странным образом, среди детей Али и Фатимы значатся подряд Зейнаб и Умм-Кульсум, то есть дети Али – тезки 4-го и 6-го ребенка Мухаммада. На мой взгляд, Али вполне мог удочерить дочек Пророка. Это давало бы ему отцовскую власть над ними – со всеми юридическими последствиями.
Многоженство
Благодаря детям от множества браков правители выстраивали довольно сложную паутину власти – в христианской Европе тоже. Это и была империя – живая и, по критическому отзыву Бисмарка, весьма неустойчивая конструкция. Было ли в европейских империях многоженство? Или мужья предпочитали помочь женам умереть, чтобы сочетаться со следующей? Факты говорят, что было и то, и другое.
Я убежден, что многоженство Генриха VIII и Ивана IV Грозного было как раз этого сорта; оно – на каком-то этапе – единственный легитимный способ собирания вокруг себя земель русских (или английских). Вот как пишет Повесть временных лет о жизни Святого князя Владимира до крещения: «Был же Владимир побеждён похотью, и были у него жёны […], а наложниц было у него 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 на Берестове, в сельце, которое называют сейчас Берестовое. И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц». Но дело ведь не в том, насколько Владимир был могуч по мужской части; дело в том, что такой гарем – не игрушка, он вызывает внутри княжества глубокие политические последствия, и, судя по тому, что Владимир вошел в историю, он с этими последствиями справлялся.
Август II из Мейссена тоже, как пишут, имел 80 «любовниц». И это тоже не от похоти; это политика. Вот семья Филиппа II, короля Испанского и Португальского.
1-я жена: Мария Ависская. Вышла замуж в 16, родила в 18, через 2 дня умерла.
2-я жена: Мария I Тюдор. Вышла замуж в 38, родила в 39, умерла в 42.
3-я жена: Елизавета Валуа. Вышла замуж в 14, успешно родила в 21, умерла в 23.
4-я жена: Анна Габсбург. Вышла замуж в 21, родила в 22, умерла в 31.
Судя по ранней смертности, жены плохо питались, – сам-то Филипп II прожил 71 год. Но, знаете, я не удивлюсь, если когда-нибудь вылезет, что никто досрочно не умирал, и это – способ летописцев закамуфлировать нормальное здоровое матриархальное многоженство христианнейших королей.
Мухаммад делал это же, но открыто, и главный политический его успех в том, что он породнился с ключевыми народами того времени. И четыре жены он рекомендовал не с бухты-барахты; четыре жены – это как раз достаточно, чтобы породниться со всеми четырьмя стандартными фратриями племени. В то время это было залогом долговременной стабильности и при этом предотвращало чрезмерную концентрацию власти.
Не секрет, что гарем султана Османского был битком набит высокородными женщинами – со всех окраин империи. И, кстати, это непопулярный факт, но турецкие принцессы обладали практически неограниченной половой свободой. Они могли выбрать любого рыцаря. Почему? Да потому, что нет разницы, кто отец ребенка; есть разница, кто мать. Именно она – гарантия удержания власти. Именно поэтому при переворотах всех принцев от мала до велика вырезали, а вот их матерей (вплоть до новейшего времени) не трогали. Их брали себе – чтобы родились другие, правильные принцы.
Европа много охала и ахала в адрес этой манеры удерживать власть, но почти то же самое происходило и в Европе – с фрейлинами. Да, о фрейлинах отзываются как о королевских шлюшках, но когда фактов набирается много, становится видно, что институт фрейлин – это смесь гарема и феодального права сеньора. Монарх делает фрейлине ребенка и выдает ее замуж. Причем все знают, от кого первый ребенок в семье, именно поэтому его по принципу «кесарю – кесарево» и отдают на цареву службу, где он, как правило, делает блестящую карьеру. Примеров – сотни, в каждой европейской стране, и Россия не исключение.
И все-таки главное лицо здесь – не монарх, а главная линия – вовсе не отцовская, именно поэтому такие дети и не становятся императорами. Главные персоны здесь – женщины, в частности, матушка правителя – и в России, и в Пруссии, и в Турции, и конечно же, в Ватикане.
Матриархат и многоженство вообще – две стороны одной монеты, и в Европе то и другое было нормой совсем недавно. «Принц Реформации» Филипп Гессенский имел двух жен – официально, с благословения самого Мартина Лютера. Императоры Карл Великий, Лотарь и Пипин имели по несколько жен. Город Мюнстер провозгласил 23 июля 1534 года многоженство лучшей формой брака, ничуть не сомневаясь, что это отвечает заветам Господа. Что ж, имея много жен, ты становишься родственником огромному числу людей. У тебя появляются новые связи, а главное, у тебя появляются новые возможности, ведь за каждой женой дается приданое – подчиненные ей деревни, племена или даже целые провинции. Все, как и сегодня в Африке: женишься не потому, что силен; женишься, зная, что станешь еще сильнее.
Вообще в Европе долго и свободно обсуждался вопрос о правильности полигамного устройства жизни. И ни церковь, ни инквизиция не считали это проблемой. У Хуана Льоренте описана масса самых разных процессов – по самым пустячным поводам, а вот многоженцев не трогали – вообще. Но в какой-то момент все изменилось – как по волшебству.
Брачная революция
Многоженство при матриархате имеет интересное свойство: оно помогает стабильности, пока племена ведут примитивный образ жизни и не располагают средствами глобальной коммуникации. Но едва начались браки между купеческими семьями, разделенными морем, распад племенных устоев пошел по гиперболе. Торговец, у которого есть родичи по всему Средиземному морю, эффективнее своих конкурентов в сотни раз. В отличие от них, он почти не рискует: его не грабят, у него не вымогают, ему не угрожают, и ему не навязывают. 30 лет такой жизни – и семья выходит на такие рубежи, где догнать ее уже немыслимо. Именно поэтому итальянские города-государства ставили пап и решали, где быть войне, а где ей не быть.
Ровно то же происходило и с правящими династиями. Самое поверхностное изучение истории Европы сразу же наводит на мысль, что под сильной династией объединение страны по историческим меркам происходит почти мгновенно. Та же Испания была объединена примерно за семь лет, с 1707 по 1714 год. По сути, едва Филипп V, он же Филипп II (по другой линии родства), женился на женщине из папского рода Фарнезе, все его проблемы были разрешены, а Испания таки стала единой – хотела она того или нет. И ровно то же самое происходило и в Австрии, и в Швейцарии, и в Швеции. Именно набор жен монархов и предопределял, в каких рамках появится новая единая страна. И вот где-то в это время инквизиция и заинтересовалась многоженцами – совершенно внезапно. На мой взгляд, монархи, получившие столь огромную власть благодаря множеству своих правильно просчитанных браков, просто «закрыли лавочку» для потенциальных конкурентов. Есть даже свидетельства, позволяющие установить приблизительные временные рамки этой «брачной революции». Вот они:
1768. Инквизиторы пытаются завладеть процессами по делу о многоженстве, но Карл III успешно препятствует этому.
1771. Совет инквизиции объявил королю 28 февраля 1771 года, что вторичная женитьба при жизни первой жены заставляет подозревать совершивших это в том, что они впали в заблуждение в вере по вопросу о браке.
Эти показанные у Льоренте временные рамки изумительно хороши. Это – ясная граница, после которой в России, например, не появлялось ни Пугачевых, ни Таракановых[31]. В это же время стабилизировалась ситуация и в Восточной Европе; ее большей частью разделили между Россией и Европой Западной, а национальная знать приняла свою новую судьбу. Ясно, что некоторое время аристократия еще помнила, что они сами нисколько не хуже этих, прорвавшихся на самый верх по головам остальных, но на их недовольство почти сразу начали наклеивать ярлыки. Вот они, глупые, смешные в своей спеси бояре, коим Петр I лично рубит бороды мясницким топором. В таком же свете выставлены и гранды Испании, и глупые прусские бароны-солдафоны, и комично заносчивая шляхта Речи Посполитой. Но начинаешь копать, и выясняется, что эти «мальчики для битья» в своем праве. Просто они чуть-чуть «опоздали на поезд».
И вот произошла эта брачная революция, в том числе благодаря подлогам – в Библии в первую очередь. Все знают, что евреи ведут родство по матери, однако в Ветхом Завете всячески подчеркивается вторичность женщины. А есть еще и проданное за чечевичную похлебку право первородства. Вот только древние евреи – кочевники-скотоводы, а право первородства противоречит обычаям таких народов. У кочевников – от Казахстана до Турции – родительское имущество наследует младший, и лишь такая схема разумна, если детей много. А главное, лишь такая схема обеспечивает семье наивысший статус в окружении; она и обеспечила появление самой первой родо-племенной элиты.
Первая элита
Самый первый, самый примитивный принцип власти – старшинство. Именно поэтому старший ребенок в ранних традициях всех народов принадлежал сеньору (вождю, шаману), который его зачал[32]. Поэтому он уходил или в войско, или в храм. Именно этого ребенка, самого первого, частенько кастрировали для религиозных нужд.
Однако старшинство – хитрая штука, так как считается не только по возрасту, но и по КОЛЕНУ. Брат моего отца главнее моего брата. Брат моего деда главнее брата моего отца. Но когда женщины рожают до старости, появляются малыши, равные поколением зрелым людям. К такому малышу и относятся НЕ ТАК же, как к его ровесникам. В числе своих братьев он имеет право сидеть на советах старейшин и покрикивать на тех, кто пусть возрастом постарше, зато поколением младше. Именно поэтому МЛАДШИЙ остается в семье и наследует общее имущество. Когда-нибудь, благодаря этим поздним детям, во главе семьи становится человек на 5–6 поколений старше ВСЕХ своих родственников. Его голос на совете племени будет весить намного больше, чем голоса большинства взрослых мужчин. Он – вождь от рождения и ПО ПРАВУ.
Вторая элита (версия)
Когда Писания попали в глубокое редактирование, верующие узнали, что наследство должно доставаться СТАРШЕМУ сыну (так называемое право первородства). Это был откровенный грабеж, ведь теперь все фамильное имущество с землями и деньгами наследовал первенец, зачатый по праву первой ночи – сеньором. Это и объединило вассальные уделы в одно целое, в страну – и очень быстро. Судите сами: внезапно во главе всех деревень и городков, в которых сеньор по давней традиции (право сеньора) осуществлял дефлорацию, вмиг оказались его дети. И, поскольку это не приданое, феодал, как отец, имел право это имущество по-отечески контролировать. Это истинная революция.
Тот, кто нового правила наследования не признавал, попадал в категорию еретиков, то есть заблуждающихся в вопросах веры (ибо перечил Ветхому Завету), и его, чтобы спасти душу, должны были сжечь живьем.
Первая пирамида
Возможно, это была первая «финансовая пирамида» в истории цивилизации. В ней были заинтересованы все: каждый сеньор имел своих вассалов, над невестами которых он осуществлял право первой ночи. Освященное Библией отцовское право и наследование семейного имущества первенцем позволяло узурпировать имущество всех своих вассалов. Однако вассалы в убытке не остались, поскольку у каждого из них были свои вассалы. Как во всякой пирамиде, пострадал только самый нижний слой.
Отступление. Петр I известен страстью устраивать свадьбы, и преподносится это в довольно шутовской форме, как прихоть. Но в обществе, построенном на законах родства (а таково устройство монархии), брак – это не шутка; брак – это способ взять еще больше власти. И поскольку Петра окружали конкуренты (Шуйские, Глинские и т. д.), он обязан был содействовать неудачным в династическом смысле бракам. Отсюда и недовольство пострадавших.
Принцип одновременности (версия)
Замена родо-племенных отношений монархическими, матриархата – на домострой, а язычества на единобожие – связанные процессы, которые могли произойти ТОЛЬКО одновременно. Дело в том, что многобожие – это главным образом деление на женских и мужских, конкурентных друг другу божеств. Внутри каждого племени или народа шло (а в примитивных сообществах идет до сих пор) жесткое разделение на два (или больше, до 4, 6, 8) не вполне дружественных лагеря (фратрии): у каждого свои предки, свои ритуалы, свои таинства, а порой и свой язык. Такова была плата за отсутствие кровосмешения и социальную стабильность.
Не невеста, а жених входил в дом – после череды тяжких испытаний, память о которых в русских свадебных обрядах осталась и ныне. Нет, он здесь не был совсем чужим; ему покровительствовали родичи-мужчины, вошедшие в племя раньше. Но дающие жизнь женские боги сильнее, и эти боги пали, только когда ОТДАВАТЬ стали невесту. Да, этому препятствовали правила, и именно поэтому невест обряжали в белый саван, показывая богам и миру, что она – для рода – уже мертва, а потому кровная месть «выключена», а за нее никто никогда не вступится. Продуманное шаманское мошенничество.
И тут есть тонкость: едва патриархат побеждает, а женские боги уходят в прошлое вместе с женским языком и женскими тайными обществами, взрывная концентрация власти становится уже невозможной. Потому что в патриархальном обществе за женщиной уже не стоит все ее племя, и даже самую родовитую девушку на свадьбе просто обрядят в саван и отдадут, как умершую[33], и ее муж не обретет власти ни над кем.
Ровно то же происходит и с богами: переход к патриархату – это лучший момент для установления единобожия. Вырванная из рода женщина беззащитна и часто просто лишена возможности следовать культу предков. Когда же этот процесс происходит в монаршем гареме, он одновременно происходит и по всей стране. Согласитесь, если уж самая родовитая женщина (формально мать племени) не исполняет языческих (дословно: племенных) обрядов, того же можно требовать и от ее сородичей. А в гареме представлена ВСЯ страна.
Ну, и ровно то же происходит с законами. Этот момент наиболее удобен для перехода от племенных правил с кровной местью и кровными же обязательствами к общегражданским правилам. Полагаю, за 1–2 поколения эту ситуацию в Европе и использовали для главного – концентрации власти. А в странах ислама почему-то момент упустили. Отсюда такая разница в исторической судьбе.
Предположение . Обычно род защищает каждого своего члена до последнего воина; есть свидетельства именно о таком характере внутриплеменных отношений у индейцев обеих Америк. Внезапная смерть в гареме императора царицы, самой родовитой женщины, не может быть оставлена ее родственниками без последствий. Полагаю, смерти цариц могли стать обычной практикой лишь в последней фазе матриархата – перед самым переходом к монархической форме правления и патриархальной модели семьи.