ТРАГЕДИЯ СТРАНЫ ТРУБАДУРОВ
Во многой мудрости много печали, и
кто умножает знания, умножает печаль.
Екклесиаст, 1, 18.
И талия была страной великих поэтов, но была ещё одна страна, где голос поэзии звучал столь же сладкозвучно. Там тоже были города, очень похожие на итальянские; там тоже были украшенные барельефами соборы, и всё остальное – тёплое море и зелёные горы – всё остальное было очень похоже на Италию. Эта страна называлась Лангедок – «Земля языка ок», а к северу от неё, за горами, простиралась страна, которую называли Франкией или Францией; она была усеяна замками, владельцы которых вели между собой бесконечные войны. Язык ок был в чём‑то похож на итальянский, а в чём‑то на французский; все эти наречия произошли от древней латыни, и местных поэтов, «трубадуров», хорошо понимали по обе стороны Альп. Трубадуры пели о любви, о рыцарской отваге и жестоко высмеивали монахов – дело в том, что лучшие земли Лангедока принадлежали монастырям, и, как горожане, так и рыцари не любили заевшихся монахов. По заветам Христа монахи должны были вести скромную и воздержанную жизнь, молиться богу и помогать бедным – но во время господства варваров эти заветы были забыты; епископы и аббаты предались страсти к наживе и, подражая баронам и графам, принялись обирать крестьян и горожан. Многие епископы были сыновьями местных сеньоров, получившими свой сан неправедными путями; они не умели читать молитв, но зато охотно участвовали в рыцарских схватках. Благочестивый папа Григорий VII пытался было навести порядок, но потом всё вернулось на круги своя – так что жадность и распутство священников вошли в поговорку. Между тем, началось Сжатие, земли не хватало, в страну часто приходил голод – и на этом фоне неправедные богатства святых отцов бросались в глаза всякому. Народ не мог поверить, что проповедующие в храмах священники действительно служат господу, он искал других учителей – и такие учителя вскоре нашлись.
История обладает свойством повторяться снова и снова, в разных странах в разное время происходят удивительно похожие события; как только демографическая кривая подходит к определённой точке, как только начинается Сжатие, появляются новые пророки и вожди, которые говорят одно и то же: "Кто не работает, тот да не ест!" Когда‑то, в VIII веке, старец Сильван нашёл эту фразу в посланиях апостола Павла и, объединив под этим лозунгом верующих, создал могущественную секту, потрясшую основы Римской Империи. Секта павликиан потерпела поражение, но не погибла; она продолжала действовать в Малой Азии и в Болгарии ‑причём, подвергаясь преследованиям, павликиане представляли окружающий мир во всё более мрачном свете; так же, как последователи древнего пророка Мани, они утверждали, что этот мир создан не богом, а дьяволом.
Болгарские павликиане называли себя "катарами" – чистыми, потому что они полностью отрекались от созданного дьяволом мира, его соблазнов и удовольствий, и доводили себя постом до изнеможения. Всё это производило неизгладимое впечатление на приезжавших в Константинополь западных купцов, и некоторые из них обращались в веру катаров, а другие привозили с собой "чистых" святых отцов. Учение павликиан быстро распространилось по городам Лангедока и вскоре породило новых пророков: около 1170 года купец Пётр Вальд из Лиона роздал своё имущество бедным, и, подобно старцу Сильвану, стал читать перед крестьянами послание апостола Павла. Последователи Вальда жили подобно древним христианам, "имели всё общее и разделяли всем смотря по нужде каждого". По Лангедоку и по Италии ходили тысячи одетых в рубища праведников‑"совершенных", и народ видел в них настоящих святых людей, обращался к ним за отпущением грехов и подавал им милостыню. Вскоре ересь охватила весь Лангедок, церкви опустели, люди отворачивались от священников и епископов, и даже тулузский граф Раймунд тайно помогал катарам. Римский папа Иннокентий III послал в Тулузу своих проповедников, но они не имели успеха – несмотря на то, что некоторые из них (к примеру, брат Доминик), подражая "совершенным", ходили босиком и в рубищах. В 1208 году один из посланцев папы был убит – и тогда папа провозгласил против Лангедока Крестовый поход.
Это было неслыханное дело: крестовый поход против европейской и, как все считали, христианской страны – однако франкским рыцарям было всё равно, кого грабить и убивать. Крестоносцы воевали в Лангедоке с той же варварской жестокостью, что и на Востоке; они уничтожали целые города – причём посланцы папы призывали убивать всех подряд, католиков и еретиков. "Господь узнает своих",– говорили они. Цветущая страна обратилась в пепелище, виноградники были вырублены, поля опустели, города лежали в руинах. Римский папа поручил брату Доминику преследовать уцелевших еретиков и создал для этого орден монахов‑доминиканцев; они называли себя "псами Господними", и их символом была собака с горящим во рту факелом. Доминиканцы проводили "инквизицию" – то есть "расследование"; если после допроса и пыток подозреваемый "еретик" сознавался и каялся, то его ждала тюрьма, если не сознавался – то его отправляли на костёр. Чтение Библии отныне было разрешено только монахам и священникам – дабы простолюдины не повторяли слов апостола Павла. Была введена цензура, на площадях запылали костры, и первой сожжённой книгой была "Метафизика" Аристотеля. Это произошло в Париже, в присутствии студентов и профессоров Парижского университета, которые имели неосторожность читать рукопись древнего мыслителя. Книга была привезена из сожжённого крестоносцами Константинополя и теперь горела в маленьком костре, разведённом специально ради неё. Профессора в мантиях молча стояли вокруг, а учёный монах‑инквизитор шевелил палкой угли и нравоучительно повторял:
– Тайные глубины веры нельзя всюду и всем излагать – ибо не всем и всюду они понятны. И посему было сказано в Писании, что во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, умножает печаль…
ИСТОРИЯ СВЯТОГО ФРАНЦИСКА
Не берите с собой ни золота, ни
серебра, ни сумы на дорогу…
От Матфея, 2, 9.
Д вижение миллионных масс никогда не проходит бесследно – даже если его останавливает сила власти. В IX веке павликиане потерпели поражение, но их противник император Василий взял многое из их проповеди. В XIII веке павликиане поднялись снова – и снова были повержены, но их враг Иннокентий III был вынужден задуматься над их словами. Легенда рассказывает, что всемогущему римскому папе приснился сон: он увидел босого монаха в рубище, по виду истинного еретика – но этот еретик подпирал плечом покосившийся собор Святого Петра. Монаха звали Франциском из Ассизи, и ему было суждено вернуть истинную чистоту христовой вере.
Франциск был сыном зажиточного купца и в молодости занимался торговлей; он был большой весельчак и любитель шумных пирушек. Однажды, возвращаясь после пира, друзья заметили, что Франциск необычно тих и задумчив – они стали подтрунивать над ним, спрашивая, не нашёл ли он невесту. "Нашёл, – ответил Франциск, – да такую красивую, благородную и богатую, что вы никогда не видели". Друзья переглянулись, не понимая, но Франциск говорил не о девушке из знатной семьи – он имел в виду христианскую веру. С этого момента Франциск оставил прежние развлечения и стал жить, как учил Христос; он раздавал бедным всё, что имел, и ходил в одежде нищего. Он растратил на подаяние отцовские деньги, был жестоко избит отцом и ушёл из дому; он поселился в шалаше около часовни и просил милостыню на ее ремонт. Потом он стал проповедовать – рассказывать горожанам о том, что Христос завещал жить в простоте, смирении и бедности: "Святая бедность прогоняет всякую алчность, скупость и заботы мира сего, – говорил Франциск. – Ведь учил Христос: "Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха. Не собирайте себе сокровищ на земле, но собирайте себе сокровища на небе". Люди прислушивались к его проникновенным словам, и вскоре у Франциска появились ученики; он организовал общину, в которой всё было общим и кусок хлеба делился на всех. Всё это очень походило на порядки еретиков, последователей Петра Вальда, на идеи павликиан и на обычаи первых христианских общин. Папа не хотел признавать общину францисканцев – и лишь пророческий сон убедил его, что Франциск несёт Слово Божие.
Получилось так, что в то самое время, когда еретики в Лангедоке умирали на кострах, их итальянские братья были допущены в лоно церкви и придали ей новую силу. Основанный Франциском монашеский орден объявил своей целью служение бедным: монахи кормили бедняков, строили для них больницы и странноприимные дома. Они называли себя "миноритами", "меньшими братьями" и жили, как первые христиане, работали и просили милостыню – но не для себя, а для всех сирых, убогих, нищих. Тысячи людей раздавали своё добро беднякам и шли за Франциском – уже в 1226 году у ордена было 8 тысяч монастырей и 200 тысяч монахов. Воодушевление верующих было столь велико, что в орден – оставаясь мирянами – вступали графы, герцоги и короли; они жертвовали ордену часть своих богатств в надежде, что монахи заступятся за них перед богом. Церковь снова вернулась к социалистическим идеалам Христа и обратилась лицом к народу; монастыри приняли на себя задачу социального обеспечения, и всякий бедняк мог быть уверен, что он не забыт богом, что братья‑монахи дадут ему приют и миску похлёбки. В конечном счёте, это был результат повышения демографического давления, результат отчаянной борьбы лангедокских катаров – но святой Франциск не разбирался в законах истории. Он до конца своих дней ездил на ослике по дорогам Италии, призывал людей к милосердию и восхищался всяким творением Господа: птицами, деревьями, цветами. Говорят, что он проповедовал перед птицами, и птицы что‑то пели ему в ответ, а потом он удалялся в горы и предавался там созерцанию и мистическому восторгу: ему чудилось, что его душа сливается с Богом. На 44 году своей жизни он совсем ослабел от бесконечного поста и умерщвления плоти; он почувствовал, что конец близок, и велел ученикам перенести себя в родной город. В 1226 году он тихо скончался на ступенях часовни в Ассизи – и ничего не взял с собой на дорогу.
ИСТОРИЯ ФРАНЦИИ
Священный долг королей – мощной
рукой обуздывать дерзость
тиранов, кои раздирают страну,
тешатся грабежами и бедный люд губят…
Епископ Сугерий .
К северу от Лангедока простиралась страна, которую в давние времена завоевали варвары‑франки – она называлась Франкией или Францией. В VIII веке франки первыми создали тяжёлую рыцарскую конницу, и великий император Карл подчинил половину Европы – но слабые преемники Карла не смогли сдержать своеволие рыцарей. Могучее некогда государство распалось на бесчисленные герцогства, графства, баронии, и каждый владелец замка считал себя хозяином округи и господином над жизнью и смертью своих крестьян. Замки, бывшие прежде бревенчатыми башнями, в XII веке превратились в каменные крепости с двойными стенами, рвами и подъёмными мостами; над каждым замком возвышался железный флюгер с гербом хозяина – и таких хозяев у Франции было больше десяти тысяч. Сеньоры воевали между собой, жгли чужие деревни, грабили на дорогах; во времена относительного мира они по старому обычаю собирались на съезды и возводили на престол королей. В 987 году они избрали королём франков герцога Гуго Капета, владетеля Иль‑де‑Франса – области, простиравшейся от Парижа до Орлеана. Гуго Капет не был хозяином даже в своём герцогстве, и его преемникам пришлось начинать с подчинения местных баронов, которые считали за собой полное право воевать с «королём франков». Тем не менее, Капетингам удалось удержать за собой корону: они взяли за правило при жизни короля собирать съезды знати для коронации наследника – и знать не противилась этому, потому что не принимала королевский титул всерьёз.
К началу XII века, короли навели порядок в своём "домене", Иль‑де‑Франсе, разрушили множество замков и изгнали непокорных баронов. К ним стали обращаться за помощью епископы соседних областей: церковь давно пыталась остановить частные войны и установить "божий мир" – теперь она приобрела сильного союзника, короля. Местные соборы накладывали отлучение на разорявших округу баронов и призывали против них королевских солдат, которые придвигали к стенам замков осадные башни и разбивали ворота таранами. Города, стремясь освободиться от власти сеньоров, тоже искали союза с королём; с позволения короля они провозглашали себя коммунами и платили за поддержку немалые деньги. Деньги, в свою очередь, позволяли нанимать солдат – ведь слово "солдат" происходит от монеты‑"сольдо"; наёмные арбалетчики и конные "сержанты" были гораздо более дисциплинированными, чем вассалы‑рыцари, служба которых продолжалась лишь сорок дней в году.
В середине XII века король Людовик VII считался сильнейшим владетелем Франции, он женился на наследнице аквитанского герцогства Элеоноре и присоединил к домену её обширные земли. В 1147 году он вместе с германским королём Конрадом III отправился во Второй Крестовый поход; короли хотели помочь осаждённой мусульманами Антиохии – но при переходе через малоазиатские степи крестоносцы были разбиты тюрками, и, в конце концов, вернулись ни с чем. По возвращении Людовика VII ждала ещё одна неудача: он поссорился и развёлся с Элеонорой, которая вскоре снова вышла замуж и отдала свои владения злейшему врагу короля – Генриху Анжуйскому, вскоре ставшему королём Англии. Вся западная Франция оказалась во власти англичан, и сыну Людовика, Филиппу II (1180‑1223) досталась в наследство долгая и тяжёлая борьба с Англией. В конце концов, в 1214 году французам удалось одолеть англичан и их союзников в битве при Бувине. Это была одна из самых больших битв рыцарской эпохи, о которой потом сложили много легенд, повествующих о жарких схватках и удивительных подвигах – это был зенит славы французского рыцарства.
Филипп II завладел западными областями, а затем, после крестового похода против еретиков, присоединил к своему домену Лангедок. Границей Франции на западе стал океан, а на юге – Средиземное море; домен французского короля увеличился вчетверо, и, не желая выделять владения новым вассалам, Филипп II поручал управление и сбор подати своим чиновникам‑прево. Однако вне домена продолжались частные войны сеньоров, а междуцарствия сопровождались смутами, охватывавшими всю страну. Внук Филиппа, Людовик IX (1226‑1270), вступил на престол ребёнком, и прошло пять лет, прежде чем он, возмужав, восстановил в стране мир и порядок. Людовик был христианским государём, истово верующим в бога и старавшимся, в меру сил, приблизить на земле Царство Божие. Он был последователем святого Франциска; он создавал приюты для бедных, кормил за своим столом нищих и, одетый в грубую мешковину, с посохом в руках совершал паломничества в знаменитые монастыри. В свободное от молитв и государственных дел время Людовик сидел под дубом в Венсеннском лесу и выслушивал всех, кто приходил к нему с жалобами и просьбами. Чтобы восстановить справедливость, он создал королевские суды и постановил, что всякий, кто недоволен судом сеньора, может прийти к королевскому судье. Король запретил варварский обычай, когда дело решалось поединком и побеждал сильнейший – в новых судах всё решал закон, римское право, которому учили профессора университетов.
Король хотел сделать людей счастливыми, он молился за них богу, снижал повинности и освобождал крестьян в своих имениях – но он был не в силах изменить природу вещей. Войны между баронами продолжали опустошать Францию, и единственное, что мог сделать милосердный король – это установить срок в 40 дней между объявлением войны и её началом. Он хотел смирить буйное рыцарство и обратить его к богу – и, собрав своих вассалов, отправился в 1248 году в крестовый поход. Благочестивый король был плохим полководцем – он был разбит египетским султаном и попал в плен; в Париже поднялась паника, и десятки тысяч простолюдинов собрались, чтобы отправиться за море спасать короля; они огромными толпами двинулись на юг Франции, грабя по дороге монастыри, которые не хотели помочь им деньгами. В конце концов, Людовик был выкуплен из плена, совершил паломничество по святым местам и вернулся в Париж с великой христианской реликвией – терновым венцом, которым когда‑то короновали Иисуса. Для этой реликвии он построил дворцовую церковь, "капеллу" – такую же, какая была у Карла Великого в Аахене. В старости король часами сидел в этой капелле, глядя на терновый венец и размышляя о заповедях Христа, о судьбах людей и предназначении королевской власти. Он часто вспоминал, как во времена мятежа баронов в дни его юности парижане пришли к его матери и уговорили её вернуться из Монтлери в Париж – это была дорога в несколько лье. И вот он ехал с матерью по дороге среди заснеженных полей, а по обочине бесконечной толпой стояли вышедшие навстречу крестьяне и горожане. Они с надеждой смотрели на него – и многие тут же, в снегу, становились на колени и тихо молились за своего Короля.