Думаю, сейчас полковник подвалит и пузырь нам на радостях поставит. Он же захочет посмотреть на наши кислые рожи.
– А мы ему такого удовольствия доставлять не будем,– твердо сказал Снетков. – Выпить? Это пожалуйста. За победу? С удовольствием. Только он будет пить за свою, а мы за нашу. А завтра рванем к Гвоздеву дня на три, чтоб эти мерзкие морды не видеть, глядишь, все и образуется.
На том и порешили. И только мы обсудили, что надо с собой прихватить, как на пороге возник полковник с аккуратным свертком в руках. В его сияющих глазах, кроме всякой белиберды из партийных лозунгов и выдержек из устава сухопутных войск, можно было заглавными буквами прочесть: „Наши пришли!“
– Тебя уже надо в провидцы записывать, – сказал мне Снетков.
– С кем поведешься… Твой опыт перенимаю – перемены, перемены…
– С кем поведешься – с тем и наберешься. Тащи стаканы.
В ДОРОГУ
На следующий день мы отправились в путь. Нашим конечным пунктом была деревня Квашно.
По поводу такого экстравагантного названия населенного пункта мы уже не раз дискутировали.
– Место, видимо, хорошее, сытное. Если там люди что-то квасят, значит, есть из чего, – предположил Василь.
Я развил тему:
– Если ваше имя Вася – значит, нам пора заквасить.
–Ты это, не забудь у Маньки гостинчик забрать, я ей заказал.
По пути к платформе мы молчали. Настроение было, как бы это сказать помягче… хреноватым. На душе противно, а внутри после вчерашнего визита полковника еще и муторно. Полковник пачкал нам мозги больше часа. Сразу же бурно начал обсуждать события, предложил нам вступить в силы самообороны поселка, которую он собирался возглавить.
В электричке народ был возбужден, но разговоры велись негромкие, как будто с опаской. Следующим пунктом нашего похода был рынок.
Торговцев было меньше обычного. Шум создавал бодрый мужичок, который со ступенек крытого павильона призывал всех к спокойствию. Из его сумбурных заявлений мы так и не поняли, из каких он будет. Миновав цицерона, прошли внутрь.
Рыночные цены кусались, но все же были ниже, чем в кооперативных магазинах. Мы отоварились салом и рыбными консервами, купили арбуз. Когда выходили из павильона, цицерон трем застывшим бабкам показывал па из танца маленьких лебедей. Я приостановился, но Василь одернул:
– Ты чего, вчера не насмотрелся? Пошли к Пчелкину, может, он что знает.
До отправления автобуса оставалось больше часа, и мы направились к нашему борцу местного значения.
На обшарпанной двери в надписи „Здесь живет предурок“ появилось добавление: „полный“.
– Как говорил мой прадед, хочешь быть гениальным – будь им! Если, конечно, не боишься выглядеть придурком в глазах большинства, – заключил Снетков.
– Гласность пошла в народ, говори, что хочешь, пиши, что желаешь, и ничего…
– А раньше это только в дурдоме разрешалось, – подвел итог наших умозаключений Василь, намекая на полный дурдом в пределах государства.
Дверь нам никто не открыл, и мы уже начали спускаться вниз, когда увидели поднимавшегося нам навстречу Степу. Он стал торопить:
– Пошли быстрей, сейчас новости покажут.
Мы уселись на диване. Степа взглянул на часы:
– Через пять минут начнутся. А пока я вам фокус покажу. Опа! – он развернул газету „Наша правда“. – О путче ни слова! В другом государстве живем! Мухосранск – он и есть Мухосранск!
Я Степу таким возбужденным еще никогда не видел.
– Смотрим дальше: выпуск подписан заместителем редактора Сержантовым, а нашего знаменитого Фельдмаршалова и след простыл. Точно – приступ какой-то. Понос пробрал.
В свежем номере сообщалось, что наши планы по-прежнему выполняются, совхозы начали убирать урожай, на каком-то объекте строители уложили 5 кубов кладки. Еще были стихи о горячо любимой Родине, где растут плаксивые березы. Но про путч – ни слова.
Начались новости по второму каналу из Шаболовки. Первый канал по-прежнему пичкал всех классикой.
Сначала нам показали бронетехнику на улицах Москвы, которую окружал возмущенный народ, а потом митинг у Белого дома, где находилось правительство Российской Федерации. Про Горбачева сообщили, что он с семьей в Крыму под домашним арестом, жив и, как оказалось, здоров. Настроение немного улучшилось. Прав был Снетков – не тот уже народ, не тот...
Время нас поджимало, и мы засобирались на автобус.
– Чего это вы удумали в такое горячее время на природе прохлаждаться? Мы, демократы, сегодня митинг поддержки организовываем, за возврат президента
– Степа, – сказал Снетков, – ты уж там постарайся и за нас, а Горбачеву в Форос телеграмму пошлите, так сказать – поддержку из Мухосранска.
– Тебе, Василь, с твоим скептицизмом только и место в Квашно. Вы же туда едете квасануть. Адью! – обиделся Пчелкин.
На лестнице Снетков возмутился:
– Наши демократы – трепачи и горлопаны! И Степу не узнать с тех пор, как в их ряды затесался.
– Да пусть пошумят, – я попытался его успокоить, хотя уже и сам подзавелся.
У подъезда сидели знакомые нам бабки, заступившие на очередное дежурство. Они подозрительно посмотрели на мою объемную сумку. В ответ на их рентгеновский взгляд доложился:
– Горком идем взрывать – но только ни-ко-му! – я приложил палец к губам.
Бабки испуганно заморгали и закивали белыми панамками.
– Дошутишься, – усмехнулся Снетков, когда я его нагнал, немного перекосившись от тяжести гостинцев.
ПОЛЯ И ДОЛЫ
Автобус довез нас конечной остановки. Дальше предстояло топать восемь километров.
– Угораздило же его в такую глушь забраться, – недовольно пробурчал я.
– Зато там живут все сами по себе, может, даже президента своего выбрали. Один мой дружок, Серега, живет себе за Байкалом, пишет, что до ближайшего начальства аж триста верст. Вот это жизнь! К себе все меня приглашает – погостить, а то и совсем.
– Как его туда занесло-то?
– Из-за селедки. Стоял в рыбном отделе, очередь подходит, он и говорит продавцу: „Дайте мне вон ту руководящую селедку“. А ему: „Какую еще руководящую?“ – „Да вон ту, самую жирную и без головы!“ Так его уже на следующий день в органы вызвали. Пытались пришить клевету на советскую действительность. Серега в отказ, а ему: „У нас шесть человек имеются, которые готовы дать показания как свидетели“. Представляешь, это из очереди человек в двадцать – шестеро! Ты понял, какой охват? Или страх… Тогда Серега быстренько собрался и укатил примерно туда, куда его хотели под конвоем отправить. Сбежал от греха подальше, от этого ведомства, а заодно и от руководящих селедок. Теперь свои приколы белкам да медведям рассказывает. Эти-то никому ничего не сболтнут – ты их сначала поймай, а потом попробуй еще и разговори.
Подошли к первому ориентиру – водонапорной башне. От нее и уходила разбитая грунтовка на Квашно. Начиналась она с большой дорожной ямы, рядом с которой было рассыпано зерно. Десятка два разжиревших голубей набивали им свои сизые зобы. По-утиному переваливаясь с ноги на ногу, они нехотя уступили нам дорогу.
Дальше поджидало первое серьезное испытание. Прямо за башней располагался десяток коровников, плававших в навозной жиже. Преодолевая неожиданное препятствие, мы, как зайцы, прыгали с кочки на кочку, но все равно запачкали ботинки. К тому же приходилось отмахиваться от крупных назойливых мух. Переминаясь в теплой жиже, залившей траву, за нами наблюдали худосочные коровы. Наконец мы выбрались на дорогу.
– Интересно, почему у нас не устраивают чемпионаты мира по плаванию в дерьме? Никаких вложений в тренировочные базы не требуется. Мы бы точно в этой дисциплине первыми оказались, – подвел итог тренировке Снетков.
Дальше дорога была нормальной, но почти безлюдной. Мы встретили всего пару дачников и трактор-заправщик. Зато увидели перепелиный выводок, семенивший впереди нас по дороге, а потом нырнувший в высокую траву.
– Технику безопасности соблюдают, – сказал я. – Смотри, коршун парит в небе.
Дорога была живописная, она виляла в стороны, поднималась на небольшие холмы, поросшие сосняком и молодыми березками. То там, то здесь попадались большие валуны, притащенные когда-то ледником, а в отдельных местах они возвышались огромными кучами, как будто собранными чьей-то рукой. Учитывая, что каждый такой камушек тянул на тонну и даже больше, неудивительно, что наши предки верили в великанов.
Подошли к развилке. Здесь на бетонном основании возвышался второй ориентир – двухметровый монумент в виде серпа и молота. Он был сварен из добротного металла и окрашен в серебристый цвет, что не очень гармонировало с яркими красками природы.
– Знаешь, Василь, этот символ, если и вписывается куда, то только на монеты мелкого достоинства. А вообще лучше бы вместо него указатель поставили, – сказал я, с трудом вспоминая, по какой же дороге надо идти.
Снетков раскусил мои затруднения:
– Ладно, давай перекурим, полюбуемся нашими просторами. А там, может, кто пройдет или проедет.
Многие растения уже отцвели, но красок и ароматов еще хватало. Мелкая живность: стрекозы, бабочки, пчелы – добавляли неповторимый звуковой фон. Все сливалось в симфонию цвета, звука и запаха. Над головой тоже была красота, которую в прогнозах официально называли переменной облачностью. Снетков, заложив руки за голову, прилег на теплый бетон и негромко пропел:
Облака плывут, облака,
Не спеша плывут, как в кино.
Я цыпленка ем табака,
Коньячку принял полкило.
– Твое?
– Народное, а автор, кажется, Городницкий.
Тут на дороге показался небольшой трактор. Проскочив метров двадцать, он завилял задом и остановился рядом с монументом. Василь подошел к распахнутой дверце кабины, тракторист махнул рукой вправо.
– Торопится, мужики за бутылкой послали, пока на бригадиршу послеобеденный сон напал, – пояснил, вернувшись, Снетков.
Мы свернули вправо, куда указывал серп. Дорога пошла вниз вдоль небольшого леска. От него повеяло прохладой. Василь обернулся, посмотрел на памятник труду:
– Хочешь анекдот? Наш метатель молота победил на Олимпиаде с обалденным рекордом. Зарубежные корреспонденты спрашивают: „Как это вам удалось так далеко молот метнуть?“ – „Дали бы серп, я бы его еще дальше забросил!“
Посмеялись, но мысли сразу вернулись к событиям в стране. Не сговариваясь, мы ускорили шаг и через полчаса уже подходили к околице. Над головой пролетела пара аистов – на высоком дереве на окраине деревни было их гнездо.
ВСТРЕЧА
По сравнению с моим первым посещением деревня ожила. Во дворах и огородах копошились обитатели. Жизнь не давала расслабиться, и люди больше надеялись на себя и свои участки.
Среди новых домов выделялся коттедж зампредседателя исполкома. Чуть в стороне блестела крыша Юркиного домика. Свернув в проулок, мы услышали перебор гитары и знакомый голос. По-тихому проскользнули в калитку, и перед нами предстала полная идиллия. Светка на летней кухне чистила картошку, а Юра пел ей про родную деревню и про чудесные слова, из которых построит дом для себя, а может, и для всех жителей земли.
– Хорошо устроился, – громко произнес Снетков, – люди кругом пашут, а он песенки поет.
– Ба! Какие люди! – Гвоздев полез обниматься. Светка тоже была рада нашему появлению. Как оказалось, она уже жила здесь вторую неделю и успела освоиться.
– Мальчики, вы, наверное, устали и проголодались? Я сейчас скоренько, – защебетала она, – а вы же пока располагайтесь, Юра вам все покажет.
Они оба не скрывали своих чувств. Снетков их изящно подколол:
– Хорошо, что сейчас день. А то люди, которые светятся счастьем, в темноте могут напугать.
– Ладно тебе, – ответил без обиды Гвоздев, – зависть плохое чувство...
– Хоть я окончательно разочаровался в женщинах, но, глядя на вас, готов попробовать еще раз, – не сдавался Снетков.
– А как же Маня? – наивно вставилась в мужской разговор Светка.
– Маня – разговор особый, и вам от нее большой привет, – Снетков достал из сумки две бутылки. – Даже два привета.
Мы выложили привезенный провиант и прошли в дом. Там пахло свежей стружкой – она валялась под ногами на первом этаже. Юра извинился и сказал:
– Если бы знал о приезде таких гостей, я бы красную ковровую дорожку постелил – зеленый половичок бы перекрасил.
Мы поднялись по узкой и крутой деревянной лесенке на второй этаж и ахнули: стены обиты светлой вагонкой, аккуратные окна, картины неизвестного художника с затейливыми сюжетами. Из окон открывался прекрасный вид на деревню. Была видна улица вдоль ручья, бегущего в озеро.
– Верхний этаж у меня готов, здесь и спать будете, – сказал Юра, указав на кровати с деревянными спинками и панцирной сеткой. Хозяин честно признался, что разжился ими в соседнем пионерлагере у знакомого завхоза.
– Вот, – заметил Снетков, – еще один пособник развала страны. А ты знаешь, что сейчас чрезвычайное положение и всех мобилизуют на поимку демократов и расхитителей соцсобственности, особенно тех, кто совмещает то и другое в одном лице.
– Да до него пока доберешься… – вставил я.
– А-а, – понимающе протянул Гвоздев, – я-то думаю, чего это вы приперлись. Вы, значит, тоже в бега ударились?
Мы отрицать не стали. На вопрос, что мы думаем о путче, мы заявили, что верим в победу демократии в отдельно взятом районе, так как Степа Пчелкин сейчас митингует, а может, уже и баррикады строит.
– Ну располагайтесь, – предложил Гвоздев. – Баньку уже завтра организуем, сегодня официальный прием, обед и экскурсия по местным достопримечательностям.
ОБЕД
Когда мы спустились вниз, на лужайке уже стоял стол и полным ходом шло приготовление к официальному обеду. Юра принес огурчики и зелень. Снетков взялся порезать сало, а я разделывать селедку. Василь посмотрел на мои мученья:
– Да, это не руководящая селедочка, мелковата чуток.
– На районный уровень потянет, – отбиваясь от назойливой мухи, возразил я.
Снетков поиздевался советами, как держать нож и как ухватить селедку, чтоб она не выскальзывала. Светка выложила на тарелку крупные коричневые яйца, поставляемые соседкой, и попросила Василя почистить их, добавив:
– Если вас не затруднит.
Это его отвлекло от моих мучительных упражнений, и он передразнил Светку:
– Слышь, Алекс, – если вас не затруднит. У баб это в крови: они сначала говорят тебе нежненько – милый мой! А потом указывают, что и где надо мыть.
Появился Юра, неся в одной руке подарок от Мани, а в другой наливочку малинового цвета:
– В ответ на Манин горячий привет выставляю свой пламенный!
Светка уже переоделась, причесалась, подкрасила губы.
– Мальчики, вы, наверно, слюнки глотаете, а картошка-то еще не готова.
– А чего ждать, закуска есть, давайте по одной, для аппетита, а Василь? – предложил Юрка.
– Мне всегда трудно отказывать людям, но особенно тяжело это делать, когда предлагают выпить.
Только мы выпили по первой за встречу, как в калитку втиснулся крупный плотный мужик лет сорока. Он галантно поздоровался, подошел к столу и произнес басовитым поставленным голосом:
– Можете со мной соглашаться, можете не соглашаться, но я по этому поводу думаю так: когда заходишь в гости, а там сидят и пьют, то почему бы и себе не налить?
Пока мы ему внимали, он успел налить стопку и со словами „будем здраве!“ опрокинуть в себя. Как люди пришлые, мы воздержались от вопросов. Гвоздев тут же налил мужику вторую. Тот с более длинным тостом: „будем здраве и на вторую ногу!“ – опрокинул ее, после чего так же галантно откланялся.
– Это кто?
– Наша местная знаменитость, Мишаня, больше известен как Артист, он и в театре играл, и в кино снимался.
– Больно у него выступление короткое было, – Снетков взглянул на часы, – всего-то на пару минут.
– А он артист эпизода, – улыбнулся Гвоздев, – самая известная роль в кино – убитый немецкий офицер. Правда, там накладочка вышла. Мишаня должен был лежать лицом вверх, но в последний момент въедливый сценарист что-то шепнул режиссеру. И Мишу положили лицом вниз.
Снетков согласился:
– Сценарист был прав, на фрица он тянет только с тыла. С тыла национальные черты не так заметны.
– Но зато все деревенские по три раза на эту картину ходили, и все как один узнали Мишаню, – закончил Юра.
Светка принесла с кухни посыпанную укропом молодую картошку. Снетков не упустил момент пофилософствовать на тему этого великолепия:
– То, что мир разнообразен, я особенно остро ощущаю, сидя за хорошим столом. Съел селедочки – у меня одни ощущения. Но все мгновенно изменятся, как только я схрумкаю вот этот зеленый огурчик.
– А у меня правило, – вставил я, накладывая себе картошки, – сначала поешь, а потом философствуй, чтобы основную желчь потратить на еду, тогда не очень едкая философия получается.
– До чего ж вы все умные, спасу нет! И чего это вы здесь сидите, вам бы в наше правительство – народу мозги пудрить, – поддел Гвоздев.
А Снетков подбил черту:
– Начало получилось отменным! Ну просто классика советской прессы: „Обед прошел в теплой, дружественной обстановке“.
ЭКСКУРСИЯ
После небольшого перекура мы сделали малый круг по Юркиным владениям. Хозяин хвастал своими достижениями в отрасли овощеводства, результаты которого мы уже попробовали за столом, и садоводства, достижения которого были пока впереди. Заглянули в баню, там было просторно и чисто, а в предбаннике висели запасы свежих веников. Похвалив хозяина, мы пошли на большой круг. Светка осталась одна: по этим кругам уже проходила не раз:
– Вы там не задерживайтесь, не забредите куда.
Мы ей твердо пообещали через час вернуться, чтобы вместе посмотреть новости.
Прошли к озеру с топкими заросшими берегами. Постояли на мостках, полюбовались открывшимся голубым простором. Вдруг из-за тростника показалось лебединое семейство: белоснежные родители, а следом шестеро сереньких лебедят. Это была сказка наяву. Юрка стал бить прутом по воде, отгоняя величаво плывущую „эскадру“.
– Зачем? – спросил я, – дай полюбоваться.
– Нельзя диких животных приручать, вон утки уже всю зиму в городе живут, не улетают. А люди, они не все… – он попытался подобрать слово, – они не все люди. Я этих красавцев в прошлом году прикормил, они доверчивыми стали, и вдруг один лебедь исчез. Местные пацаны потом перья его в леске нашли, рядом с кострищем. Одним словом – сволочи!
Настроение немного упало, но Юра сменил тему:
– Не вешайте носы, господа. Или вы уже опять в товарищи подались?
– А что вы собственно имеете против Советской власти? И при ней была свобода личности. Колбаса была, водка тоже, хочешь – ешь, а хочешь – пей. А если тебя посылали к какой-то матери, то ты мог запросто к ней и не ходить.
– Ты, Алекс, материальную свободу с духовной не смешивай. Древнеримский историк Тацит тоже говорил: „На редкость счастливое время, когда можно думать, что хочешь, и говорить, что думаешь“, – и это при рабовладении. При социализме такая возможность тоже предоставлялась, но для этого сначала надо было прописаться в дурдоме. Как там у тебя, Юрок, про это дело?
Гвоздев с готовностью продекламировал:
Как выдам новую репризу,
Так тянут вновь на экспертизу!
От озера пошли в деревню. По дороге Юра рассказал, что коренное население состоит из десяти бабок, одного деда и двух работоспособных семей, тех, что работали в совхозе. Остальные дачники, к которым относят и его самого. Правда, есть еще пара куркулей, отгрохавших ближе к лесу свои коттеджи. Из ярких личностей Мишу Артиста мы уже видели, есть и еще одна троица, которую, по заверению Гвоздева, мы еще обязательно увидим или услышим.
Действительно, пройдя сотню метров по тихой улочке с раскидистыми березами, мы услышали из окна невзрачного домика переборы из известных слов.
– Ну вот, брательники опять чего-то не могут поделить, – стал пояснять Юра. – Наташку-то они уже вроде разделили.
Оказывается, Наташка сначала была женой старшего брата. Младший служил в армии, а потом вернулся в родной дом, где жила семейная пара. Молодух в округе не было, так младший взял и отбил у брата одновременно и почки и жену. Но потом пожалел бедолагу, вот и оставили его молодожены у себя подсобным работником при хозяйстве.
– Ну что тут можно сказать? – рассудил Снетков, – сообразить на троих – то же самое, что сообразить на двоих, только при этом каждому меньше достается.
Так за разговорами о превратностях жизни мы незаметно дошли до двух роскошных коттеджей. Свежевырытый пруд еще не смотрелся – вода мутновата, а на глинистых отвалах только-только начала пробиваться жиденькая трава.
– Хочет карпов развести, потом продавать – барыга! Ну, я ему устрою – потравлю всю рыбу к чертовой матери! – со злостью сказал Гвоздев
– Вот тебе, Алекс, яркий образец революционера-народовольца. Ты мне скажи, террорист хренов, рыба-то здесь причем? Если уж ты такой справедливый, вылови ее да раздай голодным, а потравить большого ума не надо.
Впереди показалась знакомая калитка.
У КАЛИТКИ
Посмотрев выпуск новостей, мы успокоились. Народ не хотел идти назад в прошлое, армия тоже воевать с народом не собиралась. „Взглядовцы“, переместившись в дом правительства РФ, сообщили, что Михаил Горбачев находится в Крыму под домашним арестом в добром здравии.
– Я под таким арестом пару лет с удовольствием посидел бы, – доверительно сообщил нам Юра.
– И я бы с тобой, – поддержала Светка, – я бы, как Раиса Максимовна, тебя тоже не бросила, стирала бы, готовила и тебя откармливала – вон какой худющий.
Мы хмыкнули и вышли покурить. Василь задержался у Хайямовского изречения.
– Восточное направление… – начал Снетков, но продолжать не стал. Думать уже не хотелось, а хотелось только наслаждаться чистым воздухом и тишиной. Солнце повисло над самой кромкой леса. Оно было неестественно большим. Негромкое жужжание комаров делало тишину еще более глубокой. Вдруг на один из ближних столбов спланировал аист. Я первый раз видел эту величественную птицу так близко. Аист безразлично посмотрел на нас, почистил клювом под крылом и, закинув голову, громко защелкал клювом.
– Интересно, – сказал я, – а „ клювом щелкать “ – это случайно не от них пошло?
– От них, от кого же, – Гвоздев указал кивком в сторону гнезда, – детки подросли, все гнездо заняли, а родителям остается по столбам кочевать да клювом щелкать.
– Циник ты, – сказал Снетков, – это же природа, тут эмоции на последнем месте, главное – выжить и род продолжить. Это лишь люди про животных сказки всякие выдумывают: тот, мол, хитрый, тот умный, а вот этот тупой. Если они выживают, то все они хитрые и умные.
В проулке показалась троица. Первым шел крепкий кудрявый мужик лет тридцати, в резиновых охотничьих сапогах с заворотами на коленях. Следом – черноволосая женщина с налетом былой красоты. А сзади, согнувшись в дугу от тяжести мешка, чапал мужичок со свежим синяком под глазом. Обозрев нас, они не ответили на наше приветствие.
– Вот это и есть знаменитая троица. С совхозного поля картошку тащат куркулю. Там им сейчас пузырь водки или два портвейна за это отвесят – и гуляй, Вася! Кстати, Василь Петрович, старшой-то твой тезка. Правда, в отличие от тебя, тупеет на глазах.
– Человек всегда умнеет с трудом, а тупеет с легкостью! – продекларировал Снетков. – Это я вам говорю, не самый худший представитель народных масс!
Никто возражать не стал, хотя я отметил про себя, что такое самодовольство вроде бы Снеткову несвойственно.
– Завтра утренний клев будет, – посмотрев на заходящее солнце, сказал Гвоздев, но дальше мысль свою не продолжил.
ВЕЧЕР У КОСТРА
Вышла Светка, сообщила, что противостояние армии и народа продолжается, но сдвигов ни в одну сторону нет. Юрка предложил вспомнить молодость и запечь картошку в золе. Все одобрили. Развели костерок, принесли небольшой столик и несколько чурбаков. К тому времени уже стемнело, сумерки быстро переходили в ночь – конец августа. Над еще светлеющим западным горизонтом светилась яркая звезда.
– Похоже, Венера, – сказал я.
– А может быть, Юпитер, – мечтательно произнесла Светка.
– Нет, ты посмотри, – вмешался Снетков, – мужикам всем почему-то Венера видится, а бабам, извиняюсь, женщинам, – венценосный Юпитер.
– Се-ля-ви! – Юра задумчиво перебирал струны гитары. Я ждал этого момента. Наконец он запел:
О чем ни говорю, про то, про это,
Я говорю нормальным языком,
Про лето говорю – что это лето,
А про дурдом – что это вот дурдом.
Чего юлить? – Уже я наюлился,
Чего там врать? – В три короба уж врал,
Я признаю: не выпил, а напился
И на кулак заслуженно попал.
Я не политик – говорю вам прямо,
За что и был неоднократно бит,
Но не жалею я о том ни грамма,
Господь меня за это поощрит…
– Непременно! – сказал Снетков. – Бог видит, кто эту жизнь на безделицы не разменивает, а кто в погоне за баблом на каждом шагу подлости совершает. Ты как, Юрок, в бога-то веришь?
– Ну… Смущает только одно: про рай. Ведь праздность и безделье на небесах для людей, привыкших к труду, будет страшной мукой.
– Юра, да ты прагматик до мозга костей! А мечта, а сказка? Это же так красиво!
В этот момент над нашими головами раздался шорох, небольшие тени пронеслись на фоне звездного неба. Это были летучие мыши. Светка перекрестилась и внесла свою лепту в наш разговор о высших силах:
– Когда бог творил мир, то все, что забраковывал, отбрасывал в сторону. Из этого и произошли потусторонние силы и всякая нечисть.
Костер догорал, и мы закинули в золу под жаркие угли прошлогоднюю картошку.
Юрка спел нам еще и песню про свою деревеньку:
Восемь труб, один плетень,
Деревенька набекрень…
Притулилась, обветшала
На краю земного шара…
Пел он негромко и очень душевно. Светка слушала его завороженно. А мне вспомнилась молодость, когда мы все были романтиками и казалось, что нас ожидает впереди только радость, любовь и счастье.
УТРО ВТОРОГО ДНЯ
Когда я проснулся и открыл глаза, Снеткова уже не было. Выглянул в окно: мой сотоварищ у калитки беседовал с пожилой соседкой. Быстро спустившись, я направился к прибитому к столбику умывальнику.
– А это наш главный инженер самой большой стройки города, – представил меня Снетков и незаметно мне подмигнул с намеком, чтоб я не выступал.
Поняв, что он набивает вес в глазах местного населения, я возражать не стал – да пусть себе врет.
– Так что если какие вопросы возникнут по части строительства или ремонта – это к нему, – продолжил Снетков, – лучшего специалиста во всей области нет!
Это уже был явный перебор. Я насторожился. Такая реклама грозила превратить мой отдых в череду бесконечных консультаций и походов по местным чердакам и погребам. Улучив момент, когда соседка отвлеклась, я покрутил пальцем у виска, на что Снетков издевательски заулыбался.
Со стороны колодца появился Гвоздев.
– Здравствуй, Прасковья, Уже познакомились?
– А ты чего это никогда не говорил, что у тебя друзья такие известные люди?
– Да это такая мелочь… – не сразу врубившись, ответил Юра.
Соседка, попрощавшись, пообещала еще зайти.
– Юра, ты кого это под мелочью имел в виду, нас со Снетковым? Ты бы лучше спросил у него, кем он только что Прасковье представился, а меня он в самые главные инженеры воздушных замков произвел.
– Да я скромненько, – сказал Снетков, – начальником охраны кирпичного завода себя назначил.
– Ну вы даете, – удивленно протянул Гвоздев, – один начальник, второй главный инженер, Светка тут экстрасенсом дипломированным представлена. Один я здесь тунеядец, да еще с прибамбахом.
Про Светку мы сначала не поверили, но когда она под Юркиным натиском показала бумагу с двумя или тремя печатями, удостоверяющую, что она успешно окончила курсы оккультных наук, мы несколько удивились:
– Когда это ты успела?
– А я платные, ускоренные закончила всего месяц назад. Дороговато, конечно… – и она назвала цифру, от которой Снетков аж присвистнул.
– Я после отпуска увольняюсь и иду в ассистентки к профессору Коллапсу.
В моей памяти всплыл несуразный дергающийся человечек.
– Опа, это не к Якову ли Сигизмундовичу?
– К нему. А вы что, его знаете?
– Видел однажды. Только он нам все больше про коммунистические идеалы рассказывал.
– Это у него уже в прошлом, он с этим порвал несколько лет назад.
– Не знаю, не знаю, я его всего полгода назад на красной трибуне видел…
– Это не он, – уверенно и резко оборвала меня Светка, – это однофамилец или самозванец.
Позже я поделился со Снетковым своими сомнениями. Он это принял совершенно спокойно:
– Нормальный ход, на то он и Сигизмундыч. Человек живет двойной жизнью. Пенсию он все равно получит одну, вот и решил рыбку половить, пока народ у нас темный, а время смутное. Сначала с таких дурочек, как Светка, а потом с их помощью и с остальной тупой частью населения.
Действительно, страна как с катушек сорвалась. Повсюду стали появляться астрологи, колдуны, хироманты, экстрасенсы, и шли они табунами. Телевидение, разрекламировав чудесные способности человеческого организма, сделало свое дело, а борзые журналисты в погоне за дешевой сенсацией писали об НЛО, полтергейстах, барабашках и других чудесах. Однажды даже показали сюжет о беременном мужике. Страна болела, и желающих ее подбодрить и подлечить было предостаточно.
ОТДЫХАТЬ – НЕ РАБОТАТЬ
После чая мы разлеглись на травке под последними лучами летнего солнца.Утренний клев все равно проспали, по телевизору показали освобожденного Горбачева в домашнем джемпере. Объявили и конец чрезвычайного положения, которое мы, откровенно говоря, на себе нисколько не ощутили. Но на душе стало как-то спокойнее.
Пока обсуждали политический момент, у калитки опять появилась Прасковья. Пошептавшись со Светкой, она передала ей трехлитровую банку молока и небольшую корзинку с двумя десятками яиц и куда-то засеменила.
– Вот мальчики, – сказала Светка, – вам передали, чтоб не худели.
– Сработало! – довольно заявил Снетков. – У нас в народе начальников всегда уважают. А представляешь, Алекс, если бы я тебя главным прокурором представил? Тут бы уже и курочкой запахло. – Он оценивающе посмотрел на меня, вздохнул и добавил: – Нет, на прокурора тебя не вытянуть, живота нет и взгляд не тот. Прокурор, он в каждом должен видеть преступника, а у тебя улыбочка блаженная. Хорошо хоть за главного инженера сошел.
– Мальчики, вы пейте молоко, а я вас ненадолго покину. Тетя Параша просила меня зайти вечерком, у нее уже неделю пятка болит, так она подозревает, что ее невестка сглазила. Пойду помедитирую.
– Чего-чего? – переспросил я.
Светка скептически взглянула на меня, и в ее взгляде я прочитал: „деревня!“ Она менторским тоном пояснила:
– Для снятия сглаза или порчи нужна большая энергия, которой мы, экстрасенсы, – на „мы“ явно было сделано ударение – подзаряжаемся из глубин космоса.
– А-а-а, – протянул я.
Светка с деловым видом ушла, а я спросил:
– Юр, а она не того?
– Может, чуть и того, но это не мешает ей исправно исполнять свои обязанности. Хорошо готовит, чистоту блюдет, типа там, где грязно – нечисть заводится. Ну что тут скажешь, есть у нее такой недостаток – легко поддается влиянию.
– Я это еще в новый год заметил, – сказал Снетков, – ты так быстро на нее влияние оказал, мы и моргнуть не успели.
– А ты-то сам как к этой экстра… чертовщине относишься?.
Он ответил своими стихами:
Нас тарелки окружили,
Полтергейст везде окрест,
Многим окна поразбили,
Перепортили невест.
На экран полезли психи,
Души лечат у людей,
А душа-то ждет сосиски,
У души есть свой предел!
Наверху все лбы ломают –
В магазинах ни-че-го,
Спекулянты утверждают:
Виноваты НЛО!
Если будет продолжаться
Этот вот идиотизм,
Не построить нам всем, братцы,
Долгожданный коммунизм!
– Подзагнул ты, Юрок, с этим призраком, считай, уже завязано, – высказался Снетков.
– Призрака-то мы в Африку и в Азию отправим, а куда ж нам теперь коммунистов девать? – задумался я. – Их миллионов шестнадцать или семнадцать наберется.
– Сами по щелям разбегутся. Может, еще лет десять пошумят, ну как в Германии неофашисты. Это уже не так опасно…
Снетков говорил это спокойным, уверенным тоном, и нам хотелось верить, что именно так и будет.
ГЛАЗНЫЕ БОЛЕЗНИ
Пока Светка медитировала, мы втроем решили прогуляться до ближнего леса. Сразу на выходе из переулка столкнулись с Мишей, артистом эпизода. Он поздоровался с нами в своей манере:
– Здраве вам! Смотрю, по грибочки направились.
Отрицать было бесполезно, и мы дружно подтвердили его догадку.
– А вот не знаете, что в наших краях снежный человек объявился.
– Откуда? – удивился Гвоздев, можно сказать, коренной житель.
– Вот, – Артист вынул из кармана сложенную газету „Наша правда“ и показал статью с броским названием „Следы снежного человека“. Преподаватель только что открытого в нашем городке Крестьянского Академического Университета предупреждал жителей города и района о возможной встрече в местных лесах с трехметровым представителем доисторической фауны, а также давал четкие советы и рекомендации, как надо при этой встрече себя вести. Пробежав статью доцента Оглоблина быстрым взглядом, Снетков заверил:
– Если мы его встретим, вы обязательно прочтете об этом на страницах „Нашей правды“.
И он решительно направился в сторону леса. Мы последовали за ним.
– Я вас предупредил! – услышали мы голос Артиста, в котором промелькнула нотка обиды. – Васька Кудрявый даже следы видел.
Лес оказался труднопроходимый, какой-то первобытный. Похоже, для обитания снежного человека он был бы в самый раз. Не случайно во время войны этот лес был облюбован партизанами. Деревня от такого соседства изрядно пострадала, немцы перед отходом сожгли ее зажигалками с воздуха. Перед войной, как нам сообщил Юрка, в ней было сто пятьдесят дворов, сейчас от силы двадцать.
Следов снежного человека нам обнаружить не удалось, и Снетков заключил, что у его тезки Кудрявого что-то с глазами или с чем еще, но уже посерьезней.
Сезон еще только начинался, поэтому насшибали немного крупных сыроежек, лисичек да мелких маслят. Но и этого вполне хватило на хороший супчик. Светка посмотрела нашу добычу и пообещала, что как вернется от тетки Параши, нам его быстро сварганит. Она была уже готова к сеансу. Черная длинная юбка и темно-серая с люрексом блузка были, видимо, спецодеждой для действа. Мы со Снетковым с серьезным и заинтересованным видом попросили в двух словах посвятить нас в методику оздоровления.
Светка вкратце объяснила нам устройство человеческого биополя и поведала, как часто его прорывают недобрые мысли или же плохой взгляд. Это и называют „сглаз“. В образовавшуюся при этом „черную дыру“ истекают внутренние силы человека, а задача экстрасенсов – заделывать эти самые дыры своей энергией.
Еще бывает, что над головой человека образовывается сгусток отрицательной энергии, который экстрасенсы могут видеть. Это вроде как берет, горшок или ведро, оно полностью закрывает голову и не дает пройти к человеку живительной космической энергии, отчего очень страдают кровеносная система и все наши железы.
То же самое происходит, если человека перекрывают снизу так называемой „кадушкой“, а это мешает ему подпитывать себя энергией от земли. В такой ситуации человек неосознанно становиться энергетическим вампиром, из его солнечного сплетения появляются невидимые щупальца, которые от всех окружающих и забирают энергию. Таких людей тоже надо спасать.
– Немыслимо! – с трудом сохраняя лицо серьезным, произнес Снетков.
– С ума сойти! – в том же тоне подыграл ему я.
Дальше Светка сообщила, что имеются еще заклятья и проклятья. Причем заклятье действует и после смерти, когда душа покидает тело и уносит с собой тот энергетический жгут, по которому продолжает высасывать силы из человека, отмеченного этим заклятьем. Я уже перестал вникать в системы двойного и тройного подсоса, а только поглядывал, как Снетков вздыхает и почесывает за ухом. Юра, думаю, слушающий это не в первый раз, тоже чувствовал себя не в своей тарелке.
– Если вам интересно, – предложила Светка, – я могу дать что-нибудь почитать, хотя без подготовки это, конечно, сложно.
– Думаю, не стоит, – отказался Снетков.
– Василь Петрович, – не отставала Светка, – а вот у вас есть враги?
– Полно! Все мои враги – это дураки, а у нас их хоть пруд пруди.
– То-то я смотрю, что у вас биополе слабовато, так может, мне с вами позаниматься?
– Отстань, – довольно резко оборвал ее Гвоздев, – иди своих бабушек лечи.
Светка сразу потеряла уверенность в голосе и, уходя, пролепетала:
– Вы пейте молоко, оно тоже очень полезно.
ВСЕ УДОВОЛЬСТВИЯ
Как-то так получилось, что основные впечатления в этой поездке пришлись на ее начало. Дальше все шло спокойно и размеренно: вечерняя рыбалка и баня, после которой прошло еще одно наше творческое заседание, завершившееся под утро. Что ж сделаешь, если мы завтра уже должны были уезжать. Нас ожидали дела: Снеткову надо было выходить на работу, а мне что-то решать с семейством Шмона.
Рыбачили мы на озере, тесно прижавшись друг к другу на шатких мостках. Клевала только мелочь – плотва да окушки. Но меня это вполне устраивало, весь улов должен был пойти в качестве доп. пайка моему серому дон-жуану. Когда я рассказывал Гвоздеву, как кот привел в дом жену, которая через пару месяцев подарила нам пару котят, мостки просто шатались от Юркиного смеха, но потом он вполне серьезно выразил мне сочувствие.
– И это еще не все, – продолжил я, – эта мерзавка, почувствовав, что она уже хозяйка, стала при каждом удобном случае давать Шмону по морде, то ли прогоняя его за добычей, то ли выгоняя вообще. Вы бы видели, как этот амбал пасует и ходит в своем доме по стеночке.
– Да он у тебя просто рыцарь, – смеялся Гвоздев.
– Хорошо, что хоть не эмир, а то бы еще гарем устроил. Я его способности знаю.
А дома нас ждал грибной супчик, к нему была представлена и вошедшая в состав гонорара сметана от Прасковьи. Светка гордо рассказывала, что тетке Параше почти сразу стало лучше. Мы слушали ее, пряча улыбки, но отменная густая сметана выступала доказательством действенности лечения, и мы свои шутки-прибаутки оставили на потом.
Часам к девяти вечера была готова баня. Сходили по очереди, сначала мы со Снетковым, потом Юра со Светкой. Когда они вынырнули, веселые и раскрасневшиеся, под свет фонаря, мы их встретили понимающими улыбками. Светка засмущавшись, проскользнула в дом просушить волосы. Мы достали все, что осталось после вчерашнего, и устроили творческое соревнование. Слово предоставлялось по кругу. Снетков больше рассказывал байки и притчи, Юрка пел, я рассказал монолог моего Шмона, встреченный с одобрением:
Я был котом хорошим
И ласковым котом,
Хозяин огорошил –
Взял стеганул прутом!
Откуда эта дикость
И хищника оскал?!
Ну надо же, двуликость –
Еще вчера ласкал
И гладил свою киску,
За ухом нежно тер…
Неужто за сосиску,
Что со стола я спер?
На дикость ту отвечу –
Я тоже диким стал!
Я все углы помечу –
Пусть нюхает нахал!
Ехали в город мы не с пустыми руками, Юрка нас снабдил свежими огурцами, соседки принесли яблок – все одно пропадают, а на рынок с ними не наездишься, Прасковья опять принесла молока. Все это да еще рыба (громко сказано) было дополнено массой наилучших пожеланий. Звучали и приглашения, чувствовалось, что от души. Позже Снетков часто вспоминал этот эпизод, когда говорил, что в глубинке люди чище, добрей и благожелательней, и если жить где на старости лет, так именно в такой местности.
Гвоздев проводил нас, пройдя с нами километра два. Мы пообещали, что в следующем году приедем на весь отпуск. Он долго стоял и смотрел нам вслед, а мы, оглядывались и махали ему рукой, пока его долговязая фигура не скрылась за поворотом.