Глава 9. Анна потеряла счет времени и не могла сказать, как долго они простояли, просто глядя друг другу в глаза
Анна потеряла счет времени и не могла сказать, как долго они простояли, просто глядя друг другу в глаза. Но Вайперу наконец надоело наблюдать за их интимным переглядыванием, и он громко откашлялся.
— Это мои личные апартаменты. Здесь вас не побеспокоят, — пообещал он. — Если я вам понадоблюсь, нажмите кнопку с цифрой «пять» на телефоне. Это прямая связь с моим офисом.
— Спасибо, amigo[6], — произнес Цезарь, не отрывая глаз от лица Анны.
Но та вышла из своего необычного транса, как только услышала щелчок закрывшейся двери.
Впрочем, понадобилось еще несколько мгновений, прежде чем она смогла отвернуться от гипнотизирующего взгляда Цезаря.
Вероятно, ее тело знало, чего хочет. Оно хотело чувствовать тело Цезаря.
Чувствовать всей кожей.
Чувствовать в потной обнаженной близости.
Но чего хотел он, Анна не знала.
И этого было достаточно, чтобы привести в раздражение любую женщину — от прачки до герцогини, от простой смертной до непобедимой демоницы.
Оглядев по-дворцовому пышную гостиную, Анна спросила:
— Все вампиры живут в такой роскоши?
— Да, большинство. Хотя в течение нескольких последних веков Стикс предпочитал влажные пещеры к югу от города. Он, вероятно, и сейчас находился бы там, если бы... — Граф внезапно замолчал.
— Если бы что?
— Если бы Вайпер не убедил его в том, что Анассо должен иметь жилище, достойное его положения.
Анна подбоченилась. Проклятие! Неужели он считает ее дурочкой?!
— Еще одна ложь, Цезарь? — Голос ее был холоден как лед. — Ты ни минуты не можешь без вранья...
Резким движением Цезарь вскинул руку и сорвал кожаный ремешок, удерживавший его волосы. И тут же черная как смоль волна прикрыла его смуглые щеки. О, проклятие! Никогда еще она не видела более прекрасного зрелища.
— Анна, есть вещи, о которых я не вправе рассказывать тебе, — произнес он напряженным голосом.
— Почему? Потому что тогда тебе придется убить меня?
— Потому что это сделает кое-кто другой.
Она распахнула глаза, ошеломленная его словами. А может, это просто неудачная шутка?
Граф же шагнул прямо к ней и взял ее лицо в ладони. Глядя ей в глаза, проговорил:
— Ты новичок в мире демонов, иначе ни на мгновение не усомнилась бы в моих словах.
Он провел большим пальцем по ее щеке, и у Анны перехватило дыхание. Ах да, ведь именно этого хотело ее тело! Оно хотело, оно жаждало его прикосновений!
— Что же твои слова означают? — пробормотала Анна.
— Они означают следующее: хотя многие из нас кажутся внешне похожими на людей, мы не относимся к их числу. Мы живем, не придерживаясь тех же моральных установок и правил, что и смертные. И мы не останавливаемся перед убийством, когда чувствуем, что это необходимо.
Она изучала выражение его лица, но не нашла ни намека на сожаление. Вздохнув, прошептала:
— Спасибо за откровенность.
— Прости, querida. Я не хотел тебя напугать, однако ты должна понять: есть и другие опасности, кроме той, которая исходит от Морганы ле Фей. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя, даже если для этого придется скрывать от тебя правду.
Анна попыталась найти какой-нибудь аргумент, который заставил бы его выложить карты на стол. Но с другой стороны...
Возможно, он все-таки прав.
И если так, если правда действительно может убить ее... Тогда, возможно, она должна пересмотреть свой подход, звучавший примерно так: «Скажи мне то, что я хочу знать, прямо сейчас, или я разобью тебе нос».
И тогда очень может быть, что не так уж и плохо оставаться в неведении.
Анна так и не успела прийти к какому-либо заключению, когда раздался резкий стук в дверь, и Цезарь тотчас пошел открывать. Чуть приоткрыв дверь, он нырнул в образовавшуюся щель и некоторое время тихо переговаривался с пришедшим. Потом шагнул обратно в комнату и закрыл за собой дверь.
— Твои вещи, — пробормотал граф, протягивая Анне сумку, но не пытаясь приблизиться к ней — словно он не доверял себе.
Ей пришлось протянуть руки и взять тяжелую сумку.
— Если хочешь, тебя ждет горячая ванна, — добавил он. — А я пока закажу ужин. Чего бы тебе хотелось?
Хотя сейчас ей меньше всего хотелось есть, Анна понимала, что перекусить все-таки необходимо. Разве станет лучше, если она ослабеет от голода?
— А здесь и еда есть?
— Здесь целый штат поваров.
Анна поставила сумку на пол, и тут ей в голову пришла неожиданная мысль.
— А как же ты? Ты будешь... ужинать?
Темные глаза Цезаря сверкнули, и клыки заблестели в свете канделябров.
— Это предложение?
Анна инстинктивно сделала шаг назад. Не потому, что его слова привели ее в ужас, — наоборот Она даже не испугалась. Более того, все ее тело покалывало иголочками того ощущения, которое могло быть лишь... возбуждением.
Возбуждением и желанием.
Желание бушевало в ее теле, словно внезапно разверзшийся ад.
Боже милосердный! Она ведь помнила ощущения, когда клыки графа пронзали ее плоть. И при этом ее тело содрогалось в пароксизмах такого блаженства, которое, казалось, можно было испытать только в раю.
— Анна... — Он мгновенно оказался так близко, что она ощутила прикосновение его холодной силы. Взяв ее за руку, Цезарь прижал ее к своим губам. Его темные глаза по-прежнему пылали. — Анна, ты позволишь мне... выпить из тебя?
— Нет, — ответила она. Но это «нет» было не ответом на его вопрос, а отрицанием ее собственных сексуальных фантазий.
Он стиснул зубы. Затем, овладев собой, отступил от нее.
— Тогда мне придется поискать кровь в другом месте.
Анна отреагировала мгновенно, не успев даже подумать. Она только что слушала слова, слетающие с его губ, — а уже в следующее мгновение проснулись ее возможности, и Цезаря с силой ударило о дверь. Швырнуло с огромной силой.
— Тупица! — прошипела она.
Еще не опомнившись от неожиданной атаки, Цезарь отбросил волосы с лица и посмотрел на нее с удивлением:
— Черт возьми, за что?
Она указала пальцем в его сторону.
— Ты ведь идешь к этим феям, не так ли? Ты собираешься пить их кровь и...
Как ни странно, выражение его лица стало менее напряженным, а губы тронула лукавая улыбка.
— И что же?..
Анна отвернулась. Она не знала, что написано на ее лице, но она определенно не хотела, чтобы Цезарь это прочитал.
— Я видела, что происходило в этих комнатах, — пробормотала она.
Анна чувствовала, что ее внезапно пробудившиеся силы вот-вот вновь вырвутся на свободу. Она дрожала от ярости при одной мысли о том, что Цезарь зайдет в одну из этих комнат со стеклянными стенами и окажется в обществе прекрасной феи. И та, без сомнения, будет счастлива предложить не только свою кровь.
— Какое это имеет значение, querida? Ты ясно дала понять, что отвергаешь меня в качестве возлюбленного.
Анна не ответила, и Цезарь стремительно пересек комнату. Схватив девушку за плечи, пристально посмотрел ей в глаза.
— Анна, почему ты так рассердилась?
— Я не рассердилась.
— Но ты только что ударила меня о дверь. Значит, твои эмоции... Они, должно быть... возбуждены.
Возбуждены? Господи, она вся горела словно в лихорадке!
— А может быть, ты ревнуешь меня, моя маленькая ведьма? — спросил Цезарь.
Еще бы! Конечно, она ревновала. Ревновала безумно, неистово и яростно.
Несмотря на всю ту злость на графа Цезаря, которую Анна пестовала в течение многих лет, в глубине души она считала, что он принадлежит ей.
Он был ее первым мужчиной. Черт возьми, он был ее единственным возлюбленным! Он также был первым, кто открыл ей тайну существования мира, находящегося вне пределов человеческого разумения. По крайней мере это было ее первое осознанное соприкосновение с этим миром (Анна всегда относилась к своей кузине Моргане как к обычной стерве). И мысли об этом вампире — нет, об этом мужчине — в течение двух веков не давали ей покоя.
Неудивительно, что она ощущала себя в каком-то смысле собственницей.
Да чего уж там — она ощущала себя полноправной собственницей!
— Я думала, что мы должны избегать фей...
— Здесь их чары существенно ограничены. — Граф улыбнулся и провел пальцем по ее шее. — Ты не ответила на мой вопрос, querida. Ты ревнуешь?
— Я... — Притворившись, что поперхнулась, Анна закашлялась. — Я пойду приму ванну.
В темных глазах вампира снова вспыхнули огоньки.
— Ванна может подождать. А вот я не могу. — И в тот же миг, наклонившись, граф впился в ее губы страстным поцелуем.
Не было никаких ласк, никаких уговоров, никакой любовной прелюдии. Просто суровое требование, от которого у нее ослабели колени и закружилась голова.
Ее затопила волна восхитительных ощущений, такая мощная, что она едва удержалась на ногах.
Обняв Анну, Цезарь прижал ее к себе, а она, тихонько застонав, крепко вцепилась в его плечи. Едва слышный внутренний голосок говорил ей, что этого не должно быть, что нужно немедленно сказать «нет».
Однако этот тоненький голосок не мог соперничать с тем жаром, который охватил ее тело, сосредоточившись внизу живота.
Когда же губы графа начали блуждать по ее пылающему лицу, Анна поняла, что сдается.
— Твой вкус — вкус винных ягод с медом, — прошептал Цезарь.
— Винных ягод?
— Сочных. — Он легонько куснул ее за ухо, потом царапнул клыками по шее. — Вкус сладких винных ягод.
Анна снова застонала.
— Цезарь, нам не следует...
— Следует! — Он осторожно оттеснил ее к стене. — Мы должны.
Она тут же вспомнила, как без малого двести лет назад этот же мужчина прижал ее к стене спальни.
Казалось бы, эти воспоминания должны были остудить охвативший ее жар, предупредить о том, что она собирается ступить на ту же дорожку, которая однажды уже привела к катастрофе. Но ничего подобного не случилось, — напротив, жар с каждой секундой усиливался, а ноги подгибались. Дрожащими руками Анна теребила шелковую рубашку графа, чтобы как можно быстрее прикоснуться к его обнаженному телу. Наверное, любой здравомыслящий человек смог бы назвать сотни причин, по которым ей не следовало это делать, но все эти причины не могли перевесить ту единственную, которая действительно имела значение.
Ее тело страстно влекло к его телу, и это влечение, это желание... оно отметало все «но».
Скользнув по ее талии, руки Цезаря нырнули ей под рубашку и, прокладывая губительный след, обхватили ее груди. Анна и так вся дрожала под его ласкающими прикосновениями: когда же пальцы Цезаря легли на ее отвердевшие соски, она буквально задохнулась от наслаждения.
— Скажи, что тебе это нравится, Анна, — прохрипел он, срывая с нее рубашку. Затем решительно дернул вверх кружевной бюстгальтер. — Скажи мне, что тебе приятно.
Она впилась ногтями ему в плечи и простонала:
— Да, очень приятно.
Он что-то тихо пробормотал и, опустив голову, обхватил губами ее сосок, потом чуть прикусил его. Анна вскрикнула от взрыва сладостных ощущений.
Мой Боже! Какими бы яркими ни были ее воспоминания и мечты, они не шли ни в какое сравнение с нынешними ощущениями.
Продолжая ласковую атаку на ее груди, Цезарь опустил руку и, расстегнув молнию у нее на джинсах, стянул их с ее бедер, после чего Анна тотчас же их скинула. Вслед за джинсами последовали и трусики.
Граф несколько раз провел ладонями по ее бедрам, и его холодные пальцы оставляли за собой огненный след. В последний раз легонько куснув ее сосок, он поднял голову и, уткнувшись лицом ей в шею, хрипло пробормотал:
— Если ты собираешься сказать «нет», querida, говори быстрей. — Цезарь приник клыками к вене на ее шее. — Я слишком голоден, чтобы со мной можно было играть.
«Нет? Ни за что на свете! Ни за что! Даже под угрозой мук ада!»
Она уже чувствовала нарастающее внутри напряжение. Почти ощущала вкус блаженного облегчения, которое пряталось совсем рядом.
— Не останавливайся, — задыхаясь, проговорила Анна, терзая пальцами тугую молнию его джинсов. — Не смей останавливаться.
Цезарь взревел и сделал шаг назад, чтобы сорвать с себя одежду. Его движения были такими стремительными, что Анна не успевала следить за этим стриптизом. А жаль, поскольку она могла бы часами любоваться его прекрасным телом. Черт возьми, она успела лишь мельком увидеть его возбужденную плоть!
В следующее мгновение он снова прижался к ней, и по телу его пробежала дрожь, а из горла снова вырвался рык.
— Ты так долго меня мучила... — Его пальцы скользнули по ее бедру, затем коснулись влажной щели между ног. — Ночь за ночью я страстно желал тебя, мечтая заключить в свои объятия... попробовать твоей крови.
Анна откинула голову, молча побуждая его взять то, чего он так жаждал.
Его палец уверенно проник в ее лоно и начал неторопливое движение, заставляя Анну выгибаться ему навстречу в предвкушении бури, вот-вот готовой разразиться. Хватая ртом воздух, она пыталась сказать, что ей необходимо большее — ей хотелось почувствовать в себе его возбужденную плоть.
— Цезарь, пожалуйста!.. — простонала она, впиваясь ногтями в его бедра.
— Что, querida? Чего ты от меня хочешь?
Она уже не могла говорить, даже связно мыслить не могла. И поэтому вместо ответа прижалась к нему покрепче.
— Dios, как же я хочу попробовать тебя, — произнес он странно напряженным голосом.
— Так делай же это! — прохрипела Анна.
Цезарь, однако, медлил.
В глубине души он сознавал, что придется дорого заплатить за эту восхитительную схватку. Возможно, сейчас Анна обезумела от охватившего ее желания, но как только к ней вернется способность рассуждать, она сразу вспомнит те причины, по которым старалась держать его на расстоянии. И вот тогда она, безусловно, найдет способ наказать его.
Кроме того, нельзя было забывать об оракулах, которых могла разгневать его попытка вкусить райского наслаждения. Такое уже случалось.
Но тихий внутренний голос не мог заглушить клокотавшего в нем желания.
Всю свою жизнь он был воином. Охотником, который брал то, что ему нравилось — и наплевать на последствия, даже если оракулы прибьют его серебряными гвоздями к своду самой дальней и глубокой пещеры. Он хотел Анну Рэндал, и пусть все остальное летит в Тартар.
Отбросив последние сомнения, Цезарь открыл рот и вонзил клыки в шею Анны. Она вздрогнула, потом, громко застонав, впилась ногтями в его кожу. Резкая, но не сильная боль лишь увеличила удовольствие, которое растекалось по его жилам вместе с ее сладкой кровью.
С головой окунувшись в это удовольствие, Цезарь продолжал пить кровь, одновременно оглаживая ее ягодицы. Затем он чуть приподнял Анну, и она сразу же обхватила его бедра ногами. Немного отстранившись, Цезарь заглянул ей в глаза и медленно вошел в нее. И в тот же миг оба громко вскрикнули.
На мгновение Цезарь замер, впитывая ощущение абсолютного слияния с этой женщиной. Он был вампиром, но и настоящим мужчиной, и в течение всех этих лет ему чертовски не хватало секса. Дьявольская епитимья оракулов на целых два века превратила его если не в евнуха, то в импотента. И только сейчас он понял, что секс — даже с самой искусной любовницей в мире — был бы для него тривиальным и пресным совокуплением, которое наверняка оставило бы его совершенно равнодушным.
Но секса с Анной он желал страстно. Это обладание было единственным, что могло по-настоящему затронуть его сердце.
Когда же Анна обхватила его за плечи, он утратил последние остатки самоконтроля. Ее запах, ее жар, ее вкус — все это составляло настолько взрывоопасную смесь, что граф понял: он не сможет сдерживаться долго.
Прижимая Анну к стене и продолжая двигаться ровными мощными толчками, Цезарь снова нашел клыками ее вену — и опять сладкая кровь окрасила его губы.
— О, Цезарь... — прошептала она. И, опустив голову, впилась зубами в его плечо.
Ее укуса оказалось достаточно, чтобы все тело Цезаря пронзило острое ощущение блаженства — он никогда ничего подобного не испытывал. Выдернув клыки из ее шеи, граф глухо зарычал, и в тот же миг по телу его пробежала дрожь, сопровождавшая мощнейший оргазм. В последний раз содрогнувшись, он крепко прижал Анну и затих, наслаждаясь ощущением блаженства. В эти мгновения он понял, что будет защищать ее всегда и везде — целую вечность.
Когда Цезарь наконец пришел в себя, он осторожно поднял Анну на руки и отнес свою прекрасную возлюбленную в ванную комнату, где усадил в горячую ванну. Поцеловав девушку, он провел пальцами по ее лицу, покрытому крошечными каплями испарины.
Он ждал, когда она заговорит или хотя бы поднимет ресницы и встретит его взгляд. Но Анна упрямо не открывала глаза, и Цезарь, секунду помедлив, тоже забрался в ванну.
— Анна, в конце концов тебе придется посмотреть на меня, — прошептал он, обнимая девушку и привлекая ее к себе. — Хотя бы скажи, что с тобой все в порядке.
Ее глаза распахнулись, но смотрела она не на Цезаря, взгляд Анны блуждал по ванной. Комната в основном была отделана слоновой костью и золотом со свойственной Вайперу тягой к роскоши. Потолок же украшали тщательно выписанные пухлые купидоны.
Наконец ее взгляд остановился на мраморных статуях, стоявших в нишах. Каменные пары, слившиеся в любовном экстазе, переплелись в самых различных позах. Эти произведения искусства были выполнены в предельно реалистичной манере — так что на щеках Анны даже появился румянец.
— С чего бы мне быть не в порядке? — пробормотала она наконец.
— Ну... возможно, в течение нескольких часов ты будешь испытывать небольшую слабость. Ведь я же пил твою кровь... Когда буду заказывать тебе еду, то попрошу, чтобы тебе принесли гранатовый сок.
— Я не чувствую слабости.
— Что ж, вот и хорошо.
Нагнув голову, Цезарь коснулся губами ее виска. Исходивший от нее запах винных ягод мгновенно пробудил его чувства, и он возбудился так быстро, что это стало неожиданностью даже для него самого.
— Впрочем, ничего удивительного, — пробормотал граф. — Ведь в твоем теле течет кровь древних...
Она посмотрела на него с недоумением:
— Ты о чем?
Он провел тыльной стороной ладони по ее щеке.
— Твоя кровь гораздо сильнее, чем у обычных смертных. Даже довольно значительная потеря крови не скажется на твоем самочувствии. А я... Мне достаточно лишь небольшого количества твоей крови, чтобы удовлетворить свои потребности.
— Значит, ты... удовлетворен?
Цезарь поперхнулся — словно пытался подавить смешок. Разве она не чувствует его насыщенности и удовлетворенности? Казалось, эти ощущения буквально заполнили все вокруг.
Затем граф понял: Анна опасалась, что он, дабы насытиться, присоединится к другим вампирам и направится к феям.
Проклятие! Лучше уж прождать еще две сотни лет, чем лечь в постель с кем-нибудь, кроме Анны Рэндал.
— Я совершенно удовлетворен. Полностью... — пробормотал граф, касаясь пальцами крошечных отметин от укуса на ее шее. Вид этих красных точек пробудил в нем чувство собственника, и Цезарь, повинуясь древнему инстинкту, утробно зарычал, заявляя миру о своих правах хозяина. — Но ведь я вампир. И поэтому я всегда готов для нового удовлетворения. Когда тебе будет угодно. Ты ведь не сожалеешь о том, что произошло между нами?
Анна долго молчала. Наконец со вздохом пробормотала:
— Полагаю, что нет.
— И это все, что ты можешь ответить? — Цезарь помрачнел. О Боже! Ведь то, что они только что пережили... Это было потрясающе! А она «полагает», что не сожалеет об этом. — Не помню, чтобы когда-либо удостаивался столь скромной похвалы, — проворчал граф.
Она попыталась отодвинуться от него.
— Цезарь, чего ты от меня хочешь?
— Во-первых — откровенности.
— Прекрасно. — Она подняла голову и пронзила его сверкающим взглядом. — Правда заключается в том, что я знаю: мне следует сожалеть о том, что произошло. И в то же время я знаю, что «совершенно удовлетворена». Теперь ты доволен?
Его губы растянулись в хищной улыбке.
— Отчасти. Почти.
Она в раздражении пробурчала:
— Откуда в тебе столько самодовольства?
Граф опустил руку под воду и погладил бедро Анны. Перед его глазами уже оживала картина: оседлав его, Анна вместе с ним мчится навстречу блаженству.
— Я был бы еще более самодовольным, если бы ты...
Не успел Цезарь договорить, как его голова ударилась о край ванны. Темнота тотчас окутала его, глаза закрылись, и, уже теряя сознание. Цезарь услышал знакомый скрежещущий голос.