Продолжительность и область применения.

Продолжительность.«Не так-то просто дать ответ на, казалось бы, простой вопрос о продолжительности лечения. Продолжительность зависит от многих факторов... При правильном проведении курс индивидуально-психологического вмешательства должен привести к ощутимому, пусть даже частичному успеху уже через три месяца, а иногда и раньше» (Adler, в кн. Ansbacher & Ansbacher, 1964, p. 344). Кроме того, можно повторить высказывание других авторов по этому вопросу (Маnaster and Corsini, 1982): лечение «может продолжаться несколько месяцев и даже лет, хотя, как правило, терапия по Адлеру длится около 20-30 часов» (р. 260).

Область применения.Адлер писал о терапии широкого спектра расстройств, от неврозов до психозов и социопатий. Современные его последователи придерживаются того же мнения (например, Peven & Shulman, 1983; Slavik, Sperry & Carlson, 1992). Однако, если адлерианская терапия охватывает такой широкий спектр условий, возникает вопрос, для кого она не подходит? Кому не показана? Поскольку разработанный Адлером подход направлен, главным образом, на изменение мотивации (то есть, коррекцию дисфункциональных убеждений и предпосылок), а не поведения, разумно предположить, что потенциальные пациенты должны иметь способность и желание анализировать свои убеждения и представления о жизненном стиле, осознавать дисфункциональную природу этих убеждений, реализовать программу их преобразования. В случае отсутствия такой способности или желания терапия по Адлеру неизбежно потерпит неудачу.

Пример из практики.

Работы Адлера преимущественно включают концептуальный материал по каждому случаю из практики; насколько нам известно, не существует стенограмм терапевтических сессий, из которых можно было бы почерпнуть ту или иную информацию. Следовательно, чтобы позволить вам составить представление о возможном ходе психотерапии по Адлеру, мы воспользовались реконструкцией терапии, которую провели Менестер и Корсини (Manaster and Corsini, 1982, pp. 261, 278-283). На первой сессии дается краткое описание пациента. Четвертая сессия содержит предлагаемую психотерапевтом интерпретацию жизненного стиля пациента — с конкретными данными, полученными в ходе предшествующих двух сессий. Десятая сессия демонстрирует ход терапевтического процесса, происходящего после этапов оценивания/инсайта.

Сессия 1

Рональд, мужчина 40 лет, обратился за помощью самостоятельно. Невысокий и плотный, с копной непослушных волос, он был чрезвычайно напористым, вечно спешил, не любил тратить время на пустяки. Придя на первую сессию, он присел на краешек стула и стал быстро говорить; отвечал быстро и по существу, производил впечатление человека, решившего довести дело до конца. Рональд сообщил, что уже проходил терапию у психотерапевта-последователя Роджерса и вынес из нее много нового, однако теперь, по собственному мнению, нуждался в более директивном вмешательстве в связи с большим количеством проблем: он чувствовал себя неудачником, почти не имел друзей, отношения с женой оставляли желать лучшего, в общем, испытывал потребность в конкретных рекомендациях. Он интересовался социальными науками, прочел много литературы о теориях личности и психотерапии и полагал, что психология по Адлеру подходит ему лучше других. «В ней меньше дерьма», — так кратко и емко он выразился.

Сессия 4

«Терапевт. Доброе утро. Как ваши дела?

Пациент. Неплохо. Я размышлял о ранних воспоминаниях и ваших интерпретациях. Они кажутся мне упрощенными.

Т. Возможно. Психотерапия по Адлеру опирается на здравый смысл. Многим людям необходимы усложнения. Люди по природе своей парадоксальны, одновременно просты и сложны. Давайте все же попробуем избежать каких-либо суждений о теории Адлера. Возникли ли у вас другие мысли?

П. Я опять заплакал при воспоминании об отце. Его нет на свете вот уже более 35 лет. Я его практически не помню. Точнее, у меня сохранились некоторые воспоминания. Некоторые из них связаны с насилием, другие нет, но все они очень эмоциональны. Потом я вспомнил, что мать меня сильно наказывала, но почему-то не смог восстановить в памяти ни одной подобной сцены. У меня в голове все перемешалось. Вся моя жизнь была чередой эпизодов насилия. В детстве меня постоянно наказывали учителя, били дети на улице и собственная мать.

Т. Позвольте мне проанализировать ваш жизненный стиль, а затем мы попытаемся вам помочь. Ознакомившись с вашими материалами, вот к какому выводу я пришел. Однако я прошу вас иметь в виду, что это все лишь предположения. Готовы?»

Рональд был старшим из шести братьев. Ожидалось, что он заменит своим родителям первых двух умерших близнецов, Роберта и Альберта, даже его имя включало в себя эти два имени. После него родились и вскоре умерли еще двое мальчиков, в итоге из пятерых сыновей остался в живых лишь Рональд. (Шестой ребенок Альберт выжил и был на пять лет моложе Рональда.) Мать обращалась с ним, как с принцем. Он всегда был прав. Он стал маленьким деспотом, его никто не мог урезонить. Родители во всем ему потакали. Он добивался своего любой ценой. Его отец был чрезвычайно вспыльчив и легко выходил из себя. Он остро реагировал на ребенка, который, возможно, успешно выигрывал соревнование за внимание матери. Как-то в сердцах мать сказала, что довольна тем, что отец умер. Рональд начал издеваться над младшим братом [Альбертом]. Впоследствии мать от него устала, возможно, сочтя его косвенно виновным в смерти отца, и стала часто наказывать. Несмотря на это Рональд постоянно ввязывался в драки, ему сильно доставалось от матери, школьной администрации и детей на улице. Весь мир был против него. Друзей у него не было.

Рональд испытывал сильные и противоречивые чувства к женщинам. Он одновременно уважал и боялся их. Мужчин он боялся, но не уважал, в каждом мужчине видел врага.

Чрезмерно озабоченный борьбой за власть, он ввязывался в ненужную борьбу, наживал себе врагов и не давал проявиться своим хорошим качествам.

Индивидуальная логика (из ранних воспоминаний)

Я не знаю, где мое место, я сомневаюсь также в том, что кому-нибудь нужен. Я делаю, что хочу, но все люди настроены против меня, пытаются меня поймать и наказать. Мне никогда не удается спастись. Каждый норовит меня схватить. Приходится прилагать громадные усилия, чтобы добиться своего. Я испытываю уважение к женщинам и признаю их превосходство, грубых мужчин я боюсь. Какой смысл в борьбе, если всегда терпишь поражение.

Базисные ошибки

1. Он по существу — пессимист и не верит в свой успех.

2. Он чрезмерно боится мужчин и без необходимости выказывает им свою враждебность.

3. Он чрезмерно зависит от женщин и опасается их.

4. Его действие вызывают в других враждебную реакцию.

5. Он мало осознает свое поведение, замечает других, но не себя.

Ценные качества

1. Он очень смышлен и обладает творческими способностями.

2. Он представляется открытым для понимания.

3. Он испытывает к людям сильные чувства.

«Т. Итак, Рональд, я представляю вас примерно таким. Это ваш жизненный стиль. Пожалуйста, помните, что это предварительный диагноз. Что вы можете из этого извлечь?

П. Мне кажется, что гора родила мышь. Во всем этом нет ничего нового или необычного. Кроме того, с большинством этих выводов я не могу согласиться. Я просто не понимаю, откуда вы все это взяли.

Т. Что именно вы имеете в виду?

П. Например, первую базисную ошибку, мой пессимизм. Лично я считаю себя оптимистом. Я рискую. Я постоянно чем-то занят, я не стою на месте. По натуре я игрок.

Т. Тут я с вами согласен, но ваше кредо звучит так: «Не стоит беспокоиться; все всегда идет не так, как надо». На самом деле в одном я уверен точно: вы законченный пессимист, вам кажется, что все настроены против вас, что вы не можете иметь друзей, что окружающие хотят вас обмануть, профессорам вы не нравитесь. Вы абсолютно убеждены в том, что весь мир против вас.

П. Но это действительно так!

Т. Конечно, это так. Но позвольте мне сделать небольшое примечание. Это так, потому что вы постарались на славу, вы сделали для этого все что могли, и продолжаете это делать. Например, возьмем наши с вами отношения. Как вы ко мне относитесь?

П. Я с вами честен. Я высказываюсь откровенно.

Т. Да, но что именно вы сказали?

П. Что я в вас не уверен. Это действительно так!

Т. Вы оскорбили меня. Вы сказали мне, что я недостаточно умен. Вы открыто и честно выразили мне свое неуважение. Как психотерапевта меня это не беспокоит, но мне больно как человеку. В действительности вы попытались продемонстрировать свое превосходство. Как психотерапевт, я знаю, что это лишь видимость; в действительности вы, скорее всего, ощущаете свою неполноценность. Вы отказываетесь верить, что я или кто-либо еще может хорошо к вам относиться, что мы не станем вас наказывать, но вы отказываетесь осознать свой пессимизм по поводу принятия вас окружающими, который и заставляет вас нападать на других людей. Когда они начинают мстить, вы развязываете открытую войну.

П. Мне хотелось бы уточнить ваши слова. Вы считаете, что я нападаю первым?

Т. Вы вызываете враждебную реакцию с помощью вашей так называемой честности и насмешек. Естественно, люди реагируют на вашу агрессию враждебным к вам отношением. Вы не осознаете того, что делаете. Вы замечаете лишь то, как реагируют на вас окружающие. Однако в основе вашей враждебности лежит пессимизм. Вам кажется, что на вас намереваются напасть, поэтому вы считаете необходимым заставить их поостеречься.

П. Боже мой! Вы, кажется, хотите меня убедить в том, что я сам провоцирую окружающих. Я ожидаю нападения, поэтому атакую первым. Это совершенно нелепо. Я еще и виноват во всем. Не могу с этим согласиться. А как вы объясните мои плохие отметки в школе, если я такой смышленый? Почему я был средним учеником в школе, однако при сдаче вступительных экзаменов в колледж оказался среди лучших? Почему я получил степень магистра без единой отметки «отлично», а при тестировании при приеме на работу у меня была высшая оценка? Почему все были настроены против меня?

Т. У вас есть какие-нибудь предположения?

П. Никаких.

Т. Возможно, вы как-то настраиваете людей против себя?

П. Во всяком случае, неумышленно.

Т. Я повторяю свой вопрос.

П. Должно быть, так. Но я не понимаю, как именно. В конце концов, я прослушал 15 курсов для получения степени магистра. Я учился на совесть. Я знал свой предмет. Это доказывают результаты тестирования. Как я мог оказаться среди худших учеников по оценкам, а при тестировании получить высшие баллы? И это в моей жизни бывало не раз. Такое впечатление, что я знаю материал, но никто в это не верит... а может быть, дело в чем-то другом.

Т. В чем другом?

П. Возможно, им известно, что я знаю предмет, и они меня за это не любят.

Т. Словно учителя ревнуют вас из-за вашей сообразительности.

П. Не исключено.

Т. Пятнадцать человек ощущают в вас угрозу, все они ставят вам плохие отметки из-за вашего превосходства?

П. Может быть. Возможно, я представляю для них какую-то опасность. А может я гений, и им это известно, они обижены и ставят мне плохие отметки. Один преподаватель не мог прийти на занятие и попросил меня провести занятие за него. Я его заменил. Как вы думаете, какую отметку он мне поставил? — «хорошо»! Как вам это нравится? Или вот совсем свежий случай. Недавно профессор проводил промежуточный экзамен. Я получил высшую оценку. Я был абсолютно уверен в том, что на этот раз мне поставят «отлично». Ничуть не бывало, на сессии я получил «хорошо».

Т. Думаю, вы твердо уверены в одном: вы действительно умны. Вы действительно хорошо знаете учебный материал. Вместе с тем ваши профессора практически единодушно ставят вам низкие отметки. Хорошие знания — плохие отметки. Вы не понимаете, в чем причина этого расхождения. Согласно вашей гипотезе, все дело в ревности. Эти профессора видят, сколь вы незаурядны, поэтому и наказывают вас плохими отметками. Могли бы вы предложить какие-либо иные гипотезы?

П. По-вашему, я как-то настраиваю их против себя! Я этого не замечаю.

Т. Но ведь мы оба пришли к выводу, что вы делаете нечто — например, вызываете в них чувство неполноценности в силу своей гениальности или что-то еще, что объясняет существующее расхождение между вашими хорошими знаниями и плохими отметками?

П. Да, но я по-прежнему не понимаю, что бы это могло быть.

Т. Я тоже, но, учитывая ваш жизненный стиль, мне представляется весьма вероятным, что вы настраиваете их против себя либо проявлениями своей гениальности, либо прямыми нападками.

П. Нападками? Как именно я на них нападаю?

Т. Пока не знаю. Но они оценивают вас предвзято, несмотря на отличные результаты тестирования, продолжают ставить вам плохие отметки.»

На примере одной из сессий мы показали, какого рода вербальное взаимодействие может происходить между психотерапевтом и клиентом. Теперь психотерапевт смог составить некоторое представление о своем клиенте. Он считает клиента склонным к пессимизму, страху, не нашедшим своего места в обществе, жаждущим принятия и, вместе с тем, враждебным, застенчивым в общении и т. д. Он пытается заставить клиента взглянуть на себя объективно. Клиент, однако, отвечает отказом, высказывает объяснения, выдвигает защиты, избегает «присвоения» проблемы. Это и есть сопротивление, которое проявляется при любых формах терапии. Ниже приводится фрагмент более поздней сессии, на которой удалось «расколоть» клиента.

Сессия 10

«П. Вы продолжаете убеждать меня, что я настраиваю людей против себя. Я полностью это отрицаю. Я пытаюсь решить все мирно, пытаюсь помогать людям. Я делаю это даже в ущерб себе. Приведу один пример. Вечером в воскресенье мы с женой были приглашены в гости. Хозяева, Стэн и Эвелин, кроме нас пригласили еще две пары. Стэн отошел к телефону, Эвелин была на кухне, ходила туда и обратно. Мы с женой разговаривали. Две другие пары также беседовали между собой. Ситуация была неловкой. Я попытался исправить положение. Я привлек всеобщее внимание, задав вопрос: «Знаете ли вы игру под названием "Наполеон в холодильнике?"»Приглашенные ответили отрицательно. Я сказал, что это забавная игра, и стал объяснять ее правила. Они были заинтересованы; но в тот момент, когда я уже почти закончил свои объяснения, вошла Эвелин и объявила, что кофе готов. Затем она накричала на Стэна, который все еще говорил по телефону. Он вошел и начал объяснять всем, какой это был важный разговор. Эвелин пошла за кофе. Я вновь попытался договорить про игру, как вдруг один из мужчин поднялся и вышел в уборную. Я плюнул на все. Вот как все получилось. Черт их побери!

Т. Вы считаете это примером того, насколько люди к вам несправедливы? Вы пытаетесь помочь, оживить вечеринку, но это не удается.

П. Верно. В точности так все и было, во всяком случае, с моей точки зрения.

Т. Я представляю себе эту ситуацию совсем иначе.

П. Как же вы объясните то, что произошло?

Т. Во-первых, вы гость в чужом доме. Во-вторых, вы решаете, что все идет не так, как вам бы хотелось. Супруги разговаривают между собой, по-вашему, все должно быть иначе. Итак, вы берете инициативу в свои руки. Принимаете решение поиграть и начинаете объяснять правила игры. Когда хозяева делают то, что хотят, а именно собираются накормить гостей, вы чувствуете, что с вами обошлись несправедливо. Мне представляется, что вы проявили грубость, навязчивость, пытались диктовать свои правила, а когда потерпели неудачу, стали хандрить.»

Клиент пребывал в молчании. Более пяти минут психотерапевт с клиентом глядели друг на друга, не произнося ни слова. Психотерапевт ожидал в волнении, поскольку клиент, который всегда был многословен, теперь, по-видимому, задумался, пытаясь осознать услышанное.

«П. Если вы правы, то все объясняется. Мои плохие отметки, отсутствие друзей, увольнение с работы.

Т. Что вы имеете в виду?

П. Я просто хотел развлечь присутствующих.

Т. Не сомневаюсь в этом.

П. Думаю, эти люди, которым я хотел помочь, не одобрили мое поведение. Супруги, которые вновь стали беседовать между собой, меня избегали. Полагаю, я как-то проявил свое неудовольствие.

Т. Вероятно.

П. Мои друзья, возможно, сочли, что я вмешиваюсь в их дела. В конце концов, это был их дом.

Т. Итак, что вы по этому поводу думаете?

П. Возможно, в этом все дело. Я хотел быть хозяином. Как в детстве. Я не мог усидеть между родителями, я сползал с сиденья и принимался исследовать окружающую обстановку. Мне хотелось все делать по-своему.

Т. А что происходило в школе?

П. Дело в том, что я никогда не учился по учебнику. Я читал другую литературу.

Т. Что вы имеете в виду?

П. Например, возьмем биологию. Нам задают одно, а я изучаю другое.

Т. Вы считали, что другие учебники лучше?

П. Я не желал читать то же самое, что и все.

Т. Почему?

П. Не знаю. Возможно, все дело в том, что я хотел быть хозяином положения, хотел делать все по-своему, словно хотел учиться, но не желал никому подчиняться. Словно не доверял своим преподавателям. Я желал с ними соревноваться, что-то вроде этого. Думаю, что я им не доверял. Хотел делать все по-своему.

Т. Можете ли вы сформулировать все это более четко?

П. Все сходится. Я боюсь людей, особенно мужчин. Они могут причинить мне вред. Я должен не дать им руководить мной. Поэтому, пытаясь освободиться от их влияния, я делаю глупости, как тогда, когда я слез с сиденья в поезде, или я вывожу их из себя, например, когда привел отца в ярость, нарочно спутав веревку. Это чистое безумие.»

Заключение и оценка.

Заключение.Система Адлера опирается на телеологию, холизм, познание, сознание, целостность, социальную психологию, теорию поля и жизненные ценности. Она не отрицает влияния биологии и окружающей среды, однако, основная ответственность возлагается на индивида как на творца собственной судьбы. Это психология использования, а не обладания: в конечном счете главное значение имеет не то, чем мы обладаем, а то, как мы распоряжаемся тем, чем обладаем. Для Адлера чувство неполноценности и стремление к превосходству (или значимости, завершенности) лежит в основе человеческого поведения. Степень социального интереса придает этому поведению позитивное или негативное направление.

Психотерапия по Адлеру описывается как обучающая, основанная на сотрудничестве, по природе своей предполагающая отношения типа учитель—ученик. Считается, что она имеет четыре этапа: взаимоотношения, жизненный стиль, оценка и анализ, инсайт и переориентация. Ее цели заключаются в ослаблении неполноценности, пробуждении или усилении социального интереса, модификации дисфункциональных убеждений, лежащих в основе жизненного стиля. Техники терапии по Адлеру заметно варьируют, при применении этот подход выглядит более эклектичным, чем любой другой.

Оценка. В системе Адлера привлекает сосредоточенность на телеологии, социальной стороне, росте и жизненных ценностях. Всю теорию и собственно терапию пронизывает оптимизм. Психология Адлера есть психология возможностей или, как уже говорилось, использования, а не обладания. Взгляды Адлера составляют интересный контраст с детерминистской моделью Фрейда и вызывают к себе неизменно теплые чувства.

Теория Адлера легка для понимания и усвоения. Она не обременена сложными, запутанными концепциями и терминологией. Это простая, дружественная для пользователя теория. Ее называют «точкой зрения здравого смысла» (common-sense view).По нашему мнению, это одна из наиболее сильных ее сторон.

Благодаря дружественной для пользователя природе теории Адлера, она имела и продолжает иметь успех в кругах преподавателей, в частности, благодаря программам STEP, STEP/Teen и STET (Dinkmeyer & McKay, 1976, 1983; Dinkmeyer, McKay & Dinkmeyer, 1980). Она оказалась полезной для тренинга обогащения супружеских отношений (Dinkmeyer & Carlson, 1984) и оказала влияние на супружескую и семейную психотерапию (Dinkmeyer & Dinkmeyer, 1982, 1983). В данной главе мы уделяем первоочередное внимание индивидуальной психотерапии, однако, влияние концепций и принципов теории Адлера на другие области заслуживает, как минимум, упоминания.

В системе Адлера привлекательным для нас является его взгляд на терапию как на сотрудничество, как на систему, связанную с уважительным отношением к пациенту, представляющую собой взаимодействие равноправных участников. Эти особенности представляются ключевыми для любого плодотворного вмешательства, поэтому вполне закономерно, что Адлер придавал им столь большое значение.

Наряду с сильными сторонами теории, однако, следует упомянуть некоторые ее слабые моменты или, во всяком случае, поставить соответствующие вопросы. Во-первых, не слишком ли много времени отводится на оценивание и анализ жизненного стиля в терапии по Адлеру? Конечно, последователи Адлера сильно разнятся по способам проведения анализа жизненного стиля, однако, некоторые из них без колебаний посвящают этому занятию несколько часов в самом начале терапии. Действительно ли это необходимо? Конечно, эти самые последователи ответят утвердительно, но все же этот вопрос заслуживает внимания. Эллис (Ellis, 1992), например, выражает восхищение подходом Адлера, однако делает оговорку о возможной переоценке значимости анализа жизненного стиля. Вполне возможно, что базисные ошибки и другие важные сведения относительно жизненного стиля у многих пациентов проявятся в начале терапевтического процесса и без специального оценивания и анализа этого стиля.

Несмотря на то что мы высоко ценим поддержку Адлером терапевтических взаимоотношений сотрудничества и равноправия, его собственная работа, как и работа некоторых его последователей, характеризовалась директивностью. Сама по себе терапия скорее является «подталкивающей», «конфронтационной», «с доминированием психотерапевта». Подобные вмешательства предполагают сотрудничество и равноправие на одном уровне и вместе с тем связаны на другом уровне с совершенно иным — несут идею о главенстве психотерапевта, его «истинном знании» и способности все исправить. Во всяком случае, эти соображения следует учитывать, когда идет речь о практике терапии по Адлеру.

Как уже говорилось, теория Адлера является весьма характерной и помогает по-новому взглянуть на личностные особенности людей. На практике, однако, терапия Адлера представляется весьма эклектичным способом лечения. Если техника не противоречит теории, если она работает, ее следует использовать. С одной стороны, это можно считать положительным качеством, отражающим гибкость и открытость психотерапевта. Но с другой стороны, оказывается, что все или почти все техники подходят к теории Адлера. Во всяком случае, можно утверждать, что практически любая техника, будь то «поощрение», «систематическая десенсибилизация», «молчание психотерапевта», «рационально-эмотивное воображение», или даже «терапия криком» (scream therapy),в той или иной степени способна ослабить чувство неполноценности и усилить стремление к завершенности. Если это действительно так, то любая техника потенциально является «адлерианской». Неясно, что делает технику «не адлерианской». Если же все и вся в принципе имеет какое-то отношение к теории Адлера, можно утверждать, что терапия по Адлеру в действительности является некоей смесью, особой формой эклектизма. Все эти вопросы также требуют дальнейшего изучения.

Для более глубокой проработки этого вопроса следует упомянуть, что наиболее характерные практические идеи Адлера, в частности, «избегание Смоляного Чучелка», представляют собой скорее базисные операционные принципы терапии, чем техники, как таковые. Все психотерапевты, так или иначе, стремятся «избежать Смоляного Чучелка»,не так ли? Что касается других практических приемов, например, «плевка в суп», как часто его нужно применять, чтобы воздействовать на базисные ошибки, дисфункциональный стереотип жизненного стиля, чтобы достичь изменений, краткосрочных или долговременных? Все эти важные вопросы стоит иметь в виду, обращаясь к техникам психотерапии по Адлеру.

Обсудив некоторые вопросы терапии по Адлеру, давайте перейдем к результатам исследований. Имеются ли практические свидетельства эффективности этой терапии? Более 30 лет назад Роттер (Rotter, 1962) призывал провести исследования психологической теории Адлера. В некоторых аспектах это было выполнено — появились результаты многочисленных исследований, посвященных концепциям Адлера, в частности порядковому номеру рождения, ранним воспоминаниям и социальному интересу (см. Watkins, 1992a, 1992b, 1992c, 1994). А как обстоят дела с терапией по Адлеру? В этой области, к сожалению, исследований не так уж много. В целом последователи Адлера не склонны анализировать эффективность своей терапии. Целый ряд работ, выполненных как последователями Адлера, так и независимыми исследователями, посвящен парадоксальным стратегиям, эффективность которых может считаться подтвержденной (например, Hill, 1987). Кроме того, если рассматривать терапию по Адлеру как «когнитивное вмешательство», тогда свидетельства эффективности когнитивной терапии и рационально-эмотивной терапии могут считаться и доказательствами в пользу терапии по Адлеру. Вместе с тем правомерность таких обобщений нуждается в дополнительном изучении.

Вероятно, по этому вопросу можно дать единственную рекомендацию: направления исследований, которые в настоящее время охватывают некоторые конструкты Адлера, должны распространяться также на терапию по Адлеру в целом. Призыв Роттера (Rotter, 1962) был отчасти услышан, однако, что касается терапии по Адлеру как таковой, оказывается, что никто серьезно этим не занимался.

Кто будет нести факел индивидуальной психологии Адлера и адлерианской терапии в будущем? В США действует созданная еще Адлером ассоциация — Североамериканское общество адлерианской психологии — довольно активная группа, в которую входят психотерапевты, консультанты и педагоги. На международном уровне существует Международное общество индивидуальной психологии. Основанный Адлером журнал Individual Psychology: The Journal of Adlerian Theory, Research, and Practice выходит четыре раза в год; два его номера обычно посвящены теории/исследованиям, а другие два — практическим аспектам. Эти ассоциации и издания, наряду с другими, развивают и дополняют идеи Адлера. Интерес к теории Адлера проявился в недавних переводах его работ (Brett, 1992; см. также обзор Ansbacher, 1994).

Наряду с вышесказанным следует отметить, что в рядах адлерианцев раздается призыв идти «дальше Адлера». Впервые это прозвучало из уст Карлсона (Carlson, 1989), который обратился к последователям Адлера с призывом «приспособить идеи Адлера к современным реалиям, которых не было в 1920-е гг.» (р. 411). Он продолжает: «Если психология Адлера будет продолжать существовать... мы должны стать неоадлерианцами, должны объединить наши идеи и техники с методами других подходов, уже доказавшими свою эффективность» (р. 413). Слова Карлсона были услышаны; вышла статья (Hartshorne, 1991), в которой говорилось следующее: «большая часть того, что мы, как последователи Адлера, делаем, это перемывание костей Адлера и Дрейкурса в попытке выявить их значение, вместо того, чтобы похоронить их и стать их наследниками» (р. 322). Слова Карлсона также привели к выходу специального номера Individual Psychology,который был озаглавлен «Дальше Адлера» (Huber, 1991).

Сейчас трудно сказать точно, какие именно изменения произойдут в будущем с адлерианской психотерапией. Однако многие современные последователи Адлера испытывают стремление к обновлению взглядов Адлера, расширению сферы их применения. Возможность пойти «дальше Адлера» открывает перед адлерианской психотерапией интересные перспективы.