Василий Геннадиевич - как оно стало
Рекомендуется слушать под музыку (особенно постельную сцену):
Бумбокс – Та что
Бумбокс – Вахтерам
… сорвался с места. И только на пол пути к любимой квартире понял, что совершенно не имеет смысла туда ехать. Гавр первым делом пойдет именно в мой дом за порцией изменений, отпуская пошлые комментарии.
Кривляюсь от смешанного чувства отвращения и злости. Подобное отношение в общем-то было делом для меня привычным, поэтому и не вызывало обиды. Больше всего бесила упертость барана Гавриила, которая мне еще аукнется в виде проблем, головной боли и не только. Именно сейчас как никогда сильно захотелось уехать из города, хоть на пару дней, пока внутри ураган не уляжется.
Ехать было не к кому. Погода за окном не подбадривала, а наоборот еще больше вгоняла в хандру. Тяжелые капли падают на стекло. Свинцовые тучи нависли так низко, словно вот-вот можно к ним прикоснуться. Изо дня в день, смешиваясь в серую бесформенную кляксу, тянется время. Осень гадит в душу похлеще людей, заставляя впадать в некий транс, вянуть, как листья на деревьях. Впервые чувствую жалость к самому себе, от чего общее состояние перерастает в панический страх. Потом в апатию.
Просто управляю рулем, мчусь по скоростной трассе. Куда? Зачем? Не знаю.
Погода не улучшается. Ветер усилился, включаю печку - кончики пальцев начинают неметь. В салоне гробовая тишина. Стук разбивающихся капель о стекло уносит в мысли. Дорога перед глазами мутнеет из-за стены воды. Сбавляю скорость, хочу еще жить.
Та, что была со мной, - где ты теперь?
На другой полосе? если можно, вместе все…
Та, кого вел домой, недавно вроде бы…
На работе я, на охоте ты…
Спорю с самим собой - чудак! ну давай дружить,
Как-то надо же жить - хлеб жевать, воду пить,
Болеть, глотать драже, комментить твой ЖЖ,
Настроение держать на восьмом этаже.
По радио крутится какая-то песня. Она очень похожа на тот бардак, что творится внутри. Не переключаю волну, заливаясь слезами на водительском сидении. Приходится остановиться на обочине и подождать, пока нахлынувшая хрень пройдет.
Знать бы хотя бы где ты, с кем ты,
Тепло ли там, я на твоей планете…
Слать бы тебе конверты, как Кай Герде,
Кубики изо льда прямиком в никуда…
Знать бы хотя бы с кем ты, да как ты…
Честно кормлю кота, поливаю кактус…
В гости к тебе идти по парапету
И не верить бреду, что тебя нету…
Остается пустота. Громко высмаркиваюсь в бумажную салфетку. Протираю глаза, дышу глубоко. Комок в горле все еще вызывает тошноту и приступы истерики, но я завожу машину и двигаюсь с места.
Хочешь знать, как живу, отпусти тетиву.
Наберу и сотру, напишу и порву…
Все на так себе лучше неплохо, плыву на плаву,
Нет, назад не прошусь, зазвонит - не проснусь…
С кем встречаешь весну? Кто приходит во сне?
Извини, но я нет, не вернуть этих лет…
Вот опять этот бред, все спокойно, привет.
Вечереет, становится куда холоднее. Приходится поднять температуру печки, чтобы чувствовать пальцы. По телу пробегает дрожь, глаза устали от постоянного внимания.
Знать бы хотя бы где ты, с кем ты,
Тепло ли там, я на твоей планете…
Слать бы тебе конверты, как Кай Герде,
Кубики изо льда прямиком в никуда…
Знать бы хотя бы с кем ты, да как ты…
Честно кормлю кота, поливаю кактус…
В гости к тебе идти по парапету
И не верить бреду, что тебя нету…*
Напеваю песню себе под нос, понимая, насколько сильно меня задело. Насколько сильно мне надоела такая жизнь. Я готов уйти из клана, быть изгоем среди себе подобных, обеспечивать себя самостоятельно. И жаль, эту машину придется вернуть, потому что она мне дана на время. Своего я практически не имею, только голые стены однушки недалеко от центра города. Даже не успел сделать ремонт и поклеить обои - денег не было, а у клана брать отказался. Чуял же, что не стоит привыкать к такому слишком хорошему темпу жизни.
Приходится остановиться в одном из придорожных мотелей, которые комфортом не наделены. В номере с обшарпанными стенами и забитым наглухо окном была кровать и горячая вода. Большего мне и не нужно было. Первым делом я залез в душ. Смеситель был ник черту. Настроить температуру воды было практически не реально. Постояв пару минут под горячей водой, плюнул на все и скрипя зубами врубил холодную. На что откровенно удивился - из душа пошла теплая. Холодной же просто нет. Ладно, со странностями хренового номера за 150 гривен в сутки разбираться не буду.
Зазвонил телефон. Пришлось вытирать руки полотенцем и посмотреть, кому я нужен. Это был Анатолий Петрович. Трубку я не взял, а с каким-то маниакальным удовольствием сбросил вызов, отключая мобильный. От греха подальше утопил в туалете, смыв раз десять. Успокоился только тогда, когда кнопка включения не сработала. От нарастающей паники ничего не осталось.
Пришлось поспешно забираться в кабинку снова и согреваться. Температура в номере не была слишком высокой. Было бы хорошо попросить девушку из приемной дать обогреватель. Слишком тут сыро.
Сон не шел. Чем заняться - не представлял. Интернета не было под рукой, пришлось считать овец. Овцы не только не помогли мне провалиться в небытие, но и за 15 минут счета заметно разнервировали*, окончательно прогоняя дремоту и спокойствие.
Стало легче только утром, когда я заказал крепкий кофе и несколько бутербродов. Горячая жидкость растормошила извилины, отрезвляя и прогоняя пессимистические мысли. В дороге пришлось пробыть пять часов, зато успел добраться до города К*. Никогда тут не был. Говорят, что тут прекрасные парки и цепь средневековых замков, которые можно посетить. Но погода испортила всю красоту, обнажая деревья, смывая краски. Все такое же серое, коричневое, черное.
Я в пути уже третий день. Пока остановился в городе К*, Словил себя на мысли. что не имею понятия, куда ехать и на сколько. Решил с удобством расположиться в местной гостинице. Хоть додумался еще в Одессе снять все деньги и избавиться от карточки там же. Отложенной суммы хватит на билет в Польшу или Румынию. Документы всегда при мне, я привык убегать от проблем.
Еще день и меня не будет в Украине.
***
От лица автора
Гавр бесился, злился, ненавидел. Он не пил, а только выкуривал сигарету за сигаретой. Пепельница переполнена окурками. Мужчина сидел за большим столом, заваленным бумагами, и читал отчеты. Его не отпускала мысль, что все случилось не так, как должно было.
От незнания Гавр бесился на столько, что терпение семимильными шагами сходило на нет. Новые записи с камер видео наблюдения не давали результатов. Василий словно провалился сквозь землю. На его карточке давно не было денег.
Мужчина еще больше хотел прибить Василия, вспоминая последние его слова, пропитанные желчью и презрением. Его подлый удар ниже пояса и глупый побег. Хотя, не такой уж и глупый, раз почти неделю никто не может найти этого сученыша.
Гавриил докурил последнюю сигарету из пачки, вытащил мобильник из кармана и набрал клининговую службу:
- Я ремонт делаю в кабинете и спальне. Мне нужно убрать мебель с хламом из помещения. Как всегда.
На другом конце понимающе заверили, что в течении суток все будет убрано и комнаты предстанут перед хозяином в лучшем виде. Это уже не первый раз, когда Гавр срывается. Такое было чуть больше года назад, после смерти отца. Тогда пострадала почти вся квартира. Пришлось делать ремонт.
Сейчас мужчине стало легче. Он выпустил пар, чувствуя легкую ломоту в теле. Злость понемногу отступала. Переступая через осколки и разбитый монитор, Гавр направился в душ, смыть с себя пот и усталость. Ему жутко хотелось курить. пепельница полетела в ни в чем не виноватую вазу. Характерный треск и фарфор падает на паркет, царапая пол, разлетаясь сотнями кусочков. Гавру было плевать, он свихнулся. Его трясло и мутило от чувства зависимости.
“Сейчас бы к Васе”, - подумал мужчина, сжимая пустую пачку сигарет. Только где искать пропажу - не знал никто.
Гавр засомневался в своей адекватности после того, как осмотрел спальню и кабинет. Остались целы только стены, двери и люстры с окнами. Остальное валялось где попало. Перемешанные горы ткани, осколков, техники рассыпались на полу. Еще больше мужчина сомневался в правильности решения искать его, потому что так и хотелось сжать руки на горле Васи. Но Гавр плевать хотел на адекватность. Больше всего волновало ощущение пустоты где-то внутри себя. Какого-то куска все-таки не хваталось в общем пазле под названием “Гавриил”.
Команда из клининговой конторы приехала достаточно быстро, не задавала лишних вопросов и делала свое дело. Отрабатывала деньги. Мужчина же неспешно оделся и вышел из квартиры. Все равно там нет ничего ценного, что могло бы уцелеть после сегодняшнего погрома. Гавр практически не спал все это время, перебиваясь несколькими часами дремоты. Его самолюбие было растоптано одной фразой, одним взглядом карих глаз. После такого поражения обязательно должно было следовать что-то хорошее.
Анатолий Петрович помогать не собирался, считая это личным делом своего друга, на что Гавр недовольно огрызался и скалился, понимая, что собственных сил для поиска может быть не достаточно. Время играло против него. Неизвестность угнетала, била по нервам все болезненнее с каждым часом. Мужчина ощущал себя обыгранным по всем фронтам, словно занявшим второе место.
Это хорошее произошло неожиданно. Нашлась небольшая зацепка в виде видео записи с камер дорожного движения, которая засекла машину Василия. Гавр понимал, что если не поторопиться, то его зверек уедет из страны и тогда никакие связи клана не помогут.
***
Оставалось каких-то тридцать минут до отправки поезда, когда рейс отменили. Василий чувствовал, что пахнет жареным. Он не понимал, с чем связана такая резко нахлынувшая паника, но поспешил убраться с территории вокзала. Его била мелкая дрожь, глаза бегали по толпе, которая была вокруг. Мужчина словно искал кого-то и с облегчением не находил.
Руки предательски дрожали, ладони вспотели несмотря на прохладную погоду. Василий не хотел верить в то, что его нашли. За шаг до свободы. За выдох до спокойствия. Он был как никогда взвинчен и нерешителен, не зная, стоит ли ехать этим рейсом. Словно за дверями его ждет неминуемый конец.
Мужчина сдал билет в кассу и растворился в толпе, направляясь к выходу. Черное пальто, джинсы и небольшая сумка за плечами - ничем не примечательный, обычный. Люди ходят хаотично, везут за собой багаж, спешат занять места. Тут же рядом стоит кофемашина. Василий берет себе эспрессо и морщится от горького вкуса. Ужасная гадость обжигает горло.
Впервые за последние пол года мужчине захотелось закурить. Он стреляет у стоящего рядом мужичка сигарету. Поспешно затягивается. Дым попадает в легкие. С непривычки слегка закашливается, но упорно продолжает выкуривать сигарету, которая дерет горло. Сразу же появляется ощущение вязкости во рту. Никотин ударяет по мозгам. Тело на каких-то несколько минут становится ватным от эйфории.
Общее состояние гадства притупляется. Василий выдает скупую улыбку, которую никто из прохожих не замечает. Другим людям все равно на него, такого же серого, как и они сами. оросит мелкий дождик. Мужчина поднимает голову в небо и все же решается вернуться на вокзал и выкупает свой же билет. Кассирша смотрит на Василия с неподдельным раздражением, но молчит, отдавая заветную бумажку в холодные руки. Пальцы цепко держат в руках билет. Сердце стучит. Возле вагона очередь. Дети бегают между сумками пассажиров и ловят языками капли дождя. Василий смеется, чувствуя, как щемит сердце от безысходности.
Резкий рывок назад и Василий упирается спиной в чью-то фигуру. Ему хватает нескольких секунд, чтобы почувствовать до боли знакомый запах, который так хотелось забыть. Подходит его очередь.
- Он не едет, - раздается уверенный и злой голос над головой, отвечая вместо Василия.
Гавр успел буквально вырвать свою жертву, схватить в свои лапы. Мужчина тянет за локоть почти не сопротивляющегося спутника. Оба молчат и даже после того, как захлопывается дверца машины, никто не начинает говорить. Вася слишком вымотан, чтобы спорить, а Гавр слишком на взводе.
Машина мягко едет по асфальтной дороге, сворачивая на скоростную трассу. Частные дома сменяются степями и голыми деревьями. Дождь прекращается, небо светлеет. Гавриил готов убить мужчину тут же. как останавливает машину на обочине, но вместо этого целует, вкладывая в этот жест всю злобу и горечь, что накопилась за почти семь дней. Вася чувствует отвратительный вкус крепких сигарет, но терпит, отстранено отвечает, задыхаясь от чужого запаха тела, въедающийся в кожу, легкие, забивая ноздри. Обоим становится дурно от духоты в салоне.
Гавр встряхивает мужчину, держа за ворот пальто. Тот же почти не реагирует, смотря куда-то сквозь. И это так сильно бесил их обоих. Эта ситуация вышла из-под контроля.
POV. Гавриил
И все бы ничего, если бы он не молчал. Я хотел его отпора, криков, ругани и синяков на теле. Мне до ломки в костях нужно было увидеть эту сволочь своими собственными глазами, держать в руках, ощущать его эмоции на себе. Но Вася просто сидит, смотрит в окно и не реагирует. Даже от поцелуя не получаю должного кайфа. Как тогда. Словно вкуса не чувствую. Он него несет дешевыми сигаретами, волосы пропитаны запахом шампуня и геля для душа.
Нервы на пределе, руки так и норовят оторваться от руля. Остается каких-то несколько десятков метров до моей гостиницы и выдержка лопается. Дергаю его за руку, волоку за собой к лифту. Вася же дрожит, смотрит в пол, но так же молчит, словно в трансе. Поднимаю голову за подбородок. Глаза расширены, какие-то тусклые, безжизненные.
Но мне все равно, тело ломит еще больше. Я нуждаюсь в этом, как больной. Мне нужно еще как минимум раз почувствовать это самое чувство. Не хватает воздуха в легких, когда мы наконец заходим в номер. Губы горят от поцелуев и щетины. Он не брился несколько дней точно. Плевать.
Вася не подает ни звука, только глухо дышит мне в область шеи. позволяя вытряхнуть тело из одежды. Дрожит. В помещении холодно. Кровь бьет в голову интенсивнее, когда желанное тело лежит раскрытым передо мной. Это можно назвать помешательством. Мозг окутывает пелита, ничего не соображаю. Прихожу в себя только тогда, когда Вася кричит, пытаясь меня остановить.
Я замираю, чувствуя, как сильно он сжимает меня в себе. Дурею еще больше. Кусаю, оставляю синяки и бордовые полумесяцы на ключицах, шее. затылке, спине, животе - куда угодно. Куда дотянусь.
Вася начинает отпираться, реагирует на меня, болезненно подвывая движениям моих бедер. Он по-блядски обхватывает своими длинными ногами мою талии, прижимая плотнее к себе.
И как после такого не сорваться? Слишком жарко. Задыхаюсь, захлебываюсь собственной слюной, потому что хочу съесть его, вгрызться в плоть, почувствовать дурманящий вкус крови.
Его губы опухли. Вася облизывает их, закусывает. Стонет, закатывая глаза. Морщится, когда меняю угол проникновения. Переплетаю наши пальцы в замок, увеличивая скорость. Он выгибается, болезненно шипит, когда прокусываю кожу чуть выше левого соска. Слизываю капельки крови, вдыхая запах пота, крови и кожи.
Не могу остановиться. Отпускаю его руки и выхожу из его тугой задницы. Переворачиваю на живот. Вася упирается, наконец-то приходит в себя. Но мне плевать на все. Он что-то говорит. Кричит и сдавленно хрипит, когда вхожу в него снова, зарываясь пятерней в короткие русые волосы. Задираю его голову назад, присасываясь к шее, оставляя на ней багровые отметины.
Я помогаю ему кончить первым, сжимая в плотное кольцо член. Вася выгибается в спине, оттопыривает свою аппетитную задницу и я не лишаю себя удовольствия кончить в него. Он снова шипит, но соскочить не успевает.
Плевать на все. Злость куда-то уходит, оставляя место только удовлетворению. Прижимаю Васю к кровати своим телом. Он охает и копошится подо мной, но я не сдвигаюсь с места. Когда узел спадает, тащу его в душ. Наслаждаюсь тем, каким пунцовым становится лицо Васи, когда прижимаю к стенке душа всем телом, чтобы пальцами вымыть его задницу, а потом смазать заживляющей мазью. Он замирает и зажимается, но это не мешает протолкнуть пальцы в растраханный анус. Снова шипит, протестует. Такой Вася нравится мне куда больше безвольной оболочки.
Он словно вышел из своего транса.
Довольно целую в губы, не обращая на солоноватый вкус крови во рту. Это будоражит еще сильнее.
- Ненавижу, - хрипит он мне прямо в губы, злобно хмуря брови.
- Угу, - только и могу ответить, снова целуя, до покалывания и боли в губах.
Он отпихивает меня, впивается пальцами в плечи. Я же ловлю от этого кайф. Не удерживаюсь, вхожу в него снова. Вася кричит. Наверное, его воплю услышала вся гостиница. Он быстро моргает, пытаясь остановить застывшие в глазах слезы. Выгибается в пояснице, глубоко дышит.
Закидываю его ноги себе на бедра. Я хочу его. Я трахаю его. Я не желаю останавливаться сейчас.
***
Вася с диким взглядом смотрит на меня и вырывает из рук мазь. Запирается в ванной сам. Вперемешку с отборным матом охает, смазывая свою задницу. Я был не осторожен эти сутки, что и вылилось в несколько трещин. Но регенерация у таких. как мы, куда лучше. Заживет быстро и уже через пару дней он сможет спокойно ходить.
Мы возвращаемся в город, куда успели завести новую мебель. Вася обреченно потирает шею, украшенную засосами и синяками, осматривается по сторонам. Вздыхает. А я замечаю, как хорошо эта пакость вписывается в образ его жизни, даже в квартире.
- Вопросов нет?
- Нет, - твердо отвечает он, злобно сверля меня глазами.
Кажется, все только начинается. Интересно, сколько еще ремонтов придется нам пережить?
* - песня Бумбокс – Та что
разнервировали* - разговорное слово.
| 17. Истеричка Читать под песни: Set for the Fall – I Love You Oceans Divide – Break The Neighbourhood – Afraid С каждым днем стены квартиры давили на мою психику все больше. Несмотря на большое количество работы и засиживания допоздна все равно приходилось возвращаться с Толиком обратно. Туда, где мне хотелось быть меньше всего. Вся неоднозначность ситуации повисла в воздухе жирным знаком вопроса. Он считал, что все нормально, мне же надоело постоянно поднимать эту тему и не получать нормального ответа. Каждый раз, просыпаясь в огромной теплой кровати хотелось выть, закрыть глаза и представить, что это моя родная комната. Но тепло чужого тела все портило. Всегда. Любые возникания, нарекания, вопросы или недовольства с моей стороны заканчивались постелью. Всегда! И сколько бы не зарекался молчать, все равно какая-то гадость выскакивала из рта. Не могу молчать. Толик всегда бесится и ведет себя агрессивно, но потом, когда я уже не в состоянии даже пальцами пошевелить, его отпускает. Почти каждую ночь не могу уснуть до трех часов утра, потом хожу сонный и заторможенный. На время такое спокойствие спасает. Но я снова задаюсь вопросами, на которые нет ответа. Кольцо на пальце всякий раз напоминает о ненормальности положения, в котором мне приходится существовать. Почему так нестерпимо смывать с себя его прикосновения, тереть кожу до красных разводов. Терпеть жжение горячей воды. И ничего. Ничего не помогает спастись от чувства беспомощности. Что делать? Этот вопрос крутится в голове, словно мантра. Каждый день, час, минуту. Некуда деться от постоянного контроля. Даже небольшие передышки от приставаний Толика кажутся пустыми. Я все еще в этой квартире. А он - постоянно рядом. 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. Меня скоро начнет тошнить от его хитрых карих глаз, язвительной улыбки и самоуверенности. Победил ли он? Думаю, что в какой-то степени да. И меня можно назвать доморощенной истеричкой, но эта апатия и навязчивость только усугубляются. По ночам снятся кошмары. Все чаще Толик будит меня и по долгу прижимает к себе, душит своим запахом. Мне дурно от этого. Хочется вздохнуть полной грудью, а не дают. Ограждают решетками, стенами, замками. Аппетит пропал. Приходится есть через силу, потому что мой любовник бесится так сильно из-за отказов употреблять пищу, что ходить потом сложно. Разговоры с ним не помогают. Толик делает все по-своему. Ему все это нравится, особенно моя физическая слабость. Особенно моя моральная слабость. Потому что мозг противится, а тело сдается под напором умелых рук. Каждый раз, каждую ночь, до утра. И сколько бы я не умолял, не материл, не проклинал, финал один и тот же. Он не отпускает. твердя, что я привыкну, приму его как должное. Но это не так. Выворачивает наружу от этой излишней самоуверенности. Но еще больше тошно от его правоты. Ведь некуда деваться. Ждут ли меня дома? Как там родители? Я бы хотел их повидать, но каждый раз мне находят занятия поважнее. И каждый раз валюсь с ног, падая на кровать и отрубаясь тут же. Такие моменты приятнее всего. Только ты наедине с покоем. Больше ничего … и никого. Контроль, тотальный и подавляющий. Толик держит меня на невидимом поводке, постоянно уменьшая радиус мнимой свободы. Бесит, как сильно бесит то, что я могу только думать об этом. Говорить сам себе, что нужно что-то делать! Только что? Тут вариантов оказалось не много? Но сопротивление вылезло боком, не раз. Болезненные напоминания тех ошибок научили действовать тихо, скрывать истинные мысли и показывать то, что желает он. Вести себя тихо, выжидающе, пока не появится хоть какая-то лазейка. Не знаю, что думает сам Толик, но бдительности не ослабил, даже наоборот. В какие-то минуты сильного отчаяния меня словно накрывает паника. Дышать становится сложнее, мысли из головы улетучиваются, тело переполняет усталость. Хочется просто лечь на том самом месте, чтобы никто не трогал. Остаться наедине с самим собой. Забыться хоть на время, потеряться в спокойствии. С каждым днем решимость в душе растет. План зреет, неумолимо подталкивая к сложному решению. Мне иногда кажется, что я схожу с ума. Теряюсь в собственном сознании, забываю истинного себя, каким был ДО всего этого бардака. И вроде жизнь идет новым темпом, другими шагами, я не согласен на эти перемены. Я устал наталкиваться о стену непонимания, когда собственное мнение не имеет веса важности. Ведь моя жизнь протекает не так, как хочется. Не так, как должна. Чем больше думаю, тем чаще ловлю на мысли, как мог допустить такой деспотизм? КАК я могу жить в этих идеальных условиях? В этой квартире чувствую себя дешевкой среди раритетных вещей. Ведь у каждого есть цена. Я же продался слишком дешево. Я сдался слишком рано. Я должен что-то делать! *** - Женя, положи нож на место, - спокойно произносит Толик, наблюдая за лезвием, которое успело оставить на коже неглубокий порез. Он не сводил взгляда с бледного юноши, которого заметно трусило. Но эти глаза. полные безумства и решительности заставляли екнуть сердце мужчины. - Женя, - более ласково позвал он, делая небольшой шаг вперед. - Не подходи! - шипит парень, сужая свои глаза, в которых плещется отчаяние. - Не делай глупостей, прошу тебя, - голос звучит успокаивающе и ровно. Толик не обращает внимание на возникания. Он боится, что не успеет убрать нож до того, как будет слишком поздно. - Просишь? Ты просишь меня? Неужели трясешься за целостность моей тушки? - Женя же бесится еще больше, наблюдая, как мужчина уверенно и целеустремленно заговаривает ему зубы. Пытается отвлечь. - Мы же можем поговорить. - Раньше нужно было разговаривать. Сейчас я не настроен на пустую болтовню, - зло кричит Женя. Его трясет еще больше, но нож, приставленный к левой руке, никуда не исчезает, а твердо остается на месте. Толик смотрит на кухонный предмет, как сталь отблескивает в руке юноши. Маленькая капля алой жидкости скатывается по запястью, медленно окрашивая кожу. Тонкий дурманящий запах начинает распространяться по комнате. Он не может поверить, что его мальчик способен на такое. Способен сломаться. Он не может сорваться из-за такого. Мужчина пытается успокоиться сам и решить, что делать дальше. - Но ты же боишься умереть, - шепчет он, смотря Жене прямо в глаза, потом же взгляд возвращается к металлу. Парень на какую-то жалкую секунду теряется, но быстро берет себя в руки, сжимая рукоять сильнее. - У меня нет другого выбора, - Женя сглатывает, наблюдая за Толиком, который выглядел сейчас как готовый к прыжку зверь. Все его тело напряжено, зрачки расширены, а руки сжаты в кулаки до побелевших костяшек. И юноша в душе ликовал, радуясь, что может причинить тому боль. Довольствуясь минутной беззащитностью своего любовника. - Выбор есть всегда, - Толик же нервничает с каждой минутой все больше. Он не понимает, что может случиться через несколько секунд. Незнание и страх бесят. - С тобой я ни в чем не уверен. Я хочу быть свободным. Я хочу уйти отсюда и никогда не возвращаться, - парень говорить уверенно и четко, но сердце в груди стучит так, что биение отдается во всем теле нервной дрожью. Он дышит глубоко, быстро моргая, не отрывая глаз от фигуры мужчины, которая статуей застыла в проеме кухни. - Убери нож и мы сможем поговорить спокойно. - Мы поговорим так. Это гарант того, что ты наконец-то прислушаешься к МОИМ желаниям. Это так бесит - твоя уверенность в себе и контроль. Я ненавижу все это. Я ненавижу тебя, - Женя чуть ли не рычит, выплевывая каждое слово. Глаза в глаза. - Я тоже тебя ненавижу, - на выдохе отвечает Толик, блуждая взглядом по фигуре парня. - Тогда отпусти! - голос Жени все же дрогнул на втором слове. - Не могу. Ты же знаешь, - тихо отвечает мужчина, обдумывая свои действия. Он должен успокоить себя и его, чтобы не натворить глупостей. Чтобы понять, что делать со все этим дальше. Женя молчит, нервно закусывая губу. Нож сильнее надавливает острием на кожу. Толик дергается и чуть ли не подпрыгивает на месте, когда видит новую струйку крови. Его мутит от этого запаха, который попадает в легкие, взрывает мозг и заставляет нервничать. - Я не могу так. Я не хочу жить в этой клетке. Неужели ты настолько моральный урод, что не может понять этого? - юноша прижимается поясницей к столешнице. Он не видит выхода даже сейчас. Потому что Женя не уверен, что сможет сделать это - убить себя. Это больно. Даже сейчас, когда порез не глубокий, кожа горит. Сердце колотится так сильно и быстро, что ноги не держат. Он боится проиграть уже сейчас, когда почти ничего не произошло. Он боится умереть, потому что не хочет этого. - Ненавидь меня еще больше. Только убери нож. - Нет, - Женя настроен решительно. И будь что будет. Плевать, что придется пережить после этой неудачной сцены. Но не делать ничего - не выход. - Я не смирился, Толик. - Вижу. Именно поэтому ты готов умереть? Сделать себе больно настолько, чтобы истечь кровью. Чувствовать, как жизнь медленно вытекает из тебя и знать, что никто это не изменит? Ты действительно понимаешь, что творишь? - Толик звереет и в то же время боится за этого парня, который так безрассудно готов покончить с собой, лишь бы было так, как хочет он. - Неужели так сложно поговорить со мной? - Ты меня не слышишь, не понимаешь! Сколько раз я пытался достучаться, но ничего не выходило. Ты еще больше перекрывал мне кислород, подминал под себя. Я не могу находиться в твоем тотальном контроле, в твоей деспотичности. Я не чувствую себя самостоятельным человеком. Я не чувствую себя никем, - Женя говорил все тише, а последнюю фразу буквально прошептал на выдохе. - Потому что я боюсь тебя потерять. Я боюсь, что ты уйдешь, если не буду крепко держать. Вот почему, - Толик говорит так уверенно, что Женю пробирают эти слова. В какой-то момент оба замолкают, смотря друг на друга по-новому. И юноша не знает, что ему делать. Это нелепое признание от чего-то греет самолюбие, заставляет нервно улыбнуться и чуть не заплакать. Он давно не чувствовал в груди что-то кроме боли. И ему так не хватало элементарного внимания, ласки, что Женя не находит ответа. - Я не могу иначе. И ты знаешь, как сильно я не желаю делить тебя с миром. И ты сам знаешь, как сильно упираешься моим прикосновениям. Это бесит меня настолько, что я срываюсь. Ты сам не даешь себе чувствовать себя счастливым. Тебе же нравится, Женя, когда тебя жалеют? Я готов тебя пожалеть, готов обнять, потому что принимаю ТЕБЯ настоящего, неуравновешенного, с комплексами и маниями. Но я никого не хочу больше. И мне плевать на все, даже если ты себя покалечишь или изуродуешь - ничего не изменится. Подумай сам. Я все делаю ради твоей безопасности. Это моя обязанность №1. Ты же сам хочешь чувствовать себя нужным. Не упирайся, позволь себе быть счастливым, - Толик смотрит на Женю и видит перед собой неуверенного человека, который запутался. Который воспринимает все настолько буквально, что не видит истинность ситуации. Женя же теряется. Эти слова выбили весь воздух из легких. От чего-то сердце сильно екнуло в груди. Неужели он настолько потерялся в себе, что не может понять происходящего? В миг мысли парня прояснились. Он смотрит на себя словно со стороны и не узнает. От прежнего веселого человека не осталось и следа. Даже кожа и та какая-то тусклая. “Я сам загнал себя”, - промелькнуло в голове. - Прости меня, - Толик нежно касается рукой онемевших пальцев на рукояти ножа, который с характерным звуком падает на плитку. Мужчина обнимает своего человека за плечи, прижимая к себе. Касается губами лба, успокаивающе. Женя цепляется за Толика, как за спасательный круг. Слезы не идут, но тело пробивает такая нервная дрожь, что оба оседают на пол. - Прости, - с нежностью повторяет мужчина, смотря прямо в глаза юноши. И тот понимает, что он хочет сказать. Слов не нужно. Рука Толика перебирает отросшие каштановые пряди парня, ненавязчиво прижимается к обмякшему телу. Они оба знают, что имеют свои пороки, минусы и комплексы. Женя не уверен в себе и любит думать, что он самый несчастный. А Толик слишком горд, эгоистичен и самоуверен, чтобы думать не только о своих чувствах. - Мы идиоты, - хрипло произносит парень, отодвигаясь от любовника. - Истеричка, - Толик улыбается, кусая Женю за нос. Юноша шипит и морщится, возмущенно пинает мужчину в живот. - Ты сам довел меня до срыва, теперь не жалуйся, - парень сердито кусает мужчину в ответ за губу. У него глаза на мокром месте. Но как только их взгляды встречаются, его пробивает. Женя плачем тихо, даже не всхлипывает. А Толик улыбается во все 32 зуба, гладит юношу по волосам и прижимает возникающего к себе, пересаживая на свои колени. Оба нервно смеются… Толик вдыхает запах своего человека, который уже расслабился и успокоился, положив голову на левое плече и повиснув на мужчине всем телом. Но он не возникал, такая тяжесть была приятна. Пальцы все так же сжимали неглубокий порез на запястье. Мужчина поднес руку к губам и медленно облизнул рану, посасывая кожу, наслаждаясь будоражащим запахом. Женя поднял голову и посмотрел в черные злые глаза, в которых плескалась похоть. - Тебя бы стоило наказать за такое хреновое поведение, - шипит он, приближаясь к красному и распухшему от слез лицу. - Но ты же меня пожалеешь? - Пожалею, только позже. Мне нравится, когда ты плачешь, - Толик улыбается, целуя распухшие губы. В тот вечер они впервые целовались, валяясь на кровати, как старшеклассники. До секса так и не дошло, потому что Женя заснул, убаюканный теплом одеяла и тела мужчины рядом. И Толик впервые словил себя на мысли, что стоит иногда держать себя в узде, потому что потерять лежащую рядом занозу в заднице он не хочет. Все же они оба поняли, где были не правы. *** - Временами меня от тебя тошнит, - говорит ни с того ни с сего Женя, лежа на диване в гостиной. Толик сидит за ноутбуком и проверяет документацию касательно последнего проекта, который необходимо было сдать через пару дней. - С чего такая откровенность? - мужчина на удивление спокойно отреагировал на подобное заявление любовника. С того самого дня, когда Женя психанул и чуть не перерезал себе вены, прошла неделя. - Я решил, что будет куда проще говорить все, как есть. А то держать все в себе куда труднее. Я чуть не свихнулся тогда. - Ты никогда не отличался адекватностью, истеричка, - ответил мужчина на колкость любовника. Женя недовольно покосился на Толика, но понимал сам, насколько был не прав и до сих пор чувствовал себя идиотом. А стоило лишь посмотреть на ситуацию под другим углом. - Сам виноват, эгоист хренов, - юноша в долгу не остался, продолжая словесную перепалку. В последнее время оба начали чаще говорить друг с другом. Даже по мелочам. Жене становилось легче, когда он получил возможность высказываться открыто, не боясь нападок неадекватного Толика, который пообещал быть куда более сдержаннее, пока это у него не совсем получалось. Зато напряжение между ними сошло к минимуму. В некоторых ситуациях получилось найти компромиссы, но в некоторых Толик был непреклонен. Парень так и не смог добиться отсутствия охранников и личного пространства на работе. - Сколько раз говорить, у меня куча врагов, который так и ждут, чтобы прикончить меня или тебя. На такой риск я не пойду. Мне что, после твоей смерти самому в яму лезть? - в очередной раз не сдержался он на очередную претензию Жени. - Зачем сразу так категорично. - Потому что без тебя, идиот, я сам подохну. Больше никаких вопросов. Ясно? После своеобразных и мрачных откровений, парень отстал с подобными вопросами. Толик дал понять, что он боится потерять человека так сильно, что готов делать любые вещи. Именно это всепоглощающее желание защитить так сильно давило на парня. Но сейчас было немного проще, когда они смогли хоть немного в этом разобраться. Толик же бесился так же часто, как и раньше, зато не молчал, а говорил тут же все, что думает. Женя сначала обижался на прямолинейность любовника, но потом привык. “Хоть не кидается каждый раз и спать нормально дает. Уже прогресс”, - вздыхал юноша, успокаивая сам себя. Все же примирение между ними шло не так гладко, как хотелось. Женя все еще держал на мужчину обиды. - Не могу смотреть спокойно на нож в твоей руке, - Толик не унимался, наблюдая, как парень нарезает себе яблоко. - Хватит уже. Я и так себя неадекватным чувствую после того бзика. Незачем каждый раз напоминать. - Я надеюсь, что такое больше не повторится, - мужчина обнимает человека сзади и кладет подбородок на плече. спокойно и без намеков прижимаясь всем телом. - Все зависит от тебя, - Женя отвечает спокойно, убирая нож в раковину. Его уже не так сильно напрягает желание Толика больше к нему прикасаться. - Вредный, - недовольно бурчит он, но все же отпускает юношу и продолжает работать. Они дали друг другу шанс на собственное пространство. Они просто дали друг другу шанс, потому что выбора не было. | Яндекс.Директ
|
om.elvenar.comКто ты- эльф или человек? Выбирай, за чей мир бороться, строй свою Империю!Игра в стиле фентэзи 2016Браузерная игра без скачиванияБонус здесь
Примечания:
На самом деле Женя сам придумал себе неволю в жизни с Толиком. Он попросту не смог достучаться до мужчины и не смотрел на ситуацию иначе. Ему нравилось жалеть себя, оправдывать все тем, что жизнь несправедлива.
Что касается самого Толика, то он вообще эгоистичная сволочь с садистскими замашками, не идеальный и в каких-то случаях отталкивающий. Но все мы не идеальны.
У обоих были моменты срыва, когда они делали что-то необдуманное, неправильное. Именно об этом сама глава. Не стоит держать все в себе, иначе может случиться трагедия.
Три монотонных стука
От лица автора
Женя стоял перед дверью своей квартиры и не мог решиться. Рука никак не могла подняться, чтобы постучать. От чего-то волнение подступало к горлу горьким комком, заставляя дышать глубоко. Это было так странно и нелепо - просто стоять и смотреть в деревянную лакированную поверхность. В голове вакуум, черная дыра, пустота, да что угодно! Это не меняло того факта, что страх перед тем, что за ней, был крайне велик. Парню было ужасно не комфортно. Он чувствовал себя настоящим идиотом.
Это была всего лишь дверь, за которой живут его родители. Женя накануне набрался смелости и позвонил, с боем отвоевав телефон у Толика. Мужчина был хоть и не сильно рад, но препятствовать не собирался. Теперь не собирался. Это сделало жизнь Жени немного проще, словно рамки раздвинулись и перестали так сильно давить со всех сторон.
Впервые услышать голос матери за последний месяц было с родни тайфуну, пробивающему в плотине огромную дыру. Все барьеры пали в тот самый миг, когда она произнесла имя сына и заплакала. То ли от счастья, то ли от чего-то еще. Но Женя и сам не заметил тогда, как из глаз покатились слезы облегчения. Они проговорили тогда не больше десяти минут, которые показались часами для парня. Скупые слова, пара фраз, до боли в сердце родной тембр голоса. Всего этого так не хватало.
И сейчас, стоя перед дверью, юноша не знал, чего ждать. Он словно вернулся в то время, когда еще никаких разговоров о работе не было. Женя досконально помнил терки с отцом, молчание матери, мелкие ссоры. Даже этого ему не хватало все это время. Но парень свыкся, на время забыл о самых близких. За это беспамятство было стыднее всего.
Три монотонных стука.
За дверью послышались быстрые мелкие шаги. Буквально несколько мучительных секунд и щелкает замок. В двери появляется мать, такая же “при параде”, с прической и макияжем. Она широко улыбнулась, ее глаза засветились счастьем от долгожданной встречи. Женя не волновался ни о чем, бросаясь в объятия матери. Ему хотелось заплакать прямо тут, на пороге. Сердце предательски екнуло, а глаза наполнились влагой, но парень сморгнул слезы радости, сделал пару глубоких вдохов и успокоился, делая шаг вперед. Внутрь квартиры.
- Ты похудел, - только и сказала она, пропуская сына вперед и закрывая за ним входную дверь. - И бледный какой-то. Устал?
- Нет, я не устал. Просто не выспался, - Женя снял куртку и повесил на крючок. В прихожей привычно стояли его домашние тапочки. Их никто не убрал.
Они ждали его.
Мать ничего не сказала на реплику сына, только грустно улыбнулась и опустила глаза, сцепив пальцы в замок. Она сама не спала всю ночь в ожидании. Волнение и неловкость витали в воздухе, но это все перечеркивало чувство трепета. Жене хотелось пройтись по квартире и почувствовать себя на своем месте. Все, что было вокруг него, родное, ценное для души и сердца.
Оба молчали, повиснув в комфортной и успокаивающей тишине. Мать ничего не спрашивала, а сын ничего не рассказывал, не зная, как себя вести сейчас с родными. Он боялся, что его отвергнут, выставят за дверь, словно он здесь не нужен. Этот страх был сильнее всех остальных вместе взятых. Именно подобное снилось Жене в кошмарах каждую ночь…
Отец ждал на кухне, привычно попивая чай из любимой чашки. Ничего не изменилось. Жизнь шла дальше, оставляя вещи неизменными. И это радовало парня. Он запомнил дом таким и так боялся, что что-то поменяется, станет иным. На мозг давило осознание того, что даже в его отсутствие что-то изменится. Потому что сама жизнь не останавливается, внося коррективы. Папа медленно подошел к сыну, несколько мгновение смотрел ему в глаза, а потом просто приобнял, похлопал по плечу в знак приветствия. Молча. С волнением.
- Я так рад вас видеть, - Женя закусил губу изнутри, чтобы не начать улыбаться из нервозности. Его бы не поняли.
- Мы тоже скучали, сынок, - довольно сдержанно, но уверенно произнес отец. Он всегда был немногословным и скупым на эмоции.
- Присядь пока, а я чай запарю, - засуетилась мать, пододвигая сына в сторону, чтобы была возможность подойти к плите. Кухня все же не большая.
Все трое молчали, не зная, с чего начать разговор. И стоит ли что-то говорить? Женя нервничал и сжимал до побелевших костяшек руки в кулаки. По пластмассовому козырьку медленно барабанят капли дождя, которые превращают поверхность окна в пупырчатое нечто. Вода стекает вниз ручейками, не давая рассмотреть ничего за стеклом. Погода хмурится еще больше, нависая над городом серыми темными тучами. Проглатывается свет, застилая землю унылым покрывалом. Небо грустило, выплескивая своей раздражение наружу.
Женя же так не мог. Он держал все в себе, лишь бы не вывалить все воспоминания прямо сейчас. Только бы избавиться от груза памяти. Но парень не мог дать себе такую роскошь.
- Как ты? - обычный вопрос, всего два слова, но именно из-за этой простой фразы, сказанной отцом, у Жени внутри разлилось тепло, смешанное с печалью.
- Хорошо. А вы как? - парень не мог ничего сказать, слова застревали в горле. Он видел, как сложно говорить папе. Как сложно обоим делать вид, что все хорошо, в то время, как у каждого в душе творится чертово торнадо из чувств. Но сказать больше не решался никто из них.
- Волновались, - мужчина печально улыбнулся, делая глоток чая. - Я рад, что ты наконец смог прийти к нам. Мать ночами не спала, ждала сегодняшнего дня.
Жене стало до боли в сердце стыдно за свой эгоизм. За самобичевание, за …
- Я не мог не прийти. Ты же знаешь, - парень улыбнулся в ответ, прокручивая в голове все то, что с ним было за последнее время.
- Ты на долго? - отец напрягся, съежившись на стуле и отводя взгляд в сторону. Мать же продолжила молчаливо стоять у плиты и ждать, когда закипит вода в чайнике. Она не проронила ни слова. Для нее все это было слишком тяжело.
- Нет. Я только хотел вас проведать. Но обещаю, что буду приходить куда чаще, - он не смог добавить “простите”, которое так и вертелось на языке. Духу не хватило.
- Ты только приходи, хорошо? - папа посмотрел в глаза сыну решительно, не моргая.
Женя же только кивнул в ответ, сжимая челюсти от напряжения в душе. Внутри все звенело и вибрировало, будоража, задевая болевые точки, травя сердце той самой неприятной горечью расставания.
- Чай готов, - сказала в слух мать, ставя чашку перед сыном, разбавляя тишину своим звонким и бодрым голосом.
- Спасибо, - прохрипел Женя, с благодарностью смотря на любимую маму, вкладывая во взгляд все чувства, которые накопились за долгое время.
- Ты какой-то бледный, - сказала она, присаживаясь на табурет рядом с парнем.
- Работа занимает много сил. Иногда сверхурочно работаю…
- Ты при директоре теперь? - отец перебил, деликатно подводя к главному.
- Да, - Женя запнулся, не зная, стоит ли просвещать консервативных родителей в такого рода отношения. - Я личный помощник Анатолия Петровича.
- Я видел приказ, - словно в подтверждение продолжил отец, утвердительно качая головой. - И ты … с ним живешь?
Парень нервно вздохнул, посматривая на обоих родителей. Они были крайне сдержанный и спокойный. Ничто не выдавало их возможной неприязни или отвращения.
- А где же еще? - Женя невольно улыбнулся, вспоминая, как сильно привык к огромной квартире, где можно расположить цыганский табор, еще место останется.
- Пуля ничего не задела? - спросила мама как ни в чем не бывало. Женя же чуть не подавился чаем от неожиданности. Он посмотрел на родительницу с негодованием и легким шоком.
- Недавно, - уклончиво ответил юноша, грея руки о горячую поверхность чашки.
Про пулевое ранение родители знать просто не могли. Его лечили в здании клана. Про данный инцидент известно только людям со звериным геном. Сам же Женя об этом никому не распространялся. Не было смысла. Парень не мог понять, откуда родители взяли такую информацию.
- Ты ничего не писал с того времени. Мы сильно волновались, - мать переглянулась с отцом, запнулась, но потом продолжила. - Но твое назначение на должность нас успокоило.
- Я … э … прости. Меня посадили под домашний арест после этого, - Женя был ошарашен как никогда, подыгрывая родителям.
“Толик”, - сразу подумал юноша. В его груди тут же зашевелился рой из необъяснимых ощущений, который хаотично передвигался по телу, вызывая мурашки.
“Неужели это он писал смс?” - но ответа на этот вопрос у парня не было.
- Толик тогда взбесился и отправил мой телефон на небеса, об стену, - Женя отчасти не врал. Такое на самом деле было.
- Главное, что все хорошо, - улыбнулась мама, потрепав сына по волосам, как она обычно это делала.
“Ничего не буду ему говорить”, - решил для себя юноша. В тот вечер он засиделся допоздна, рассказывая все, что можно было. Родители же просто слушали, молча. Женя пообещал приезжать чаще и больше не терять с ними связь...
Толик довольно оскалился, услышав поворот ключа в замке.