К Евсевию, епископу Самосатскому. (Болезнию, которая продолжается уже пятьдесят дней, извиняется в том, что не мог ехать в Сирию, сколько ни желал быть там для совещания с Евсевием о делах;
(Болезнию, которая продолжается уже пятьдесят дней, извиняется в том, что не мог ехать в Сирию, сколько ни желал быть там для совещания с Евсевием о делах; между тем извещает о предложении Евагрия, возвра тившегося из Рима, о просьбах жителей Севастии и Иконии, из которых последние просят дать им епископа на место умершего Фавстина. (Писано в 373 г.))
В какое, думаешь, состояние пришла душа моя, когда полу чил я письмо твоего богочестия? Ибо, смотря на расположение, выраженное в письме, устремлялся я тотчас прямо лететь к сириянам; смотря же на телесную немощь, которою был связан, чув ствовал, что нет у меня сил не только лететь, но и поворотиться на одре. Пятидесятый день проводил уже я в болезни, когда пришел ко мне возлюбленный и ревностнейший брат наш, содиакон Елпидий. Много изнурен я был горячкою, которая по недостатку питательного для нее вещества, обвившись около сухой этой плоти, как около обожженной светильни, производила сухотку и медлительную болезнь. А потом старая моя рана, поразив собою эту печень произвела во мне отвращение от пищи, отгнала от очей моих сон, держала меня на пределах между жизнью и смертью, дозволяя жить в той только мере, чтобы чувствовать неприятности жизни. Поэтому–то пользовался я самороднотеплыми водами и принимал некоторые пособия от врачей. Но все преодолело это жестокое зло, которое и перенес бы иной, снискав к тому привычку, но которому противостать, не приготовившись к его нападению, ни в ком недостанет адамантовой твердости. Впро чем, тревожимый им долгое время, никогда не скорбел я так, как теперь, потому что оно воспрепятствовало мне свидеться с ис тинною твоею любовию. Ибо какого удовольствия лишен я, знаю это сам, хотя в прошлый год краем только перста отведал слад чайшего меда в вашей Церкви.
Но мне и ради других нужных дел надобно было сойтись вместе с твоим богочестием и о многом сообщить тебе, а многому у тебя научиться. Ибо здесь нельзя найти истинной любви. А когда бы и нашел кто человека весьма любящего, то нет никого, кто бы, подобно твоему совершенному благоразумию и той опыт ности, какую собрал ты в продолжение многих трудов, подъятых для Церквей, мог подать мне совет в предлежащих делах.
Об ином непозволительно и писать, а что с безопасностию можно сказать, состоит в следующем. Пресвитер Евагрий, сын адтиохийца Помпийяна, отправившийся некогда на Запад с блажнным Евсевием, возвратился теперь из Рима и просит у меня письма, в котором бы до слова содержалось написанное ими самими (а мое письмо, как не понравившееся тамошним любителям точности, принес он ко мне назад), и просит также поспешить уже отправлением к ним людей достоверных, чтобы и им иметь благовидный предлог к посещению нас. Жители Севастии, единомысленные с нами, обнаружив гнойный струп Евстафиева зловерия, просят у меня какого–либо церковного пособия. Икония, город Писидийский, по древности первый после самого главного, теперь сама управляет частию, составленной из разных уделов, и под смотрение свое получила собственную свою область. Она и меня приглашает для посещения, чтобы дать им епископа. Ибо Фавстин скончался. Поэтому должно ли не медлить рукопо ложениями вне наших пределов, какой надобно дать ответ жи телям Севастии и с каким расположением приняты Евагриевы предложения — обо всем этом нужно мне было спросить твою досточестность при личном с тобою свидании, и всего этого ли шен я настоящею болезнию. Итак, если будет кто отправляться к нам вскорости, то благоволи обо всем прислать мне ответы. А если никого не будет, то помолись, чтобы пришло мне на ум то, что было бы угодно Господу. На Соборе же прикажи и меня вспомнить, и сам помолись обо мне, и народ пригласи с собою помолиться, чтобы оставшиеся дни и часы своего пресельничества удостоился я послужить, как благоугодно Господу.