Дешт-и-Кипчак — страна незнаемая? 2 страница
…Нет, все-таки хорошо, что слово «Дешт-и-Кипчак» стерли тогда с географических карт — меньше позора. А так исчез — и исчез… Правда, сейчас появились независимые Азербайджан, Узбекистан, Украина, Казахстан — законные наследники Дешт-и-Кипчака, его истории и культуры… Только вспомнят ли там о Великой Степи, о своей «стертой» Родине?
Власть монголов простиралась почти на все тюркские земли. Об этом ярко написал в 50-х годах XIII века персидский автор Джувайни в книге «История завоевания мира». Мимо этой книги, конечно, не прошел барон Тизенгаузен, который собирал все о Дешт-и-Кипчаке.
В рассказе Джувайни звучит восхищение доверчивыми кипчакскими «неудачниками», которым судьба уготовила тяжелое испытание, и они достойно держались, вызывая восхищение иранца. Не оказался скупым на добрые слова и автор китайского сочинения «История первых четырех ханов из рода Чингисхана».
Лишь в России не находили правдивых слов в адрес южного соседа, которого в XIII веке постигла страшная беда. При монголах восточноевропейские степи вдруг стали «древнерусскими». Так утверждает российская наука.[66]
Но когда, с какого года им принадлежали тюркские степи? В какой войне и с кем они завоевали их?
Вторжение монголов на Русь носило своеобразный характер. Вот текст тому в подтверждение: «До прихода монголов многочисленные русские варяжского происхождения княжества, только в теории признававшие над собой власть Киевского великого князя, фактически не составляли одного государства, а к населяющим их племенам славянского происхождения не применимо название единого русского народа.
Влиянием монгольского владычества эти княжества и племена были слиты воедино , образовав сначала Московское княжество, а впоследствии Российскую империю (выделено мною. — М. А.)». Это слова известного монгольского историка Харадавана.
Выходит, монголы и создали Московское княжество, усилили его и ввели в свою политическую орбиту. Им нужен был союзник на севере Европы и одновременно противник Великой Степи. Союз монголов и русских очевиден еще и потому, что на Руси никогда не было ни одного(!) монгольского правителя. Русские князья всегда княжили сами… Увы, таковы факты, которые следуют из монгольских да и российских хроник.
Дань в первую очередь интересовала на Руси монголов, за ней раз в год и приходили они. А собирали ее мастерски! От уплаты дани освободили Церковь. В 1270 году хан Менгу-Тимур издал указ, начинавшийся словами: «На Руси да не дерзнет никто посрамлять церквей и обижать митрополитов…». Хан Узбек расширил привилегии духовенства, введя для нарушителей смертную казнь «без различий, русский он или монгол».
Для сбора дани монголам и нужно было Московское княжество, которое они создали к XIV веку. Лишь в редкие годы передоверяли это дело тверским князьям. Так что ужасы о татаро-монгольском иге исходили не от мифических «татар». Своему «наместнику» на Руси монгольский хан вручил знак отличия — шапку.
А сдавали дань так.
В назначенный день московский князь встречал посланца Великого хана, в сопровождении которого и ехали с данью в столицу Орды. Предание о том, как происходил этот ритуал, позже описал Дж. Флетчер, служивший в Москве послом: «Русский царь, стоя подле ханской лошади (на которой тот сидел), должен был кормить ее овсом из собственной шапки, что происходило в самом Кремле Московском». Вырастали и умирали поколения русских князей с шапкой в руке.
Вот оно откуда — «тяжела ты, шапка Мономаха»… Ее подарили Московскому князю в XIV веке, когда город утвердился в роли сборщика дани. Великий хан вручил ее за верную службу своему наместнику на русской земле. С тех пор шапка — символ самодержавия на Руси.[67]Такая же шапка была у Великого хана и у других ханов.
Тогда же соседи-данники придумали слово москаль , им назвали «московских сборщиков». «Вишь, как намоскалился, с живого сапоги снимает», — говорили на Руси… Заметим, сапоги, а не лапти! Эта деталь говорит о многом. «Москалем» мог быть любой, кто служил, кто рабски выполнял приказы Кремля. Жестокий, бездумный и бесчувственный представитель «среднего уровня власти» — вот кто он, москаль.
Москва особенно преуспела при князе Иване I (? - 1340), прозванном Калитой .[68]Великий был человек, настоящий политик, собиратель всея Руси, заложивший политические и экономические основы Московского государства. Этот «Собирушка» получил от ордынского хана ярлык (льготную грамоту на сбор дани на Руси) — огромную власть собрал он. При нем открылась в Москве и митрополия.
Однако решающим в истории Московского княжества был все-таки 1472 год, тогда в Кремль привезли засидевшуюся невесту Софью Палеолог, племянницу последнего византийского императора. Свадьба Ивана III открывала Москве двери в Европу, делая княжество преемником уже не существующей Византии… Очень перспективный дипломатический ход, он принес Москве скорую свободу от власти Орды!
Не торговлей, не войной возвышалась Русь, а смиренностью к монголам и жестокостью к русским. Это вполне устраивало греков, метивших на место монголов на Руси… Московское княжество росло быстро, прибавляясь землями соседей. Ничто не останавливало его. Сборщики дани вели себя, как прислуга на кухне в отсутствие хозяев. Роскошь и распутство поражали приезжих. Город жил, питаясь «трупом общества», как точно выразился маркиз де Кюстин. Русские перехитрили монголов («стояние на Угре», 1480 год) — перестали отдавать им собранную дань.
Англичанин Климент Адамс, посетивший Русь в 1553 году, был ослеплен великолепием княжеских палат: «Посредине палаты стоял невысокий стол… Тут было множество драгоценных вещей, ваз, кубков, большей частию из самого лучшего золота…»
Блеск, правда, смущал тех, кто видел, как по соседству с Москвой умирали от голода и нищеты другие русские княжества. Иным князьям не оставляли средств даже на приобретение одежды, а народ ходил «из одной в деревни в другую за угольком»… Это тоже не ускользнуло от острых глаз иностранцев.
Прежде только часть собранной дани Москва передавала Орде. Что-то причиталось ей за работу, что-то просто уворовывалось, а что-то бралось с населения сверх меры. Деньги в городе были. Теперь вся дань с Руси оседала в кремлевских подвалах… Это заставило подумать о защите Кремля. О собственной армии!
Выплачивая дань, Московское княжество раньше покупало себе защиту. Как ни унизительна была эта процедура, а она — плата за охрану границ. Например, Александр Невский не победил бы на льду озера. Пешие русские ополченцы (не армия!) побежали под улюлюканье «псов-рыцарей». Концовка сражения 5 апреля 1242 года осталась за конницей, степняки не дали врагам Руси ни малейших шансов.
И почему бы не признать, что бек Александр (1221–1263) тюрк по духу, Великая Степь — его настоящая родина, он служил монгольскому хану, был баскаком, представляя интересы Орды в Новгороде, во Владимире![69]В российской истории есть два князя Александра — один реальный бек, но очень далекий от Руси человек (он не называл себя «Невским»), а другой — мифический герой. Он и есть «невская» сказка.
В начале XIV века монголы потребовали, чтобы русские отдавали им дань серебром. Но серебра на Руси не добывали. Пришлось изыскивать за границей. Так стали приобщать Москву к международной торговле. Московская Русь знала прежде только ярмарки — не торговлю, а обмен товаров.[70]
В столице Золотой Орды, Сарае-Берке, русские основали большую торговую колонию и повели торги под монгольской защитой. Свидетельством тому, насколько русская торговля обязана кипчакам, служит перечень слов, относящихся к торговле, финансам, товару, его хранению и транспортировке. Все купеческое дело идет от тюркского корня!
Русских «торговых» слов просто не было. Сказанное видно даже в записках Афанасия Никитина. Конечно, он был не первым русским купцом, увидевшим заморские страны, но он первым написал о них. Видимо, до него купцы были малограмотными. В его записках тюркские слова стоят рядом с русскими. Но академическая Россия упрямо отвергает и это очевидное, называя двуязычие «макароническим языком». Мол, «тюркский жаргон служил разговорным в купеческой среде…» Даже явное подается с лукавством.
Но вот отрывок из текста Афанасия Никитина: в Индee же как «пачекътуръ, а учюзе-дерь: сикишь иларсень ики шитель; акечаны иля атрьсеньатле жетель берь; булара досторъ: а кулъ каравашь учюзъ чар фуна хубъ бемъ фуна хубесия; капкара амь чюкъ кичи хошь». На каком языке текст? Где здесь тюркский жаргон и русский разговорный язык?
А вот перевод: в Индии же как «малостоящее и дешевое считаются женки: хочешь знакомства с женкою — два шетеля; хочешь за ничто бросить деньги, дай шесть шетелей. Таков у них обычай. Рабы и рабыни дешевы: четыре фуны — хороша, пять фун — хороша и черна…»
В записках Афанасия Никитина тюркские и русские слова стоят рядом, они как правая и левая рука одного человека. Потому что рядом жили два народа, двуязычие было нормой в общении ученика и учителя.
Можно взять другие примеры. Везде одно: примеры взаимодействия кипчаков с московитами. Скажем, слово «казна» — прямое заимствование, деньги и таможня происходят от слова «тамга», обозначающего казенную печать, ставившуюся на товарах в знак уплаты пошлины. Червонец — от «ширвана» (золотая монета). Товар — означает «скот» или «имущество». Товарищ — «деловой партнер», «помощник». Пай, чемодан, сундук, торба… То же можно сказать о словах, относящихся к одежде купца-путешественника, — карман, штаны, шапка, колпак, кафтан, сапог, каблук и десяток других. То же о словах, относящихся к транспорту и связи того времени: ямщик, яма (почта), телега, бричка, избушка, тарантас. Даже слово «книга» — и оно заимствовано в пору, когда дремавшая Русь, сняв лапти, вышла на международный простор.
Вот что получили русские от «татаро-монгольского ига». И цветущую Москву в придачу!
Действительно, было ли «татаро-монгольское иго» на Руси? И каковым оно было? Неужели таким тяжелым и безысходным, как написано в российских учебниках истории?..
Говоря о том сложном периоде, не следует упускать из виду и еще одно чрезвычайно важное обстоятельство — Москва выступала агентом Орды в среде северных княжеств. Вот что писали о ее нравах западные соседи: «Народ этот (московиты) хитрый и вероломный, неискренний и непостоянный; возвратившись в свое отечество и сделавшись там вождями (нашими), они с большой дерзостью опустошали наши области». Но у Руси были основания так вести себя: за ней стояли монголы, вселявшие уверенность. Московитам надо было показывать себя. И они показывали.
Отсюда — от ордынской поддержки! — и все успехи: захолустный городишко Владимирского княжества превратился в важный, бурно растущий город Монгольской империи. Аппарат управления в нем полностью повторял тот, что был у монголов. Собственно, он и строился по их образцу, с их участием… Ордынские традиции пустили здесь корни на века. Город задумывался для сбора дани, для подавления соседних народов.
Москве, чтобы управлять, подавлять, собирать, отнимать, забирать, требовались новые люди — чиновники. Их место занимали дворяне — люди служивые, знающие, верткие, большей частью переманенные из Орды.
В москали, точнее, в московскую бюрократию привлекали не заработки, а неограниченные возможности личной власти. Не сохой, не шашкой добывали они себе пропитание, а воруя, собирая взятки. Бюрократия — это устойчивейшее явление жизни России, пережившее всех и вся. Она наднациональна, внеполитична и тем вечна!
При каждой смене правителей москальство торжественно присягало: не покушаться на жизнь царя, «иного никого на Московское государство не хотеть видеть», не сноситься, не изменять, пресекать, доносить… И многое иное, остораживающее, включал негласный ритуал, застывший в формулах российского верноподданничества.
Оно ведет свое оформившееся начало с XVI века. При Алексее Михайловиче достигло зенита, а при Петре — отшлифованного совершенства, которое в дальнейшем не менялось: служилый люд России сменялся, но не менялись его привычки.
Русского бюрократа никто и никогда не учил делу дурному или скверному, до всего он доходил сам, демонстрируя блестящую самоорганизацию. Любое начинание исказит так, что добро станет злом, но злом — приносящим выгоду москалю. И в этом тоже вечность москальства. Формально оно — профессия по производству указов и повелений, которые, как волны в море, достигают самых далеких уголков страны и накрывают их рукой Кремля.
Держатели власти службу всегда ценили выше, чем национально-сословную принадлежность служащего. «История России — это история дворянства», — скажут о той эпохе историки… Словом, в Москву потянулись тюрки — иных приглашали, а которые приходили сами.
«Хитрый этот человек, — написано об Иване Грозном в трактате „О нравах татар, литовцев и московитян“, — назначал награду возвращающимся перебежчикам, даже пустым и бесполезным: рабу — свободу, простолюдину — дворянство, должнику — прощение долгов, злодею — отпущение вины». Лишь бы служили престолу… Но службой то, что делали перебежчики, все-таки назвать трудно: они не получали жалованья за свои старания! Какая же это служба?
Сперва им важно было угодить князю — научиться прислуживать, сносить любые оскорбления. «И если они сделают все по его желанию, то награждаются не деньгами, а местами начальников…» Фантастическая хитрость! Нет предела творениям «конторского человека». На одну должность сажали сразу двух претендентов: один должен был вытеснить другого усердием и доносами. А случись тяжба, ее решали на кулачном поединке. Существовало кулачное право. За место в Москве дрались . Проигравший платил штраф в казну… Нет, нормальный человек такого не придумал бы, только москаль.
Немало кипчаков переманила растущая столица Руси. Они в первую очередь и становились «москалями» — ехали служить, унижаться и драться за право унижать других. Добрая половина российского дворянства — это тюрки, выходцы из Степи. О чем говорят академические исследования, например «Русские фамилии тюркского происхождения» профессора Н. А. Баскакова.
Вместе с тюрками появились в Москве и ордынские традиции. Облик города быстро преображался: тюркская архитектура утвердилась и здесь.
Правда, сходства в архитектуре не удивляют: переселенцы, по традиции всех колонистов мира, несли на новые места имена покидаемых жилищ, их внешний вид. Москва переняла тогда многие монгольские институты, заимствовала у монголов вещи, которых у нее не было: налоговые ведомства, связь, средства подавления.
Средствами подавления были тюрьма, кандалы, кабала и другие. Эти слова тоже пришли из Золотой Орды…
С учетом положения Москвы как агента Орды на Руси иначе прочитывается вся русская история. Например, почему Ивана Грозного потянуло в сторону Казанского ханства? Почему он завоевал Астраханское ханство, которое никакого отношения к Руси и к славянам не имело? Равно как и Западная Сибирь? Или почему он задушил митрополита Филиппа? Почему присвоил себе звание «царь»? Многое становится на места свои.
Да потому, что греки надоумили московского князя смотреть на себя как на наследника монгольского хана! Нет, не случайно в Москве появились Софья Палеолог и ее многочисленная свита! Запад начал действовать. И действовать удачно… Иван Грозный увлекся настолько, что потерял голову, он не желал быть наследником византийского императора, хотя с известной натяжкой и мог бы. А видел себя только новым ханом. Его привлекала не мифическая власть в умершей Византии, а конкретная — в живущей Степи.
Он, писали современники, «вылущился от монгольского хана, как птенец из скорлупы». Казань и Астрахань «птенец» считал своими вотчинами, которые не платят дань ему, их повелителю. Начались сборы к походу на Казань.
В 1545 году русских, не имеющих ратного опыта, побили. Потом еще и еще. Наконец, наняв донских казаков, в 1552 году Казань взяли штурмом и утопили город в крови. Изуродованные тела детей, женщин, стариков для устрашения плотами спускали вниз по Итилю, названному уже Волгой — великой русской рекой.
Монгольский историк Харадаван, рассуждая в этой связи о монгольской политической культуре, сыгравшей «благотворную роль в русской истории», похоже, прав. В допетровской Москве «весь уклад жизни» носил именно отпечаток ордынского воздействия, «а ведь это то, на чем держалась старая Русь, что придавало ей устойчивость и силу», заключает автор.
Чиновник московского Посольского приказа Григорий Котошихин, бежавший в Швецию, тоже оставил сведения о той политической культуре в Московском государстве, когда Иван Грозный назвался «белым царем», то есть принявшим корону монголов. Почему «белым»? Здесь своя нехитрая история. Отдавая старшему сыну Джучи во владение земли «до тех мест, до которых дойдут монгольские кони», Чингисхан велел вывесить белый флаг, а Дешт-и-Кипчак назвать Джучиево царство, его владыку — Белым ханом.
Русские правители, следуя этой традиции, в начале XVI века начали именовать себя титулом белый царь или белый хан , что прямо связывалось с «белой костью».[71]То есть бахвалились родством с Чингисханом! Даже так Москва подчеркивала собственное превосходство на «всея Руси».
А Москва выказывала величие не на словах, она собирала армию чиновников — страшную и главную свою силу. Как отмечал Котошихин, до начала его службы дьяков было всего около ста, а подьячих тысяча, но к концу века канцелярская армия выросла до 4657 человек. Почти три тысячи из них сидели в приказах московских. Они и мутили воду. В них была та сила, которую боялись все. Воинство московское завертит, закрутит в бумажном водовороте любого.
Москва не только делами, но даже архитектурой повторила Сарай-Берке — столицу Орды. В ней сделали лучевую планировку: каждая улица начиналась от Кремля и дотягивалась до самой крайней, захудалой постройки, не упуская из виду ни большого, ни малого. Улицы уходили из города, становясь дорогами, связывающими столицу с окраинами… Взгляду, брошенному из Кремля, ничто не препятствовало. Бюрократическая паутина опутала город и всю страну.
Каменный Кремль построили в тюркском стиле, распространенном в Дешт-и-Кипчаке.[72]И в этом тоже не было случайности. Москва того времени мало чем отличалась от Казани или иного крупного города Степи: ее архитектура — шатровая! — была той, о которой еще во времена Аттилы рассказал византийский посланник Приск.
Впрочем, об архитектурном лице Москвы специально тогда не думали: было не до него, он складывался сам собой, по аналогии с известным. А приехавшие тюрки знали только тюркское, «дештикипчакское». Его и строили. Приказы, конторы — вот что интересовало городскую власть. Не их внешний вид, а их внутренняя суть. Время было такое — смутное и бурное сразу.
Кремль желал пронизать территорию Руси новыми «рычагами управления и принуждения», привязать всех к Москве. Важно было любыми путями укрепиться в роли правителя, показать свою силу и незаменимость.
Иностранцы, попав в Москву, были обескуражены. Обман, надувательство процветали на всех этажах общества.
Показательны записки Поссевино, папского посла у Ивана IV. Царь убежден, писал посланник, что он — «могущественнейший и мудрейший правитель на свете», «наследник Монгольской империи»… (До царя Алексея Михайловича, то есть почти сто лет, Москва ходила в наследниках монголов.[73])
Тогда и укрепилась за тюрками эта унизительная кличка — «татары», чтобы не путали их с новоявленными «белыми монголами». Каких только не появилось «татар» — волжские, тульские, крымские, сибирские, рязанские, донские, белгородские, кавказские и другие. Все кипчаки попали в «татары». Вернее, не все, а те, кто не пошел в услужение Москве, кто надеялся сохранить лицо и сберечь честь предков. Кипчаков-перебежчиков назвали уже по-новому — «русскими». Они и есть те русские, которые получились из татаро-монголов.
Один из них, по имени Арбат, возглавил царскую опричнину… На расстоянии полета стрелы от Кремля этот казанский удалец заложил слободу головорезов-опричников. Имя тюрка Арбата поныне украшает город. Англичанин Джером Горсей так и писал: «Царь и его люди, немилосердные татары…» Новым русским на Руси жилось очень вольготно, они были и грабителями, и судьями одновременно.
А русы, когда-то объявившие себя славянами, на глазах у всех превращались в монголов. И это им опять «удалось». Особенно при новом царе Симеоне Бекбулатовиче, тогда в 1575 году свои корни начал скрывать даже Иван Грозный.[74]Федор становился Булатом, Петр — Ахматом, Матвей — Муратом. Как память о тех безумных днях остались на Руси фамилии.
В «Сборнике материалов, относящихся к истории Золотой Орды» есть перевод из сочинения Ибн-абдез-Захира, человека, сведущего в политике, он был секретарем египетского султана Бейбарса. Ему ли не знать тайн правителей, с которыми общался Египет?
Однако, прежде чем рассказать об этом отрывке, необходимо представить султана Бейбарса, личность величественную. Он — из тех тюркских детей, которых монголы продали в рабство на Ближний Восток. Там из мальчиков-рабов воспитывали воинов-рабов, мамелюков. К слову, предки маршала Мюрата были мамелюками. Мальчики показывали чудеса боевого искусства.
Одно из сражений закончилось тем, что Бейбарс взял власть и объявил себя основателем империи мамелюков, которая два с половиной века царствовала на Ближнем Востоке. Он, как истинный тюрк, всегда искал связи с родиной. И не только из-за ностальгического порыва. Однажды он разгромил монгольское войско, посягнувшее на земли мамелюков, теперь сам завязывал отношения с монголами.
Записки секретаря султана как раз и интересны тем, что приоткрывают завесу над духовной жизнью Орды — она заботила султана-мусульманина. Он написал письмо хану Берке, который первым среди потомков Чингисхана принял мусульманство.
Из сообщений Ибн-абдез-Захира видно, как трепетала стрелка на политическом барометре в Золотой Орде, занимая то одну, то другую позицию. Страх, любопытство и желание перемен лишали покоя хана. Он метался, желая найти в океане жизни тихую бухточку и покой.
Мечтая утвердиться в Степи на века, Берке искал дорогу к душам кипчаков, которые покоренными себя не ощущали (армия полностью была в руках тюрков и могла в любое время выйти из подчинения). Его предшественник, хан Батый, полагал, что если принять духовные ценности степняков, то кипчаки признают его своим законным правителем. Батыя также не оставляли мысли о христианстве в Степи, но римского или греческого толка, он не знал.
В христианстве, что его удивляло, существовало несколько течений, и каждое враждовало с другим. Кто прав?.. Христианская религия по одной этой причине не объединила бы Великую Степь, не удержала бы ее. Тенгрианство в представлении монголов-буддистов, тоже имело свои «неудобства».
Хан Батый не нашел выход. Берке нашел: войти в мир Аллаха и монголам, и тюркам. Он даже столицу Золотой Орды заложил на новом месте, движимый чувствами «новизны». В принципе его решение было абсолютно верным.
Но кипчаки своих святынь без боя не отдали бы. Напряжение в обществе росло, а идея священной войны витала в воздухе. Мудрый Бейбарс поддержал монгольского правителя. Он побуждал его к «священной войне с неверными, хотя бы они были его родственниками».
В настойчивости, которую проявлял султан, чувствовалось, что этой войны он желает больше всех. Из Египта отправили в Орду отряд для помощи хану (и для разведки его сил!). Однако Бейбарс переусердствовал, что, впрочем, похоже на кипчака, не знающего чувства меры ни в чем.
Вызывающую щедрость султана монголы расценили правильно. Они тонко почувствовали, что интерес Бейбарса к Орде кроется не только в его любви к религии. В конце концов он все-таки воин, а не мулла.
Подарки султана удивляли роскошью, главный — «Коран в обложке из красного атласа, расшитого золотом, в футляре из кожи, подбитой шелком; налой для него из слоновой кости и черного дерева, выложенный серебром». Царю также посылались «стрелы удивительной отделки, в кожаных футлярах; слуги; чернокожие прислужницы; попугаи удивительные, дикие ослы, несколько быстроногих коней, редкие нубийские верблюды, жираф» и многое другое, не считая горы драгоценностей из кладовых султана. Все это Берке принял. Однако, подумав, добавил, что он еще не прочно верит в Ислам.
«Султан вновь отправил послов к царю Берке, стараясь привлечь его на сторону ислама». Завязалась политическая интрига, в нее вмешались греки и римляне, не желавшие усиления Египта и опасавшиеся мусульманизации Восточной Европы. Греки однажды даже захватили послов хана Берке и долго склоняли их к греческому христианству.
Все говорило за то, что назревал конфликт между Библией и Кораном. Но вышла заминка из-за отчаянного невежества монголов. О нем можно судить даже по такому примеру: на переговорах Берке спросил египетских послов о Ниле, пояснив: «Я слышал, что через Нил положена человеческая кость, по которой ходят люди». Воспитанные послы переглянулись и сказали вежливо, что они ее не видели.
Также не заметили наблюдательные послы и никаких признаков мусульманства у монголов. Не заметили их и другие послы, приезжавшие позже. В городе были мечети, но ходили туда жители персидских и арабских кварталов…
Сведения, собранные бароном Тизенгаузеном, убеждают, что попытки обратить кипчаков в новую веру удались лишь местами: в Крыму, частично на Итиле (Волге).
Но не от русских пришелся самый страшный удар тюркам, а от хана Батыя! Он приказал уничтожить знать (узденей). С 1243 года в Орде началась охота за человеческими головами — обезглавливали кипчакский народ. По большому счету роль аристократии состоит в приумножении духовных святынь. В сохранении морали общества. По самому сокровенному и нанес Батый свой удар: народ превращали в толпу.
Даже физически уцелевшая аристократия, потеряв свое место в обществе, умирала духовно. Таковы закономерности жизни: любой организм отмирает при ненадобности. Это чувствуется, например, в сегодняшних Карачае, Дагестане, Татарстане, где сохранились тухумы с древними и очень уважаемыми в прошлом фамилиями. Но… приземленное поведение выдает их нынешних представителей. Они уже не способны на поступок, на подвиг во имя народа.
Выродившаяся аристократия — это все равно, что ничего.
Прежде общество кипчаков делилось на сословия. Семь сословных строк имела высшая его часть. Различия подчеркивались в первую очередь поведением. По поведению судили о благородстве, о положении, о правах человека в обществе. Существовал кодекс чести. Были адаты, нарушать которые считалось большим позором. Общество изгоняло людей, не уважающих адаты, а позор смывали кровью. Многое было в обязанности узденей и ханов.
Когда монголы уничтожили аристократию кипчакского народа, в Дешт-и-Кипчаке остались КАЗАКИ — свободное сословие. Именно казаки и составляли армию монголов, были ее живой силой. Тогда и появилось название «Казакстан», что означало «Земля казаков». Оно подразумевало, что на завоеванной монголами земле не осталось истинных тюркских аристократов (узденей). Глубокий, очень глубокий смысл хранит то название… Тюркская знать ушла в южные, недоступные для монголов земли, — сухие степи Средней Азии (нынешний Узбекистан), Северный Кавказ, а также в Европу.
Немало тюркской знати исчезло навсегда для своего народа. Об этом неплохо рассказывают родословные книги российского дворянства: «Общий Гербовник Дворянских Родов Всероссийской империи», начатый в 1797 году, или «История родов русского дворянства», или «Русская родословная книга». Исторические романы блекнут перед ними.
Дворяне Ермоловы, например, откуда вышел генерал Алексей Петрович Ермолов, герой Кавказской войны, родословную начинают так: «Предок этого рода Арслан-Мурза-Ермола, а по крещению названный Иоанном, как показано в представленной родословной, в 1506 году выехал к Великому князю Василию Ивановичу из Золотой Орды…»
Сказочно обогатилась Русь за счет тюркского народа, таланты текли рекой, спасаясь от монгольского варварства. Князья Куракины на Руси появились при Иване III, род сей идет от Ондрея Курака, который был отпрыском ордынского хана Булгака, признанного родоначальника великорусских князей Куракиных и Голицыных, а также дворянской фамилии Булгаковых.
Дворяне Дашковы — тоже выходцы из Орды. И Сабуровы, Мансуровы, Тарбеевы, Годуновы (от мурзы Чета, выехавшего из Орды в 1330 году), Глинские (от Мамая), Колокольцевы, Талызины (от мурзы Кучука Тагалдызина)… О каждом роде желателен отдельный разговор — много, очень много сделали они для России. Об адмирале Ушакове слышал каждый российский патриот, а о том, что он тюрк, знают лишь единицы. От ордынского хана Редега идет этот род.
Князья Черкасские происходят от ханского рода Инала. «В знак подданства, — записано в их родословной, — отправил к государю сына своего Салтмана и дщерь княжну Марию, которая потом была в супружестве за царем Иоанном Васильевичем, а Салтман по крещению назван Михаилом и пожалован в бояре».
Юшковы, Суворовы, Апраксины (от Салахмира), Давыдовы, Юсуповы, Аракчеевы, Голенищевы-Кутузовы, Бибиковы, Чириковы… Чириковы, например, вышли из рода хана Берке, брата Батыя. Поливановы, Кочубеи, Козаковы…
Копыловы, Аксаковы (аксак — значит «хромой»), Мусины-Пушкины, Огарковы (первым из Золотой Орды пришел в 1397 году Лев Огар, «мужчина роста великого и воин храбрый»). Барановы… В их родословной записано так: «Предок рода Барановых мурза Ждан, по прозвищу Баран, а по крещению названный Даниилом, приехал в 1430 году из Крыма».