Листы для лазаньи по рецепту Беппи 4 страница
Подчинившись внезапному порыву, Пьета зашла внутрь и тихо опустилась на скамью. Много лет она уже не ходила с родителями на мессу, но до сих пор чувствовала себя здесь как дома. Больше всего ее притягивало царившее здесь безмолвие, а еще история храма. На протяжении ста пятидесяти лет сюда приходили итальянские иммигранты. В большинстве своем люди бедные, они зарабатывали на жизнь уличной торговлей или кустарными ремеслами, но в этих стенах они обретали спокойствие и надежду. Пьета закрыла глаза и попыталась выкинуть из головы все мирские тревоги. Она подумала о сотнях жизней, прошедших через эту обитель, — жизней тех, кто боролся и потерпел неудачу, боролся и преуспел. И она была лишь крошечной частичкой этого мира, еще одной личностью в поисках лучшей жизни в этом суматошном городе. И если у нее ничего не получится, никто, кроме нее, этого не заметит. Она склонила голову и едва не начала молиться, чего не делала уже много лет.
Когда она пришла домой, в коридоре стоял чемодан, но явно не тот, что принадлежал Адолорате. Это был старенький, видавший виды чемоданчик со сломанной ручкой, перетянутой желтой клейкой лентой. Маму она обнаружила на кухне: нагромоздив горой свежевыстиранные вещи, она нервно орудовала утюгом.
— Что происходит? — спросила Пьета.
— Папа по случаю достал дешевые билеты, но вылетать надо завтра, и теперь я ума не приложу, что с собой взять и как успеть собраться... — Она была на грани истерики.
— О чем ты говоришь? — озадаченно перебила ее Пьета.
— Об Италии, — отвечала мать. — Мы с Беппи завтра едем в Италию. Подумать только, я не была там тридцать лет.
Старенький чемоданчик был битком набит тщательно выглаженными вещами, все хозяйство гудело как растревоженный улей. Отец носился по дому как муха, а мама паниковала: а вдруг они забудут что-нибудь важное? Пьета не сумела добиться от них никаких мало-мальски путных разъяснений.
— Но почему Италия? И почему именно сейчас? — то и дело повторяла она.
— Это придумал Беппи. Он хочет искупаться в море и полакомиться вяленой треской, — заявила мама. Громко пыхтя, она сновала вверх и вниз по лестнице и таскала вещи, которые, по ее мнению, могли ей понадобиться.
Папа высказал иную версию:
— Твоя мама хочет снова увидеть Рим. Бросить монетку в фонтан Треви, чтобы потом опять туда вернуться.
Они так туго набили чемодан, что Пьета с трудом смогла его поднять. Так что она вытащила оттуда несколько, на ее взгляд, совершенно бесполезных вещей и аккуратно уложила все заново.
— Папа, ты все свои лекарства взял? Ты уверен, что врач разрешил тебе лететь? Для тебя это не слишком утомительно?
— Si, si, cara! — Похоже, папа уже перешел на итальянский. — Со мной все будет хорошо. А если нет... Представь себе, в Италии тоже неплохие врачи и больницы.
Тем не менее, усаживая их в такси, Пьета ужасно беспокоилась. Они напоминали двух беспомощных детей, отправившихся в путешествие без мамы. Она махала им рукой до тех пор, пока машина не скрылась за поворотом.
Без них дом сразу опустел. Часы на кухне тикали громче, чем обычно; на столе маму поджидала ее газета, аккуратно сложенная и так и не прочитанная; на огороде с томатных кустов попадали спелые помидоры, а никто этого не заметил. Пьета приготовила себе кофе и отправилась в мастерскую. Она знала: здесь ей никто не помешает заняться составлением бизнес-плана.
Но она была слишком взбудоражена, чтобы сосредоточиться на деле. Ее карандаш сам собой то и дело вырисовывал какую-нибудь деталь платья с пионами — фестончик у горловины или фасон подола. Наконец Пьета сдалась и пошла за ежедневником, чтобы позвонить Элен Сиэли. Стоит только приступить к работе над платьем, и сразу перестанешь отвлекаться на посторонние предметы, подумала она.
Элен была вне себя от радости, когда услышала последние новости.
— Так вы ушли от Николаса Роуза? Потрясающе! И теперь я должна прийти к вам?
— Пока нет, — ответила Пьета. — Я переписала себе ваши размеры, так что смогу изготовить образец. Я свяжусь с вами, как только закончу предварительный этап работы, и мы договоримся о первой примерке.
— Огромное вам спасибо. Не могу выразить, как вы меня обрадовали.
— Но вы все-таки уверены? — не удержавшись, снова спросила ее Пьета. — Вы абсолютно уверены, что хотите шить у меня это платье, учитывая, что вы еще не определились с датой свадьбы?
— Да, уверена. — В голосе Элен не прозвучало и тени сомнения.
Остаток дня Пьета провела, чертя выкройку для Элен и ломая голову над все тем же вопросом: состоится ли все-таки эта свадьба или нет? В душе она надеялась, что этого не произойдет, даже если это означало, что в таком случае это платье никто никогда не наденет. Микеле не шел у нее из головы. Оно и понятно: он всегда был частью ее жизни. Они постоянно встречались то в школе, то в церкви, но из-за вечной вражды их отцов она изо всех сил старалась не замечать его. Хотя с тех пор, как его мать побывала у них дома, она то и дело ловила себя на том, что вспоминает их разговоры в пабе, думает о нем и о том, как ей с ним легко. За последнее время его кудри немного отросли, а смуглое лицо еще больше загорело на солнце. Интересно, чем он занимается в выходные, когда не занят в отцовской салумерии, куда ходит, кто его друзья? А еще ей очень хотелось знать, что происходит между ним и его невестой. Пьета аккуратно вычертила выкройку на куске картона, затем вырезала шаблон, пытаясь не думать о том, как ее новая клиентка будет стоять в этом платье у алтаря рядом с Микеле.
Никогда прежде настроение Пьеты не менялось так часто от эйфории до полной безысходности, как в течение следующей недели. Часы, проведенные в работе над платьем, превращались в сплошное удовольствие и неизменно приносили ей удовлетворение, погружавшее ее в состояние мечтательности. Но оставшееся время Пьета посвящала лихорадочным поискам подходящей студии и планированию бизнеса; вот тут-то и возникли первые трудности.
— Все так безумно дорого, — пожаловалась она Адолорате как-то вечером, когда они сидели у дверей "Маленькой Италии" за бутылкой вина. — Даже самая ужасная дыра стоит целое состояние. Я, конечно, об этом догадывалась, но надеялась, что мне повезет.
Адолората окинула ее загадочным взглядом.
— Только не принимай скоропалительных решений, — посоветовала она. — Что-нибудь обязательно подвернется, вот увидишь.
Обе умирали с голоду, а потому попросили принести по тарелке ризотто с грибами, щедро сдобренного пармезаном и растопленным сливочным маслом.
— Интересно, как там папа с мамой, — проговорила Пьета, зачерпывая вилкой и отправляя в рот первую порцию сочного, потрясающе вкусного ризотто.
— Папа на днях звонил сюда, в ресторан. Хотел удостовериться, что у нас все нормально. — Адолората рассмеялась. — Его, должно быть, убивает, что он так далеко от нас. Он сказал, что они собираются податься на юг, в Равенно — посмотреть, на месте ли старый семейный дом.
— Как странно, что он его так и не продал.
— Я полагаю, это отчасти потому, что за него много не выручишь. И еще, может, потому, что для папы это единственная ниточка, связывающая его с Италией и родными.
— Знаешь, а я была бы не прочь взглянуть на этот дом. А ты? — спросила Пьета. Сама она съездила во Флоренцию и Венецию, но на юге страны никогда не бывала. — Даже несмотря на то, что, если верить маме, Равенно — это жуткое захолустье, мне все равно хотелось бы туда поехать.
Жужжание электродрели и стук молотка из соседнего помещения сделались оглушительными, так что до самого конца трапезы сестры уже не могли разговаривать. Пьета даже полюбопытствовала, не распугает ли этот адский шум изрядную часть клиентов "Маленькой Италии".
— И как вы только это терпите весь день? — спросила она Адолорату, когда шум наконец прекратился.
— О, будем надеяться, они скоро закончат, — пробормотала сестра, проведя пальцем по тарелке и слизнув последние остатки ризотто.
Пьета все еще неодобрительно оглядывала заколоченный фасад, когда на пороге ресторана в рабочем комбинезоне, покрытом слоем пыли и заляпанном краской, появился Иден. Увидев Пьету, он почему-то смутился.
— А, вот и вы... — пробормотал он. — Наслаждаетесь поздним обедом? Или ранним ужином?
Пьета растерянно взглянула на него.
— А ты что здесь делаешь? Я-то думала, ты работаешь в многоквартирном доме на Мейда-Вейл[38].
— Я там закончил еще на той неделе. А это... Просто оказываю услугу одному приятелю.
— И что же там будет?
— Ну... Гм...
— Судя по всему, магазин одежды, — подсказала Адолората. — Иден там приводит в порядок полы, белит стены и устанавливает примерочную кабинку... Да, Иден?
— Точно, — с явным облегчением подтвердил он. — Ничего особенного. Через день-два все закончу.
— А вот это приятная новость, — заметила Пьета. — А то мы тут скоро все оглохнем от шума.
Он засмеялся и энергично кивнул, отчего его пропыленные дреды высоко подпрыгнули.
— Без шума ни один ремонт не обходится. Знаешь, я настолько к нему привык, что уже и не замечаю. Ладно, я, собственно, зашел узнать, не найдется ли у вас чашечки кофе и кусочка тирамису, чтобы подкормить голодного рабочего?
Адолората встала:
— Найдется, но в таком виде тебе здесь сидеть нельзя. Ты нам весь имидж испортишь.
Чувствуя, что объелась ризотто, Пьета решила вернуться домой через рынок. Ей вдруг захотелось купить немного цветов, чтобы хоть как-то оживить швейную мастерскую. Она бы заскочила и к Де Маттео купить свежего кофе в зернах, но за прилавком стоял старик Джанфранко. Он мрачно покосился на нее через окно. Очевидно, ему пока никто не сказал, что теперь они должны вести себя как цивилизованные люди.
Пьета по мере сил убралась в мастерской, прислонила к стене зеркало в полный рост и поставила в углу комнаты огромную вазу с белыми цветами. Но мамина мастерская по-прежнему была далека от идеала. Николас Роуз всегда внушал ей, сколь важна внешняя сторона дела. В мире высокой свадебной моды все должно быть безупречно, утверждал он, — от помещения, где принимаешь клиенток, до пакета, в который упаковываешь готовое платье. Пьета знала, что поиск подходящей студии должен стать для нее приоритетом, но по какой-то причине не могла думать ни о чем, кроме платья с пионами.
Предварительный образец висел на плечиках, и она надеялась, что Элен не будет разочарована, когда увидит его. Сколько бы она ни объясняла, что на этом этапе используется дешевый материал, чтобы убедиться, что платье хорошо подогнано и сидит по фигуре, что дешевенький ситчик — это лишь модель будущего платья, невест всегда немного обескураживал его неказистый вид. Пьета, нервничая, разложила на столе эскизы и образцы тканей. Она молила Бога, чтобы все прошло хорошо.
Когда в дверь наконец позвонили, Пьета в ту же минуту сорвалась с места и побежала вниз открывать.
— Добрый день, заходите, пожалуйста, — сказала она Элен. — Прошу прощения, но у меня пока нет нормальной студии. Я работаю в маминой мастерской, которая, как вы увидите, несколько отличается от салона Николаса Роуза. Но все равно, поднимайтесь.
— На самом деле я терпеть не могла его помпезную гостиную, — призналась Элен, поднимаясь вслед за Пьетой на второй этаж. — Она жутко навороченная и старомодная. Я всегда чувствовала себя там неуютно.
Помогая Элен облачиться в ситцевую модель и производя необходимые изменения, чтобы подогнать ее по фигуре, Пьета машинально прокручивала в голове вопросы, которые она обсуждала с каждой невестой. Подумала ли Элен о цветах? Что она намерена делать с волосами — зачесать их наверх или распустить по плечам? Понадобится ли ей помощь в выборе туфель и украшений?
И только когда девушка переоделась и собралась уходить, любопытство взяло верх.
— Вы, наверное, уже догадались, что я знакома с вашим женихом? — отважно выпалила Пьета.
— О, неужели? — Элен улыбнулась. — Он просто душка, правда? Микеле первый нормальный парень из всех, с кем я когда-либо встречалась. Вот почему я просто обязана выйти за него замуж. Ну а вы-то как с ним познакомились?
— Его отец держит бакалейную лавку по соседству с "Маленькой Италией" — рестораном, которым управляет моя сестра.
— Я его знаю, хотя сама никогда там не бывала. Микеле почему-то не хочет, чтобы мы туда ходили. Должно быть, ему просто надоела итальянская кухня. Зато он без ума от карри. — Элен опять улыбнулась, что дало Пьете возможность лишний раз убедиться, какая она красивая. — А вы сказали ему, что шьете мне платье к свадьбе? — спросила она.
— Вообще-то да, сказала. А что, не надо было?
— Нет, что вы, все нормально. — Пьета впервые уловила нотки сомнения в ее голосе.
— Что ж, вот и отлично. Тогда я подсчитаю стоимость платья и дам вам знать, сколько вы мне должны в качестве задатка. — Пьета изо всех сил пыталась говорить беспечным тоном. — Ах да, чуть не забыла: я собираюсь сделать еще один ситцевый образец, так что жду вас на вторую примерку.
Уходя, Элен поцеловала Пьету в щеку:
— Спасибо. У меня в последнее время все довольно паршиво складывается. Это моя первая удача за целую вечность.
Закрывая за ней дверь, Пьета припомнила, как надеялась на то, что эта свадьба не состоится, и ей стало стыдно. Элен замечательная девушка и такая милая. Как она могла пожелать ей такого несчастья?
Пьета работала над вторым образцом, она хотела убедиться, что после внесенных ею изменений внешний вид платья не ухудшится, и оно будет отлично сидеть. Когда зазвонил телефон, она не хотела поднимать трубку.
— Семейный совет, — коротко доложила ей Адолората. — В "Маленькой Италии". Через полчаса. Постарайся не опаздывать.
— Э, какой у нас может быть семейный совет? Папа с мамой в Италии, ты не забыла?
— Уже нет. Полагаю, ты очень удивишься, обнаружив их у входа в ресторан, и по какой-то неведомой причине их так и распирает от волнения. Что-то определенно стряслось.
Пьета испытала легкую досаду. Все, чего ей сейчас хотелось, это спокойно поработать над платьем, но сегодня это никак не удавалось из-за бесконечных заминок: то встреча с банковским менеджером, то осмотр потенциальных студий. А теперь еще родители, свалившись как снег на голову, требуют, чтобы она, бросив все дела, со всех ног мчалась в "Маленькую Италию". С одной стороны, хорошо, что родители вернулись домой, но с другой — она так нуждалась в нескольких часах тишины и покоя, чтобы завершить образец. Все еще испытывая досаду, она переоделась, чтобы на семейном совете выглядеть более-менее прилично.
Она заметила родителей за одним из уличных столиков. Они с трудом сдерживали волнение.
— Ciao, bella, — приветствовал ее отец. Его лицо загорело, а губы, обожженные солнцем, покрылись пузырями.
— Батюшки мои, Пьета! — Мама порывисто обняла ее и поцеловала в щеку. — Мы так по тебе скучали. Дома все в порядке?
Беппи взял ситуацию под контроль. Он усадил их за столик и попросил Федерико принести бутылку охлажденного розового вина и закусок.
— Мы с мамой должны вам кое-что сказать, — начал отец. — Мы приняли кое-какие важные решения, пока были в Италии.
От Пьеты не укрылось, что мать нервно комкает в руках салфетку.
— Какие решения? — спросила она.
— Мы решили купить в Италии домик. Недалеко от пляжа, на юге, где-нибудь в районе Базиликаты, чтобы я каждое лето мог принимать солнечные ванны и нормально питаться.
— Вот это здорово! Летний домик! — восхитилась Адолората. — Потрясающие новости.
— Да, но это еще не все. Правда, Беппи? — сказала мать. — Раз уж начал, расскажи им все до конца.
— Мы также решили продать дом в Клеркенвелле. Найдем что-нибудь поменьше, чтобы было где остановиться в Лондоне. Небольшую квартирку где-нибудь по соседству.
— Продать дом? — Пьете показалось, будто она ослышалась. — Вы в этом уверены, пап?
— Да, настало время перемен, — ответил он.
— Но что скажет мама?
— Мама считает, что мы и так слишком долго прожили в этом доме. Мы хотим, чтобы в нашей жизни кое-что изменилось, прежде чем будет слишком поздно. Так что мы будем жить в Италии, а вы будете нас там навещать. Ну а мы, как только соскучимся, сразу приедем к вам в Лондон.
Адолората кивнула:
— По-моему, звучит грандиозно.
Пьета тоже попыталась одобрительно кивнуть, но голова у нее уже шла кругом от тревожных мыслей. Теперь ей придется подыскивать новое жилье, а заодно и место работы.
— Время сейчас как нельзя более подходящее, — продолжал отец. — Ты, Адолората, как только выйдешь замуж, конечно, сразу переедешь к Идену. Или будешь проводить у него половину времени. Да и ты, Пьета, тоже решила изменить свою жизнь.
— Да... — Пьета не нашлась что сказать.
— Мы с матерью подумали, что ты можешь поселиться в квартире над "Маленькой Италией", пока твой бизнес не наберет обороты. Она небольшая, но очень уютная. Здесь, по крайней мере, ты будешь кушать как положено.
— Неплохая мысль! — Адолората была настроена оптимистично. — Сейчас в этих комнатах хранится всякий хлам, но мы наведем в них порядок, и там опять станет уютно.
— Да, конечно... спасибо! — Пьета была как в тумане.
— И вот еще что. Это в первую очередь касается тебя, Пьета. Пошли. — Отец встал и дал ей знак следовать за ним на улицу.
— Куда мы идем?
— Увидишь. — Судя по его голосу, он был чем-то очень взволнован. — Ну же, идем, идем. Следуй за мной.
Схватив Пьету за руку, он потащил ее к соседнему с "Маленькой Италией" помещению. Снаружи еще стояли строительные леса, а фасад был скрыт от посторонних глаз полосой брезента, кое-как приклеенной к нему изоляционной лентой.
В дверях появился Иден. Вместе с отцом они стащили брезент. С минуту Пьета с недоумением разглядывала фасад, а потом ей на глаза навернулись слезы. Над входной дверью красовалась небольшая стильная вывеска, горделиво гласившая: "Пьета Мартинелли, свадебный дизайнер".
— Это твой салон. Заходи внутрь и осмотрись, — подталкивал ее отец.
Через дверной проем виднелась просторная комната с выбеленными стенами и начищенными деревянными полами. С одной стороны висела изящная занавеска цвета слоновой кости; она отделяла от остального помещения большую примерочную кабину с зеркалом от пола до потолка. Через арочное перекрытие виднелась вторая комната, декорированная в том же стиле, с чертежной доской и рабочим столом.
— Ну как? Тебе нравится? — забеспокоился отец. — Заключительные штрихи мы оставили на твое усмотрение, потому что боялись, что сделаем что-нибудь не так.
— Нравится? — Пьета бросилась к нему на шею и звонко расцеловала. — Ну конечно, нравится! Но я не понимаю... Вы что, арендовали это помещение специально для меня? Наверняка оно стоило вам баснословных денег.
— Арендовали? — Отец укоризненно пощелкал языком. — Мой покойный тесть всегда говорил мне, что никогда не надо арендовать то, что можно купить. Все доходы от "Маленькой Италии" я пустил на покупку примыкающих помещений. Это я тоже купил, потому что думал: а вдруг в один прекрасный день мы захотим расшириться? И, как видишь, не напрасно. Адолорате достанется "Маленькая Италия", а тебе — этот магазин, а когда мы продадим дом, еще и небольшая сумма в придачу для того, чтобы ты развернула свой бизнес.
Пьета не находила слов.
— Пап, ты вовсе не обязан идти ради нас на такие жертвы...
— Пустяки, — перебил он ее. — Все эти годы я работал ради вас с Адолоратой, ради вашего будущего. И мне радостно, что я наконец смогу отдать все это вам. А теперь оставайся здесь, хорошенько осмотрись, помечтай. А я пойду погляжу, как там моя Катерина. Грядут большие перемены. Нам всем надо беречь ее.
Некоторое время Пьета стояла посреди своего салона. Она уже видела, сколько всего здесь можно сделать: места вполне хватит, чтобы выставить небольшую коллекцию свадебных украшений, нижнего белья и туфель, может, даже бонбоньерок. Она купит изящную белую софу, на которой невесты смогли бы сидеть во время консультаций, и пару манекенов для демонстрации платьев, а еще установит витрину. Даже месторасположение было очень удачным. Столичные модницы, а именно на них она в первую очередь ориентировалась, сочтут его крутым и стильным.
— Он просто бесподобен, — рассказывала она всем, вернувшись к столику. — И я уже придумала ему название. Я назову его "Итальянская свадьба".
Минуту или две отец размышлял над ее предложением.
— Итальянская свадьба? Хорошее название, — провозгласил он. — Мне нравится.
Они вместе поужинали у входа в "Маленькую Италию", причем отец твердо заявил, что сам сделает заказ.
— Тебе ведь не захочется сарту[39], Пьета. Она для тебя немного тяжеловата. Идену после тяжелой работы, пожалуй, в самый раз, но не тебе. Катерина, ты устала? Тебе, я полагаю, лучше съесть минестроне[40], чтобы осталось еще место для пудинга.
Пьета то и дело украдкой бросала взгляды в сторону своего салона. Ей не терпелось поскорее вернуться туда и приступить к делу — стать наконец "Пьетой Мартинелли, свадебным дизайнером".
Адолората спохватилась, что до свадьбы осталось меньше двух недель, и ударилась в панику:
— Что, ты там говорила, у нас с цветами? А с фотографиями? Господи, мне самой надо было во всем этом участвовать, да?
— Все уже устроено. Пока ты колесила по Италии в поисках пропавших родственников, я все организовала, — не удержавшись, съязвила Пьета.
— Я невыносимая невеста, правда? — хихикнула Адолората. — Мне повезло, что у меня есть ты, иначе вся эта затея обернулась бы катастрофой.
Они лежали рядышком на постели Пьеты — совсем как в старые добрые времена, когда были детьми. Иногда Пьете казалось, что иметь сестру — это настоящее проклятие. Подростками они, бывало, месяцами не разговаривали друг с другом, особенно когда случалось испортить одолженную одежду или крепко поругаться. Даже сейчас бывали времена, когда между ними пробегала кошка. Это случалось, когда Адолората обвиняла ее в том, что она говорит одно, а подразумевает другое, или когда Пьета уставала от ее безалаберности, касавшейся всего, кроме еды.
— Твоя свадьба все еще может обернуться катастрофой, — предупредила Пьета. — Ты так и не сказала мне, в чем состоит твой грандиозный план. Как ты собираешься представить Изабеллу и ее сына на торжестве, не огорчив при этом папу?
— Ах, это... — Адолората уютно свернулась калачиком, укрывшись пледом. — Они не пойдут на церемонию в церковь, только на банкет. К тому времени, когда она появится, папа уже пропустит пару бокалов шампанского и расчувствуется. Я думаю, все пройдет отлично.
— А если нет?
— Ох, ради бога, прекрати волноваться. Лучше помоги мне подобрать макияж и прическу. Ты в этих вопросах специалист.
Целый час Пьета так и сяк зачесывала наверх волосы сестры и подкрашивала ее. Что бы ни стряслось в день ее свадьбы, Адолората должна выглядеть безупречно.
— В нашей жизни грядут перемены, — с грустью констатировала Пьета, глядя на их отражения в зеркале над туалетным столиком. — Наша семья распадается.
— Перемены не всегда к худшему, — напомнила ей Адолората. — Я, правда, никогда не думала, что мама оставит этот дом. Хотела бы я знать, что случилось с ними в Италии, что они вернулись домой со всеми этими планами.
— Я обязательно это выясню, — пообещала Пьета. — А теперь давай спустимся вниз и в последний раз примерим твое свадебное платье.
Пьета тоже терялась в догадках относительно того, что произошло с родителями в Италии, но она решила дождаться подходящего момента, когда отец будет играть с Эрнесто в карты. Маму она обнаружила на чердаке, где годами копился всякий хлам; сидя около открытой коробки, Кэтрин просматривала старые фотографии.
— Я пытаюсь что-нибудь выбросить, мне бы надо с чего-то начать, но пока у меня ничего не получается, — призналась она. — Я то и дело нахожу вещи, о существовании которых давно забыла. Я показывала тебе твою детскую фотографию с моей мамой у дома на Боллз-Понд-Роуд?
— По-моему, нет. — Пьета села с ней рядом и взяла в руки снимок. — Какая я была уродина, верно?
— А вот и неправда, ты была красавица. И ты, и твоя сестра. Несмотря на то что я не была вам хорошей матерью.
— Ты же страдала послеродовой депрессией, мамочка, — мягко проговорила Пьета. — Но почему ты так и не обратилась к врачу, чтобы тебе назначили грамотное лечение?
— В те времена этого не делали. Я думаю, тогда еще не придумали названия тому, что я переживала. Нашему поколению внушали, что надо просто держать себя в руках и не ходить по врачам.
— Все могло сложиться по-другому, если бы ты все-таки пошла к врачу.
— Но в конечном итоге все сложилось не так уж и плохо, верно? — В ее глазах заблестели слезы. — У меня две красивые и успешные дочки, хороший муж и грандиозные планы на будущее.
— Ты уверена, что можешь все это оставить? — Пьета окинула взглядом пыльный чердак. — Неужели ты и в самом деле хочешь продать этот дом?
— Ну что ты, конечно нет. Лишиться этого дома будет для меня совсем непросто. Но с другой стороны, оставлять его нецелесообразно с финансовой точки зрения. И я это прекрасно понимаю.
— Но зачем, зачем? — не сдавалась Пьета. — Что заставило вас с папой принять это решение, пока вы были в Италии? Зачем уезжать, если вам и так хорошо?
Мать положила фотографию обратно в коробку.
— Отчасти потому, что у отца случился этот приступ, и еще потому, что мы поняли: большая часть жизни у нас уже позади. Поездка в Италию помогла нам это понять.
— Вы уехали на каких-то десять дней и вдруг решили купить там дом. Что же произошло?
— Давай спустимся вниз. Заварим чаю, и я тебе все расскажу, — пообещала мать.
Знаешь ли ты, что в Италии даже кофе пахнет по-другому? Это было первое, что мы почувствовали, сойдя с трапа самолета. Беппи сразу же выпил две чашки эспрессо с сахаром. Мне кажется, он немного побаивался ехать на родину. Он давно не бывал в Италии и понимал, что многое там изменилось.
Хотя нельзя сказать, чтобы Рим стал другим. Улицы вокруг вокзала Термини по-прежнему такие же грязные и опасные, из дверей многочисленных забегаловок на тротуары все так же валят толпы народу, и старинные здания выглядят точно так же. Конечно, народу теперь больше, чем в наши дни. Очередь желающих увидеть Сикстинскую капеллу, казалось, растянулась на мили, и, чтобы пробраться к фонтану Треви, нам пришлось проталкиваться через толпу туристов. Это обстоятельство повергло Беппи в мрачнейшее настроение.
Нам обоим не терпелось как можно быстрее пойти на Пьяцца Навона. Ведь именно там мы впервые встретились, именно там мы тем летом проводили большую часть времени. Было так странно снова по ней прогуливаться; казалось, будто мы вернулись в молодость.
— Больше тридцати лет минуло с тех пор, как я в первый раз увидел тебя за столиком уличного кафе. А потом ты подошла и заговорила со мной, — вспоминал Беппи, когда мы проходили мимо бесконечных рядов мольбертов, за которыми трудились уличные художники, рисуя портреты туристов или виды Древнего Рима.
— Но первым же заговорил ты, — возразила я.
— Нет-нет, ты просто забыла, — настаивал он. — Это вы, девчонки, горели желанием познакомиться с нами. Конечно. Мы были бравые симпатичные ребята и прогуливались у фонтана. Как вы могли устоять, а?
Даже бар Анастасио и по сей день стоит на своем месте. Вместо старых кабинок там поставили новые стулья и столики и водрузили на стойку современную кофейную машину. В глубине души я надеялась, что там за одним из угловых столиков будет сидеть и сам Анастасио — старик с газетой в руках и стаканом пива. Но в баре не осталось и следа от прежнего владельца, а какая-то надменная девица за барной стойкой только пожала плечами, когда я назвала его имя.
— Анастасио? — Сухопарый старичок приблизительно нашего возраста, сидя неподалеку, макал печенье в чашку с кофе латте. — Он уже много лет назад отошел от дел и вернулся в Грецию. "Я заработал достаточно денег, — сказал он, — и все, чего мне сейчас хочется, — это успеть насладиться ими, пока еще не слишком поздно".
— Он был очень добрый человек. Я рада, что у него все так хорошо сложилось, — сказала я на своем изрядно запущенном итальянском.
Старичок, прищурившись, глянул на меня и, как попугай, склонил голову набок:
— Я вас знаю? Мы, случайно, раньше с вами не встречались?
— Я работала здесь тридцать лет назад.
Девица за стойкой осталась абсолютно равнодушной к моим воспоминаниям, но старичок радостно заулыбался:
— Как же, я помню одну безумно хорошенькую белокурую англичанку. Все наши ребята по ней сохли. Но ведь это не вы, верно?
— Нет, это была моя подруга Одри.
Мы заказали кофе и сели за столик. В какой-то момент прошлое приблизилось к нам и стало реальнее настоящего. В те давние годы в Риме мне порой бывало и грустно, и одиноко, но больше всего мне запомнилось ощущение, что у нас впереди необозримые возможности. Нам тогда казалось, будто все в наших руках.
Беппи будто прочитал мои мысли.
— В конце концов, нам только шестьдесят, — сказал он. — Жизнь на этом не заканчивается.
— Знаю, но я чувствую себя такой старой. Как это вышло, что годы пролетели так быстро, а мы и не заметили?
— Долгое время ничего не менялось. Мы жили в одном и том же доме, работали на одном и том же месте. Думаю, именно потому нам и кажется, что годы промчались, как один день. — Беппи наблюдал за уличными сценками: вот многочисленные фургончики пытаются проползти по узенькой улочке, загроможденной столиками и запруженной прохожими; вот какая-то женщина, стоя на тротуаре, перекрикивается с кем-то с третьего этажа; вот молодые парни проносятся мимо нас на новеньких скутерах. — И уж конечно, я не собирался покидать Италию так надолго. Я чувствую себя здесь иностранцем, Катерина, — с грустью признался он.