С ДУХОВНЫМ ВОЖДЕМ ЮЖНОЙ ИНДИИ 6 страница
— На самом деле ваши упражнения — это всего лишь сидение в той или иной позе!
— Неужели вы на Западе так жаждете активности, что презираете покой? Разве не важно иметь спокойные нервы? Покой — начало всех йог, но это является не только нашей необходимостью; это необходимо и вашему миру.
Слова Брамы совершенно справедливы.
— Этих упражнений достаточно на сегодня, — добавляет он. — Мне нужно идти.
Я благодарю его за рассказ и прошу о следующем уроке.
— Завтра утром вы найдете меня у реки, — отвечает он.
Накинув свободный конец белого полотна, составляющего его одежду, на плечи, он складывает ладони в прощальном жесте и уходит. Я остаюсь обдумывать интересную беседу, которая так резко оборвалась.
* * *
Я встречаюсь с йогом еще много раз. Иногда я перехватываю его на утренних прогулках, а порой, когда удается зазвать его в свой дом, он проводит вечер со мной. Эти вечера весьма плодотворны для меня и моего поиска, ведь с появлением луны он раскрывает мне более тайные знания, о которых не рассказал бы при ярком солнце.
Понемногу расспросы помогают мне разрешить суть проблемы, озадачившей меня в то время. Я считал, что индийцы — коричневая раса. Но почему тогда кожа Брамы почернела до негроидной черноты?
Он отвечает, что принадлежит к темной народности первых обитателей Индии. Когда арии — самые первые завоеватели — тысячи лет назад пересекли горы на северо-востоке и спустились на равнины, они нашли коренной народ дравидов и вытеснили его на юг. Дравиды остаются обособленным народом и по сей день, исключая то, что они приняли религию их завоевателей. Свирепое тропическое солнце окрасило их кожу в почти черный цвет, и это вместе с другими доказательствами заставляет некоторых этнологов думать, что они произошли из какой-то африканской семьи народов. Как и в те давние дни своей неоспоримой власти над всей страной, дравиды по-прежнему носят длинные волосы, завязывая их узлом на затылке, и по-прежнему говорят на своем изначальном, наполовину певучем языке, основным диалектом которого является тамильский.
Брама уверенно утверждает, что коричневые завоеватели получили их знания о йоге так же, как и о многом другом, от его народа. Однако ученые индусы, с которыми я поделился таким суждением, отрицали это как абсурд; и поэтому я оставляю менее важный вопрос происхождения разрешиться самому!
Раз я не пишу тезисы о предмете физической культуры йогов, то не собираюсь описывать более двух или трех упражнений в искусстве подбирать и сохранять устойчиво позицию тела, которые являются характерными чертами йоги контроля над телом. Двадцать с лишним поз, которые Брама продемонстрировал или в пальмовой роще, или в моей более прозаичной квартире, — это странные, запутанно искривляющие тело позы, которые на западный взгляд покажутся, по крайней мере, нелепыми или невозможными, или то и другое одновременно. В одних нужно раскачиваться на коленях с поднятыми вверх ступнями или же балансировать всем весом тела на кончике одного из пальцев; в других — закинуть руки за спину, а потом переносить руки по бокам опять к передней части тела; третьи связывают все конечности наверху сложным узлом. В некоторых позах обвивают ногами шею или плечи сверху, словно акробаты, в то время как пятая группировка изгибает и поворачивает туловище самым странным и невообразимым способом. Наблюдая за исполнением Брамой некоторых из этих подвигов, я начинаю осознавать, как трудно овладеть мастерством этой йоги полностью.
— Сколько таких упражнений насчитывает ваша система? — спрашиваю я.
— В йоге контроля над телом — восемьдесят четыре позы, — отвечает Брама. — Но я знаю в данное время только шестьдесят четыре. — Даже при этих словах он выполняет одну из таких поз, сидя с тем же удобством, как я — в кресле.
И он говорит мне, что это — его излюбленная поза. Она не трудна, но кажется крайне неудобной. Левая стопа упирается в пах, а пятка другой ноги находится под седалищем, при этом правая нога согнута таким образом, что несет на себе большую часть веса тела.
— Какая польза в такой позе? — спрашиваю я снова.
— Принимая ее вместе с дыхательным упражнением, йог становится моложе.
— А что это за дыхательное упражнение?
— Я не могу открыть его вам.
— В таком случае, какова цель всех этих поз?
— Просто сидеть или стоять регулярно в определенных фиксированных позах имеет мало смысла в ваших глазах. Но сосредоточенное внимание и сила воли в выбранной позе столь напряжены — если, конечно, достигнуты, — что в йоге пробуждаются спящие силы организма. Они принадлежат к тайным царствам Природы. Поэтому эти силы редко пробуждены полностью, если не делать наши дыхательные упражнения, ведь дыхание обладает глубоким воздействием. Пробуждение таких сил — наша истинная цель, но не менее успешно наши упражнения могут быть использованы для поддержания здоровья или устранения некоторых болезней; в то время как другие выводят нечистоты из тела. Разве в этом мало пользы? Кроме того, иные позы помогают нашим усилиям в получении контроля над разумом и душой, ибо поистине тело влияет на мысли не меньше, чем мысли влияют на тело. На более глубоких стадиях йоги, когда мы можем пребывать часами погруженными в медитацию, надлежащая поза тела не позволяет сойти с ума от этих усилий и, кроме того, на самом деле помогает нашей цели. Прибавьте ко всему этому факты потрясающего увеличения силы воли, которое получает настойчивый в этих трудных упражнениях человек, и вы увидите, какие достоинства имеют наши методы.
— Однако зачем все эти скручивания и растяжения? — вопрошаю я.
— Потому что множество нервных центров рассредоточено по всему телу, и каждая поза действует на разные центры. Через нервы мы можем влиять на органы тела или на мышление. Такие перекручивания дают возможность нам достичь нервных центров, которые иначе останутся недосягаемыми.
Основа физической культуры этой системы йоги понемногу все яснее формируется в моем уме. Интересно установить, сопоставима ли она с основными принципами наших европейской и американской систем. Я рассказываю Браме о существовании последних.
— Я незнаком с вашими западными системами, но я видел белых солдат, которых муштровали в большом лагере под Мадрасом. Наблюдая за ними, я понял, чего добиваются их инструкторы. Их первая задача — укрепление мускулов, ибо вы, западные люди, больше всего цените физическую активность. Поэтому вы энергично укрепляете конечности, повторяя движения снова и снова. Вы решительно расходуете энергию и наращиваете мускулы, чтобы стать сильнее. Это, несомненно, правильный подход для холодных северных стран.
— Какое, на ваш взгляд, главное различие в наших методах?
— Наши занятия йогой — это действительно позы. Когда поза принята, она не нуждается в дальнейших изменениях. Мы не ищем добавочной энергии, чтобы быть активным, а стремимся к увеличению силы выносливости. Видите ли, мы считаем, что, хотя развитие мускулов может быть полезно, это сила, за которой скрывается величайшая ценность. Так, если я скажу вам, что, встав на лопатки особым способом, вы омоете мозг кровью, успокоите нервы и уберете некоторую слабость, вы, западный человек, возможно, на короткий промежуток времени и сделаете это упражнение и с напором повторите его несколько раз. Этим упражнением вы укрепите мускулы, которые приводите в действие. Однако вы получите небольшую пользу по сравнению с той, какую получит йог, делая это в своей системе.
— И как такое может быть?
Он сделает упражнение медленно, с осторожностью, но потом будет сохранять позу так устойчиво, как только сможет, в течение нескольких минут. Позвольте мне показать вам эту позу «всего тела», как вы назвали бы ее.
Брама ложится на спину, руки по бокам и ноги вместе. Он поднимает ноги, не сгибая коленей, в воздух до тех пор, пока они не образуют около двух третей прямого угла с полом. Он поддерживает спину руками, упираясь локтями в пол. Затем тело поднимается, туловище и бедра становятся в вертикальное положение. Грудь касается подбородка. Руки образуют скобку, которая поддерживает туловище. Вес тела держится на лопатках и задней части шеи и голове.
Продержавшись минут пять в этой позе перевернутым вниз головой, йог поднимается и объясняет ее ценность.
— Эта поза приводит к приливу крови в мозг под действием собственного веса в течение нескольких минут. В обычном положении кровь принуждает подниматься вверх пульсирующая деятельность сердца. Разница между этими двумя путями оказывает успокаивающее действие позы на мозг и нервы. Для людей умственного труда, ученых и студентов спокойное применение этой позы всего тела приносит быстрое облегчение усталому мозгу. Но ценно не только это. Она укрепляет половые органы. Однако она принесет пользу, только если упражнение выполняется нашим способом, а не в вашей торопливой западной манере.
— Если я не ошибаюсь, вы подразумеваете, что позы йоги держат тело закрепленным в состоянии равновесия, покоя, тогда как наши западные упражнения сильно возбуждают его?
— Именно так, — отвечает Брама.
Следующее упражнение, которое я выбираю из репертуара Брамы, как более осуществимое, и одно из тех, которое может быть быстро достигнуто терпением и практикой. В этой позе йог сидит с вытянутыми ногами, поднимает обе руки над головой и сгибает первые пальцы. Он наклоняет туловище вперед на выдохе и цепляет большие пальцы ног с внутренней стороны согнутыми пальцами. Правый палец на ноге пойман правым указательным пальцем и так далее. Потом он медленно наклоняет голову вперед до тех пор, пока та не опускается между его вытянутых рук, и ложится лбом на поверхность бедер. Он недолго сохраняет эту странную позу, а затем осторожно возвращается в нормальное состояние.
— Не пытайтесь делать все это сразу, — предупреждает он меня. — Постарайтесь наклонять голову к коленям понемногу раз за разом, пусть даже овладение этой позой займет несколько недель. Но раз подчинившись, она будет вашей на годы.
Я узнаю, что это упражнение, как и следовало ожидать, укрепляет позвоночник; оно также снимает нервное беспокойство, вызванное слабостью позвоночника; и удивительно стимулирует кровообращение.
В следующей позе Брама сидит на полу и затем складывает ноги под собой таким образом, чтобы сесть всем телом на подошвы. Он откидывается туловищем назад и касается плечами пола, а потом скрещивает руки сзади за головой, которая оказывается лежащей на них как на подушке. Каждая ладонь теперь обхватывает сустав плеча противоположной руки. Он остается в этой не лишенной красоты позе несколько минут. Выйдя из этого положения, Брама объясняет, что это упражнение прекрасно влияет на нервные центры шеи, плеч, а также ног, и приносит пользу даже грудной клетке.
Средний англичанин склонен относиться к среднему индийцу как к слабовольному, так и расслабленному продукту тропического солнца и недоедания, поэтому крайне удивительно будет для него узнать, что эта тщательно продуманная природная система физической культуры существует в Индии с древности. Если наши западные системы упражнений столь бесполезны, что никто и не подумал бы обсуждать их ценность на сегодняшний день, это не говорит о том, что они, следовательно, укомплектованы и сказали последнее слово в развитии тела, сохранении здоровья и искоренении болезней. Возможно, если бы Запад с его доскональными методами научного исследования познакомился с некоторыми из упражнений традиционного учения йоги, мы могли бы достичь совершенного знания наших тел и скорее перешли к полноценному режиму здорового образа жизни.
Однако я знаю не более дюжины поз йоги столь доступных, чтобы тратить на них время и усилия. Оставшиеся семьдесят с лишним поз системы едва ли поддадутся кому-либо, кроме крайних энтузиастов, и то, если они достаточно молоды, их конечности гибки, а тела податливы.
Брама сам признает:
— Я напряженно работал над ними каждый день в течение двенадцати лет; только так я сумел овладеть шестьюдесятью четырьмя позами, которые я знаю. И к счастью, я начал заниматься в юности, а зрелый человек не в силах даже попытаться выполнить эти позы без ощущения сильной боли. Кости, мышцы и суставы привыкают к определенным позициям и теряют гибкость. Но даже тогда эти замечательные позы можно покорить с помощью постоянных усилий.
Я не сомневаюсь в утверждении Брамы, что любой овладеет этими упражнениями путем упорной практики; но постепенная разработка конечностей, суставов и мускулов в новых позах, которые эти люди будут пробовать применить, непременно должна быть таким замедленным процессом, что потребует годы и годы. Брама имел преимущества начала занятий этими упражнениями чуть ли не с двенадцати лет, и достоинства столь раннего начала нельзя переоценить. Так и самые успешные акробаты это обычно те, кто тренируется с детства. Таким образом, очевидно, что успешный йог школы контроля над телом должен начать тренировки до окончания периода роста, скажем, до двадцати пяти лет. Я определенно не знаю, сможет ли хоть один взрослый европеец отважиться на множество запутанных поз, которые составляют большую часть этой системы, не сломав в этом предприятии парочку костей. Когда я обсуждаю это с Брамой, он соглашается лишь частично, упрямо утверждая, что непрерывные усилия должны принести успех во многих случаях, хотя и не во всех. Но он согласен, что для европейца это — более сложная задача.
— Наше преимущество в том, что на Востоке с детства учатся сидеть со скрещенными ногами. Может ли европеец согнуть ноги и безболезненно просидеть прямо часа два? Но скрещенные ноги с переплетенными лодыжками образуют начало нескольких наших поз. Вы увидите одну из лучших. Я покажу вам.
Вслед за тем Брама принимает позу, хорошо знакомую западному миру по бесчисленным изображениям Будды. Сидя совершенно прямо, он сгибает правую ногу так, чтобы упереть ступню в левый пах. Затем он сгибает другую ногу и переносит левую ступню через правое бедро, чтобы пятка касалась нижнего угла живота. Подошвы его ступней повернуты вверх. Это искусная и уравновешенная поза; меня посещает мысль, что такую привлекательную позу, может быть, стоит попробовать сделать.
Я пытаюсь подражать ему — и вознагражден за труды мучительной болью в лодыжках. Я жалуюсь, что не могу достичь этой позиции даже на одно мгновение. Как живописно и экзотично сидит Будда, казалось мне в прошлом, когда я видел копию его привлекательной бронзовой фигуры, выставленной в окне антикварного магазинчика! И насколько неестественным кажется мне это перекручивание нижних конечностей теперь в Индии, когда я сам пытаюсь этому подражать! Ободряющая улыбка Брамы не способна утешить меня. Я говорю ему, что должен отложить свои усилия.
— Ваши сухожилия затвердели, — объясняет он. — Вотрите немного масла в лодыжки и колени и попробуйте снова. Вы так привыкли сидеть в креслах, что поза вызывает напряжение в ваших конечностях. Немного практики ежедневно постепенно снимет затруднения.
— Сомневаюсь, смогу ли я когда-либо сделать это.
— Не считайте это невозможным. Пусть это займет много времени, но вы непременно справитесь с этим. Однажды успех удивит вас. Это приходит неожиданно[9].
— Это так больно, что кажется просто пыткой[10]!
— Но боль будет уменьшаться, и, несмотря на это, вы сможете увеличивать продолжительность занятий, добиваясь успеха, и со временем поза и вовсе перестанет быть болезненной.
— Но стоит ли мне терять время, пытаясь сделать это?
Несомненно. Поза Лотоса — так мы называем ее — так важна, что никому из наших новичков не позволено пропустить ее, хотя многие другие позы допускается отменять. Это главная позиция, в которой успешный йог совершает свою медитацию. К тому же эта поза дает надежную базу для тела, и тому будет трудно упасть, когда йог войдет в глубокий транс — это событие порой происходит неожиданно, хотя адепты впадают в транс и по желанию. Видите, поза Лотоса замыкает ноги вместе и поддерживает тело в спокойном состоянии и устойчивом положении. Усталое и возбужденное тело беспокоит ум, а в позе Лотоса чувствуется уравновешенность и самообладание. В ней легче достичь власти над сосредоточением ума, которое так сильно ценится нами. Наконец, мы занимаемся дыхательными упражнениями в основном в этой позе, ибо это сочетание пробуждает спящий в теле духовный огонь. Когда вспыхивает это невидимое пламя, вся кровь в теле перераспределяется сызнова, в то время как нервная сила с огромной остротой посылается к определенным важным точкам.
Я удовлетворен таким объяснением и заканчиваю нашу беседу о позах. Ведь ради моего образования Брама уже подвергал себя множеству страшных искривлений и судорожных поз, показывая мне нечто из своего владычества над плотью и костью. У какого западного человека есть терпение пройти все эти сложные упражнения и овладеть ими? У какого западного человека есть время, чтобы заниматься ими?
Глава 6
ЙОГА, ПОБЕЖДАЮЩАЯ СМЕРТЬ
Брама выражает желание, чтобы я посетил его жилище. Он говорит, что поселился не в доме, а построил себе просторную хижину в задней части сада, оберегая свою свободу и сохраняя независимость.
Поэтому однажды вечером я иду — и должен признаться, с некоторым нетерпением — в его дом. Здание стоит на пыльной улочке, заброшенной и необитаемой на вид. На мгновенье я останавливаюсь перед старинным белоснежным зданием и осматриваю его деревянный верхний этаж с окном, которое так напоминает наши европейские средневековые дома. Я с трудом толкаю тяжелую старую дверь, перед которой оказался, посылая дребезжащее эхо по комнатам и коридорам.
Почти сразу появляется пожилая женщина с широкой материнской улыбкой на лице, она кланяется мне и ведет по длинному темному коридору. Наконец мы выходим через кухню в задний садик.
Первым делом я замечаю раскидистое расщепленное дерево и колодец старого образца под тенью его ветвей. Женщина ведет меня к хижине по ту сторону колодца, которая построена достаточно близко, чтобы также укрываться под сенью дерева. Это лег кое строение из бамбуковых стоек, с тонкими деревянными поперечными балками и крытой травой крышей.
Дама с черным, как у Брамы, лицом явно взволнована и разражается серией вибрирующих тамильских предложений, адресованных, видимо, хижине. Музыкальный голос отвечает изнутри, дверь медленно открывается, и выходит йог. Затем он учтиво проводит меня в свое скромное жилище, забывая закрыть за собой дверь. Вдова с неописуемым счастьем на лице ненадолго остается у входа и не отрывает от меня глаз.
Я нахожусь в простой комнате. Низкий диван без подушек стоит у дальней стены, а в углу видна грубо сделанная деревянная скамейка, по которой в беспорядке разбросаны бумаги. Тяжелый медный сосуд для воды с гравировкой свисает на веревке с одной из потолочных балок. Пол покрыт большим куском циновки.
— Садитесь! — говорит Брама, показывая рукой на пол. — У нас нет для вас кресла; извините.
Мы садимся на циновку в кружок — Брама, я и молодой ученик студент, прикрепленный ко мне в качестве переводчика. Спустя несколько минут старая вдова уходит, но вскоре возвращается с чаем, который подается на циновку вместо стола. Женщина снова удаляется и появляется с печеньем, апельсинами и плодами банана, нагроможденными на медные тарелки.
Прежде чем приступить к приятным закускам, Брама делает гирлянду из желтых цветов и вешает мне на шею. Я изумлен и протестую, ибо знаю, что так в Индии по обычаю приветствуют выдающихся особ, а я никогда не причислял себя к этой высокой категории.
— Пожалуйста, брат, — настаивает он с улыбкой.— Ведь вы — первый европеец, посетивший мое жилище, и первый, кто стал мне другом. Я должен выразить свою радость и радость этой леди, оказав вам почет таким образом.
Мои дальнейшие протесты оказываются тщетными. Я вынужден сесть на пол в венке из желтых цветов, церемониально накинутом на мой жакет. Единственное утешение, что Европа очень далеко, и никто из моих друзей не увидит это причудливое украшение и не посмеется надо мной!
Мы пьем чай, едим фрукты и некоторое время проводим в приятной дружеской беседе. Брама сообщает мне, что построил хижину и сделал всю примитивную обстановку своими руками. Вид бумаг на скамье в углу вызывают мое любопытство, и я прошу рассказать мне их raison d'etre[11].
Я отмечаю, что все бумаги розового цвета и исписаны зелеными чернилами. Брама выбирает несколько листков, и я легко опознаю написанные в причудливой манере, легко узнаваемые тамильские буквы. Студент-ученик осматривает документы и приходит к заключению, что их трудно прочитать и еще труднее понять, ибо они написаны на вышедшем из употребления древнем тамильском, который был литературной формой в прежние века, а сейчас понимаем лишь немногими. Он добавляет, что великие классики тамильской философии и литературы, к несчастью, использовали эту архаичную форму языка, — так называемый высокий тамильский, — и она сложнее для знающих только современный живой диалект, чем средневековый английский представляется среднему современному субъекту, знающему английский.
— Это я писал по большей части ночью, — объясняет Брама. — Некоторые строки рассказывают о моих упражнениях в йоге и записаны стихами. В других стихотворениях мое сердце говорит о его религии. Несколько юношей, называющих себя моими учениками, часто приходят сюда почитать эти строки вслух.
Брама поднимает изящный на вид свиток из нескольких страничек розовой бумаги, исписанных красными и зелеными чернилами и связанных зеленой ленточкой, и с улыбкой подает его мне.
— Я написал это специально для вас, — заявляет он.
Молодой переводчик устанавливает, что это стихотворение из восьмидесяти четырех строк. Оно начинается и заканчивается упоминанием моего имени, но дальше этого молодой человек едва сумел продвинуться. Он разбирает только редкие слова и говорит мне, что стихотворение, очевидно, содержит в себе в некотором роде личное послание, к тому же написанное высоким тамильским, что он не компетентен представить точный перевод этого текста. Тем не менее, мне очень приятно получить этот неожиданный дар, особенно как выражение доброго отношения йога ко мне.
Празднование моего визита закончено, старая леди уходит, и мы приступаем к серьезному разговору. Я снова возвращаюсь к вопросам техники дыхания, которые, по-видимому, играют роль настолько важной части йоги, что окутаны такой секретностью. Брама сожалеет, что не может показать мне добавочные упражнения на этот раз, но охотно рассказывает немного больше о теории.
—Природа отмеряет 21600 дыхательных ритмов каждому человеку, которые он должен использовать ежедневно и еженощно от рассвета до рассвета. Быстрое, шумное и возбужденное дыхание превышает эту меру и, следовательно, укорачивает жизнь. Медленное, глубокое и спокойное дыхание экономит эту норму и таким образом удлиняет жизнь. Каждый вдох, который сэкономлен, идет на создание великого резерва, и из него человек может получить дополнительные годы жизни. Йоги дышат не так часто, как остальные люди; и они не нуждаются в этом... но, увы! — как мне объяснить дальнейшее, не нарушив клятвы?
Мысль об этом дыхательном запасе йога мучает меня. Неужели знание, скрытое с такой тщательностью, не несет в себе нечто истинно ценное? И если это действительно так, тогда ясно, почему эти странные люди заметают следы и прячут сокровища их учений, отгораживаясь от праздных любопытных, умственно неготовых и, возможно, духовно недостойных. Может, и я принадлежу к таким и в конечном счете покину страну с наградой куда менее значительной, чем мои хлопоты?
Но Брама говорит снова:
— Разве не было у наших мастеров ключей к могуществу дыхания? Они знали, как близка связь между кровью и дыханием; они понимали, что и ум следует стезей дыхания; и они владели тайной, как пробудить сознание души через работу дыхания и мысли. Могу ли я не сказать, что дыхание — лишь выражение в этом мире тончайшей силы, истинной поддержки тела? Это сила, которая скрывается в жизненно важных органах, хотя и невидима. Когда она покидает тело, дыхание останавливается следом и наступает смерть. Но через контроль дыхания можно получить некоторый контроль над этим невидимым потоком. Однако, хотя мы полностью владеем нашим телом — вплоть до контроля за биением сердца, — вы думаете, наши древние мудрецы, когда впервые обучали нашей системе, имели в виду лишь тело и его силы?
Все, что я думаю о древних мудрецах и их целях, пропадает от внезапно проснувшегося напряженного любопытства.
— Вы можете владеть работой вашего сердца? — восклицаю я в изумлении.
— Мои самостоятельно действующие органы: сердце, желудок и почки — послушны мне до некоторой степени, — отвечает он спокойно, без тени хвастовства.
— И как вы это делаете?
— Что-то достигается с помощью определенных комбинаций поз, дыхания и тренировкой силы воли. Конечно, они принадлежат к высшим ступеням йоги. Они так трудны, что немногие способны когда-либо их сделать. Посредством этих практик я до некоторой степени подчинил своему влиянию мышцы, заставляющие работать сердце; а через сердечные мышцы я способен быть в движении и овладеть другими органами.
— Это просто невероятно!
— Вы так думаете? Положите мне руку на грудь, напротив сердца, и держите ее здесь — с этими словами, Брама меняет положение, принимает определенную позу и закрывает глаза.
Я подчиняюсь и затем терпеливо жду, глядя, что произойдет. Несколько минут он остается устойчив, как скала, и почти неподвижен. Затем биение его сердца начинает постепенно ослабевать. Я изумлен, чувствуя, как оно становится все медленнее и медленнее. Жутковатая дрожь пробегает по моим нервам, я отчетливо ощущаю, как его сердце полностью останавливает свою ритмическую функцию. Пауза длится около семи тревожных секунд.
Я пытаюсь убедить себя, будто все это — мои галлюцинации, но моя нервозность такова, что я признаю попытку бесполезной. И когда органы возвращаются к жизни из этой мнимой смерти, облегчение охватывает меня. Стук сердца все учащается и наконец благополучно достигает обычного состояния.
Йог не выходит из этого состояния погружения в себя еще несколько минут, затем медленно открывает глаза и спрашивает:
— Вы чувствовали остановку сердца?
— Да, совершенно отчетливо, — я уверен, что это было чудо, а не галлюцинация. И желаю знать, какие же другие удивительные йоговские трюки может проделывать Брама со своим организмом?
Словно в ответ на мою невысказанную мысль, Брама говорит:
— Никакого сравнения с тем, чего достиг мой Учитель. Разорвите любую его артерию, и он будет контролировать поток крови; да, даже остановит его! Я тоже довел свою кровь до некоторой степени контроля, но такого сделать не смогу.
— А это вы мне покажете?
Он предлагает взять его запястье и прижать артерию, чтобы улавливать поток крови. Я так и делаю.
Через пару-тройку минут я сознаю, что пульс, который бьется под моим большим пальцем, стихает и вскоре уменьшается наполовину. И затем Брама заставляет свой пульс остановиться!
Я тревожно жду восстановления кровообращения в его артерии. Проходит минута, но ничего не происходит. И вторая минута, в течение которой я остро ощущаю каждую секунду, так же ведет себя под моим наблюдением. Третья минута в равной степени безрезультатна. На середине четвертой я улавливаю слабый признак возвращения деятельности в артерии. Напряжение спадает. Вскоре пульс бьется в нормальном ритме.
— Как странно! — восклицаю я невольно.
— Пустяки, — отвечает он сдержанно.
— Кажется, сегодня у нас день чудес, в таком случае, не покажете ли вы мне еще что-нибудь?
Брама колеблется.
— Ладно, еще одно, — говорит он наконец, — и с вас довольно.
Он задумчиво смотрит в пол и затем объявляет:
— Я остановлю дыхание!
— Но тогда вы обязательно умрете! — восклицаю я тревожно.
Он смеется, но пренебрегает моим замечанием.
— Теперь держите вашу ладонь над моими ноздрями.
Я нерешительно подчиняюсь. Теплая ласка выдыхаемого воздуха вновь и вновь касается кожи моей ладони. Брама закрывает глаза; его тело в неподвижности становится похожим на изваяние. Он начинает впадать в транс. Я жду, продолжая держать ладонь непосредственно над его носом. Брама остается так же недвижен и так же невосприимчив, как резной идол. Очень медленно и очень ровно ласка его дыхания начинает уменьшаться и в конце концов полностью прекращается.
Я наблюдаю за его ноздрями и губами; я проверяю его плечи и грудь; но нет ни единого доказательства, чтобы я мог обнаружить какой-нибудь внешний признак наличия дыхания. Я знаю, что такие проверки не полны, и хочу провести исчерпывающий тест, но как? Я быстро соображаю. В комнате нет ручного зеркальца, но я нахожу великолепную замену — небольшая полированная медная тарелка. Я держу ее под ноздрями и перед губами Брамы. Сияющая поверхность нисколько не тускнеет и не покрывается влагой.
Кажется, невозможным поверить, что в спокойном обычном доме вблизи спокойного обычного города я встречаю нечто знаменательное, что-то такое, что однажды западная наука будет вынуждена признать против своей воли. Ибо доказательство — вот оно, и оно бесспорно. Йога поистине представляет собой нечто большее, чем никчемный миф.
Когда Брама в конечном счете выходит из транса, он выглядит немного утомленным.
— Вы удовлетворены? — спрашивает он с усталой улыбкой.
— Более чем удовлетворен! Но я не в силах понять, каким образом вы это делаете.