Ловчий, шесть часов спустя 1 страница
Пылал закат над сумасшедшим домом,
Там на деревьях спали души нищих,
За солнцем ночи, тлением влекомы,
Мы шли вослед, ища свое жилище.
Была судьба, как белый дом отвесный,
Вся заперта, и стража у дверей,
Где страшным голосом на ветке лист древесный
Кричал о близкой гибели своей.
Была зима во мне и я в зиме…[7]
Он нажал на знак Андреевского креста,[8] помещенный вверху, и страничка со стихами закрылось. Иногда он мог позволить себе прийти сюда, на Пятницкую, в круглосуточное интернет-кафе. Люди придумали много разных штук, и некоторые из них весьма забавны, приятны и полезны.
Когда-то у него были свои книги. Одну из них он еще долго носил с собой – с пожелтевшими листами, в растрескавшемся темно-коричневом переплете. Золоченая надпись на обложке давно уже стерлась, но ему нравилось медленно переворачивать страницы, источающие запах старой бумаги (нынешнюю он просто терпеть не мог), кожи, пота и пыли, разглядывать на первой странице выцветшую чернильную надпись: «Моему милому мальчику! Съ светлымъ праздникомъ…» Он смутно помнил, что и книга, и надпись как-то связаны с ним, но уже забыл, как именно. А потом книга потерялась. Зато появился Интернет, и он по-прежнему мог читать то, что ему нравилось. А еще – просматривать новости. Вот и сейчас, прежде чем уйти, он открыл ленту новостей. Одна из заметок его заинтересовала:
«В Москве появился маньяк.
Четвертое с начала июля зверское убийство совершено на западе российской столицы. Тело шестнадцатилетней девушки, коренной жительницы Москвы, было найдено на детской площадке, неподалеку от дома убитой. Жертве перерезали горло. Как и в предыдущих случаях, тело было полностью обескровлено.
Оперативники не исключают, что в городе вновь появился маньяк. Все убийства идентичны друг другу…
Внимание неизвестного преступника привлекают брюнетки шестнадцати-восемнадцати лет…
По данным фактам возбуждены уголовные дела. Ведется активное следствие.
Правоохранительные органы призывают девушек и молодых женщин быть внимательнее, не вступать в контакты с незнакомыми людьми и, по возможности, избегать прогулок в позднее время».
Все предсказуемо. Странно, если бы они догадались, куда именно девается кровь. Он закрыл окно, расплатился и вышел из здания.
Времени у него немного. Тем более что другие наверняка тоже ее ищут. Он знал: надо торопиться, однако действовать приходилось вслепую. Если она попадет к тем, ситуация перейдет в разряд критических. Нужно любой ценой не допустить этого. Но пока – он ощущал каким-то шестым чувством – все еще оставалась возможность сыграть. Даже если его новая цель опять окажется ложной. Однако шанс был – он почуял в девушке силу большую, чем в предыдущих жертвах. А значит, рога трубят и охота продолжается.
* * *
– Ну вот, Наденька, уже совсем поздно, – мама обеспокоенно взглянула на часы. – Может, дождаться отца? Он сам погуляет с собакой. Или пошли вместе.
– Да ладно, мне полезно прогуляться. А у тебя болит голова. – Девочка отложила книгу, собрала перед зеркалом волосы в хвостик, перетянув их контрастной белой резинкой, и свистнула уже давно нетерпеливо виляющей хвостом собаке: – Ну дождался, пошли гулять.
На слово «гулять» собака радостно взвизгнула и устремилась в коридор за поводком.
– Все-таки интересно, как это у тебя всегда получается узнавать, если у меня что-то болит? – спросила мама, вставшая, чтобы проводить их до двери.
– Интуиция! – отвечала Надя, зашнуровывая кроссовки. – Выпьешь таблетку или тебе боль снять?
– Выпью, не так уж сильно болит. А ты иди, и без того поздно, – мать с беспокойством взглянула на темное окно.
– Да не волнуйся, мы быстро. Только туда и обратно!
Девочка надела на собаку ошейник и вышла из квартиры.
Мать на минуту прислонилась к обитой красным дерматином двери. На сердце у нее почему-то было тревожно. Может, все-таки собраться и пойти за ними?.. Словно откликнувшись на эту мысль, голова заныла с новой силой. Женщина поморщилась. Нет, все-таки лучше выпить таблетку и прилечь на диван. Все будет в порядке, они вернутся раньше, чем пройдет эта мерзкая тягучая боль.
Так она и сделала.
Тем временем девочка и собака уже вышли из подъезда.
Площадка перед домом была знакома обоим до последних мелочей. В чем-то она являлась центром их мира.
Пройдясь до соседней высотки – весь дворик-то небольшой, словно стенами окруженный соседними домами, – они повернули обратно. И тут собака вдруг забеспокоилась. Она залаяла, потом завыла куда-то во тьму и кинулась к ногам хозяйки.
– Все в порядке, трусишка, – попыталась успокоить ее Надя, гладя косматую собачью спину.
Пса била крупная дрожь.
– Ну что ты так испугалась?..
Незнакомец в черной кожанке появился перед ними, будто возникнув из мрака.
Собака истошно взвыла и вдруг, словно сумасшедшая, кинулась прочь.
Наде тоже стало страшно. Говорят, псы умеют распознавать людей. Ее пес всегда был ей верным другом и не раз облаивал не приглянувшихся ему дворников, пьяниц или мотоциклистов, но она никогда не видела, чтобы он кого-нибудь так боялся.
– Отойдите от меня. Я закричу! – предупредила она парня, отступая на шаг.
– Не успеешь, – холодно бросил тот, и она почему-то сразу же ему поверила.
– Однако я могу тебя отпустить, – сказал он. – Хочешь?
– Хочу, – прошептала она ставшими вдруг непослушными губами.
– Вот и прекрасно. – Он дружески кивнул ей. – Очень хорошо, когда люди могут нормально договориться. Я знаю, у тебя есть способности. Ты умеешь лечить, снимать боль или что-то в таком роде?
Она кивнула, чувствуя себя жалким болванчиком, однако воля совершенно покинула девчонку. Даже если бы он ее отпустил, она не смогла бы убежать – ноги вдруг сделались ватными.
– Тогда играем. Как ты снимаешь головную боль?
Она не понимала, зачем он задает ей такие странные вопросы, но тем не менее ответила:
– Руками. Я вожу руками и снимаю боль – слой за слоем, будто чищу луковицу.
– Молодец! – похвалил незнакомец. – Очень перспективная девочка. Ну что, красавица, правила игры таковы. Перед тобой черный ящик. То есть я. Определишь, кто я, – отпущу. Нет – как говорится во всех сказках, пеняй на себя. Начали.
– З-з-зачем мне определять, кто вы? – Зубы девочки невольно клацнули.
– Вот глупая, – удивился он, – я же говорю: таковы условия игры. Ты сама согласилась играть. Или ты меня обманула? – Его глаза подозрительно сузились.
– Нет! Не обманула! – поспешно сказала она, закрыла глаза и сосредоточилась.
Сейчас от Надиных странных способностей зависела ее жизнь.
Медленно, словно боясь обжечься, она протянула к незнакомцу раскрытую ладонь. От него веяло холодом и какой-то странной пустотой. Он был весь словно холодный огонь. Словно потухший очаг. Зияющая дыра в привычной ткани мира. Никогда она не видела ауру так ясно, и никогда ей так отчетливо не представлялось, что перед ней стоит тот, кого просто быть не может.
Она заколебалась.
– Ну? – ободрил он ее. – Ты догадалась? Так скажи.
– Мне… мне показалось, нет, этого не может быть…
– Ну давай, рискни, – ободрил он, приседая перед ней на корточки и заглядывая снизу вверх в лицо.
– Мне показалось, будто тебя нет. Что ты – неживой, – нерешительно прошептала девочка и тут же смутилась. – Наверное, у вас какие-то неприятности?..
– Бинго! – обрадовался незнакомец. – Приз в студию! Прекрасный ответ!
– Так я могу идти? – Она уже почти не верила своему счастью.
– Можешь. Только недалеко, – добавил он. – Потому что, ко всем своим недостаткам, я еще иногда лгу.
Закричать она действительно не успела.
Собака вернулась, когда его уже не было. Медленно и нерешительно она приблизилась к своей хозяйке, поджав хвост и то и дело приседая на задние лапы. Ей было очень страшно, но она все равно вернулась. Подойдя поближе, она лизнула холодное лицо шершавым горячим языком, подняла голову и громко, безнадежно завыла.
Глава 11
Весь следующий день я с волнением ожидала появления Артура, и совершенно напрасно. Резво бежали минуты, неумолимо проходили часы, все оставалось таким же, как всегда, только Артур так и не появился в школе. Даже составляя рассказ из всяких заковыристых слов типа «амикошонство», «амбивалентный», «экзистенциальный» (нам регулярно давали подобные задания – а что, отличный способ запомнить эти «умные» слова), я думала отнюдь не о задании. Я пыталась представить себе, где Артур сейчас: что делает и думает ли обо мне. К концу третьего урока я была уже сама не своя от беспокойства. Учителя не трогали меня, да и Димка, которому я пару раз ляпнула что-то невпопад, похоже, все понял и тоже замкнулся. Боюсь, я опять обращала на него слишком мало внимания.
Виола сегодня была необычайно тиха, и я вдруг поняла, что она тоже беспокоится по поводу отсутствия Артура.
«Даже не представляю, что могло случиться», – услышала я ее слова, адресованные Натали.
Новая Виола, беспокоящаяся о ком-то, кроме себя, была для меня в диковинку. Наверное, я виновата в том, что смотрела на нее предвзято и, возможно, просто не замечала то человеческое, что в ней есть: способность к сопереживанию. Может, зря я считала ее врагом, и мы просто почему-то не понимали друг друга.
А возможно, она действительно любит Артура. Честно говоря, они очень красивая пара и даже подходят друг другу. Оба обладают незаурядной привлекательной внешностью, оба богатые, избалованные, утонченные… К тому же нельзя забывать о том, что он спас ей жизнь.
На этой пессимистичной мысли в класс влетела Вика.
– Привет! – окликнула она меня. – А где ваш новенький?
Я молча развела руками в ответ на этот вопрос дня.
После учебы наш класс снова собрали в актовом зале, чтобы объявить итоги тренинга.
Всех поздравили, похвалили. Особой чести быть выделенными из общего числа были удостоены Артур – за блестяще созданный образ и знания, проявленные в проверяемых областях, и я – за то, что большую часть времени провела в мечтаниях и, как мягко сформулировала литераторша Анна Анатольевна, «постеснялась проявить свои способности при написании сочинения и анализе образа персонажа».
Анна Анатольевна укоризненно посмотрела на меня, и мне действительно стало стыдно, как будто я подвела ее. Я сама прекрасно знала, что очень рассеянна в последнее время и не уделяю учебе столько внимания, сколько прежде. И, разумеется, это никуда не годилось. В конце концов, я достаточно взрослая, чтобы не позволять эмоциям управлять собой. Я – мыслящая личность, и у меня есть совершенно определенная цель: поступить в университет, закончить его и работать журналисткой. Мне нравится эта профессия, к тому же родители всегда гордились моими успехами, и я не могу их огорчать.
Не знаю, как сложатся мои отношения с Артуром – все пока еще очень неопределенно и странно, – и сложатся ли они вообще. Так что нечего бесполезно страдать и рефлексировать – пора заняться делом.
В этот день я с былым жаром взялась за учебу, а вечером мы с мамой и папой играли с Джимом, смотрели какой-то длинный триллер и ели попкорн, запивая его колой. Обычно мои родители не слишком поощряют эту нездоровую еду, но сегодня, когда я предложила посидеть всем вместе у телевизора, папа сам с удовольствием сбегал в магазин.
Я часто замечаю, что отцу будто неудобно передо мной за то, что мы живем в простом, не элитном, доме и что одета я не так дорого, как мои одноклассники, а главное, за то, что он целыми днями пропадает на работе и мы можем проводить друг с другом не очень много времени.
Другое дело в детстве. Иногда я с удовольствием вспоминаю, как мы все втроем ходили в зоопарк, ели сахарную вату и вместе с папой с азартом резались в какую-нибудь простую компьютерную игру.
– Все хорошо, – сказала я себе, укладываясь спать.
И почти совсем не вспоминала об Артуре.
А ночью мне опять привиделся кошмар. Мне снились тусклые фонари и запутанные улицы города. Я опять бежала по ним куда-то, терзаемая паническим страхом. Я чувствовала, что за мной кто-то идет. Он подобрался уже совсем близко, и временами я чувствовала его дыхание. Я знала, что оглядываться ни в коем случае нельзя. Главное – бежать и бежать, не останавливаясь ни на минуту. Тогда у меня будет шанс спастись.
Где-то надсадно и страшно выла собака. Кричала какая-то женщина…
Весь мир сузился до этой полутемной кривой улочки. Смерть следовала за мной по пятам. Я хотела позвать Артура, но не могла произнести ни единого звука, будто кто-то наложил на мои губы печать молчания.
Бледный глаз луны чуть щурился в темных тучах и наблюдал за мной с равнодушным любопытством.
– Оглянись! Посмотри ему в глаза! Прими свою судьбу! – шепнула мне ночь.
И тут я поняла, что снова могу говорить.
– Никогда! – крикнула я, поднимая лицо к небу. – И пусть взойдет солнце!
В тот же миг горизонт и вправду озарился золотым и пурпурным, и на небе показалось солнце. Оно росло и росло – огромное, торжествующее, сияющее.
Тьма взвыла тысячью голосов, полных боли и отчаяния, и отступила.
Я стояла в мире, залитом солнечным светом – он был таким ярким, что даже слепил, – и думала о том, почему эти пронзительные лучи не греют.
Открыв глаза, я обнаружила, что в окно и вправду заглядывает солнце, а мое одеяло утащил Джим, недвусмысленно намекая на то, что пора вставать и выгуливать собаку, которая, понимаете ли, давным-давно ждет, когда проснется соня-хозяйка.
– Джим, а тебе снятся кошмары? – спросила я верного пса, но тот только тихонько гавкнул и дружелюбно замахал хвостом, то и дело попадая им по моим голым ногам.
Между прочим, это не самое приятное с утра!
Я зевнула и потянулась. Что-то частенько мне стали сниться странные сны об опасности, подстерегающей меня в темноте. Хотя, вероятнее всего, беспокоиться все-таки не о чем. Как сказала бы наш школьный психолог, это часто случается с подростками и выражает их страх взросления и загнанные в подсознание комплексы.
Наверное, и вправду, как в анекдоте: бывают, девочка, и просто сны.
Последующие школьные дни не принесли ничего нового. Артур так и не появился, и я уже едва помнила себя от беспокойства. Даже долгожданный эфир нашей с Димкой сентябрьской передачи оказался на этом фоне смазанным.
Вместо торжественной линейки на первое сентября там был короткий репортаж из серии «Чего новенького», рассказывающий о том, что изменилось в школе за лето, о новых ребятах (их оказалось немного, в основном все у нас учились с первого и до последнего класса), также был сюжет о тренингах, интервью с учениками на тему, чего они ждут от следующего учебного года, и зарисовки-воспоминания о лете: кто куда ездил, кто где был, отдельный сюжет – о школьной поездке во Францию, в которой я не принимала участия.
К моменту выхода передачи в эфир я, во-первых, была слишком занята мыслями об Артуре, а во-вторых, как это со мной частенько случается, успела уже полностью в ней разочароваться. Пока я готовила материал, придумывала темы и брала интервью, все казалось мне увлекательным и интересным. Но вот съемки закончены, передача смонтирована и отсмотрена не менее десятка раз – и меня вдруг посетила мысль, что получилось недостаточно интересно и ярко и все надо было делать совершенно по-другому. Я поделилась этим соображением с Димкой и Леной, но оба пытались успокоить меня, уверяя, что все в порядке и это обычный мандраж, часто случающийся перед тем, как результаты работы нужно представить на суд людей. Хорошо бы действительно так.
Скажу сразу, что показ прошел нормально. Меня поздравляли, говорили всякие приятные слова. Даже Виола не ляпнула никакой гадости. Она вообще в последнее время подозрительно притихла. Я видела, как они с Натали целыми днями о чем-то перешептываются.
Как-то на перемене Натали спросила, не знаю ли я, что случилось с героем моей передачи. Это она, разумеется, об Артуре. Подойти ко мне самой у Виолы явно не хватило то ли храбрости, то ли наглости. Я совершенно искренне ответила, что не знаю, но про себя твердо решила заехать в выходные в то самое кафе, куда однажды водил меня Артур, и разузнать там о нем поподробней.
Так я и сделала.
Рано утром в субботу я сказала родителям, будто отправляюсь на встречу (а что, в целом это даже правда), села в метро и доехала до «Арбатской».
Прислонившись пылающим лбом к холодному стеклу двери, я снова думала об Артуре.
Подводя итоги, нельзя было не признать нескольких очевидных фактов.
Первый. С Артуром что-то не так. Он явно отличается от других – иначе откуда его молниеносная реакция и прочие странности, которые я наблюдала.
Второй. Так или иначе он мной интересуется, словно прощупывает меня. Иногда, мне кажется, даже против своей воли.
А третьим фактом был тот, что я уже ввязалась в эту историю и сижу в ней по самые уши. Артур слишком много для меня значит, если я не испугалась даже его безобразного поведения.
Не люблю и не хочу быть слепой жертвой, влекомой куда-то. А значит, нужно наконец разобраться, что происходит.
Мне совершенно необходимо разыскать «Элис» – я хорошо запомнила это название – и разузнать там все, что можно. Иначе какой из меня журналист?!
Отыскать кафе, в котором мы сидели с Артуром, оказалось нелегко. Я целый час проплутала в путанице бесконечных арбатских переулков, не находя ничего похожего, и наконец, когда уже совсем решила сдаться и просто брела куда глаза глядят, ноги сами вывели меня к нужному зданию. Я прекрасно помнила эту узенькую улицу с невысокими двухэтажными домами и лестницу вниз с массивными чугунными перилами. Однако на знакомой двери красовалась неприметная табличка с надписью: «Похоронное бюро ЗАО «Элизиум».[9]
Я буквально не поверила своим глазам. И улица, и дверь – все было совершенно таким же, как и в моих воспоминаниях.
«Может, днем они работают как похоронное бюро, а вечером убирают гробы и прочий антураж – и вот тебе, пожалуйста, готовое кафе», – промелькнула в голове совершенно безумная мысль.
Но на смену ей тут же пришла другая, более здравая: мало ли в Москве похожих зданий. В том месте я была всего только раз и вполне могла ошибиться…
И все-таки интуиция продолжала уверять меня, будто я пришла как раз туда, куда нужно. Лучше сделать что-то, чем не сделать, а потом всю жизнь сожалеть о несделанном. С этой мыслью я спустилась по лестнице, вдохнула, собирая всю свою храбрость, и толкнула массивную дверь.
Она даже не дрогнула. Заперто. Странно, на вывеске нет никаких сведений о часах работы этого заведения.
Я громко постучала.
Тишина…
Да, похоже, они там не слишком-то дорожат клиентами…
А что, если все это маскировка? Артур говорил, что заведение только для своих, вот они и вывесили дурацкую табличку похоронного бюро, чтобы отпугнуть ненужных посетителей. Не слишком банальный ход. С чего бы владельцы нормального бара стали так поступать? Объяснение может быть только одно: там собираются совершенно особенные люди. Например, бандиты и киллеры. Возможно, Артур предотвратил то покушение на Виолу именно потому, что сам…
«Стоп!» – велела я себе, поняв, что сейчас додумаюсь бог знает до чего. Версии у меня получались одна бредовей другой.
Первая. Артур не человек. (А кто? Инопланетянин, что ли?)
Вторая. Артур подготовленный, натренированный киллер, обладающий сверхчеловеческими реакциями.
Бред, бред, бред!
Если устроить в нашей школе конкурс на самую глупую фантазию, я, безусловно, выйду в нем победителем.
На этой отнюдь не оптимистичной мысли я вздохнула, поднялась по лестнице и двинулась обратно к метро.
И тут зазвонил телефон. Я взглянула на определитель: Вика.
– Привет! – отозвалась я, нажимая «прием».
– Привет-привет! – отвечала Вика. – Где шляешься? Я уже тебе домой звонила.
– Так, по центру гуляю, – а сама тем временем пыталась сориентироваться в хитросплетении улиц и понять, где же здесь метро.
– С кем-то? – жадно спросила она.
– Нет, одна. А что?
– Пошли лучше со мной по магазинам. Не знаю, как ты, а я совершенно пообносилась, даже в школу надеть нечего!
Я представила себе пообносившуюся Вику, и мне стало смешно. Насколько я знаю, ее гардероб просто ломится от всяких модных тряпок. Кофточек, джинсов, курточек и шубок всевозможных расцветок и фасонов там столько, что хватило бы на небольшой магазинчик. Когда я была в гостях у Вики, ее гардеробная, размером, наверное, в добрую половину моей комнаты, произвела на меня весьма сильное впечатление.
– Есть две проблемы, – ответила ей я, обрадованная тем, что каким-то чудом вышла к Новому Арбату, – первая – мы с тобой ходим в разные магазины. А вторая – понимаешь, у меня нет с собой денег. Я, конечно, могу посмотреть, как ты примеряешь различные наряды, однако…
– Это не проблема! – быстро отреагировала Вика. – Во-первых, я не собиралась покупать себе ничего особенного, а для мелких шмоток вполне сойдет и «Охотный ряд». Весьма демократичненько. А насчет денег не беспокойся – я одолжу тебе сколько нужно. Мне как раз отец сегодня на карточку средств подкинул. Думаю, мы подберем тебе что-нибудь недорогое и миленькое. Ну соглашайся же! Прошвырнемся по магазинам, а потом в кафешке посидим. Ну?
«А почему бы и нет? – подумала я. – Это в любом случае лучше, чем торчать дома и забивать голову всякой ерундой».
– Хорошо, сейчас, перезвоню родителям и спрошу, не против ли они, если я пройдусь по магазинам, – сказала я, и Вика пообещала, что будет с нетерпением ждать моего звонка.
Переговоры с родителями прошли успешно. Мама даже обрадовалась, что я собралась немного обновить гардероб и, при соблюдении мною определенной меры, наш семейный бюджет вполне выдержит мой визит в «Охотный ряд».
Так что минут через сорок мы с Викой уже толкались, в числе других покупателей, в переполненных бутиках.
– Ты только взгляни, какая прелесть! – искренне радовалась каждой новой находке Вика.
Я смотрела на очередную желто-оранжевую кофточку – такую яркую, что у меня даже рябило в глазах, и неопределенно улыбалась.
– Ты что! – тут же принималась горячиться Вика. – В этом сезоне в моде люминесцентные яркие цвета!.. Ой! Какая прелесть! – И она выуживала неимоверную многослойную юбку, выглядящую так, будто ненормальный художник опрокинул на нее все свои пузырьки с красками, а потом, для усиления эффекта, искромсал все полотно ножом.
Спорить с Викой о моде – себе дороже, поэтому я опять улыбалась и кивала.
В общем, мы обошли все бутики «Охотного ряда» – от самого верха до низа, и Вика оказалась обладательницей целого вороха пестрых тряпок, бесспорно, самых модных в этом сезоне оттенков.
Я тоже не осталась без покупок, выбрав себе милое трикотажное платьице приятного горчичного цвета, яркий – черный с оранжевым – блестящий плащ и оригинальный комплект украшений, состоящий из бус и браслета, черных с металлическими висюльками.
– Ну вот, славно потрудились, – заметила Вика, удовлетворенно оглядывая пакеты с покупками. – И вполне заслужили награду. Теперь – в кафе.
Она затащила меня в «Шоколадницу», расположенную на третьем уровне торгового центра, и, пока мы ожидали заказ, Вика, откинувшись в кресле, задала мне вопрос, ради которого, похоже, и был затеян сегодняшний поход по магазинам.
– Расскажи мне об Артуре, – сказала она. – Как я понимаю, он у вас совершенно необыкновенная личность. Вся школа только о нем и говорит.
– Боюсь, что знаю об Артуре не больше тебя, – попыталась отговориться я, – ну что сказать? Довольно симпатичный…
– Довольно симпатичный?! – перебила меня Вика. – Ну ты даешь! Либо у тебя совсем нет сердца, либо ты сейчас выпендриваешься!
Я покраснела. Сердце у меня все-таки было.
– Ах так! – торжествующе провозгласила юная садистка, уставившись на меня, как следователь на допросе. – Ну рассказывай же! Признайся, что он тебе нравится!
– Я не хочу говорить на эту тему, – заявила я. – А об Артуре тебе лучше порасспросить Виолу. Это с ней, а не со мной он сидит рядом и ходит на всех переменках.
Хотя Вика мне и подруга, рассказывать об Артуре я не собиралась. Прежде всего потому, что сама не знала, где заканчивается мое воображение и начинается реальность. Нам говорили, что все в мире относительно и зависит во многом от воспринимающего субъекта. Артур слишком загадочная личность, чтобы делать о нем выводы на основе имеющихся фактов.
Ну а потом, Вика, конечно, хорошая девчонка, но кто из нас без недостатков? Ее недостатком была… мягко выражаясь, общительность. Эта общительность, помноженная на природное любопытство, являла собой страшную силу и не раз способствовала молниеносному распространению сплетен по школе. Честно сказать, благодаря дружбе с Викой мне не нужно было охотиться за новостями: они сами исправно и регулярно поступали ко мне. Иногда даже чаще, чем этого бы хотелось.
– Ну ты же брала у него интервью и учишься с ним в одном классе! Я бы на твоем месте уже знала о нем буквально все! – разочарованно протянула Вика.
Видя, что от нее не отвяжешься, я рассказала ей об успехах Артура в учебе и о том, как стала свидетелем покушения на Виолу. Вика тут же набросилась на меня, требуя подробностей. Но я постаралась представить дело как можно прозаичней, предусмотрительно пропустив все детали, которые произвели на меня неизгладимое впечатление.
В ответ она поделилась со мной сведениями об отце Артура, полученными из собственных источников. (Честное слово, я давно подозревала, что у Вики – целая агентурная сеть по всей Москве, а может, даже не только…) Отец Артура, бизнесмен Валерий Климов, и вправду являлся владельцем медных месторождений и довольно крупного металлургического завода. Как подчеркнула Вика, он тоже личность весьма таинственная, почти не засветившаяся в прессе. Ей также удалось узнать, что большую часть времени Климов проводит у себя на Урале либо за границей, бывая в Москве по делам бизнеса лишь наездами. Про мать Артура никаких достоверных сведений не имелось. Известно только, что сейчас его отец пребывает в статусе холостяка, а разведен он, вдовец или вообще не регистрировал свои отношения с матерью Артура – остается вопросом. Если уж этого не узнала Вика, думаю, не узнает никто.
Во время беседы нам принесли заказ, и Вика с жадностью набросилась на еду, доверительно сообщив, что хождение по магазинам всегда вызывает у нее зверский аппетит. Мне же кусок не лез в горло.
Она уже доела суп из шампиньонов и принялась за сырный пирог, а я все сидела над своими шоколадными блинчиками, печально тыкая в них вилкой. Вообще-то я очень люблю блинчики, но сейчас одна мысль о еде казалась мне отвратительной.
В конце концов Вика не выдержала.
– Ну, Полина, ты и садистка! – сказала она. – Оставь в покое бедный блинчик. Не хочешь есть – не ешь, но не терзай его так!
Я посмотрела на блинчик. Шоколад на нем показался мне кровью, вытекшей из нанесенных мною отвратительных ран, я передернулась и подальше от себя отодвинула тарелку.
Часть II АЛЫЙ
Глава 1
Половину воскресенья я честно отработала курьером, развозя отцовским клиентам бумаги, диски и прочую мелочь.
Потом мы с Джимом гуляли и обнаружили голубенка, которого клевала ворона. Собственно, нашел его Джим. Он отогнал разбойницу громким лаем, и тут подоспела я, осторожно взяла уже полностью оперившегося птенчика в ладони и отнесла домой. Мы с мамой промыли слабым раствором марганцовки его раны, которые, к счастью, оказались неглубокими. Птенец чувствовал себя неплохо, согласился попить воды из блюдечка и съесть размоченный хлебный мякиш.
– Вообще-то голуби – разносчики заразы, – сказала мама, подозрительно осматривая моего нового питомца.
– Но не можем же мы бросить его на погибель, – возразила я, – он еще не умеет летать, и его съест первая попавшаяся кошка. Или та же ворона.
И мама, разумеется, махнула рукой. Она у меня вообще добрая.
Так в нашем доме появился Мерлин. Такое имя я придумала голубенку, загадав в тот день, что, если птенец поправится и вырастет здоровым, все будет хорошо и в моих отношениях с Артуром.
Мерлин оказался бойким и любопытным птенцом, к тому же, видимо, вполне жизнестойким. Уже следующим утром стало понятно, что раны его подживают и юной голубиной жизни не грозит никакая опасность.
В общем, прогнозы были весьма оптимистичные, однако и в понедельник Артур в школе не появился. Я чувствовала себя как выброшенная на берег рыба и поймала несколько долгих и печальных Димкиных взглядов: от него, конечно, не укрылось мое состояние.
На уроках я отвечала так плохо, что поняла: если я не разыщу Артура сегодня же, моя успеваемость полетит в тартарары, и все усилия родителей вырастить из меня культурную и интеллигентную личность пойдут прахом.
Именно поэтому вечером, вместо того чтобы ехать домой, я сослалась на срочные дела, отключила мобильный телефон и отправилась в центр.
Я решила попытаться еще раз отыскать то странное заведение и проверить, не узнаю ли я там чего об Артуре. К тому же меня уже который день снедала мысль о похожести названий «Элис» и «Элизиум». Первое казалось мне сокращением от второго. В любом случае эту версию нужно было отработать.