УЧИТЕЛЬ, КОТОРЫЙ СОМНЕВАЕТСЯ

Открытая педагогика

«Балтийские сезоны»

Санкт-Петербург

УДК 792 ББК 85.33Р Ф 578

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ АКАДЕМИЯ ТЕАТРАЛЬНОГО ИСКУССТВА

Издано при финансовой поддержке Федерального агентства

по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России»

Рецензенты: В. П. Фунту сов, М. А. Ильин

Редактор Т. Ф. Морозова Художник А. В. Дзяк

Фотографии из личного архива В. М. Филъштинского

ISBN 5-902675-16-2

© Додин Л. А., Предисловие. 2006 © Филынтинский В. М., «Открытая

педагогика». 2006 © Ласкина М. Н., Публикация из архива

Н. В. Демидова. 2006 © Дзяк А. В., Оформление. 2006 © «Балтийские сезоны». 2006

 


 

УЧИТЕЛЬ, КОТОРЫЙ СОМНЕВАЕТСЯ.. 4

ОТ АВТОРА.. 6

НАЧАЛО ОБУЧЕНИЯ.. 7

НАБОР В ТЕАТРАЛЬНУЮ ШКОЛУ.. 7

ТРИ УПРАЖНЕНИЯ (Из опыта обучения в первом семестре — осень 1991 г.) 24

«ЯБЛОКИ». 24

«КАМНИ». 26

«ЦЕПОЧКИ». 29

РЕПЛИКИ.. 50

К ТЕОРИИ.. 52

О «СЛОВЕСНОМ ДЕЙСТВИИ» И ДРУГИХ ПОНЯТИЯХ.. 52

ЧТО КРОЕТСЯ ЗА ТЕРМИНАМИ.. 57

ЭТЮДНОЕ ВОСПИТАНИЕ.. 71

РЕПЛИКИ.. 84

ЭТАПЫ ОБУЧЕНИЯ.. 87

КАК ВОЗНИКЛА НАША ПРОГРАММА.. 87


УЧИТЕЛЬ, КОТОРЫЙ СОМНЕВАЕТСЯ

 

Пытаться учить становиться артистами — это, может быть, одно из самых загадочных занятий на свете. Если, конечно, не понимать под обучением артистов такое натаскивание на определенные двигательные, голосовые, пластические и даже в какой-то мере эмоциональные навыки, когда постепенно закрывается собственно личность. Человек пытается быть художником, а его натаскивают на навыки, которые плотно загипсовывают его человеческое «я», иногда этот гипс бывает даже хорошо раскрашен.

Так сегодня довольно часто учат в России и во всем мире. Артистами, воспитанными в таком роде, заполонен сегодняшний театральный мир. Подобное обучение проходит довольно легко, проблем возникает сравнительно мало. Сталкиваясь с педагогами, которые работают таким образом, я особой озадаченности проблемой воспитания, создания, образования будущего художника у них что-то не замечал.

Совсем другое дело, если речь идет о воспитании артиста, которого ты представляешь себе как воплощение живого дыхания, живого человеческого нерва, собственной природы, максимально выраженного собственного «я». Если в процессе того, что мы пока условно назовем обучением, ты пытаешься достучаться до него, помогая достучаться самому молодому человеку до определенной «самости», найти эту «самость» в себе и овладеть ею. Если ты хочешь максимально помочь реализоваться тому, что изначально заложено в человеке. Пластическое, двигательное, музыкальное, речевое, общеобразовательное etc., etc. воспитание, будет направлено не на натаскивание, чтобы при случае можно было воспользоваться рядом навыков, а на пробуждение и реализацию самой личности, которая, мобилизовав волю и научившись жить воображением, развив максимально свои возможности, сможет всей своей нервной системой, всем своим организмом реагировать на то, что воображение подсказывает. И реакция эта будет всегда предельно интересна, выразительна, не потому что человек думает о выразительности, а потому что иначе его организм уже не может. Личность его содержательна, организм его разносторонне развит. То есть, по сути, речь идет о том, чтобы попытаться дать возможность будущему художнику «быть, а не казаться», если воспользоваться великой формулировкой Константина Сергеевича Станиславского.

Речь зашла о Станиславском, и сразу становится понятно, что, видимо, дальше разговор пойдет о методе Станиславского, о воспитании по системе Станиславского, и уже становится вроде бы как-то скучно. На самом деле, думаю, что метода Станиславского в том понимании, о котором написано немало книг, как такового не существует. Не существует скучной рецептуры, дающей ответы на все вопросы, знающей «как», «что», «когда» делать, что такое действие, что такое «сквозное», сверхзадача, из каких кубиков строится роль и как эти кубики выстраивать. Все это не имеет к несчастному имени Константина Сергеевича никакого отношения. На самом деле метод К.С. — это непрерывный, бесконечный поиск живой дрожи живой материи, поиск великих секунд живой жизни живого человеческого чувства, живой человеческой мысли. Многократное повторение слова «живой» не есть стилистическое косноязычие. Это суть искусства. Обнаружение, создание, рождение новой жизни, новой реальности, более кон-центратной и более остро говорящей о жизни, чем сама жизнь.

Сегодня, когда само наше существование иссыхает в путах сплошной техно-генности, интернетного общения и массовой суррогатности от продуктов до материнства, вечная задача искусства становится еще актуальней. Метод, таким образом, превращается в дорогу непрерывного поиска нового, непрерывного отказа от того, что уже найдено, непрерывного, мучительного подчас, всегда радостного при этом, в силу своей мучительности, поиска нового качества живого процесса человеческой жизни.

Если мы говорим о таком поиске, то, наверное, уже нельзя сказать, что речь идет об обучении, потому что учить ты можешь только тому, что сам знаешь. А раз ты каждый день начинаешь с того, что не знаешь, каждый день заново ищешь ответы на возникающие перед тобой вопросы, значит, единственное, что ты можешь, — это дать идущим рядом с тобой молодым людям возможность попытаться научиться вместе с тобой искать живое вокруг себя, искать живое в самом себе, искать самого себя. Тогда, наверное, речь пойдет уже не о педагогике, а об учительстве. Русский язык богат. Недавно в интервью французским журналистам я никак не мог объяснить разницу между двумя этими понятиями: педагог и учитель. Пришлось вспомнить о Библии, о первом Учителе. Действуя по образу и подобию Божьему, педагог-учитель тоже в какой-то мере берет на себя функцию Демиурга. Он, если и не создает, то помогает рождению человеческой личности или навсегда калечит и убивает ее.

Сегодня так называемая театральная педагогика повсеместно во всем мире на корню уничтожает человеческое начало, сводит всё к ничтожному, пошлому ремесленному умению весьма невысокого пошиба. Из школы уходит культурная память и духовные задачи. Уйдя из школы, они уходят из театра. Кризис театральной педагогики и кризис мирового драматического театра в целом - вещи неразрывные. Поэтому и обновление театра не может начаться, если не начнется обновление в педагогике.

Оттого так важна предлагаемая вашему вниманию, не претендующая вроде бы на многозначительность, очень искренняя книга Вениамина Фильштинского. Ученик замечательного учителя - Матвея Григорьевича Дубровина, истовый последователь всего лучшего, что было в русском театре, недаром в книге так часто наряду со Станиславским вспоминаются Кнебель, Демидов, Эфрос. Вениамин Фильштинский искренне ищет. Может быть, иногда наивно верит в найденное, но, к счастью, так же искренне сомневается в нем и ищет дальше. Мне кажется, сегодня Вениамин Фильштинский - один из немногих, скажем гордо, учителей, которые терзают в поисках, прежде всего, самого себя. Может быть, поэтому с таким удовольствием позволяют ему терзать себя его ученики. Может быть, поэтому они так любят его. Может быть, поэтому ему кое-что удается.

Однако, как только начинаешь записывать и анализировать реальный практический опыт, а педагогика вещь абсолютно практическая, сиюминутная, каждодневная, возникает простительное для каждого практика желание обязательно обобщить и обязательно сделать некоторые итоговые выводы. Естественно, возникает опасность излишней научности. Может быть, даже начетничества. Но честность автора не дает ему избегнуть сомнений, и следующие предположения разбивают, к нашей радости, выводы, которые были сделаны только что. И, значит, поиск продолжается. Погружаясь в эту книгу, мы погружаемся в реальный педагогический процесс. И это самое главное. Издревле художественный опыт передавался, прежде всего, цеховым способом, из рук в руки, от мастера к мастеру, от человека к человеку. Поэтому искренняя запись живого человеческого опыта, со всеми его проторями и убытками, чрезвычайно важна и интересна. Убежден: преодоление кризиса сегодняшнего театра должно начинаться в театральной школе. Именно здесь наше дело, ставшее сегодня до подлости несерьезным, должно возвращать свою серьезность. Именно здесь театр, ставший до наглости безответственным, должен вспомнить о своей ответственности.

 

Лев Додин


 

ОТ АВТОРА

 

Актеры и режиссеры, как правило, не любят теоретизировать. Как и театральные педагоги. Все мы знаем цепу абстрактному «стапис-лавсковедению». И поэтому преподаватели, особенно работающие много лет, сознательно ускользают от терминов, избегают излишних теоретических рассуждений.

Однако... каждый делает свое дело по-своему, но ведь мы допускаем ошибки — ошибки, которых при новом наборе нам хочется избежать. Новых учеников хочется учить хоть немножко, да по-новому: надежнее, тоньше, эффективнее. Вот главная причина, по которой мы в нашей мастерской «беремся за перо». Вот почему мы стремимся фиксировать и как-то обобщать наш опыт. Таким образом, и я хочу это подчеркнуть особо, мы теоретизируем для себя.

Что же касается рекомендаций другим педагогам относительно методики преподавания, то, разумеется, на это мы не претендуем — упаси Бог кого-то поучать в театре или в театральной педагогике. Об этом не может быть и речи. Другое дело, если кто-то заразится от нас желанием писать о своей работе, размышлять о собственном педагогическом опыте, соотносить свой опыт с опытом других — вот что, нам кажется, было бы неплохо. Одним словом, мы — за открытую педагогику.

В этой книге речь пойдет об этюдном методе, этюдном подходе. Эта материя довольно неопределенная, хрупкая при всей, казалось бы, известности выражения «этюдный метод». Что такое «этюдный метод» — понять сложно, тут десятки нюансов. А еще сложнее применение его на практике: тут есть и победы, и поражения, и тупики. Однако мы выбрали именно этот путь, и идем именно по нему, идем то твердо, то срываясь, то осознанно, то интуитивно. Иногда мы пытаемся наш подход оговорить, сформулировать, обосновать. Иногда ссылаемся на Станиславского, иногда спорим с излишней категоричностью формулировок, но в итоге опять-таки совпадаем со Станиславским. Нам кажется, что родоначальник всех корневых наших понятий все-таки он. Читателям судить, где мы правы, где заблуждаемся, где противоречим сами себе. В каком-то году думаешь так о педагогическом процессе, а через год — несколько иначе. Считаю своим долгом выразить искреннюю благодарность тем, кто помогал мне в работе над книгой. Это, прежде всего, Лев Геннадиевич Сундстрем, а также Михаил Анатольевич Ильин, Евгения Ивановна Кириллова, Владимир Павлович Фунтусов и многие другие. С каким терпением они читали мои «варианты», с какой деликатностью указывали на хромающие формулировки и заключения. Спасибо! Особая признательность моей жене Тамаре Морозовой, вместе с которой мы прошли сложный путь подготовки рукописи к печати.


 

НАЧАЛО ОБУЧЕНИЯ

 

Если бы меня спросили, существует ли модель идеального творческого взаимодействия режиссера и актера, момент их идеального содружества, я бы ответил: Это «набор»... Это такое творческое предприятие, которому, пожалуй, нет аналогов в театральной реальности...

НАБОР В ТЕАТРАЛЬНУЮ ШКОЛУ

 

Если бы у меня спросили, существует ли модель идеального творческого взаимодействия режиссера и актера, момент идеального их содружества, я бы ответил: «Это набор».

Набор нового курса — интереснейшее дело, замечательный процесс. Это такое творческое предприятие, которому, пожалуй, нет аналогов в театральной реальности. К сожалению, режиссер и актеры редко бывают в таком единодушии, в таком одновременном азарте, в таком напряженном творческом контакте,' как набирающий педагог и абитуриент. Вроде бы, и неудивительно, что процесс этот похож на работу режиссера с актером. Так же первый дает задание, так же второй стремится его выполнить. Но возникает какая-то особая связь, особое взаимопонимание, особое, я бы сказал, напряжение интуиции с той и с другой стороны. Здесь не задают лишних вопросов и не объясняют слишком долго того, что должно быть понято с полуслова. Абитуриент задавать лишние вопросы не имеет права в силу своего абитуриентского положения. А педагогу некогда, ему не до слов. Он сосредоточен на стремлении выявить творческий потенциал данного молодого человека.

 

АБИТУРИЕНТЫ

Те из них, кто потом стали студентами, о приемных экзаменах вспоминали так.

Миша К.: «Экзамены — это ураган, круживший постоянно, не давая ни на минуту расслабиться, отдохнуть или опомниться».

Маша Ж.: «Экзамены — это была такая карусель, которая закрутила голову, душу и тело. Экзамен — это море чувств: азарта, страха, желания творить, добра, радости, сопереживания...»

Миша П.: «Все это было как аттракцион для любителей острых ощущений. С одной стороны, — страшно, с другой, — очень иитересно. Во время экзаменов, выходя из аудитории в коридор, я ловил себя на мысли, что мне снова хочется попасть в экстремальную ситуацию, что снова хочется на сцену... Я вдруг понял, что мне это нравится, что я не могу без этого жить, что я, несмотря на страх, волнение и переживание, получаю от этого удовольствие».

Андрей П.: «Во время вступительных экзаменов я больше руководствовался ощущениями, нежели мыслями. Где-то за неделю до консультаций я начал чувствовать какие-то потусторонние импульсы. Сейчас, оценивая эту ситуацию, я могу сказать, что это была моя интуиция, которая работала очень сильно вследствие общего рабочего настроя».

Маша Л.: «После каждого вступительного тура и репетиции я испытывала особую усталость, какую не чувствовала никогда. Я поняла, что, по большому счету, актеры работают не ради успеха у публики, а ради радости от процесса работы».

Витя Р.: «На приемных экзаменах было так много всего того, чего нет в жизни!.. Если бы мне предложили еще раз поступать, то я согласился бы с удовольствием».

 

ОБ ОШИБКАХ

Мастера, ведущие прием, не жалеют сил. С огромной самоотдачей действуют абитуриенты. К тому же, мастер работает не один. Он окружен квалифицированными советниками — соратниками по будущему классу. Это педагоги актерского мастерства, специалисты по сопутствующим дисциплинам: хореографы, речевики, музыканты, студенты старших курсов, которые тоже помогают... Казалось бы, такое содружество должно сработать на стопроцентный результат... Казалось бы, не может быть ошибок. Увы, ошибки, тем не менее, случаются...

Что это означает? Что нет объективных законов набора? Может быть... Во всяком случае, сразу же бросается в глаза разноголосица оценок абитуриентов у разных мастеров... У тебя человек «слетает» с набора, а к другому мастеру поступает. Ну, ладно, он у тебя «слетает» с третьего тура, из нескольких способных студентов ты выбрал не его, а другой педагог его взял. Это еще можно понять. Но когда со второго тура, и даже с первого кто-то «слетает» и легко поступает тут же к другому мастеру? Более того, есть случаи, когда абитуриент не проходит в одной мастерской даже отборочную консультацию, то есть наглядно профнепригоден, а к другому мастеру все-таки попадает... Значит, мы по-разному разгадываем загадки человеческой личности... Или не разгадываем... Например, берешь человека после полуторамесячных труднейших для него творческих испытаний, а он уходит из института, даже не приступив к учебе. Другой начинает вроде бы неплохо учиться, но через две недели уходит в какой-то рок-ансамбль. Или, молодой человек поступил с блеском, причем на экзаменах проявил невероятную волю, сделал все, что мог. Цеплялся, как говорится, зубами за каждое задание, ловил каждое замечание и вот — поступил! И вдруг этот парень уже в середине первого семестра начал прогуливать, пить... Что это значит? Ведь эти счастливчики были избраны каждый — порой из ста или, по крайней мере, из восьмидесяти человек.

Я сейчас не говорю про ошибки, которые обнаруживаются позже... Девушку взяли безоговорочно, с восторгом, а она, закончив институт, стала продавщицей. Молодой человек учился на актера, а стал заведующим автобазой. Не означает ли все вышесказанное, что набор — лотерея?

Кстати, у одной абитуриентки описано сходное ощущение.

Ольга Р.: «Когда я пришла на отборочный тур, мне не было страшно, и я почти не волновалась. Было очень весело и интересно. Мне казалось, что я не поступаю в институт, а играю в кегли. Я — кегля, все абитуриенты — кегли, а все преподаватели — шары. Стою я однажды в коридоре, катится на меня большой шар. Я спрашиваю соседнюю кеглю: «Это кто?» А она мне говорит: «Это Галендеев». Я увернулась, а соседку сбили».

Значит, игра? Лотерея? Нет, конечно! Ведь если мы даже ошибаемся в пяти процентах, в остальных девяноста пяти мы правы. Но чего же нам стоят эти девяносто пять процентов?! Вот поэтому так хочется в этом нолуинтуитивном процессе приема в театральную школу найти закономерности, логику, чтобы в следующий раз было меньше ошибок.

ПЕРВЫЕ КОНТАКТЫ

Задолго до начала консультаций начинается игра двух «интересов» — абитуриентов и набирающих педагогов. И те, и другие, оставаясь внешне невозмутимыми, тем не менее, нервничают. И приглядываются друг к другу... На Моховой появляются молодые девушки и юноши, которые робко подходят к серому зданию, открывают тяжелые двери, спрашивают об условиях приема, шепотом говорят друг другу о проходящем мимо седом человеке: «Это Петров» или «Это Красовский».

С другой стороны, и ты, набирающий педагог, не без волнения смотришь на молодого человека, подошедшего к тебе на Моховой улице.

— Простите, вы такой-то?

— Да. А что вы хотели?

— Я хотел бы поступить к вам. Я, правда, еще учусь в военном училище, но должен демобилизоваться...

— Ну что ж, действуйте, время еще есть. (Говоришь нарочито спокойно, а сам уже жадно отмечаешь: хорошее лицо, низкий голос, неглупые глаза...)

Или подходит молодой финн, и идет знакомство на корявом английском языке, однако сквозь этот спотыкающийся разговор ты все же улавливаешь серьезность намерений этого юноши.

Но вот приближается момент консультаций. Волнение абитуриентов нарастает. Потом они написали об этом так:

Миша П.: «Очень страшно идти на прослушивание. И, честно говоря, я как можно дольше оттягивал этот момент... И вот, когда наступил этот день, я шел и думал, что мне нужен случай, удача...»

Галя О.: «Четырнадцатое мая — день консультации. Утро. Меня бьет отчаянная дрожь».

КОНСУЛЬТАЦИИ

Что такое консультации? В небольшой комнате сидит педагог (реже двое), в коридоре теснятся абитуриенты. Лаборант кафедры разбивает их на десятки. И вот в комнату входят десять взволнованных, притихших разнокалиберных, разношерстных, одетых кто как (один принарядился, другой чуть не в уличной куртке) мальчиков и девочек. Кто смотрит испуганно, кто нервно улыбается, но спокойных нет — все напряжены. Первое дело (как, впрочем, во всяком творческом процессе) успокоить их, расслабить. Предлагаешь сесть поудобнее, шутишь, долго записываешь фамилии, спрашиваешь отчества, «наивно» интересуешься: «Что это вдруг вы собрались в театральный институт?» Сам тем временем, разумеется, рассматриваешь, ловишь искорки обаяния, привлекательности, ума, эмоциональности.

Официальная программа знакомства на консультации: стихотворение, басня, отрывок из прозы. Бывает, что абитуриенты предлагают исполнить какой-нибудь монолог из пьесы, сыграть сцепку из своего самодеятельного репертуара — это отвергаешь (во всяком случае, поначалу). Вышеозначенных трех жанров вполне достаточно. Тут уникальное сочетание. Стихи дают возможность оценить чувство поэзии у поступающего, темперамент, возможность надбытового сценического существования. Проза преимущественно выявляет ум, логику, самообладание, возможности воображения. Басня — юмор, живость и характерность (то есть потенциальную способность к перевоплощению). Разумеется, по репертуару сразу видно, есть ли у абитуриента какая-то культура, какое-то общее воспитание...

Так складывается первое впечатление об абитуриенте. Естественно, проще всего с теми, кто наглядно не имеет права на профессию. Их отсеиваешь с облегчением. А вот остальные... Тут педагог выполняет одновременно три дела.

Первое: общается с абитуриентом.

— Стихи!.. Басню!.. Прозу!.. Достаточно... Извините, что прерываю... Начните снова вот с этого места... А нет ли еще стихов? А другой басни? А кто с вами разучивал стихи? Сами? А басню? Играли в драмкружке? А что вы там еще играли?..

Второе: смотреть, смотреть и смотреть, подстерегать, как я уже говорил, «искры»...

Третье: хоть коротко, хоть в двух-трех словах успеть зафиксировать свои впечатления, что-то записать, иначе забудешь или перепутаешь.

Некоторые листочки у меня хранятся до сих пор.