ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ СЕБЯ ВЛАСТЬЮ
Провозглашение себя властью состоялось на II Всероссийском съезде рабочих и солдатских депутатов. Съезд открылся 25 октября 1917 года, в 22 часа 40 минут, в Смольном дворце. Под утро 26 октября Съезд принял написанное Лениным обращение «Рабочим, солдатам и крестьянам». В обращении заявлялось о переходе всей власти ко II Съезду советов, а на местах — к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
Съезд утвердил список «Временного рабочего и крестьянского правительства» — Совет народных комиссаров — СНК, или Совнарком. Заметьте — и у большевиков «Временное правительство». Временное — до Учредительного собрания.
Ленин стал его председателем, Троцкий — наркомом иностранных дел, А.И. Рыков — внутренних дел, А.В. Луначарский — просвещения, А. Г. Шляпников — труда, П.П. Милютин — земледелия, В.П. Ногин — торговли и промышленности, И.И. Скворцов-Степанов — финансов, И.В. Сталин — по делам национальностей.
В СНК вошли только большевики — левые эсеры отказались войти в правительство без других социалистических партий.
Утвержден и новый В ЦИК — главный постоянно действующий орган государственной власти между съездами.
3 января 1918 года большевистский Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет принял «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Декларация провозгласила Россию государством диктатуры пролетариата в форме Советов. Советам и только Советам должна была принадлежать вся власть в центре и на местах.
Тем самым появилось новое правительство России. Оно требовало признания и подчинения.
Но население России в основном не признавало этого правительства.
ПЕРВЫЕ ДЕКРЕТЫ
Уже утром 26 октября делегаты без обсуждения приняли по докладу Ленина Декрет о мире и Декрет о земле.
Декрет о мире провозглашал выход России из Первой мировой войны и «мир без аннексий и контрибуций».
Декрет о земле предусматривал «полную национализацию» всей земли в России. Нет, не только помещичьей земли! А всей земли. Земля принадлежала государству, и только государству. А уже государство отдавало землю в «вечную безвозмездную аренду крестьянству».
С точки зрения политики: эта программа украдена у левых эсеров. С той разницей, что эсеры хотели провести свою программу через парламент, а помещичьи земли по их программе государство должно было выкупить.
Декреты об упразднении сословий, отмене званий, различий, орденов и знаков отличия, Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви.
Глава 5. Учредительное собрание
ЗАЧЕМ?
Зимний дворец взят. Временного правительства больше нет, члены его арестованы. В Москве победили большевики.
Для примирения есть прекрасный общенациональный лозунг: Учредительное собрание. С 1903 года идея Учредительного собрания включена в программные документы и кадетов, и эсеров, и социал-демократов. С ней согласны почти все. Она реально может объединить расколовшихся россиян.
А вот большевики Учредительного собрания не хотели, и хорошо понятно почему. На выборах, проходивших 12 ноября 1917 года, большевики получили 22,9% голосов. При том, что эсеры получили 40,6%, меньшевики — 2,8%, другие социалистические партии на национальных окраинах — 15%. Национальные несоциалистические партии — 8%, кадеты — 4,6%, конфессии, кооперативы, областники казаки, правые партии — 6,1%.
В Москве и Петрограде большевики получили до 30% голосов, а на втором месте шли кадеты. Во всех национальных областях лидировали местные национальные партии.
Еще 8 ноября, до выборов, большевики всерьез обсуждали, что Учредительное собрание надо распустить, если оно «займет антисоветские позиции».
Ленин, узнав о результатах выборов, предлагал вообще не собирать делегатов Учредительного собрания. Или оттянуть их созыв на год или два, чтобы по-тихому ликвидировать. «Народ этого не поймет», — возражали ему. «Важны не слова, а факты, — отвечал Ленин, — а ведь Октябрьский переворот — это еще какой факт!»
В конечном счете решили собрать Учредительное собрание. Полагалось собрать 28 ноября, а 26 ноября всполошились: ведь в Петроград приехало слишком мало делегатов! Надо, чтобы из 715 избранных собралось хотя бы 400, иначе Учредительное собрание не будет представительным. Перенесли сроки на январь 1918 года.
Правда, народ как-то недопонял: 28 ноября в Петрограде в поддержку Учредительного собрания вышло на демонстрацию больше 200 тысяч человек. Демонстранты пели «Марсельезу» — песню французской революции.
Похоже, эта демонстрация оказалась неожиданной для большевиков, ее даже и не разгоняли. Впрочем, в одном отношении она оказалась даже выгодной — помогла уничтожить кадетов.
КОНЕЦ КАДЕТОВ
Кадеты активно участвовали в организации этой демонстрации. Большевики были уверены — именно кадеты стоят и за «саботажем» — то есть за массовой забастовкой государственных служащих. Видимо, образованные кадеты, партия интеллигенции, казались очень уж «классово близкими» к этим служащим.
Сразу после демонстрации, вечером 28 ноября 1917 года, появился декрет Совета Народных Комисаров, объявлявший кадетов партией «врагов народа». Декрет требовал немедленного ареста и предания революционному трибуналу всех лидеров этой партии.
29 ноября у себя на квартире была арестована графиня Софья Владимировна Панина — во Временном правительстве она занимала должность заместителя министра просвещения. После переворота она отказалась отдать деньги министерства большевикам — она отдаст их только Учредительному собранию. Как же не арестовать? Вместе с Паниной «загребли» членов ЦК кадетов, депутатов Учредительного собрания А.И. Шингарева и Ф.Ф. Кокошкина. Пришли за ними рано утром, и только в полночь ознакомили с содержанием ленинского Декрета: привет, ребята, вы «враги народа»!
Ленин заявил: «Нельзя отделять классовую борьбу от политического противника. Кадетский Центральный комитет — это политический штаб класса буржуазии».
В ночь на 29 ноября матросы и красногвардейцы начали хватать всех кадетов, которые попались им под руку. Единственное обвинение — принадлежность к партии кадетов.
Аресты кадетов создали то, что юристы называют «прецедент». На этот раз это прецедент коллективной ответственности: раз в чем-то виновен кто-то из партии — тем самым виновна и вся партия.
ГОТОВЯТСЯ...
Только 20 декабря назвали срок открытия Учредительного собрания: 5 января 1918 года. Тянули, как могли.
12 декабря ЦК большевиков одобрил ленинский труд «Тезисы об "Учредительном Собрании"», в котором сказано было коротко и ясно: интересы революции стоят выше формальных прав какого-то органа. А раз так, то «единственным шансом на безболезненное решение кризиса является безоговорочное заявление Учредительного Собрания о признании Советской власти, Советской революции, ее политики».
3 января ВЦИК принимает еще и такое постановление: «Вся власть в Российской республике принадлежит Советам и советским учреждениям. Всякая попытка со стороны кого бы то ни было или какого бы то ни было учреждения присвоить себе те или иные функции государственной власти будет рассматриваема как контрреволюционное действие. Всякая такая попытка будет подавляться всеми имеющимися в распоряжении Советской власти средствами, вплоть до применения вооруженной силы».
Учредительное же Собрание должно было понять, что его задачи «исчерпываются общей разработкой коренных оснований социалистического переустройства общества».
То есть большевики выхолостили саму идею: чтобы народ сам для себя определил политический строй и формы государственности. Они сделали Учредительное Собрание органом, который ничего не учреждает.
А если Учредительное Собрание не признает постановлений большевиков? Тогда возникает тупик, который «может быть решен только революционным путем».
Начальник Петроградской ЧК М.С. Урицкий заявляет: в Петрограде готовится контрреволюционный переворот!
4 января большевики вводят в городе военное положение, запрещают митинги и демонстрации под угрозой применения силы. На улицы выходят балтийские матросы, китайцы и «латышские стрелки».
Депутаты Учредительного собрания пытаются договориться с большевиками о проведении демонстрации: ведь она совершенно законна!
На это Бонч-Бруевич отвечает очень конкретно: «Сначала мы будем уговаривать демонстрантов, чтобы они расходились по-хорошему, если не разойдутся, будем стрелять!»
На заводах и в воинских частях «Союз» собирал подписи в поддержку Учредительного Собрания. Подписи за его отмену пытались собирать и большевики... Но коллективы большинства крупных предприятий подписали петицию в поддержку Учредительного собрания. Они готовы были выйти на улицы 5 января и окружить Таврический дворец плотной «живой стеной». Тогда разогнать Учредительное собрание можно было бы только ценой большой крови. Преображенский и Семеновский полки, дивизион броневиков Измайловского полка заявили, что будут защищать Учредительное Собрание с оружием в руках.
Опасаясь за судьбу Учредительного Собрания, меньшевики и эсеры организуют даже «Союз защиты Учредительного Собрания».
Рассматривались возможности и поинтереснее... Член Военной комиссии Союза защиты Учредительного Собрания Ф. Онипко через своих агентов узнал маршруты движения и распорядок дня Ленина и главы Питерской ЧК Урицкого. Он предлагал похитить их или убить.
ЦК решительно отвергает эту идею. Тогда Онипко предлагает: поддержим мирную, но вооруженную демонстрацию воинских частей в поддержку Учредительного Собрания! ЦК на это глубокомысленно отвечает, что ссора социалистов и революционеров на руку только реакции и буржуазии.
Несмотря на прямой запрет и угрозы, рабочие вышли на демонстрацию. РАБОЧИЕ. Кадетов больше нет. Интеллигенция запугана. К Таврическому дворцу идут рабочие Выборгской стороны и Васильевского острова. В самой крупной колонне было не менее 60 тысяч человек.
На углу Литейного и Невского демонстранты были встречены пулеметным и винтовочным огнем (как раз примерно там, где началась перестрелка с большевистской демонстрацией 4 июля 1917 года). По официальным данным, было убито 9 и ранено 20 человек, из которых потом умер один. Данные явно занижены, уже в тот же день называли цифру — порядка 100 убитых. По поводу этих событий М. Горький написал статью: «9 января — 5 января».
У Таврического все же собралась огромная толпа, в несколько тысяч человек, с лозунгами «Да здравствует Учредительное собрание!». Эту толпу разгоняли прикладами.
Только к 16 часам Ленину доложили, что город полностью контролируется верными отрядами. И только тогда он велел начинать заседание.
«КАРАУЛ УСТАЛ...»
По старейшей парламентской традиции, заседание Учредительного Собрания должен был открыть старейший депутат. Им оказался эсер СП. Швецов, участник еще «Народной воли».
Не успел он подняться на трибуну, как раздались визг, вой, матерщина, улюлюканье, хохот. Едва он заговорил, из зала полетели вопли «долой» и «самозванец». Вопли сменились хриплым воем без слов, матерной руганью, пением непристойных частушек.
Так «развлекались» многие депутаты-большевики, но главное не в них... Для «охраны» депутатов Бонч-Бруевич провел в зал отряд в 200 матросов-анархистов, во главе с А. Г. Железняковым. Матросы заранее были пьяны и продолжали добавлять прямо в зале. Они шумно хлебали спирт, грызли огурцы, в голос разговаривали. Они расхаживали по залу и время от времени выразительно клацали затворами винтовок, наводили стволы на скамьи небольшевистских депутатов. При появлении на трибуне всех «не своих» они начинали пронзительно орать и материться.
В зале была и «публика»! Зрителей было около 500, и все они попали в зал по пропускам, которые подписывал лично начальник ЧК Урицкий. Эти орали и выли еще более целенаправленно.
«Это была бесновавшаяся, потерявшая человеческий облик и разум толпа. Весь левый сектор являл собой зрелище бесноватых, сорвавшихся с цепи. Не то сумасшедший дом, не то цирк или зверинец...»
Оттеснив ошалевшего Швецова, на трибуну вышел Яков Свердлов. Он объявил, что открывает собрание от имени Советской Власти, и зачитал «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Дочитал и запел «Интернационал». Пение подхватили большевики, за ними запели другие социалисты... Что характерно, не пела «публика» и балтийские матросы. Может, они просто не получили на это необходимых инструкций?
Вслед за Свердовым выступил эсер Чернов. Он примирительно говорил, что сам факт открытия Учредительного Собрания... кладет конец Гражданской войне. Ведь ни казаки, ни украинские «самостийники» Советскую Власть не признают, а вот против Учредительного Собрания не пойдут.
Так же половинчато, успокоительно выступает и меньшевик Церетели. Мол, давайте убеждать друг друга, давайте дискутировать, а не стрелять.
Речи этих двоих вовсю прерывались бушующей клакой.
Вот Н. Бухарин выступал в тишине и говорил вовсе не примирительно:
«Вопрос о власти окончательно будет решен той самой гражданской войной, которую остановить нельзя до полной победы русских рабочих, солдат и крестьян. С нашими непримиримыми классовыми противниками мы клянемся с этой трибуны вести гражданскую войну, а не примирение».
Бухарин объявил «смертельную войну» «паршивенькой буржуазно-парламентской республике» и заявил: «У нас есть воля к диктатуре трудящихся классов, которая закладывает фундамент жизни на тысячелетия».
И потребовал: обсудить «Декларацию...» первым же пунктом! «Преклониться перед царственной волей народа!»
Но как ни трудились большевики, как ни запугивали, Учредительное Собрание считало себя, а вовсе не большевиков, «хозяином земли русской». Здесь собрались избранники народа, и они сами выработают собственное мнение по всем вопросам, какие сочтут нужным рассмотреть. Учредительное Собрание отложило обсуждение «Декларации...» и перешло к .заранее подготовленной повестке дня.
Этого оказалось достаточным, чтобы большевики объявили Учредительное Собрание «вчерашним днем революции» и удалились, чтобы «не прикрывать своим присутствием преступления врагов народа».
В это время большевистское правительство уже готовило постановление о роспуске Учредительного Собрания. В зале Таврического дворца еще заседают, шумят, обсуждают... А большевики уже все для себя решили. Учредительное Собрание «народу не нужно».
Клака орет и визжит, пьяные матросы расхаживают по залу... Поздней ночью матрос Железняков приказывает «очистить помещение». Чернов еще что-то пытается доказывать пьяноватому Железнякову, а тот бросает в ответ знаменитое: «Караул устал...» Всем становится понятно, — если даже матросы не применят оружие, это сделает «публика»: на галерке откровенно взвешивают на руке кастеты, достают револьверы...
Депутаты вынуждены были разойтись.
Ночью большевистское правительство по докладу Ленина приняло решение закрыть Учредительное Собрание. Читатель еще не забыл об аресте двух депутатов от партии кадетов, Шингарева и Кокошкина? Зверски избитые, они этой ночью переведены в тюремную больницу. Об этом хорошо знает «караул» — те самые 200 матросов Железнякова. Они врываются в больницу и штыками закалывают обоих — прямо в постелях. Ленин потом обещал наказать виновных «по всей строгости революционного закона». Вроде бы виновных арестовали... А может, не арестовали... В прессе вроде сообщено было об аресте, но в тот же день их видели на улице...
По крайней мере суда не было; даже не было начато уголовное дело.
На следующий день, 6 января, на дверях Таврического дворца красовался огромный замок. Охрана заявила, что заседания не будет, оно запрещено правительством большевиков. И показала пулемет со словами: «Не разойдетесь — пощекочем».
«Правда» в этот день вышла под такой передовицей: «Прислужники банкиров, капиталистов и помещиков, союзники Каледина, Дутова, холопы американского доллара, убийцы из-за угла — правые эсеры требуют в Учредительном Собрании всей власти себе и своим хозяевам — врагам народа».
Глава 6. Создание ВЧК
АДМИНИСТРАТИВНЫЙ РАССТРЕЛ
Появилось такое слово: «административный расстрел». Это когда суда не было, а человека взяли и расстреляли. По крайней мере к февралю 1918 года оно уже применялось.
Но суд все же сохранялся в стране. Эсеры, меньшевики и анархисты настаивали, чтобы «контриков» судили. Народный же комиссар юстиции Крыленко полагал, что судить вовсе не обязательно, а если и судить — важно политическое значение дела, а вовсе не всякие «параграфы». Если такой человек стоял во главе судебной системы — что же творилось на местах?
Жертвой большевистского правосудия стал адмирал A.M. Щастный... Он долго не хотел принимать никаких должностей из рук большевиков, но все же 5 апреля 1918 года стал начальником морских сил Балтфлота. По договору с немцами корабли надо было или передать немецкому командованию, или утопить. Щастный не согласился с этим и вступил в сильный конфликт с Троцким.
Контр-адмирал организовал и блестяще провел переход кораблей из Ревеля (Таллина) и Гельсингфорса (Хельсинки) в Кронштадт. Позже этот поход назвали Ледовым.
29 мая Щастного арестовали по странному обвинению в «контрреволюционном стремлении к власти». 21 июня Ревтрибунал приговорил его к смерти за должностные преступления, подготовку переворота и измену. Щастный не признал себя виновным. Из шести свидетелей явился в суд и был допрошен только один — Лев Троцкий. Приговор основывался только на его показаниях.
Все российское общество буквально обомлело, левые эсеры во ВЦИК подняли шум. Нарком юстиции Крыленко на это ответил с великой простотой: мол, никакого смертного приговора вовсе и не было. Адмирала просто «приказали расстрелять». Такой вот суд. Административный расстрел.
Но даже такой суд очень мешал коммунистам. Во-первых, действовал он все же медленно. Во-вторых, на суде приходится доказывать вину подсудимого. С самых первых дней, чуть ли не часов своей власти они искали способа обойтись без суда.
НАЧАЛО ВЧК
С октября Петроградский ВРК, ставший комитетом ВЦИКа, должен был поддерживать порядок, подавлять активное и пассивное сопротивление — «саботаж, скрывание запасов, злостную задержку грузов».
В 75-й комнате Смольного В.Д. Бонч-Бруевич допрашивал арестованных, угрожая им расстрелом. Несколькими днями ранее II Съезд советов отменил смертную казнь... Но как мы видим, Бонч-Бруевича это не слишком останавливало. Судя по всему: и убийству членов ЦК кадетов, депутатов Учредительного собрания А.И. Шингарева и Ф.Ф. Кокошкина, и по всем вообще делам балтийских матросиков, угрозу он легко мог бы привести в действие.
Но большинству большевиков эта система казалась недостаточно действенной. Неудивительно: с момента прихода к власти они столкнулись с массовым сопротивлением.
«Неужели у нас не найдется своего Фукье-Тевиля, который привел бы в порядок расходившуюся контрреволюцию?» — спрашивал Ленин.
Он нашелся 7 декабря, когда Ф.Э. Дзержинский представил докладную записку СНК с предложением создать Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию для борьбы с саботажем. Дзержинский писал в этой записке: «Мы должны принять сейчас все меры террора, отдать ему все силы! Не думайте, что я ищу формы революционной юстиции; юстиция нам сейчас не к лицу. У нас не должно быть долгих разговоров!.. Я предлагаю, я требую одного — организации революционной расправы над деятелями контрреволюции».
Ленин пришел в восторг и «предложил поставить вопрос шире» — создать комиссию для борьбы не только с саботажем, но и со всей контрреволюцией, в какой бы форме она ни выступала против советской власти. «Нельзя ли продвинуть подобный декрет... Буржуазия, помещики и все богатые классы напрягают отчаянные усилия для подрыва революции... Необходимы экстренные меры по борьбе с контрреволюционерами и саботажниками».
А как же быть с массовыми расстрелами в специально оборудованных подвалах?!
Ну что вы! ВЧК боялся только тот, кто «наслушался белогвардейских басен об «ужасах ЧК» и беспощадности большевиков»!
Конечно, ВЧК пришлось сделаться организацией более строгой... Потому что «буржуазия подкупала и спаивала уголовников, морально неустойчивых людей и толкала их на грабежи и погромы, чтобы создать в стране беспорядки и хаос, вызвать в стране недовольство трудящихся новой властью. Буржуазные газеты распространяли клевету и провокационные слухи против партии большевиков и Советского правительства».
А первоначально весь арсенал карательных средств был такой:
1.. лишение продуктовых карточек;
2. высылка за пределы Советской республики;
3. конфискация имущества;
4. публикация фамилии в списках «врагов народа». Перечень карательных мер для органа, ведущего только следственную работу, громадный! Ни одна прокуратура без санкции суда не имеет права применять ничего даже отдаленно похожего. Не говоря о том, что лишение продуктовых карточек зимой 1918 года фактически было убийством.