В. Н. Деревенько. 22 страница

Генерал Духонин остался верен русскому национальному началу и, как честный солдат, пал на своем посту, не уступив его добровольно ни сынам Лжи, ни германским юнкерам, ни российским предателям, соблазнявшим его, генералам Гуторам, Бонч-Бруевичам и Одинцовым. Необходимо отметить, что во главе палачей, ворвавшихся утром 20 ноября в кабинет генерала Духонина, были - переодетый германский офицер и переодетый русский жандармский офицер Родионов, который еще в мирное время состоял на службе у германского Генерального штаба и который позднее был командирован с латышами в Тобольск для перевоза Царской Семьи в Екатеринбург.

Германцы честно выполнили принятые на себя, по уговору с Лениным и Бронштейном, обязательства: организовали матросню и чернь для выборгской кровавой бойни, перебили теми же “народными войсками” юнкеров в Петрограде и свергли правительство Керенского, помогли ликвидировать царскосельскую авантюру главковерха Керенского, разложили фронты и развратили солдат, растерзали Духонина, овладели Ставкой и, наконец, изгнали из Киева непослушных петлюровцев, помогши советскому воеводе, бывшему подполковнику Муравьеву, овладеть Украиной.

10 февраля немцы предъявили утвержденной ими в России власти Ленина и Бронштейна к уплате первый вексель - подписать акт о прекращении войны с Германией, Австрией и Болгарией.

 

 

“НАДО БЫ БЫЛО, МЫ БЫ ВАМ И ЧУМУ ПРИВИЛИ”

 

 

Таким откровенным заявлением приветствовали немецкие офицеры в Берлине русских офицеров, привезенных туда после поражения гетмана Скоропадского на Украине.

Трагический, постыдный конец германской украинской авантюры еще не открыл глаз немецким юнкерам и не привел их к сознанию, что пока в стремлении к власти над миром юнкер религии Лжи победил юнкера религии слепоты.

Ленин и Бронштейн, по их собственному мнению, борцы за мировую власть пролетариата и истребители капитализма; по мнению же заключивших с ними сделку германцев - наемные начальники политического авангарда Германии в борьбе за мировую власть немецкого капитала. Германская армия капитала всей могучей силой своего национализма поддерживает авангард, уничтожающий капитал. Колоссальный абсурд, только и могший родиться в голове юнкерской Германии, “поглупевшей от побед”.

Результаты постройки немцами этой новой Вавилонской башни не замедлили сказаться - совершенно неожиданно для генерала Гофмана и всей безумствовавшей юнкерской Германии их щедро оплаченный агент Лейба Бронштейн, он же Лев Троцкий, комиссар совнаркома, отказался поставить свою подпись на первом же договорном акте с Германией. Лейба Бронштейн вовсе не разделял трусливой покорности и раболепного преклонения перед немецким шовинизмом, подобно генералам Гуторам, Бонч-Бруевичам, Клембовским, Балтийским, Одинцовым и прочей плеяде российских Иуд и природных большевиков справа.

Германия вынуждена была объявить войну своим союзникам по постройке Вавилонской башни.

Тяжелое время настало тогда для советской власти. Зашаталась пятиконечная звезда, прочно было утвердившаяся над святыми соборами и стенами Кремля Белокаменной Матушки Москвы. Немцы заняли Украину, соединились с примкнувшим к ним донским казаком генералом Красновым, лишили своих ставленников в Москве хлеба, надвинулись к Пскову и Петрограду, закрыли пути подвоза с моря, сдавили воронье гнездо совнаркома со всех сторон и в самое гнездо посадили своего сатрапа Мирбаха, как эмблему немецкой власти над созданным ими советским режимом в Москве,

Железный кулак самонадеянных и слепых тевтонских юнкеров-генералов стянул петлю на шеях Ленина и Бронштейна и с ними вместе грозил задушить в ужасных муках голодной смерти 100 миллионов подданных советской державы. Застонал народ; вопли голодных людей, плач распухших с голода детей, проклятья обезумевшей от произвола власти толпы, леденящие ужасом крики и стоны бесчисленных жертв разгулявшейся черни и разнузданной, полупьяной советской опричнины наполнили Русь от края и до края и, казалось, нет той силы, нет той воли, которая могла бы разжать эти хищно сжавшиеся над Россией когти одураченных и обманутых германских дикарей.

На Ленина и Бронштейна надвигалась гроза и с другой стороны - молодые Сибирские войска и добровольцы со всей России, сорганизовавшись под покровом чехословацкого восстания, быстро надвигались из недр Сибири к берегам Волги и лесам Урала. С севера от Архангельска и Мурмана стремились протянуть сибирякам руку связи и помощи англичане, и кольцо внешних врагов готовилось замкнуться вокруг царства большевистской державы. Искры подымавшихся на окраинах Совроссии против поработителей народа и узурпаторов власти пожаров внутренних восстаний разлетались все дальше и дальше, и уже загорались города по среднему и верхнему течению Волги, угрожая перекинуться в самое сердце России.

Ужас голодных бунтов, с одной стороны, произвол наглой иноземной, наемной опричнины - с другой, угроза поголовного народного восстания, с третьей стороны, и все это стягиваемое и сжимаемое внешними российскими и иностранными силами врагов и бывших союзников, вот та обстановка, среди которой оказались к лету 1918 года нанятые и привезенные из Швейцарии сыны Лжи, непосредственные выполнители политической авантюры легкомысленных и ослепленных германских шовинистов. В созданном ими центральном аппарате этой политической авантюры, носившем сокращенное название “совнаркома”, “царил страшный хаос, растерянность и полная неразбериха”, говорит один из идейных российских коммунистов, попавший в это время из провинции в Москву для получения руководящих указаний, но вернувшийся ни с чем назад, за невозможностью добиться чего-либо от главы циммервальдовской шайки товарища Ленина.

Владимир Ильич Ульянов, по кличке Ленин, поставленный немцами во главе их политического плана наступления на Россию, тип вполне определенный и ясный: “правая бровь у него выше левой, правая ноздря ниже левой; асимметрия в лице, указывающая на дегенеративность, вырождение. Такие люди страдают манией величия, они упорны в своих мнениях” - таково заключение врача о Ленине, а выявленная им деятельность добавляет - дегенерат физический, дегенерат умственный и моральный. Проповедник социалистических свободы и равенства и садический преступник, наслаждавшийся в стенах своего кабинета ежедневно подававшимися ему списками расстрелянных, утопленных, удушенных и замученных жертв реформ всемирного братства и любви. Лидер раскола социал-демократической партии, руководившийся не столько идеями, сколько стремлением захватить капиталы Партии, и продажный главарь циммервальдовской шайки, спрятавшийся от своих хозяев и народа в стенах русского Кремля, охраняемого наемными зверями интернациональной гвардии из подонков Венгрии, Германии, Латвии и Китая.

Ленин готов был снова продаться перед лицом создавшейся обстановки: он заговорил о необходимости сотрудничества с буржуазными классами, о допустимости свободного волеизъявления в окраинных областях бывшей России, о неизбежности всевозможных уступок народным массам. Он признавался в неудачности произведенных опытов и в тайных заседаниях со своими клевретами откровенно считал дело проигранным, высказывая мысль, что пора уходить.

А Лейба Бронштейн?

Создавшаяся обстановка нисколько его не потрясла; этот ад на земле Совроссии был именно той атмосферой, в которой ярче всего проявлялись сила воли, энергия, хитроумность и вся отрицательная гениальность этого человека-демона. Пока Ленин сидел безвыходно в своем кабинете и изыскивал способы наиболее благополучной и обеспеченной новой купли-продажи совести и… жизни, Бронштейн, как злой дух, метался по всем углам своего стонавшего, но официально облагодетельствованного им царства. Где он ни появлялся со своими опричниками, потоки крови, зарева пожаров, неописуемые пытки и зверства затмевали и заливали кровь, пролитую восставшими, искру протеста, брошенную исстрадавшимся народом. Не око за око и зуб за зуб, а сотни, тысячи человеческих жизней расплачивались за одну жизнь советского деятеля, за одну мысль противодействия ему - Лейбе Бронштейну. “Нет ничего лучшего, как вспыхнувшее восстание, - говорил Лейба. - Это как нарыв, вышедший наружу; один сильный и ловкий удар ланцета и - все кончено”. “Никаких уступок, никаких послаблений; расстрел, огонь, пытка, террор - вот единственный ответ на всякие угрозы”. Он прилетал на минуту в Москву, чтобы здесь определенно где-либо на митинге разгромить колебания Ленина, внести от себя тайные поправки в ленинские распоряжения, и мчался снова по России, неся с собою кровь, кровь и кровь без конца.

В этот период существования вновь созданного царства последователей религии Лжи между главарями большевизма слева произошел, безусловно, раскол; более сильными, исторически закаленными, изуверскими, идейными борцами оказались сыны Лжи из еврейского племени, во главе с Лейбой Бронштейном, Нахамкесом-Стекловым и Янкелем Свердловым. Их клевреты, в большинстве сыны Лжи их же племени, были рассыпаны всюду и вкраплены во все официальные советские организации на местах и в центре. Много распоряжений, исходивших от официальной советской власти, незаметно для нее самой видоизменялось и проводилось на местах так, как это было надо и желательно восторжествовавшей в то время партии Лейбы Бронштейна. Он был в то трудное время вершителем судеб России и тайною главою большевистской власти, а не Ленин, за которым оставалось официальное положение главы. Он был главным вдохновителем и организатором знаменитой чрезвычайки, всесильного жестокого органа, сосредоточившего в сущности в своих руках почти полностью государственную власть советской России. Этот орган стал в действительности тем административным органом, который управлял страной, а не советы, президиумы и исполкомы, оставшиеся официальными органами власти и создававшие внешнюю форму народовластия советскому режиму.

Эта система организации советской власти должна обратить на себя особое внимание изучающих различные события, совершившиеся за период лета 1918 года, так как только эта установившаяся двойственность в управлении страной разъясняет многие обстоятельства, почти совершенно неуловимые, если пользоваться только одними официальными документами деятельности главарей большевистского режима. Коренная ложь, лежащая в основе большевистского учения, не могла не повлечь за собой лжи и в попытке практического применения учения в жизни. Ложь должна была быть всюду: и в проповедовавшейся идеологии, и в формулировавших ее законах, распоряжениях и приказах, и в путях проведения их в жизнь, и в самих свойствах этих путей, составляющих систему административной правительственной сети управления страной. В каждом органе, в каждом управлении, в каждом учреждении советской власти должна была быть непременно ложь. Ведь только через вечную, бесконечную и постоянную ложь во всех проявлениях вновь строившейся жизни людей можно было привести их к конечной цели, к религии Лжи.

Уловить при изучении эту колоссальную ложь всегда и во всем нельзя, так как эта ложь создается не столько формой, сколько самим духом большевистского учения. Когда в эту ложь втягиваются бессознательные и тупые русские люди (Медведев, Ермаков, Якимов - в Екатеринбурге; весь состав исполкома - в Алапаевске; мотовилихинские рабочие - в Перми) или русские люди, примкнувшие к большевизму слева не по идее религии Лжи, а по расчету, по слепоте, по большевизму справа (Саковичи, Белобородовы, Гуторы, Бонч-Бруевичи, Муравьевы, Родионовы), то ложь почти сама всплывает на поверхности гнусных деяний этих предателей веры и родины. Но когда творцами лжи являются непосредственно искушенные, закаленные, идейные и исторически воспитанные последователи религии Лжи из рядов израильского племени (Бронштейн, Янкель Свердлов, Исаак Голощекин, Сафаров), то уловить ложь почти невозможно; она чувствуется сердцем, нащупывается логикой, но не фиксируется документами, не вырисовывается как факт. Истина почти всегда остается покрытой туманом искусной лжи.

Лейбу Бронштейна не смутили угрозы немцев. Со своими клевретами он не остановился ни перед голодными бунтами, ни перед опасностью переворота, ни перед стягивавшимся кольцом военных сил внешних противников; не смутили его и заколебавшиеся коллеги с Лениным во главе.

Бронштейн и его сподвижники - это прямые потомки революционеров древнего Израиля; революционеров прежде всего против Бога, а затем против всех народов, исповедующих Единого Бога, в том числе и против своего еврейского народа. Их революционный фанатизм не остановился в древности перед разрушением ради борьбы с Богом своего народа, перед его рассеянием по всему миру, перед навлечением на него проклятия других народов мира. И теперь Бронштейн выгнал от себя пришедших к нему представителей еврейского народа, пытавшихся уговорить его прекратить злое дело, навлекающее беды на весь народ. Он отрекся от своего народа, от религии своего народа, от антихристианства современного еврейского племени.

Бронштейн и его сподвижники - евреи по племени, израильские революционеры - по идее и последователи религии диавола - по духу. Эта историческая преемственность делает их совершенно исключительными деятелями в ряду всех прочих советских работников. Они интернационалисты не по идее, а по существу; они противники существующих государственных форм не по духу, а по мистической, исторической наследственности от революционеров Израиля; они безбожники не по отрицанию Бога, а по преемственности от предков древне-исторической борьбы с Богом. Поэтому в их деятельности прежде всего всегда и во всем движущим импульсом является борьба с Богом, с Его религией и всякой идеологией, носящей начало Божественности. Созидание новой жизни, ее новых социальных форм для них задача второстепенная, быть может, последующая, но пока совершенно отбрасываемая, как это было и в течение всей их бесконечной революционной деятельности в истории Ветхого завета.

И теперь, когда внешние и внутренние противники сдавили советскую власть со всех сторон, когда социалистические эксперименты Ленина грозили довести массы до исступления, вся энергия, предприимчивость, дьявольская жестокость и безумное изуверство Бронштейна и его последователей сосредоточились не на сопротивлении надвигавшейся политической и социальной опасности, а главным образом на борьбе с Богом, Богом русского народа, с его верой, со всем тем, что в исторически воспитавшемся представлении русского народа было связано с его идеологическим мировоззрением - Божественностью происхождения или Божественностью освящения: Помазанник Божий, Православная вера, Богохранимая Держава и Патриархальная семья.

Уничтожение Царской Семьи и близких Ей по духу Членов Дома Романовых и приближенных, надругание над верой и гонения на ее служителей, безграничное уничтожение народных масс, интернационализация армии и национализация женщин и детей в семье - вот ближайшие задачи, поставленные себе изуверами израильского племени большевистского режима.

 

 

ПОДГОТОВКА ПРЕСТУПЛЕНИЯ ЦЕНТРОМ

 

 

С момента Октябрьского переворота 1917 года Царская Семья, проживавшая под охраной в Тобольске, оказалась всецело во власти главарей большевистского движения. К тому времени охрана Ее уже успела в большей массе достаточно распуститься и развратиться, и любой “комиссар-оратор” мог бы легко подвигнуть товарищей на совершение какого угодно насилия и гнусности…

Однако прошли ноябрь, декабрь, январь - большевики Ее не трогают, не интересуются, но и не заботятся о Ней. По позднейшему заявлению Сафарова, пролетарская власть не видела в Ней опасности и не боялась Ее.

За этот период в советской власти еще не проявился раскол и партия израильских Богоборцев не выявилась в своей специальной деятельности.

Но вот наступил февраль, месяц, с которого для главарей советской власти начали сгущаться тучи над их головами. Февраль, март, апрель - это период постепенного нарастания событий, все более и более охватывавших правительство взбунтовавшихся наемников немецкими железными тисками, контрреволюционными внешними русскими силами и многочисленными восстаниями своих насилуемых властью подданных. Обстановка потребовала для спасения положения максимального напряжения энергии, решительных действий власти и, главное, разгрома и уничтожения наиболее опасных для духа религии Лжи очагов реакции и “предрассудков” народной идеологии.

В этот именно период, потребовавший полного выявления деятельности, сорганизовалась по своей специальности партия Бронштейна, выбросила всюду своих активных работников, окутала Россию паутиной организации чрезвычайной следственной комиссии и приступила к своей исторической миссии - Богоборству.

Могла ли быть ими оставлена в стороне Царская Семья в Тобольске?

Конечно, нет. Свержение Царя, развращение, народа материализованными социалистическими учениями низвергнуть идеологию народа, исторически воспитанной и вытекающей из духа самого русского народа, не могут. Не так легко откажется русский народ от “Помазанничества Богом” своих Верховных Государственных Правителей.

Современный большевик Бронштейн, как потомок революционеров Израиля, вероятно, лучше знал и понимал устойчивость этой идеологии, чем современный русский большевик Ленин. В нем это сознание было укреплено всей историей революционного движения в древнем Израиле, которое в конце концов привело к сектантству в религии: Христос - Мессия, Он же будет и земной Царь; но не к отказу народа от своей идеологии.

Нити паутины Бронштейна протянулись и к Тобольску.

Изучая историю периода, предшествовавшего убийству Царской Семьи, создается впечатление, что уже в это время судьба бывшего Государя Императора и Его Августейшей Семьи была предрешена, и главари задуманного преступления стали опутывать намеченные будущие жертвы как бы паутиной, дабы не выпустить Их из своих рук и покончить с Ними, когда момент будет благоприятный или когда по каким-либо обстоятельствам создастся положение, угрожающее вырвать Их из рук бронштейновских изуверов.

Эти мысли логически вытекают из следующих обстоятельств: как уже известно, состав Екатеринбургского президиума областного совета был совершенно исключительным: из 12 членов - восемь были евреи (Сафаров, Войков, Исаак Голощекин, Чуцкаев, Янкель Юровский, Поляков, Хотимский, Краснов), при этом Сафаров и Войков были связаны непосредственно с Бронштейном, Нахамкесом и Янкелем Свердловым еще по Швейцарии, а Исаак Голощекин - личными отношениями с Янкелем Свердловым и Апфельбаумом-Зиновьевым. В Тобольский местный совдеп были включены евреи Дуцман, Пейсель, Дислер и Заславский, причем исключительно эти четверо вошли в президиум совета и проявили особый интерес к Августейшим Узникам. Все последовавшие события, связанные с судьбой Царской Семьи в Тобольске, обсуждались и разрешались именно этими членами совдепа. Из них еврей Заславский, игравший главнейшую роль, был прислан в Тобольск из Москвы и вместе с ним был командирован в Тобольск матрос Хохряков, кронштадтский зверь-человек, участник всех бывших крупнейших террористических актов против офицеров и буржуев. При Хохрякове в тайне состоял особый Екатеринбургский отряд из латышей, мадьяр и немцев, выделенный, как уже говорилось выше, из особого голощекинского отряда.

Заславский и матрос Хохряков приехали в Тобольск 14 марта. Хохряков имел право непосредственных сношений с Москвой и Екатеринбургом, и действительное назначение его в Тобольске прикрывается назначением его председателем местного совдепа. В губернаторском доме, где содержалась Царская Семья, Хохряков не показывался вплоть до окончания инцидента с Яковлевым, о чем будет сказано дальше. После же отъезда Яковлева Хохряков объявил себя распорядителем судьбы оставшихся в Тобольске Царских Детей и предъявил мандат “уполномоченного всероссийскими исполнительными комитетами советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и областным советом Урала по перевозке Семьи бывшего Царя”.

Заславский по прибытии в Тобольск зачислился в члены президиума местного совдепа, но изредка наведывался в губернаторский дом и вел большевистскую пропаганду среди солдат охраны.

Таким путем главари в Москве имели возможность тщательно наблюдать за Царской Семьей в Тобольске и в любой момент через Заславского, Хохрякова и особый Екатеринбургский отряд покончить с Членами Царской Семьи. Есть полное основание допустить, что еврей Заславский и матрос Хохряков были командированы именно для того, чтобы покончить, не откладывая, с Царской Семьей. Но действовать в открытую изуверы боялись: во-первых, охраны, бывшей при Царской Семье, во-вторых, благоприятно настроенного к Царской Семье населения Тобольска и, в третьих, опасением открытым убийством вызвать в народных христианских массах движения на идеологических началах. Без лжи в таком преступлении главари обойтись не могли; они должны были или действовать в тайне, или совершить убийство, прикрывшись какой-либо провокацией. Так по крайней мере можно предполагать из последовавшей деятельности Заславского.

Заславский, приехав в Тобольск, по-видимому, наметил прежде всего отделить охрану от Царской Семьи, изолировать последнюю и поставить Ее в обстановку более скрытой жизни, чем в губернаторском доме, на виду у всего города. Для этого он стал распускать среди членов местного совдепа и между чинами охраны Семьи всевозможные провокационные слухи: что Царской Семье угрожает опасность нападения каких-то шаек, решившихся будто бы покончить с бывшим Царем и его Семьей; что под губернаторский дом ведется подкоп, с целью взорвать его вместе со всеми живущими в нем, и тому подобные ложные и фантастические сведения, которые, однако, легче всего воспринимаются темной народной массой и советскими деятелями из ее среды., В результате местный совдеп по предложению евреев Дуцмана, Пейселя и Дислера, поддержанному председателем Хохряковым, постановил: перевести Царскую Семью “на гору”, как называлась в Тобольске тюрьма, расположенная на горе за городом. Так как без согласия охраны Заславский не рисковал приступить к перемещению, то, для убеждения солдат в необходимости такого мероприятия, 10 апреля в совдеп были приглашены депутаты от каждой роты охранного отряда. Предчувствуя недобрые замыслы, с депутатами пошел, незваным, комендант охраны полковник Кобылинский.

В местном совдепе делегация была принята президиумом в составе только что упомянутых выше трех евреев: Дуцмана, Пейселя и Дислера, к которым присоединился Заславский, под председательством Хохрякова. Пришедшим было объявлено решение совдепа - перевести всю Царскую Семью “на гору”. Попытка полковника Кобылинского опровергнуть решение заявлением, что охрана Царской Семьи подчиняется не местному совдепу, а центральной власти - не помогла. Тогда полковник Кобылинский повернул вопрос так, что для охраны Царской Семьи от готовящихся, по рассказам Заславского, покушений в тюрьму должна быть переведена и вся охрана, без которой обойтись нельзя. Тут, естественно, делегаты товарищи-охранники загалдели, зашумели, стали угрожать президиуму, и совет евреев принужден был отступить, сославшись на то, что, собственно говоря, окончательного решения совдеп по этому вопросу еще не выносил, а только высказывается принципиально.

Во всяком случае замысел главарей на этот раз сорвался и предупредил их на будущее время быть еще более осмотрительными и искусными. Можно думать, что в замыслах Заславского скрывалась первая попытка революционеров Израиля покончить с Царской Семьей, так как о постигшей неудаче Заславский поспешил донести в Москву, приписывая ее опасному настроению солдат существующей при Царской Семье охраны.

 

В апреле месяце намечается вторая попытка сподвижников Бронштейна по племени и духу покончить с Тобольскими Августейшими Узниками.

12 апреля в Тобольске было получено распоряжение, подписанное Янкелем Свердловым: “Долгорукова, Татищева, Гендрикову и Шнейдер считать также арестованными”. До этих пор упомянутые чины свиты, добровольно последовавшие за Царской Семьей в ссылку, проживали напротив губернаторского дома в доме Корнилова и пользовались относительной свободой, то есть могли ходить по городу в сопровождении солдат охраны. После распоряжения Янкеля Свердлова их переместили в губернаторский дом, и судьба их, следовательно, должна была быть тождественной с судьбой всей Царской Семьи. Чем руководился Янкель Свердлов при выборе придворных? Почему были указаны именно эти четыре лица? Отчего исключили состоявших в одинаковом положении баронессу Буксгевден и доктора Деревенько? Вопросы, которые останутся без определенных ответов, и только в отношении доктора Деревенько, судя по его дальнейшему образу действий, можно с достаточным вероятием заключить - не подходил по духу к обреченной Царской Семье.

По-видимому, в это же время в Москве создались обстоятельства, понудившие советскую власть принять меры к перевозке Царской Семьи из Тобольска в Москву. Каковы были причины, побудившие Москву предпринять эту перевозку, можно судить лишь предположительно по совокупности всех обстоятельств, сопровождавших это решение.

Можно определенно сказать, что в данном случае никакое давление немецких групп или германофильствовавших монархических русских партий здесь не имело места. В этот период немцы в России, заняв Украину, Псков, угрожая Петрограду, чувствовали себя полными хозяевами положения и вполне уверены были в достижении желаемой экономической победы. Бывший Царь им был совершенно не нужен; в разыгравшемся до апогея самомнении они совместно с примыкавшими к ним русскими элементами лелеяли совершенно иной план реставрации монархической России. Их взоры были обращены туда, на юг, в Крым, где скромно и тихо проживал популярнейший из Великих Князей Николай Николаевич, к которому всей душой тянулись доблестные остатки былой могучей русской армии во главе с генералами Алексеевым и Деникиным. Им было вовсе не до несчастной Царской Семьи.

Решение официальной советской власти перевезти Царскую Семью могло быть вызвано двумя причинами: или, опасаясь повсеместных восстаний, советская власть боялась самосуда или похищения, или же перевозка была инспирирована официальной советской власти партией Бронштейна, которая могла использовать перевозку для выполнения своих темных замыслов. Последнее, судя по последовавшим событиям, представляется более вероятным.

Для выполнения перевозки Царской Семьи советская власть командировала в Тобольск Василия Васильевича Яковлева, снабдив его мандатом “чрезвычайного комиссара всероссийского центрального исполнительного комитета рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов”. Полномочия и предписания были выданы Яковлеву от президиума ЦИК, за подписью Янкеля Свердлова и скрепою Аванесова. Этими документами Яковлев уполномочивался вывезти из Тобольска всю Царскую Семью, причем все лица охраны Царской Семьи обязывались исполнять все его требования и приказания под угрозой “расстрела на месте” в случае неповиновения.

Яковлев приехал в Тобольск 22 апреля вечером. Он не принадлежал ни к изуверам партии Бронштейна, ни к коммунистам Ленина. По своим политическим убеждениям он состоял в партии эсеров и еще при царском режиме как один из активнейших деятелей партии был за что-то приговорен к смертной казни, но удачно бежал и скрывался за границей, в Германии и Швейцарии.

Яковлев был типичным российским идейным политическим деятелем крайних социалистических направлений, но совершенно был чужд темной деятельности закулисных сторонников Бронштейна и, конечно, не предполагал даже о существовании таковых в центральных и местных органах власти и о степени могущества и влияния этой изуверской организации. Получив от официальной центральной власти полномочия на перевозку Царской Семьи, он приехал в Тобольск, чтобы честно выполнить принятое на себя обязательство.

Неудача миссии Заславского была представлена сторонниками Бронштейна официальной советской власти в Москве как акт неповиновения охраны местной советской власти, вытекавший из контрреволюционности солдат охраны, сформированной еще при прежнем правительстве. Совершенно ясно, что Яковлев был инструктирован в Москве именно в такой окраске происшедшего инцидента, почему в Тобольске он прежде всего постарался заручиться расположением солдат охраны.

23 апреля Яковлев собрал весь отряд и обратился к товарищам с длинной речью, действуя главным образом на их слабые струнки. Говорил он хорошо, просто, ясно и увлекательно; было видно, что он прекрасно понимает психологию толпы и умеет ею пользоваться. С первых же слов. он заявил солдатам, что вот их представитель Лунин приезжал в Москву и хлопотал о суточных деньгах; деньги он, Яковлев, привез и каждому будет выдано не по 50 копеек суточных, как было при временном правительстве, а по 3 рубля на человека в сутки. Солдаты стали осматривать его, стали особо подробно разбирать печать на нем, видимо, питая некоторое сомнение в личности Яковлева. Он это сразу же понял и снова начал говорить солдатам о суточных, о том, что вот теперь они все будут отпущены и станут свободными ехать по домам, к своим семьям и т. п. В конце он упомянул, что вот-де между отрядом и местным советом произошли недоразумения из-за вопроса о переводе Царской Семьи в тюрьму, что он эти недоразумения выяснит.

Как ни были уже развращены солдаты, но инстинктивно почувствовали, что Яковлев приехал с чистой задачей по отношению к Царской Семье, и приняли его сторону. Конечно, большую роль сыграли и привезенные Яковлевым деньги, розданные солдатам на следующий же день. Однако все это не спасло в будущем положении.

Странная обстановка создалась в Тобольске с приездом туда Яковлева; совершенно необъяснимая, если не учитывать той двойственности и лжи, которые выявились во всей системе большевистского управления и режиме, обрушившихся вообще на несчастную Россию. Яковлев вполне убежденно считал себя единственным и высшим представителем всероссийской центральной власти в Тобольске и в то время ни минуты не сомневался в честности и добросовестности этой командировавшей его центральной власти, возглавлявшейся евреем Янкелем Свердловым. Он верил в силу этой власти, в ее единомыслие в достижении целей перестроения России в новые социальные формы, и не мог предполагать, что в советской России может параллельно существовать другая власть, другая, более значительная сила, руководимая в достижении цели своими побуждениями, своими идеями, не “дебатируемыми” открыто в официальных органах советской власти, и не доверяемая каждому честному работнику официальной власти, хотя бы “чрезвычайному уполномоченному”.