Диалектика мифа» А.Ф. Лосева

 

Для адекватного понимания специфических черт научного мировоззрения и его сущностных отличий от мифологического сознания весьма значимыми и актуальными представляются основные положения работы А.Ф. Лосева «Диалектика мифа».[11]

Прежде всего, не следует отождествлять мифологию первобытной наукой. Миф всегда практичен, насущен, эмоционален, тогда как научное сознание (даже если речь идет о «первобытной» науке) предполагает некоторую степень и отстраненности от предмета, научное познание никогда не непосредственно, оно требует длительной выучки и абстрактных навыков. Наука всегда превращает жизнь в отвлеченную формулу, поэтому уже на архаической ступени своего развития наука дистанцируется от мифологии, хотя, в силу исторической обстановки, и существует как мифологически окрашенная наука, так и научно осознанная или «научно» истолкованная мифология.

В этой связи, полагает А.Ф. Лосев, следует отвергнуть предположение о том, что наука возникает из мифа, а затем научное познание вытесняет мифологию по мере развития интеллектуальных способностей человека. Если беспристрастно рассматривать «реальную» науку, т.е. науку, реально творимую живыми людьми в определенную историческую эпоху, то такая наука всегда не только сопровождается мифологией, но и черпает в ней свои исходные интуиции. Наука всегда мифологична. Например, механика Ньютона построена на гипотезе однородного и бесконечного пространства, но само по себе это предположение является не научным выводом, а мифологическим образом, который новоевропейская наука принимает в качестве не требующей подтверждения аксиомы.

Утверждение о том, что всякая наука мифологична, вовсе не означает, что наука и мифология тождественны. Наука, лишенная мифической основы представляла бы совершенно отвлеченную систему логических и числовых закономерностей, но такого рода «чистая наука» («наука-в-себе») никогда не существовала и не существует. Конечно, геометрия Евклида в ее «чистом» содержании лишена мифологической составляющей. Но утверждение о том, что не существует никаких других пространств, кроме пространства евклидовой геометрии, есть уже мифология, ибо положения этой геометрии ничего не говорят о реальном пространстве и о конфигурации иных возможных пространств (пространствах Лобачевского или Римана). Таким образом, когда наука разрушает «миф», то это означает, что одна система аксиом (заимствованных их мифа положений) заменяется другой системой.

По мнению А.Ф. Лосева, наука как таковая не заинтересована в реальности своего объекта. Обнаружение некого «закона природы» ничего не говорит ни о реальности его самого, ни тем более о реальности вещей и явлений, подчиняющихся этому закону. Очевидно, что в этом отношении миф прямо противоположен научному способу исследования. Миф нацелен на осмысление всей полноты реальности и на высшую степень объективности, поскольку и в нем никогда не может быть поставлено вопроса о том, реальны или нет соответствующие мифические явления. Мифическое сознание оперирует только с реальными объектами, с максимально конкретными явлениями (тем не менее, в мифической предметности можно констатировать наличие разных степеней реальности). В этом смысле, миф есть само бытие, конкретная реальность.

Научное познание абстрагируется не только от объекта, но и от субъекта исследования, поскольку в обнаруживаемом ученым «законе природы» нет никакого указания на ни личность самого ученого, ни на какие-нибудь иные субъекты. Миф и в этом отношении оказывается совершенно противоположен научной деятельности. Всякий миф если не указывает на автора, то он сам есть всегда некий субъект. Миф всегда есть живая и действующая личность. Он и объективен, и этот объект есть живая личность. А чистое научное положение и внеобъективно, и внесубъективно. Оно есть просто то или иное логическое оформление, некая смысловая форма суждений.

 

Наука и религия

 

Науку и религию часто рассматривают как противоположные формы мировоззрения, предполагая тем самым, что наука не совместима с религией. Между тем они не противостоят, а дополняют друг друга. Вера, религиозное чувство не ставят себе задачей истолковывать явления, объясняемые естественными науками, их задача — утверждение этических норм и ценностей. Поэтому искренняя религиозность многих выдающихся ученых (например, М. Планка) ничуть не мешала им делать эпохальные научные открытия.

Радикальное противопоставление науки и религии часто приводило к трагическим коллизиям, достаточно вспомнить эксцессы, связанные с переходом в XVI-XVII вв. от геоцентрической к гелиоцентрической системе мироздания (осуждение книги Н. Коперника, сожжение Дж. Бруно, преследование Г. Галилея). В Священном Писании ничего не говорится о схеме мироздания, нигде не утверждается, что Земля шарообразна, Солнце и планеты движутся вокруг нее по концентрическим сферам. Вопрос о структуре мироздания вне компетенции церковных властей, поэтому появление учения Коперника сначала не вызывало их негативной реакции. Впоследствии, для осуждения книг Коперника и Галилея необходимо было показать, что они противоречат Священному Писанию, а для этого пришлось прибегнуть к косвенным доводам, то есть ссылаться не на прямые свидетельства канонических текстов, а на их интерпретации. Например, упоминание о чудесной остановке движения солнца Иисусом Навином можно было истолковать следующим образом: поскольку Навин остановил Солнце, значит, оно двигалось, а, значит, правильна геоцентрическая схема мироздания, предполагающая движение Солнца и неподвижность Земли. Галилей весьма остроумными рассуждениями показал, что, напротив, чудо Иисуса Навина возможно лишь в гелиоцентрической и абсолютно немыслимо в геоцентрической системе.

Очевидно, что положение о соответствии геоцентрической системы «религиозной картине мира» и противоречии последней гелиоцентрической системе, а также вызванное этой легендой в свое время противостояние религии и науки фактически лишены всякого смысла. Прежде декларируемое столкновение «научного» и «религиозного» мировоззрений представляется чем-то надуманным и не имеющим отношения ни к собственно научной деятельности, ни к сфере религиозного опыта.

Сферы компетенции религии и науки сами по себе четко разграничены, но между ними существует взаимосвязь и взаимозависимость. Хотя религия может служить тем, что определяет ценности и цели, она, тем не менее, научилась у науки, в широком смысле, какие средства приведут к достижению намечаемых ей целей. Наука может развиваться только теми, кто полностью впитал в себя стремление к истине и пониманию. Это стремление, однако, проистекает из сферы религии. К ней же принадлежит вера в возможность, что постижение законов, описывающих мир сущего, доступно человеческому разуму. Альберт Эйнштейн говорил, что не может представить себе подлинного учёного без этой глубокой религиозной веры: наука без религии хрома, религия без науки слепа.

 

 

Лекция 3