Двойной критерий Ситовски

Этот вопрос естественным образом приводит нас к рассмотрению двойного критерия увеличения общественного благосостояния, изобретенного Ситовски. Прежде чем мы сможем сказать, что отмена Хлебных законов увеличила общее благосостояние, мы должны не только знать, что после отмены доход мог быть перераспределен так, чтобы всем стало лучше, чем было до того, но и быть уверенными в том, что не было возможно улучшить благосостояние путем простого перераспределения дохода до отмены зако­нов. Пока не выполнено это последнее условие, то, что мы считаем эффектом от


отмены, включает, как это и было на самом деле и еще кое-что. Совершенно ясно, что отмена Хлебных законов улучшила бы общественное благосостояние, если бы ленд­лорды получили плату за то, чтобы добровольно принять изменение, и с помощью этих денег подкупили потребителей, чтобы они не требовали отмены, так как требуемая взятка была бы меньше, чем ожидаемые потери лендлордов от отмены законов. Это приводит к противоречию: свободная торговля эффективна с точки зрения изначаль­ного распределения дохода, но неэффективна с точки зрения окончательного распре­деления. Этого противоречия не было бы, если бы свободная торговля действительно представляла собой движение к суперэффективности, где всем без исключения стано­вится лучше. Но в обычных условиях экономическое изменение означает потери для некоторых людей, и тогда двойной критерий должен удовлетворяться до того, как мы сможем сказать, что благосостояние выросло.

Ситовски пытается, таким образом, отделить эффективность от справедливости. Увеличение благосостояния согласно его критерию имеет место тогда, когда при любом возможном распределении дохода до изменения всем в результате становится лучше, даже если действительно выплачиваются компенсационные платежи. Кажет-ся, что этот двойной критерий лишает нас большей части тех позиций, которые заво­еваны компенсационным принципом Бароне. Нам запрещено сравнивать ситуации с разными распределениями дохода, которые не отвечают двойному критерию и кото­рые, собственно говоря, составляют большинство ситуаций, встречающихся в реаль­ном мире.

Проблема с двойным критерием напоминает проблему исчисления индексов фи­зического объема производства, которая возникает, когда цены изменились. На вопрос о том, действительно ли , нет простого ответа, если изменились и цены, и количества. Мы можем лишь заключить, что реальный выпуск продукции увеличил­ся, если выполнен двойной критерий: ценность совокупного продукта должна увели­читься независимо от того, используются ли в качестве весов цены первого года или второго года. Другими словами, нам требуется, чтобы выполнялось как так и . Точно так же, как изменение цен вынуждает нас проверить, не является ли ценность выпуска функцией используемой системы весов, так и измене­ние в распределении дохода делает необходимой оценку благосостояния как при начальном, так и при окончательном распределении дохода. Бели двойной критерий для индекса производства выполняется, мы, несомненно, можем утверждать, что реальный выпуск увеличился. Это, однако, не обязательно означает, что возросло благосостояние. Даже если вкусы неизменны, следует учесть, что вкусы каждого человека взвешиваются его суммарными расходами, которые, в свою очередь, зависят от его дохода. Если только количество всех товаров не возрастает в одинаковой пропорции, увеличение реального выпуска, сопровождающееся изменениями относи­тельных цен, обязательно изменяет структуру расходов и, следовательно, изменяет оценку дохода всем обществом. Бели мы хотим применить двойной критерий к росту благосостояния, нам требуется, чтобы общее благосостояние было инвариантно к изменениям в структуре расходов и, следовательно, к изменениям в распределении дохода. Ясно, что здесь мы имеем дело с самым сильным критерием межличностного сопоставления полезности. Таким образом, долгая дискуссия о критериях благососто­яния, начатая Парето и продолженная Бароне, Хиксом, Калдором и Ситовски — не продвинула нас дальше в оценке тех политических мероприятий, которые приносят одним людям выгоду, а другим — вред. Проблема эффективности оказывается неот­делимой от проблемы справедливости.

11. Современная теория благосостояния

Попытка экономистов определить оптимум благосостояния без соизмерения индиви­дуальных полезностей имеет давнюю историю. За полвека до Парето Дж.С.Милль проводил различие между непреложными "законами производства" и гибкими "зако­нами распределения" пытаясь убедить своих читателей, что вопрос о размере пирога может быть отделен от вопросов о его кусках [см. гл. 6, раздел 1]. Вера в то, что


"эффективность" и "справедливость" могут быть каким-то образом разделены, пред­ставляет собой одну из наиболее давних иллюзий экономической науки. Фактически каждый экономист до Парето анализировал ту или иную меру экономической пол­итики так, как будто возможно вначале обсуждать ее воздействие на эффективность распределения при данном распределении дохода, а затем завершить анализ, оцени­вая соответствующие изменения в распределении дохода. Однако эти две стадии никогда отчетливо не разграничивались, так что часто было трудно увидеть, на каком этапе происходили межличностные сравнения полезности. Заслугой Парето явилось такое определение общественного благосостояния, при котором разграничение между эффективностью и справедливостью стало кристально ясным. Но Парето продолжал верить, что оценка экономической политики может быть дана на основе одних лишь соображений эффективности. Развитие "новой" экономической теории благосостоя­ния, однако, заставило в этом усомниться.

Признав, что дискуссия зашла в тупик, Бергсон предложил оценивать изменения благосостояния посредством "функции общественного благосостояния", т.е. системы общественных кривых безразличия, ранжирующей различные комбинации индиви­дуальных полезностей в соответствии с системой ценностных суждений о распределе­нии дохода. К сожалению, остается неясным, должны ли это быть суждения экономи­стов, законодательных органов, избирателей или какой-либо другой особой группы людей, а также то, каким образом мы должны учитывать какие-либо различия в таких суждениях. Ведь именно эти различия в ценностных суждениях разных людей и групп составляют главную трудность теории благосостояния. "Новая" теория благосостоя­ния, восходящая к Парето, была попыткой выяснить, что можно сказать об общем благосостоянии, не прибегая к межличностным сравнениям. В результате новейших дискуссий было выяснено, что коль скоро налагается жесткое табу на межличностные сравнения, то остается очень немногое. Это не значит, конечно, что, пытаясь произво­дить межличностные сравнения, мы получили бы впечатляющий рад значительных теорем, относящихся к экономической политике. Тем не менее, истинная теория благосостояния скорее должна вторгаться в предмет прикладной этики, чем избегать его. При любом общественном строе должен существовать определенный консенсус относительно целей общества. Экономическая политика, однако, почти всегда явля­ется средством для достижения целей, которые сами не до конца ясны; более того, некоторые из них могут противоречить друг другу. Экономическая теория благососто­яния должна оказывать влияние на формирование общественного консенсуса, прида­вая ясность целям различных политических мер и демонстрируя соответствие или несоответствие целей политики ее средствам. Это не просто благое пожелание: работы таких экономистов, как Эрроу, Блэк, Дауне, Бьюкенен, Туллок и Ротенберг, об обще­ственном выборе и "вычислении консенсуса" идут именно в этом направлении. Поэ­тому в ближайшем будущем возможно появление междисциплинарной науки на стыке политологии и экономической теории, которая избавит теорию благосостояния от ее недугов.

После всего сказанного нам следует предостеречь читателя относительно следую­щего. "Новая" теория благосостояния странным образом исходит из того, что сужде­ния, касающиеся "эффективности", не являются ценностными, в то время как сужде­ния, касающиеся "справедливости", обязательно содержат ценностный элемент. Меж­личностные сравнения полезности — это только один тип ценностных суждений и, наверное, не самый важный из тех ценностных суждений, которые неизбежно входят в теорию благосостояния. Таким образом, концепция оптимального по Парето распре­деления ресурсов базируется на трех предпосылках, которые бесспорно являются ценностными суждениями: (1) каждый человек лучше всех способен оценить свое собственное благосостояние; (2) общественное благосостояние определяется только в единицах благосостояния отдельных людей; и (3) благосостояние отдельных людей несопоставимо. Хотя с этими ценностными суждениями согласны очень многие (по крайней мере, среди экономистов), но даже всеобщее согласие с ценностными сужде­ниями не делает их "объективными": они остаются ценностными суждениями. Короче,


"свободной от ценностей теории благосостояния" не существует, и само это словосо­четание содержит внутреннее противоречие. Повышение благосостояния означает нечто желаемое: говоря о нем, мы неизбежно допускаем ценностные суждения.