Глава 9. Питешти выглядел стеной огня в ночи
Питешти выглядел стеной огня в ночи. На многие мили вдоль горизонта на северо-востоке протянулась стена перегонных вышек, резервуаров, охлаждающих башен, ажурных лесов, и пламя вздымалось от тысячи клапанов, темных куполов, черных зданий. Это был город нефтепереработки, насколько знала Кейт, но, когда они подъезжали к нему, он показался ей преисподней.
Из парка они дошли до здания ЮНИСЕФ, где располагалась комната О'Рурка, и здесь он переоделся. Свое одеяние он назвал "костюмом ниндзя для священника": черная рубаха, черное пальто, черные брюки, стоячий воротничок. Он посадил Кейт в маленькую "дачию", стоявшую за готическим зданием, и они с грохотом покатили по мощеным кирпичом и булыжником мостовым к отелю "Лидо" на бульваре Генерала Магеру. Не останавливаясь, О'Рурк свернул на улицу Росетти и обогнул квартал, каждый раз притормаживая возле затемненного отеля.
- А что мы... - начала было Кейт, когда они в третий раз медленно проезжали мимо.
- Подождите.., вот, - указал О'Рурк.
Из отеля вышла пара, судя по одежде - с Запада; они разговаривали с высоким мужчиной в кожаном пальто. Потом все трое уселись на заднее сиденье "мерседеса", стоявшего у тротуара там, где стоянка запрещена. О'Рурк свернул в тень под деревьями на улице Франклин и выключил габаритные огни. Мгновение спустя, когда "мерседес" влился в поредевший поток машин, он последовал за ним.
- Ваши друзья? - спросила Кейт, которой не очень-то понравились эти шпионские игры.
Зубы О'Рурка казались очень белыми на фоне бороды.
- Конечно, американцы. Я знал, что они встречаются с этим парнем примерно в это время.
- По поводу усыновления?
- Точно.
- И вы в этом участвуете?
О'Рурк метнул в ее сторону быстрый взгляд.
- Еще нет.
Они следовали за «мерседесом» по бульвару Генерала Магеру, пока он не перешел в бульвар Николае Вэлческу, затем в западном направлении от круговой развязки Университетской площади по широкому бульвару Республики, перешедшему в бульвар Георгиу-Дежа. Переехав через забетонированный канал, который когда-то был рекой Дымбовицей, они продолжали путь на запад через район жилых домов сталинского типа и электронных заводов, улицы были широкими, с многочисленными глубокими выбоинами и почти пустыми, если не считать отдельных прохожих в темной одежде, случайных такси да громоздких троллейбусов. Скорость здесь была ограничена пятьюдесятью километрами, но «мерседес» вскоре разогнался до сотни, и О'Рурку пришлось подстегнуть свою «дачию», чтобы не отстать.
- Вас остановит полиция, - сказала Кейт. Священник кивком указал на бардачок, - Там четыре пачки «Кента» для такого случая. - Он вывернул руль, чтобы не наехать на пешеходов, стоявших посреди бульвара. Улицу заливал слабый желтый свет очень редких натриевых фонарей.
Внезапно мрачные жилые кварталы поредели, потом вообще исчезли, и они оказались за городом, разогнавшись еще быстрее, чтобы не потерять из виду габаритных огней «мерседеса». Кейт успела разглядеть промелькнувший знак:
«А-1, AUTOSTRADA BUCURESTI PITESTI, PITESTI, 113 KM».
Поездка заняла чуть меньше часа, и все это время они почти не разговаривали: Кейт была настолько вымотана, что с трудом ворочала языком, а О'Рурк, по-видимому, предавался своим мыслям. Дорога представляла собой некое подобие американской автострады между штатами, но совершенно разбитой и без обочины. Местность по сторонам дороги была гораздо темнее, и лишь кое-где в отдалении от шоссе виднелись деревни, но свет от них исходил хилый, как от нескольких керосиновых ламп.
Тем большим потрясением оказалась стена огня в ночи над Питешти.
«Мерседес» свернул в первое же ответвление от шоссе в сторону города, и О'Рурк прибавил скорость, чтобы сократить расстояние. Вскоре дорога вывела их на плохо освещенный проспект, а затем - на узкую улочку, совсем без света. Жилые кварталы здесь выглядели еще более зловеще, чем в Бухаресте; хотя не было и десяти вечера, через занавески просвечивали лишь несколько огоньков. Оштукатуренные здания освещались с обратной стороны неровным оранжевым сиянием, отражавшимся от низких туч. Кейт и О'Рурк закрыли окна в машине, но едкие испарения от нефтеперегонных заводов все равно проникали в салон, отчего слезились глаза и першило в горле. У Кейт снова мелькнула мысль об аде.
«Мерседес» свернул на еще более узкую улицу и остановился. О'Рурк прижал «дачию» к обочине сразу за перекрестком.
- И что дальше? - спросила Кейт.
- Оставайтесь здесь или пойдемте со мной, - ответил он.
Кейт выбралась из машины и пошла за священником через улицу к жилому массиву. С затемненных верхних этажей доносились звуки включенных радиоприемников или телевизоров. Весенний воздух был весьма прохладен, несмотря на адское сияние сверху. Лифт в подъезде не работал; они услышали шаги, гулко раздававшиеся на лестнице. О'Рурк жестом призвал Кейт поторопиться, и она вприпрыжку побежала за ним по ступенькам. Вверху раздавалась тяжелая поступь четырех человек, но О'Рурк шел почти неслышно. Кейт заметила, что он остался в своих кроссовках, и даже слегка улыбнулась, хоть и начинала задыхаться от напряжения.
Они остановились на шестом этаже, который в Америке считался бы седьмым. О'Рурк открыл дверь на лестничной площадке, и их обдало застарелыми кухонными запахами, не менее едкими, чем вонь от нефтеперегонки на улице. В узком коридоре эхом отдавались голоса.
О'Рурк попросил Кейт оставаться на месте, а сам бесшумно двинулся по коридору, сливаясь с тенью между тусклыми пятнами света. У нее невольно промелькнула мысль о поразительной точности выражения: «костюм ниндзя для священника».
Несмотря на его приказ или, вероятно, вследствие его, она пошла за святым отцом по коридору, останавливаясь в самых темных местах. Она уже примерно представляла, какую картину увидит у открытой двери квартиры, и предчувствие ее не обмануло.
Там стояли двое румын в кожаных куртках с четой американцев и переводили, одновременно споря о чем-то с жильцами квартиры - мужчиной и женщиной. Трое маленьких детей вцепились в юбку матери, а из открытой двери спальни доносился плач младенца. Квартирка была небольшой, захламленной и грязной, потертый ковер усеивали раскиданные горшки и кастрюли, словно ими только что играли детишки. В спертом воздухе стоял густой запах жареной пищи и грязных пеленок.
Кейт еще раз выглянула из-за косяка. О'Рурк был уже практически в квартире, но пока еще незамеченный спорившими в освещенной комнате людьми. Румыны, доставившие сюда американцев, представляли собой типичных мафиози: сальные волосы, один - с бандитскими усиками, другой - с трехдневной щетиной, в модных джинсах и шелковых рубахах под кожаными куртками, и оба имели наглый, вызывающий вид, знакомый Кейт по трем континентам.
Хозяева квартиры были пониже ростом, с нездоровыми желтовато-бледными лицами; жена, с темными кругами под глазами, стояла с отчаявшимся видом, а муж беспрерывно тараторил, и его частая улыбка напоминала скорее нервный тик. Молодые светловолосые американцы, небрежно одетые в «Лэндз Энд», выглядели ошеломленными. Она все время наклонялась, чтобы обнять детишек или одарить их улыбкой, но те прятались за родительскими спинами или убегали в темную спальню.
- Сколько за этого? - спросил американец, протянув руку, чтобы потрепать по волосам трех-четырехлетнего мальчугана, прильнувшего к матери. Мальчик резко отпрянул. Более рослый из румын отрывисто переговорил с отцом семейства и с ухмылкой сказал:
- Он говорить, сто тысяч лей и «турбо».
- Турбо? - переспросила американка, быстро заморгав.
- Автомобиль «турбо», - пояснил тот, что был пониже и смуглее. Когда он усмехнулся, на свету блеснул золотой зуб.
Американец достал записную книжку-калькулятор и принялся быстро считать.
- Сто тысяч лей - это, милая, примерно тысяча шестьсот шестьдесят шесть долларов по официальному курсу, - сообщил он жене. - М-м-м... Но по курсу черного рынка это будет около пятисот зеленых. А насчет машины.., не знаю...
Высокий снова ухмыльнулся.
- Нет-нет. Все, что они просить, - сто тысяч лей. Нет платить. Эти цыгане.., видите? Очень жадные люди. Цыганенок не стоить сто тысяч лей. Эти маленькие дети стоить еще меньше. Мы предлагать тридцать тысяч, говорить им: если они говорить «нет», мы идти другое место.
Он повернулся и довольно грубо пихнул отца семейства в грудь. Тот выдавил улыбку, прислушиваясь к лающим звукам румынского языка.
Кейт поняла лишь несколько слов: Америка, доллары, дурак, власти.
Американка же в это время приблизилась к двери в темную спальню и теперь пыталась вытащить оттуда на свет двухлетнюю девочку. Ее муж всецело погрузился в расчеты на калькуляторе; лоб у него лоснился от пота при свете лампочки без плафона.
- Ага, - сказал высокий. - Маленькая девочка, очень здоровая.., они соглашаться на сорок пять тысяч лей. Могут отдать сегодня. Сразу.
Американка закрыла глаза и прошептала:
- Хвала Господу!
Ее муж моргнул и облизал губы. Коренастый ухмыльнулся своему коллеге.
- Это незаконно, - объявил О'Рурк, входя в комнату. Американцы подскочили с довольно глупым видом. Провожатые набычились и шагнули вперед. Цыган посмотрел на жену, и лица у них обоих выражали горькое разочарование из-за явно уплывающих денег.
- Это незаконно, - повторил священник, - да и необходимости в этом нет. - Он встал между посредниками и американской парой. - Существуют детские дома, где вы можете произвести усыновление на законных основаниях.
- Cine sinteti dumneavoastra? - злобно спросил высокий. - Се este aceasta?
О'Рурк не удостоил его вниманием и обратился прямо к американке.
- Ни один из этих детей не подлежит усыновлению и не нуждается в нем. Их родители работают на заводе. А эти двое... - он небрежно махнул левой рукой в сторону румын, будто брезгуя даже взглянуть на них, - шпана.., бандиты, которые занимаются продажей чужих детей. Подумайте, пожалуйста, что вы делаете.
- Мы... - начал американец, снова облизнув губы. - Мы не собирались...
Его жена, казалось, вот-вот расплачется.
- Так тяжело получить визу на больного ребенка, - пожаловалась она. Акцент у нее был то ли оклахомский, то ли техасский.
- Заткнись! - заорал высокий. Его крик был адресован О'Рурку, а не американской паре. Он сделал три шага и замахнулся так, будто собирался размазать священника по стене.
Кейт видела, как О'Рурк повернулся, стремительно перехватил запястье занесенной над ним руки и стал медленно давить ее книзу. Румын дернулся, попытался освободить руку, но тщетно. Его лицо налилось кровью, а башмаки скребли по полу в поисках лучшей опоры, однако перехваченная рука продолжала опускаться, пока О'Рурк не прижал все еще сжатый кулак к боку своего противника. Лицо румына было уже не красным, а почти свекольного цвета; в попытках вырваться он всем телом содрогался от напряжения. Выражение же лица священника оставалось неизменным.
Коренастый выхватил из кармана выкидной нож и шагнул вперед. Высокий что-то отрывисто бросил ему как раз в тот момент, когда хозяева квартиры начали кричать, а американка - плакать. О'Рурк отпустил руку румына, и Кейт увидела, как тот хватает ртом воздух и разминает пальцы. Затем он рявкнул что-то еще и его напарник, спрятав нож, погнал ошеломленных американцев из квартиры. Вся компания проскользнула мимо стоявшей в дверях Кейт, будто ее вообще не существовало. Дети рыдали вместе со своей мамашей. Отец семейства стоял, потирая небритую щеку, как после пощечины.
- Imi pare foarte rau, - сказал О'Рурк цыганам, что Кейт поняла как «мне очень жаль». - Noapte buna, - произнес он, выходя из квартиры, что означало «спокойной ночи».
Дверь захлопнулась. Священник и Кейт стояли в коридоре, глядя друг на друга.
- А вы не хотите перехватить этих американцев? - спросила она. - И забрать их в Бухарест с нами?
- Зачем?
- Ну, они могут поехать еще куда-нибудь с этими.., с этими сволочами. Кончится тем, что они утащат другого ребенка прямо из кровати.
О'Рурк покачал головой.
- Сегодня вряд ли. Все это, так сказать, сбило их планы на вечер. Я завтра им позвоню в «Лидо». Кейт посмотрела в темный лестничный проем.
- А вы не боитесь, что вас поджидает один из этих подонков?
Ей показалось, что подобная мысль весьма позабавила священника и он улыбнулся. Но улыбка тут же сошла с его лица.
- Не думаю, - мягко сказал он, и в его голосе прозвучало почти неуловимое сожаление. - У них сейчас голова болит о том, как бы поскорее доставить этих голубочков домой, утешить их да провернуть новое дельце.
Кейт кивнула и пошла за священником вниз по лестнице из дома, провонявшего мочой, чесноком и безысходностью.
***
Хоть Кейт очень устала, тем не менее по пути в Бухарест она не могла удержаться от расспросов. «Дачия» представляла собой сочетание грохота в коробке передач, стонов в механизмах и скрипа пружин, а воздух свистел даже при закрытых окнах, так что им пришлось повысить голоса.
- Я знала, что большинство американских пар в конце концов платят за здоровых детей, - сказал она. - Но только не могла представить, что это происходит так цинично.
О'Рурк кивнул, не отрывая глаз от темной дороги. Стена пламени над Питешти осталась далеко позади.
- Вы бы видели, как все это выглядит, когда их привозят в какую-нибудь бедную цыганскую деревню, - тихо сказал он. - Это превращается в аукцион.., какую-то барахолку.
- Они что, в основном имеют дела с цыганами? - В голосе Кейт слышалась откровенная усталость. Она поймала себя на том, что очень хочет сигарету, хоть и не курила с юности.
- Чаще всего. Это люди довольно бедные, отчаявшиеся, и к властям обращаются не слишком охотно, если их припугнуть.
Кейт смотрела на редкие огоньки деревни километрах в двух от шоссе. Свет фар часто выхватывал из темноты сломанные автомобили, брошенные в траве вдоль дороги. Когда они ехали в Питешти, она заметила, что на каждые один-два километра приходится по меньшей мере по одному неисправному грузовику или легковушке.
- А из приютов эти возжаждавшие отцовства и материнства американцы вообще усыновляют детей?
- Иногда, - ответил священник. - Но сами знаете, сколько тут трудностей. Кейт кивнула.
- Половина детей больны. Остальные, в основном, или моторно отсталые, или умственно ущербные. А американское посольство больному не даст визу. - Она вдруг рассмеялась, поразившись резкости издаваемых звуков. - Какое дерьмо.
- Да, - согласился О'Рурк.
Неожиданно для себя Кейт стала рассказывать священнику о тех детях, которым пыталась помочь, о детях, умирающих из-за недостатка квалифицированной медицинской помощи, из-за скудного питания, отсутствия сострадания и компетентности со стороны румынского больничного персонала. Также она рассказала ему о ребенке в изоляторе Первой окружной больницы, о брошенном, безымянном, беспомощном малыше, который пошел было на поправку после переливания крови, но вскоре опять стал чахнуть из-за какого-то расстройства иммунитета, которое Кейт не могла ни локализовать, ни диагностировать имеющимся в ее распоряжении примитивным оборудованием.
- Это не СПИД, - сказала она. - Не просто анемия или гепатит, не нарушения иммунной системы, относящиеся к крови, с которыми я знакома - с редкими в том числе. Убеждена, что в Штатах, с тем оборудованием и персоналом, которыми я располагаю в Боулдерском ЦКЗ, я смогла бы локализовать, квалифицировать и остановить заболевание. Но у этого ребенка никого нет, и здешние власти никогда не заплатят за перевозку его в Штаты или не дадут визу, если я возьму расходы на себя. - Она резко потерла щеку. - Ему семь месяцев, он зависит от меня и умирает.., а я ничего не могу сделать.
Кейт с удивлением обнаружила, что щека у нее мокрая от слез. Она отвернулась, от священника.
- А почему вы его не усыновите? - тихо спросил О'Рурк.
Она повернулась и изумленно посмотрела на него, но больше он ничего не сказал. Кейт тоже молчала. Так, в молчании, они и въехали в затемненный Бухарест.