ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА –включенность истории культуры локальных сообществ в социальную историю человечества в целом. 6 страница

Так или иначе, но при любой трактовке цивилизация выступает как сугубо культурная общность. Использование категории «цивилизации» представляется наиболее операциональ­ным при проведении компаративных и крос­скультурных исследований различных ре­гиональных исторических обществ как культурно-исторических типов.

ХОЗЯЙСТВЕННО-КУЛЬТУРНЫЕ ТИПЫ. Многообразие при­­­род­но-кли­матичес­ких зон на Земле порождает столь же много так называемых «экологических ниш» существования человеческих сообществ. Особенности природных условий и кли­мата в каждой из них в существенной мере диктуют людям возможные, допустимые и наиболее эффективные способы выживания на данном ланд­шафте, формы жизнеобеспечения, конструкции орудий труда и охоты, строительства жилищ, покроя одежды и т.п. К сожалению, мы плохо знаем историю микроклиматических изменений на Земле, которые бы очень много нам объяснили в социальной истории людей. Совершенно очевидно, что все эти, казалось бы, сугубо бытовые особенности образа жизни неизбе­жно определяют и общую социальную организацию сообществ, тип взаимоотношений между его членами, их мировоззрение, мифологию, надежды и фобии, художествен­ные образы мировосприятия и т.п., т.е. по существу об­щий тип культуры (по крайней мере, обыденной, сельскохозяйственной).

Ясно и то, что сообщества, оказавшиеся соседями, живущими в одинако­вых приро­дно-клима­тических условиях, вырабатывают более или менее об­­щие приемы адаптации на ландшафте и регулярно обмениваются наиболее эффективными способами этой дея­тельности. Но порой и народы, которые живут на разных концах Земли, но в столь схожих природных ус­ловиях, что однотипные элементы куль­тур у них складыва­ются совершенно независимо друг от друга. Мы можем рассматривать культуры этих народов (по каждой экологической зоне отдельно) как более или ме­нее однотипные, по крайней мере, по основным характеристикам их систем жизнеобеспечения. Подобные ситуации природно-детерминированного культурного сходства в этнографии получили название хозяйственно-культурных типов.

Нет сомнений в том, что у народов, живущих в соседстве и постоянно об­менивающихся некоторыми приемами более эффективного выживания, уро­­­­вень культурной близости существенно выше, хотя в принципе можно выделить общие типологические черты в культурах всех горских народов, таежных охотников, арктических оленеводов, кочевников степей, кочевников пустыни и т.п.

Надо заметить, что подобная природно-детерминированная культурная близость характерна: а) для народов, уровень развития которых можно определить как позднепервобытный или как раннюю стадию аграрного (именно на этих стадиях культура более всего зависит от природно-климатических ус­ло­вий проживания); б) народов, живущих в более или менее экстремальных природных условиях (в арктической зоне, на высокогорье, в степях и полупу­сты­нях, в джунглях); в) у народов, живущих сравнительно изолированно от более развитых соседей или поддерживающих с ними отношения невмешательства в жизнь друг друга. Случается и так, что часть наро­дов, объединяемых в тот или иной хозяйственно-культурный тип, явля­ются еще и родственниками на генно-попу­ляционном уровне (как, например, большинство финно-угорс­ких народов, включая собственно финнов, эстонцев и венгров). Хотя давно уже уста­но­в­ле­но, что в вопросе хозяйственно-куль­т­­­­урного сход­ства такое родство не име­­ет принципиального значения. Достаточно сравнить между собой две пары народов: таймырских ненцев и алеутов Аляски, со­вер­шен­но не родственных между собой, но очень близких по хозяйственно-культурной типо­ло­гии, с одной стороны, и горных киргизов и та­ежных якутов, куль­турно очень далеких друг от друга, но генетически являющихся близкими род­­ственниками – потомками вос­­точной ветви древних тюрок, с другой.

Так или иначе, но хозяйственно-культурный тип – это особый тип межкультурного сходства и единства социальной типологии, име­ющий природно-гео­графическую детерминацию.

КУЛЬТУРНО-ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ ОБЩНОСТИ. Культурное сход­­ст­во народов, входя­­щих в такие образования, обусловлено их этническим родством, происхождением от общего предка, из культуры которого его потомкам переходят мно­­­­­­­­гие черты, а так же и лингвистические основы национальных язы­ков. При­чем степень культурной близости в большой степени зависит от того, сколь давно произошло разделение народов-братьев. Например, культурное сходство восточнославянских народов – великороссов, украинцев, белорусов и карпатс­ких русинов, разделение которых произошло в XIV-XVI вв., – зна­чительно боль­шее, чем сходство восто­чных, южных и западных славян, раз­делившихся в VI-VIII вв. и сейчас предс­та­в­ляющих собой уже самостоятельные культурно-этно­гра­фи­че­с­кие груп­­­­­пы. При­­­мерно таким же уро­внем сход­ства/различия обладают и куль­туры сохрани­в­шихся кельтских народов – шо­т­ландцев, ирландцев и валлийцев, – тер­­­­риториально и этнически разделен­ных тоже в первые века нашей эры и которых уже трудно рассматривать как единую культурно-этногра­фи­ческую груп­­­пу. А вот французские бретонцы, то­же генетически являющиеся кельтами, уже совершенно утратили черты прежней кельтской культуры. Еще сло­ж­­­нее была история тюрк­­­ских народов, разделившихся в кон­це I тысячеления до н.э. на несколько культурно-этногра­фи­чес­ких групп – восточно-тюркскую (уйгуры и киргизы), сельджукскую (туркмены, азербайджанцы и турки), кипчакскую (волжские и крымские татары, башкиры, узбеки, кара-калпаки, балкарцы, ногайцы, гагаузы, а также сошедшие с исторической сцены хазары, половцы, печенеги и др.) и несколько народов, не входящих ни в одну из этих групп (казахи, ал­тайцы, якуты). В рамках каждой из перечисленных групп культуры, входящих в них народов, очень близки; на более далеком «этническом расстоянии» некоторые элементы сходства обнару­живаются (особенно в языке). Но при желании можно обнаружить отдельные элементы сходства между культурами любых народов, жи­­­­вущих в одном регионе (скажем, между всеми европейцами), но это еще не основание для объ­единения их в культурно-эт­нографическую общность.

Таким образом, можно заключить, что культурно-этнографические об­щ­ности составляют близкородственные народы, разделение которых прои­зо­шло по историческим меркам сравнительно недавно (на более тысячи лет назад).

КОНФЕССИОНАЛЬНЫЕ ОБЩНОСТИ.В мире существуют десятки национальных религий и три так называемые мировые религии, имеющие распространение между многими народами: буддизм, христианство и ислам. В свою очередь ка­ждая из этих мировых религий, распадается на несколько течений. Например, христианство – на католицизм, православие, протестантизм, монофизитство и несколько совсем мелких направлений; ислам – на суннитов, шиитов, вахаббитов, исмаилитов, алавитов и множество мелких течений; буддизм – на течения махаяны, представленное в основном ламаизмом и чань (или дзен) буддизмом, и хинаяны, распространенной в основном на Цейлоне и в Индокитае. Конечно, принадлежность народов к какой-то из названных мировых религий обусловливает много элементов общности в их куль­­­турах (общие «священные тексты», которые детерминируют единство ми­­­ровоз­зре­ния, общие нормы социального поведения, многие общие ценностные и нравственные принципы). Но это все – наиболее общие установки куль­­туры. Гораздо большей культурной близостью обладают народы, принадлежащие к одному из течений в рамках какой-либо мировой религии.

Разумеется, степень культурной близости в каждом конкретном случае определяется историческими обстоятельствами. Например, в христианстве на­­­­­и­большей культурной близостью обладают народы католической Европы, что обусловлено их полуторатысячелетним близким соседством и тесными контактами. Католики Америки (особенно Латинской) в культурном отношении уже заметно отличаются от европейских. Еще больше отличаются католики-ази­аты: филиппинцы, корейцы (исповедующие католицизм). Та же картина и в православии. Культурно очень близки восточнославянские и южнославянские народы – русские, украинцы, белорусы, сербы, черногорцы, болгары. А вот гре­ки и грузины – такие же пра­­­­вославные – культурно заметно отличаются от православных славян. Почти никакого сходства не обнаруживается между наци­ональными культурами монофизитов – армян, египетских коптов и эфи­­­­­­­опов – в силу практического отсутствия контактов между этими народами.

Напротив, народы, принадлежащие к течениям буддизма, обнаруживают заметную культурную общность (впрочем, и ламаистов в культурном отно­ше­нии стоит разделить на горных – тибетцев и непальцев – и степных – мон­­го­лов, бурятов и калмыков). Много общего в культурах народов, исповедыва­ю­щих хинаяну (Шри Ланка и Индокитай), чань-буддизм (часть японцев и китайцев).

Еще большей культурной общностью отличаются исламские народы. В политическом смысле их рассматривают и как единую цивилизацию, уровень религиозной солидарности которой существенно превышает подобную соли­дар­ность христиан и буддистов. Мусульман, очевидно, следует группировать не по течениям ислама, а по этническим корням: арабо-мусульмане (египтяне и жители Ближнего Востока), берберо-мусульмане (от Ливии до Мавритании), тюрко-мусульмане (все тюркские народы Поволжья, Средней Азии, Кавказа и Закавказья, а так же собственно турки), кавказские мусульмане (аборигенные северокав­казские народы, кроме осетин-хри­с­­­­тиан), ирано-му­сульмане (иранцы, афганцы и таджики), индо-мусульмане (пакистанцы, бенгальцы и мусульмане-ин­дусы), дальневосточные мусульмане (индонезийцы, бутанцы, часть фи­лип­пинцев), мусульмане Тропической Африки и др. Особую группу составляют мусульмане-эмигранты, постоянно живущие в странах Западной Европы и в США. Их культура представляет из себя некоторое смешение европейских гражданских норм и мусульманских традиций, исполняемых в приватной жи­з­ни. То же можно сказать и о российских татарах.

Таким образом, вопрос о конфессиональных группах как транслокальных культурных общностях пока еще остается открытым в науке, не имеющим универсальных оснований для систематизации, впрочем, как и вопрос о цивилизациях.

ПРОСТРАНСТВО КУЛЬТУРНОЕ – понятие, в котором следует различать два основных его смысла. Географическое или физическое про­ст­ранство распространенности той ли иной локальной культуры, с одной сто­роны, и его функциона­ль­­ное членение на те или иные культурные зоны (жи­лую, хозяйствен­ную, сак­­ральную, погребальную и др.), с другой. Помимо то­го мо­жно выделить и инфернальное потустороннее пространство, которое вне зависимости от своей физической реальности всегда реально в культуре.

Близким к пространству культурному является понятие культурного ареала, обычно используемое для выделения в пространстве распространения той или иной культуры, более локальной зоны распространения каких либо черт, форм, диалектов и т.п. Отдельной темой являются вопросы о границах размежевания разных культурных пространств и зоны их стыка, в пределах которых часто имеет место смешение элементов разных локальных культур.

В эпоху первобытности физическим культурным пространством была тер­ритория жизнедеятельности того или иного рода – «пространство обитания», которое делилось на собственно жилое пространство (стоянка) и прост­ранство кормления (охоты и собирательства). Где-то выделялось еще и сак­раль­ное пространство (обычно пещера и площадка перед ней, где хранились предметы почитания и совершались магические обряды). Такая пещера могла располагаться поблизости от стоянки (но никогда не в ее пределах) или в отдалении от нее; именно в этих пещерах и выполнялись наскальные рисунки, хранились сакральные реликвии и в них (или на ритуальных площадках перед ними) совершались коллективные ритуальные обряды. Видимо, эти пещеры олицетворяли собой в первобытной культуре и потустороннее про­ст­ранство – зону обитания духов и предков. Вместе с тем четкого разделения на сакральную и профанную зоны не отмечается; ритуальная утварь или магические предметы (статуэтки) изготовлялись на территории стоянки и, видимо, часть ритуалов совершалась там же. Жилище по определению имело сакральный статус и оли­цетворяло собой мир – модель вселенной. Захоронения осуществлялись, как правило, на территории стоянки, а нередко и в самих жилых постройках. Современные исследования народов, сохранившихся на первобытном уровне раз­вития, подтверждают, что и сама стоянка имела двойной статус профанного и сакрального прост­ранства одновременно.

В эпоху аграрных цивилизаций в этой схеме произошли некоторые изме­нения. Границы распространения той или иной локальной культуры, с одной стороны, стали в основном совпадать с государственными границами мо­ноэт­нических государств или с этническими границами территории расселения отдельных народов, с другой стороны, появление мировых религий созда­ло обширные зоны их распространения среди многих народов. Начали фор­­­­­­­­­­ми­­ро­вать­ся первые образования цивилизационного характера, в которые вхо­дили народы с многими общими элементами культуры. Развитие межнациональных торговых, военных и культурных контактов привело к появлению ан­клавов чу­жих культур (иностранных слобод) в крупных городах. Вообще города стали мес­том концентрации светской культуры, как монастыри – религиозной культуры. На эпоху эллинизма приходят­ся первые попытки смешения культурных форм разных народов, а на стык Средневековья и Нового времени (Ре­нес­санс) – первые попытки синтезации культурных форм разных эпох. Жилище постепенно начало утрачивать свой сак­ра­льный статус (при сохранении очень высокого символического статуса). По­­­­­­­я­вились и светские общественные и административные сооружения, иногда являвшиеся местом жительства властвующих особ. Сакральное пространство стало воплощаться в культовых постройках и прилегающих к ним территориях; сак­ральный статус получили и кладбища, под которые стали выделять специальные площади. Культовые объекты стали местом сосредоточения ис­кус­ства, грамотных людей, местом создания и хране­ния интеллектуальных и художественных произведений. Особыми сакральными пространствами стали места массового религиозного палом­ни­чества. По­тусторон­нее пространство иногда олицетворялось какими-то земными территори­я­ми (греческий Элизиум, иудейский Эдем, тибетская Шамбала), но затем начало определенно манифестироваться как «мир небесный» (Рай, Небесный Иерусалим) и «мир подземный» (Ад).

Эпоха индустриальной цивилизации значительно увеличила номенклатуру специализированных культурных пространств. Отделение искусства, кни­­­­гоиздательства и образования от религии привели к образованию особых культурных прост­ранств – художественных: мастерских, театров, выставок, концертных залов, музеев, позднее киностудий и кинотеатров, радио- и телестудий; книжных: книгоиздательств, книжных магазинов, библиотек; образовательных: школ, разнопрофильных высших учебных заведений, учреждений до­школьного воспитания. Появились новые области куль­турной деятельности и соответствующие культурные пространства: система охраны культурного на­­с­ледия и охраняемые объекты и территории, а так же музеи нехудожественного профиля и общедоступные архивы; это же пространство и стало зоной активного туристического посещения; система организованного досуга и соответ­ствующие учреждения: клубы, дома культуры и т.п. Помимо того формирование системы национальных государств привело к тому, что госу­дар­ственные границы стали более точно соответствовать зонам расселения тех или иных этносов и пределам распространения их локальных культур. Од­новременно, благодаря интенсификации международных культурных контактов, развитию массового образования, печатных и электронных СМИ, существенно расширилось пространство знания разных народов друг о друге и о культурах всего мира. С ХIX-XX вв. литература и искусство всех народов превратились в международное культурное достояние, расширив зону своего распространения практически до общечеловеческой.

Постиндустриальная эпоха унаследовала достижения индустриальной, технически усовершенствовав и интенсифицировав прежде всего процессы международного распространения знаний о культуре и мультикультурации – создания культурных явлений на базе смешения культурных форм разных народов и эпох.

Помимо того в иносказательном смысле под пространством куль­тур­ным может иметься в виду и круг людей, среди которых распространена та или иная локальная культура или субкультура. Пространство культурное, понимаемое в этом смысле, может быть дифференцировано на: пространство (круг людей) распространения той или иной социальной культуры, этнической, политической, религиозной и иной культуры.

В данной статье намеренно не рассматривалось пространство культур­ных смыслов, относящееся уже к области культурной герменевтики.

СОЦИАЛЬНАЯ ТИПОЛОГИЯ КУЛЬТУРЫ. Само понятие «типо­ло­гия» (или «классификация») каких-либо явлений отражает стремление исследо­вателя упорядочить свои представления об изучаемых объектах, систематизи­ровав их по какому-то единому основанию, признаку. В принципе подобных оснований для типологизации может быть несчетное множество (любой объект обладает сотнями характеристик), и ученый выби­рает для себя тот признак, изучение которого в наибольшей мере раскрывает интересующие его черты и свойства объектов. Главным и обязательным методическим условием любой систематизации (типологизации, классификации) должно быть очевидное единство избранного основания, как необходимое условие для рассмотрения данной группы объектов в качестве суммы, подлежащей систематизации, а также вы­страивания этих объектов в какой-то ряд или иерархию. При этом, как правило, подобный ряд или иерархия выстраиваются в связи с увеличением или убыванием числа каких-либо сущностных признаков, хотя могут иметь место классификации, связанные с разницей не количественных показателей, а каких-то других признаков; например, на основании разных принципов и типов организационного построения объектов, единых по своему субстратному составу. Такие типы классификаций часто применяются при изучении человеческих обществ, единых в том, что все они являются устойчивыми группами людей, но консолидированными по разным причинам и по-разному организованными.

Классический пример ненаучной типологизации – разбивка человечества на десятки цивилизаций, почти каждая из которых имеет собственные основания для локализации. Тем не менее, в общественном сознании эта классификация прижилась при том, что мусульманская и византийская цивилизации вы­де­ляются по религиозному признаку, латиноамериканская и цивилизация Черной Африки – по региональному, римская и российская – по политическому, а западноевропейская и китайская – по сумме религиозных, политических и культурных признаков.

Как уже говорилось, в качестве основного принципа для типологизации культур мы используем черты преобладающего типа социальной солидарнос­ти, сложившегося в дан­ном обществе, реализация которого порождает (с учетом привходящих природно-исто­рических, социально-экономических, религиозных и иных условий) соответствующие формы социальной организации и ре­гуляции, нормы, нравы и обычаи, оценочные крите­рии, отношение к человеческой личности и т.п. Путь и характер культурной системы за­висят от того, какое основание (группа оснований) социальной солидарности (причин для со­в­местного проживания и жизнедеятельности) преобладает у данного коллектива людей.

Нами избрано именно это основание для типологизации, не потому что оно в каком-то отношении превосходит все другие, а в связи с тем, что оно в наибольшей сте­пени соответствует той концепции культуры, которая является стержневой для данной книги.

Под типом социальной солидарности мы понимаем прежде всего исторически скла­дывающийся (и разумеется, эволюционирующий) набор принци­пов и методов упорядочивания мира – как в практической деятельности по социальному мироустрой­ству (в преобладающих направлениях трудовой де­я­тель­ности, характере взаимоотноше­ний с соседними народами, выстраивании и регулировании социальных отношений и функций внутри собственного сообщества и т.п.), так и в области идеальных представлений о мире (общем характере мировоззрения, религии, политической и иной идеологии, пред­ста­вле­ний о самих себе и о соседях, целях существования, ценностных ориентациях, основных интересах и потребностях и пр.). В исторической практике эти два аспекта упорядочивания мира являются взаимопорождающими. Социальная со­ли­дарность находит свое оформление в идеологии, а идеология манифестирует именно данный тип социальной солидарности (трудно пред­ставить себе общество с военно-терро­ристическим внутренним режимом, пост­роенное на идеологии полного умиротворения и бесконечной толерантности к соседям). Реализация стихийно сложившегося типа соци­альной солидарности ведет к становлению характерных форм социальной организации и методов регуляции – построения и поддержания социального порядка (что в марксизме называлось «со­циальными отношениями» и тракто­валось с по­зиций экономического детерминизма), наиболее адекватных это­­­­­­­­му типу солидарности. Существование общества на избранных основах в те­чение нескольких десятилетий (и тем более веков) ведет к накоплению, рефлексии и селекции социального опыта кол­лективного и личностного существования именно при этом порядке, к аккумуляции этого опыта в формирующейся специфичной системе ценностей, воплощению ее эле­ментов во множестве «культурных текстов» и, наконец, – главное – в социальном вос­про­из­водстве этого порядка, т.е. проявлении социальной солидарности этого типа в следующих поколениях сограждан, формировании в них необходимых этому порядку параметров социальной адекватности и культурной компетент­­­ности (см.), что достигается посредством социализации и инкультурации молодежи.

Тоталитарные общества, которые литературная антиутопия назвала «иде­альными» (в смысле идеального соответствия описанной выше схеме), стремятся к максимально точному воспроизводству этого порядка преимущественно с помощью насильственных средств. В обществах традиционалистского типа действие этих закономерностей прояв­ляется в более мягких фор­мах, а функцию силового принуждения берет на себя традиция. Социальная солидарность, построенная на либерально-демократических прин­ципах, ре­ализуется еще более конвенциональным образом: необходимая лояльность граждан к су­ществующему порядку в большей мере обменивается на множественные социальные блага, нежели «выбивается кнутом». Однако роль и зна­­чение социальной со­лидарности как организующего начала коллективной жизни остается не­изменной.

Это основание для типологизации культур (субкультур) представляется сравни­тельно универсальным, хотя помимо непосредственного и более или ме­нее выраженного воплощения принципов социальной солидарности в исторических национальных и этно-политических культурах, существует и множество социальных субкультурных явлений (систем), где принципы этой схемы реализованы сравнительно опосредствованно.

Представляется очень серьезным вопрос, насколько социальные объедине­ния животных – прай­ды, стаи, стада, популяции могут быть соотнесены с со­циальными объединениями людей? В животной среде существуют временные брачные объединения (в частности прайды), но преимущественно виды объеди­нений носят социально-трофический (пищевой) ха­рактер. В каком-то смысле стаи и стада могут быть обозначены как «животные социумы», а региональный популяции – как «животные этносы». Животные объеди­няются ради размно­жения, совместного добывания пищи и в некоторой степени – ради коллективной обороны. В конечном счете, люди объединяются ради тех же целей, но формы их объединений формы практического и информационного взаимодействия – во много раз сложнее.

КРОВНОРОДСТВЕННЫЙ ТИП КУЛЬТУРЫ. Этот культурный тип рассмат­ривается первым, ибо является наиболее древним. К формам кровнородственного типа могут быть отнесены: семья, основанная на брачном союзе (являющаяся также и социальной, и культурной единицей), клан (социальное объ­единение некоторого числа семей, находящихся в том или ной степени кровного родства) и род (объединение скорее всего мифически родственное, но в котором мифологема о происхождении от единого «великого предка» играет главную сплачивающую роль). Это первый тип групповой солидарности, зафиксированный специалистами еще у пред­ков человека – гоминид вре­мен антропогенеза и доминировавшая как основной тип организации че­ловеческих коллективов фактически до неолитической эпохи и перехо­да к территори­аль­но-соседскому типу интегра­ции. Его называют пер­во­быт­ной общиной.

Суть этой культурной системы по-живот­ному про­ста: степень со­лидар­но­с­ти, обязательства и формы поведения одного че­ло­века по от­ноше­нию к дру­гому зависит от близости их кровного родства. Если современ­ный че­ловек держит в памяти, как правило, 2-3 уровня родства (как «по гори­зон­та­ли», так и в глубину истории), то в первобытной древности были разработаны сис­темы, включающие в себя по нескольку десятков уровней родственной близости и соот­ветствующих обя­­­­зательств по отношению к родствен­ни­ку (описаны К.Ле­­­ви-Стросом, А.Ле­руа-Гу­раном, Ю.А.Арутюновым, Е.Н.Баси­ло­вым и др.).

В основании этого типа социальной солидарности лежала мифологема о про­исхождении всех членов рода от единого пред­ка. Этот пре­док, был далеко не всегда антропоморфен, его роль могло играть какое-либо животное (которое поэтому было священным и неприкосновенным, а труп такого животного рассматривался как те­ло сородича, которое хоронили по человеческим обрядам, принятым в данном роде) или вообще неодушевленное явление (река, скала, солнце, луна и т.п.). Такой предок одновременно играл и роль тотема – верховного божества, создавшего весь мир и данный человеческий коллектив в частности (другие коллективы ту эпоху, обычно, даже не считались за людей, а рассматривались как обычные животные – добыча охотников).

Самым существенным для процесса познания окружающего мира и выстраивания его картины было то, что в полном соответствии с подобной генетической направленностью восприятия собственного коллектива и весь мир по­знавался не методом изучения его свойств, а посредством образно-мифо­ло­ги­чес­кой реконструкции его происхождения. Недаром, по мнению спе­ци­а­лис­тов, древнейшими мифами являются космогонические, в которых рассказывается о происхождении мира.

Социальные нормы так же были сконцентрированы преимущественно на регуляции процессов биологического воспроизводства. Если поначалу в коллек­тивах царил промискуитет и эндогамия (запрет на брачные свя­­­­зи с чужаками), то со временем выяснилась опасность близкородственных связей и первобытные роды перешли на систему дуально-фратриальных брачных со­юзов, в соответствии с которыми два рода вступали в союз, в рамках которого брачные связи запрещались внутри собственного рода, а допускались только с пред­ставителями другого рода. Это было первым шагом к переходу на племенную систему организации.

Искусство этой эпохи полностью соответствовало картине мира. Широкой общественности хорошо известна верхнепалеолитичесая наскальная живопись пещер Ласко, Альтамира и др., где с поразительной реалистичностью были изображены некоторые виды животных (в основном – охотничьи объекты). Но статистически эти произведения составляют незначительную часть пер­вобытной изобразительной деятельности. Абсюлютный численный прио­ритет в это время имели графичес­кие изображения женских гениталий (впро­­­чем, довольно условные), в скуль­птуре – лепные и резные изображения обнаженных женщин, часто безголовые и безрукие, но зато с подчеркнуто вы­яв­лен­ными детородными органами. Но это не значит, что искусство началось с порно­графии. Предполагается, что эти статуэтки играли роль магических амулетов, т.е. были предметами культа плодородия.

Показателен факт, что первобытная эпоха практически не оставила нам очевидных изображений фаллоса. Этот факт имеет множество объяснений, но главное то, что в условиях промискуитета было невозможным персональ­ное установление отцовства, так что ребенок всегда разделял судьбу матери и принадлежал к ее роду. Собственно в этом и заключался знаменитый матриархат.

Таким образом, если религия эпохи ранней первобытности была сконцентрирована на происхождении собственного рода, то бытовая магия (наиболее полно отражавшая насущные социальные проблемы) – на прод­ле­нии рода (что при необычайно высокой детской смертности в то время, действительно, было самой большой проблемой существования родовых коллективов).

ЭТНИЧЕСКИЙ ТИП КУЛЬТУРЫ. Известно, что все человечество не представляет собой еди­ного социального и культурного организма. По совокупности различных географических, демографических, расовых, исторических, социальных, лингвистических и иных причин человечество еще в процессе антропогенеза изначально формировалось как мозаика автономных социальных коллективов, численность которых, как правило, регулировалась ресурсными возможностями «территории кормления». Длительный (многовековой, а, порой, и многотысячелетний) опыт коллективного сожительства людей в подобных группах выработал у них комплексы оригинальных форм межличностного вза­и­модействия (нравов и обычаев), средств коммуницирования и информационного обмена (разговорных языков, а позднее и систем письменности), форм организационного устроения (родов, племен, этносов, государств, сословий), особенностей в разделении социальных функций и тех­нологий достижения требуемых результатов (профессиональной специализации и характерис­тик изготовляемой продукции), специфических картин мира и вариантов ми­ровоззрения (мифологии, религии, рационалистических рефлексий, образных мироощущений и их художественных воплощений и т.п.). Все это в совокупности привело к устойчивой дифференциации человечества на автономные этнические кол­лективы и формированию в каждом из них своей специфической культурной конфигурации тех или иных языков, обычаев, нравов, традиций и т.п.