Понедельник 19 августа 1991г, московское

Время 11 час 23 мин

Я шел по Невскому проспекту, который казался мне обезлюдевшим. На самом деле в городе продолжалась обычная жизнь. Народу было навскидку лишь немногим менее чем обычно. Магазины только что открылись. По ним слонялись редкие покупатели. Я зашел в Гостиный двор. В отделе теле- и радиотоваров все - громкоговорители гражданской обороны, динамики продающейся радиоаппаратуры, телевизоры, выставленные на полки, и кажется даже утюги в соседнем отделе электротоваров - передавали один и тот же сюжет: балет «Лебединое озеро», прерываемое включением очередного повтора заявления ГКЧП. Вскоре вместо заявления на телеэкранах появились и сами ГКЧП-исты. Они давали пресс-конференцию. Я остановился послушать. Обрывки фраз:

- .…В стране нарастают негативные тенденции, падает уровень…

- .…Ввиду невозможности исполнения обязанностей…

-….Выполнять все приказы и распоряжения ГКЧП…

А зрительно, понурые бесцветные лица за длинным столом, обтекаемые ответы, на такие же невнятные вопросы двух или трех подготовленных журналистов. Я искал зачем-то жирную рожу министра финансов Павлова, из-за которого потерял время на обмен сотенных. Но не нашел. Посмотрел на своего начальника Язова. Он как раз что-то говорил о ненужности ввода войск в другие города и о скорых сроках их вывода, как я понял, из Москвы. Хитрое лицо старого служаки. Мысли тщательно, хотя и тупо скрывает. Деланно ничего не выражающие глаза.

- Нет, никаких сигналов и команд от него не исходит. От меня действительно ничего не требуется, - удовлетворенно отметил я про себя.

Что там болтает некий Пуго, мне было по барабану. Милицию я не любил, как всякий нормальный советский человек. Остальных, в том числе Янаева с его трясущимися руками, мне представили впервые. Я не мог предположить, что они могут решительно действовать и на что- то способны.

- И это все? – пресс-конференцией я был разочарован. Мне даже показалось, что и это событие, т.е. ГКЧП, не очень важное, из третьеразрядных. И сил-то особых для наведения порядка не потребуется.

- А где, собственно, беспорядок…? - Задал я себе вопрос. И пошел далее по Невскому в сторону улицы Гоголя, на автобус в аэропорт.

Со стороны Мариинки не было слышно не звука.

- Никто им не угрожает, а уже обосрались демократы, - удовлетворенно пригрозил я притихшей Мариинке.

 


Понедельник 19 августа 1991г, московское

Время 14 час 05 мин

В Пулково все было как обычно. Аэропорт работал в четком установившемся ритме. Вообще аэровокзал был моим любимым местом. Отсюда я много раз вылетал во Владик и на Камчатку. Здесь садился во время очередного межпоходового отпуска, после выматывающих автономок, безмерно радуясь встрече с родным городом и близкими мне людьми.

Когда я перебрался в Питер, полеты стали еще чаще. Разлуки короче. Но чувство собственной значимости, от того, что я мотаюсь по стране за два, семь, девять часовых поясов, поддерживая боеготовность четырех флотов, ни тогда, ни теперь не покидало меня.

Я даже обзавелся МАП-овской справкой с красной полосой, о том, что имярек такой-то должен незамедлительно вылететь для восстановления аварийного борта. Справка срабатывала безупречно. Билет находился всегда. И снисходительно поглядывая на толпы желающих вылететь в Мурманск, Петропавловск или Севастополь, я размеренно шел на посадку или наоборот мчался вприпрыжку к ожидающей меня лесенке спешно выдвинутой из уже ревущего всеми турбинами лайнера….

Самолет из Донецка прибыл точно по расписанию. Я представил себе как стюардесса, привычно улыбаясь, пропускает на трап опаленных солнцем шахтеров, пухлых домохозяек, плотно сбитых колхозниц и щеголеватых студентов из стройотряда и они дружно втискиваются в желтый «Икарус».

Я практически угадал. Как только автобус мелькнул в стеклянном промежутке стен аэропорта, зал прибытия, именно в названном порядке стал заполняться дружно галдящей хохляцкой командой. Ее говор был тем же русским, только благодаря нескольким украинкам, более певучим и энергичным.

Татьяну я заметил сразу. И привычно удивился ее красоте. Стройная, загорелая, в подчеркивающем все прелести ее тела сарафане, в модных солнечных очках, она не шла, а плыла между снедаемых завистью хохлушек и засматривающихся на нее мужиков.

- И как она только выносит по три операции в день. Спиртом, наверное, отпивается в конце рабочего дня в компании с хирургом и реаниматологом, - приревновал я свою милую операционную медсестру к ним же. Хоть был не вправе. Ведь они то и познакомили нас. - Замечательные и забойные питерские ребята. Особенно реаниматолог Макс - душа любой компании.

Мне стало стыдно за вчерашний вечер, и я первым протиснулся навстречу.

Татьяна царственно позволила себя поцеловать, но на этом выдержка покинула ее, и она весело расхохоталась, превратившись в обычную, хоть и обольстительную южанку средних лет, затараторила:

- Ой! У нас в Донецке, какой-то ЧП, – трещала она, - ждем объявления на посадку, пассажиры на нервах, а радио то все трындит, …что в Москве ЧП…. чуть не опоздали…..! И Киев поддержал это ЧП,… сам Кравчук объявил,…. а одна старушка говорит, что дюже красивый…! Ну, едва успели!

- Не ЧП, а ГКЧП, ЧП в кино одном, про моряков с китайцами.

- Да с кем угодно, хоть с китайцами, а все равно едва не опоздали. Мужики говорили….

- Тебе лишь бы мужиков слушать…Уши развесила, угомонись.

- Ага, ты ждал меня? Скучал? Плакал? Небось, подушка мокрая, я еще проверю от чего…

- Угомонись милая. Вон вещи наши на круге!

Вещи были представлены небольшой спортивной сумкой, которую Татьяна легко подняла, изящно изогнувшись, и тремя огромными баулами, в которые, едва не надорвавшись, впрягся я.

- Что там? Золотые гири? – поинтересовался я, задыхаясь.

- Нет, - не поняв намека на классиков, - ответила жена, - то от тещи помидорчики, огурчики, перчик…..

- И, разумеется, все в трехлитровых банках с водой?

- Не-а, не только в трехлитровых, и в литровых, и в полулитровых, и не с водой, а с рассолом, - не вникая в мои мучения, беззаботно пояснила Татьяна, - Посмотри лучше, где автобус!