Сразу нападает сон, незваный, господин всех добродетелей
Сон колотит меня по глазам -- и они тяжелеют. Сон касается
Уст моих, и они остаются отверстыми.
Поистине, тихими шагами приходит он ко мне, лучший из
Воров, и похищает у меня мысли: глупый стою я тогда, как эта
Кафедра.
Но недолго стою я так: затем я уже лежу. --
Слушая эти речи мудреца, Заратустра смеялся в сердце
Своем: ибо свет низошел на него. И так говорил он в сердце
своем:
Глупцом кажется мне этот мудрец со своими сорока мыслями;
Но я верю, что хорошо ему спится.
Счастлив уже и тот, кто живет вблизи этого мудреца! Такой
Сон заразителен; даже сквозь толстую стену заразителен он.
Чары живут в самой его кафедре. И не напрасно сидели юноши
Перед проповедником добродетели.
Его мудрость гласит: так бодрствовать, чтобы сон был
Спокойный. И поистине, если бы жизнь не имела смысла и я должен
Был бы выбрать бессмыслицу, то эта бессмыслица казалась бы мне
Наиболее достойной избрания.
Теперь я понимаю ясно, чего некогда искали прежде всего,
Когда искали учителей добродетели. Хорошего сна искали себе и
Увенчанной маками добродетели!
Для всех этих прославленных мудрецов кафедры мудрость была
Сном без сновидений: они не знали лучшего смысла жизни.
И теперь еще встречаются люди, похожие на этого
проповедника добродетели, не всегда, однако, такие же честные,
Но их время прошло. И не долго стоять им, как уже будут они
Лежать.
Блаженны сонливые: ибо скоро станут они клевать носом. --
Так говорил Заратустра.
О потусторонниках
Однажды и Заратустра устремил мечту свою по ту сторону
Человека, подобно всем потусторонникам. Актом страдающего и
Измученного Бога показался тогда мне мир.
Сном показался тогда мне мир и поэтическим творением Бога:
Разноцветным дымом пред очами божественного недовольника.
Добро и зло, и радость и страдание, и я и ты -- все
Показалось мне разноцветным дымом пред очами Творца. Отвратить
Взор свой от себя захотел Творец -- и тогда создал он мир.
Опьяняющей радостью служит для страдающего -- отвратить
Взор от страдания своего и забыться. Опьяняющей радостью и
Самозабвением казался мне некогда мир.
Этот мир, вечно несовершенный, отражение вечного
Противоречия и несовершенный образ -- опьяняющая радость для
Его несовершенного Творца, -- таким казался мне некогда мир.
Итак, однажды устремил и я свою мечту по ту сторону
Человека, подобно всем потусторонникам. Правда ли, по ту
Сторону человека?
Ах, братья мои, этот Бог, которого я создал, был
Человеческим творением и человеческим безумием, подобно всем
Богам!
Человеком был он, и притом лишь бедной частью человека и
Моего Я : из моего собственного праха и пламени явился он
Мне, этот призрак! И поистине, не из потустороннего мира явился
Он мне!
Что же случилось, братья мои? Я преодолел себя,
Страдающего, я отнес свой собственный прах на гору, более
Светлое пламя обрел я себе. И вот! Призрак удалился от
Меня!
Теперь это было бы для меня страданием и мукой для
Выздоровевшего -- верить в подобные призраки; теперь это было
Бы для меня страданием и унижением. Так говорю я
Потусторонникам.
Страданием и бессилием созданы все потусторонние миры, и
Тем коротким безумием счастья, которое испытывает только
Страдающий больше всех.
Усталость, желающая одним скачком, скачком смерти,
Достигнуть конца, бедная усталость неведения, не желающая
Больше хотеть: ею созданы все боги и потусторонние миры.
Верьте мне, братья мои! Тело, отчаявшееся в теле,
Ощупывало пальцами обманутого духа последние стены.
Верьте мне, братья мои! Тело, отчаявшееся в земле,
Слышало, как вещало чрево бытия.
И тогда захотело оно пробиться головою сквозь последние
Стены, и не только головою, -- и перейти в "другой мир".
Но "другой мир" вполне сокрыт от человека, этот
Обесчеловеченный, бесчеловечный мир, составляющий небесное
Ничто; и чрево бытия не вещает человеку иначе, как голосом
Человека.