Надо полагать, немалое количество экзотических рептилий скрывается в глубинах морей и океанов, а также в других водоемах, а может быть, и в подземных пространствах-пустотах. 4 страница
Когда мы со Славочкой ездили молиться в Свято-Троицкий храм, города Миасса, там была Часовня, при кладбище. И Славочка всегда сетовал и говорил: «Мамочка, люди не понимают, что многие десятилетия на кладбище сохраняется трупный яд, и поэтому, кладбище надо приводить в порядок. Это грешно, когда могилы не в порядке, когда за ними не ухаживают, когда там обваленная земля, – этого допускать нельзя. И ходить по такому запущенному кладбищу нельзя». Поэтому, Славочка всегда говорил тем священникам, которые там служили, что кладбище при храме нужно привести в порядок. Но Славочку никто тогда не послушал. Священники ему постоянно отвечали, что «им некогда», что «нет средств, нет людей» и т.д.. И тогда, в конце концов, Славочка сказал батюшкам: «Ну, значит, батюшки, у вас тогда постоянно будут неприятности». И у них действительно, в скором времени начались неприятности, которые длятся до сих пор – это неприятности личного характера. Самое печальное здесь то, что это были очень хорошие священники, которые очень хорошо относились к Славочке. Когда они его видели – они с очень большой любовью к нему относились. А это кладбище при храме только недавно привели в порядок, да и то: там, то ли санэпидемстанция поработала, то ли еще что-то? Одним словом – кладбище привели в порядок только недавно! Так что, вот эти старинные и заброшенные кладбища – их всё равно нужно держать в порядке. Засыпать землей как положено эти ямы и провалившиеся могилы, чтобы всё было закрыто, потому, что Славочка объяснял: «трупный яд сохраняется очень-очень долго и сильно отравляет окружающую среду».
Также Славочка сказал, что очень вредно для человека, когда что-нибудь травят в квартирах (например, тараканов) и вовремя их потом не убирают. Славочка сказал что «если тараканов отравили и вовремя их не убрали, то люди тоже вместе с ними травятся». Поэтому он советовал: если тараканы отравлены – надо быстренько и тщательно всё убрать. А что выделяют эти отравленные тараканы – я уже не помню, но все это – по словам отрока – очень вредно для людей.
Когда Славочка уже умирал, мы позвали нашего местного чебаркульского священника Владислава Катаева его пособоровать и Причастить. И когда он пришёл, то спросил у Славочки: «У меня храм будет? Ничего не получается, как не бьюсь…» Славочка на него так строго посмотрел и сказал: «У вас? У вас храм будет. Но он сгорит!» Ну, мы и подумали, что построят в Чебаркуле храм и он сгорит, а получилось совсем по-другому. Он, вместо Чебаркулького храма, построил себе – свою собственную, личную церковь – и она у него сгорела! А сам священник этот впоследствии ушёл из Православия в какой-то раскол. Потом у него тяжело заболела матушка. И сейчас этот священник уже в могиле – он умер (то ли от инфаркта – то ли от инсульта, я уже не помню). Он когда начал против Славочки восставать, то у него случилось какое-то помутнение с рассудком – он всё под столом разговаривал. Сидел в трапезной и все под стол смотрел и говорил: «Ну что вы мне не верите? Я же его видел. Да ангел он!» Вот такое с ним произошло – последнее время все под столом разговаривал. А в Чебаркуле до сих пор – всё строится и строится храм… Его вроде, как и открыли, но он всё равно не действует, потому что он пустой. У нас в Чебаркуле есть старое здание школы, которое отдали под храм, там и проводят сейчас службы. А напротив – так и стоит никак не открытый новый храм. А Славочка про этот новый Чебаркульский храм сказал, что «они его будут медленно строить, и вначале у них не будет получаться, а затем они начнут его быстро-быстро строить, и всё равно – говорит, – он у них получится холодный, внутри небольшой и какой-то мрачный». И Славочка сказал: «В нем только покойников отпевать…» И служить, – он говорил – они всё равно будут в этой, старой школе. И вообще, – Славочка говорил, что этот новый храм – он до конца так достроен и не будет, потому, что начнутся какие-то события, а какие – я забыла. И поэтому, – он говорил – даже если они всё сделают снаружи, они внутри всё равно не успеют к этим событиям. Вот такое предсказание Славочки о новом Чебаркульском храме.
Когда мы со Славочкой ездили в Миаский храм, к нему часто подходили с вопросами служители этого храма. И вот одна из них спросила про своего сына. Она ему говорит: «Славочка, у меня сын такой хулиганистый, я за него так волнуюсь!» А он ей сказал: «А вы за него не волнуйтесь – он в армию пойдёт, а когда с армии придёт – священником будет». Мне сам батюшка рассказывал эту историю: «Когда – говорит – мама пришла и сказала мне так удивленно: «отрок сказал, что ты в армию сходишь, а потом придёшь и священником будешь» – я так смеялся: и над мамой, и над отроком, и что я священником буду! И вот я сходил в армию – пришел… и стал священником!» Он как-то приезжал и взял у Славочки земельки с могилки – у него была коровка больная. И он привязал эту земельку в мешочке ей на шею – и коровка не умерла! Выздоровела. И потом, как он мне рассказывал – он взял эту земельку и прибил её над самым входом в храм. И получилось то, чего никто не ожидал – 11 человек, которые при нём работали в храме – они почему-то не смогли зайти в храм! «А мы – говорит – на службе летали! Так нам было хорошо. И пришли со службы домой, наполненные силы и радости». А я ему говорю: «Батюшка, «эти люди» всё равно найдут способ, как пройти к вам в храм…» А батюшка и сам не знает, почему так всё произошло, да и я не могу это объяснить. В общем, ходили «эти люди» снаружи всю службу, а в храм так и не зашли! Причём, большинство из них – это именно те, кто работал в этом храме, и именно они, по словам батюшки – не смогли зайти в храм! «Мы – говорит – насчитали где-то около 11-ти человек». А когда Славочка посмотрел, какие священники в нашем приходе будут, и с кем я остаюсь - он за меня очень печалился. Вы знаете, он сложил три пальчика вместе и всё у меня прощения просил: «Мамочка, ты меня прости, ты меня прости, ты меня прости…»
ОТРОК – ЦЕЛИТЕЛЬ
Помню, моего мужа тогда опять отправили в Шадринск, а к Славочке началось настоящее паломничество страждущих. Славочка очень уставал, и мне его было очень жаль, но он умолял меня потерпеть, просил: «Мамочка, пусть они идут». И люди шли даже ночью. Я по глупости и по своему невежеству роптала в мыслях, а иногда, не выдержав, спрашивала его: «Когда же это всё кончится?» Целыми днями мне приходилось мыть, убирать и следить, чтобы Славочка мог отдохнуть. Так получилось, что где-то с семи с половиной лет, Слава уже служил Богу и людям, а я была ему прислугой. К Славочке часто приезжали люди издалека и расспрашивали его о своих родных и знакомых, которых Слава никогда не видел и не знал, но о которых ему было известно всё. Ему не нужны были никакие фотографии.
Если говорить о том, как Славочка лечил людей, то я и сама не могу понять, как он их лечил. Вот он излечил девочку, посидев с ней, посмотрев на неё и просто поговорив с ней. Вот он листочек подорожника подал Юрию Николаевичу, и тот выздоровел. Ощущение у всех было одинаковое и люди говорят так: когда Славочка был с ними рядом, то – в том месте, где у них болело – там, было такое ощущение, что как будто оттуда выходили какие-то маленькие ниточки. Ощущение у людей было такое, что, как будто из них, кто-то и что-то этими ниточками вытягивает. У кого, например, голова болела, то, как будто из головы этими ниточками что-то вытягивалось. И так было со всеми, кого лечил Славочка. Я всегда и удивлялась: он ничего не делал особенного, – он поговорит с человеком и боль проходит. Помню, как Славочка вылечил тётю Шуру. Она сидела и плакала возле подъезда – у неё тройничный нерв воспалился, а это – невыносимая боль! И вот она сидит и плачет, а Славочка и говорит ей: «Тётя Шура – вы не переживайте, я сейчас к вам поднимусь и помогу». И потом, тётя Шура уже мне рассказывает: «Я – говорит – сижу на кухне и плачу. Заходит Славочка, и я ему говорю: «Славочка, ты мне поможешь?» А он говорит: «Да тётя Шура». Я ему тогда говорю: «Славочка да ты разуйся – проходи». А он говорит: «Нет, тётя Шура, я уж не буду проходить». И Славочка со мной стал разговаривать. Пока он со мной разговаривал, – говорит – я ему что-то предложила, не помню: яблоко, или еще что-то. А он своей ручонкой мне помахал: «Не надо, не надо, не надо!.. И ушёл». А у тёти Шуры… перестал болеть тройничный нерв! Как Славочка её вылечил? И я не знаю, – и она не знает. Она только ему беззаговорочно верила. И когда она начала умирать, Славочка опять ей помог. Она не знала что умрёт. Её перед этим очень долго лечили, сказали, что всё будет нормально, что она идёт на поправку, потому что ей стало легче. А это было уже после смерти Славочки. И вдруг она явственно видит, как Славочка заходит к ней в больничную палату и говорит ей: «Тётя Шура – в эту субботу вы умрёте. Не нужно эти деньги (у неё семь тысяч оставалось на лечение) отдавать врачам на лекарства – они пойдут вам на похороны». Тётя Шура, казалось бы, уже выздоравливала, но она безгранично верила Славочке, и она начала всех своих родственников созывать, чтобы попрощаться. И вот веселенькая тётя Шура со всеми прощается, все на неё смотрят и говорят: «Да ты что, Александра?» А она говорит: «Если Славочка сказал – значит, так оно и будет». Так оно и было. Она умерла. Со всеми попрощавшись, со всеми примирившись, – она ушла.
Совершенно уникальный случай произошёл с Юрием Николаевичем Шероновым. Он был офицером-замполитом и жил тогда в нашем подъезде. И вот как-то сидит Юрий Николаевич на скамеечке у нашего подъезда и не знает что делать – у него снова грыжа. А у него была аллергия к любому виду антибиотиков и к обезболивающему, и его постоянно резали – как он говорил – «наживую». И снова эта грыжа вылезла – недавно только была операция, и снова – говорит - она вылезла. И вот он сидит такой хмурый, потому что уже боится, что эту операцию он уже не вынесет: то катаракта у него появится на глазу, то еще что-то, и снова начинается это безконечное резание. И вот он сидит такой хмурый, а Славочка из-за угла идет, улыбается и говорит: «Юрий Николаевич, вы, почему такой хмурый?» А Юрий Николаевич ему объясняет, почему он такой хмурый. Славочка на него посмотрел и говорит: «А я вам сейчас помогу». Юрий Николаевич только посмотрел на него и промолчал. А Славочка ему сказал: «Вы – говорит, - встаньте около стеночки». Юрий Николаевич встал возле стеночки. И дальше он вспоминает: «Я – говорит – не понял, что произошло, я только посмотрел на улыбающееся Славочкино личико, а он мне подаёт листок подорожника и говорит: «сейчас подниметесь, – приложите листок подорожника, – и у вас всё пройдет». Юрий Николаевич взял листочек подорожника, пошёл домой, приложил этот листочек к грыже - боль утихла, и он уснул. Проснулся – а у него вообще боли нет! Он так удивился. Потом он на приём к врачу пошёл, – врач тоже очень удивился и спросил: «А где грыжа?» То есть, – эта грыжа, которая вылезла, и которую надо было оперировать, – её не было, она сошла! И она у него больше вообще не появлялась. Но, Юрия Николаевича надо было видеть: он как ребёнок поверил, что именно листок подорожника ему исцелил грыжу. Какая у него была детская наивность. Но он мне потом так объяснил: «Валентина Афанасьевна, а что бы я мог сказать доктору? Я вспомнил Славочку, как он, улыбаясь, стоял и смотрел на меня – вот и я перед доктором тоже такую же улыбку сделал, поулыбался как Славочка, и ушел». И таких случаев было много.
А одна девочка, Славочкина одноклассница, всё забыть никак не может, как ей Славочка помог. Она каждый год приезжает к Славочке на могилку, говорят, что и в этом году она у него была. У неё на уроке физкультуры разболелась нога, а ей никто не поверил, и сказали: «брось притворяться». А Славочка её пожалел. Только потом уже, она сходила к врачу и ей дали освобождение. Так вот – Славочка подсел к ней на физкультуре и говорит: «У тебя сильно нога болит?» Она говорит: «Сильно нога болит». Он тогда сказал её: «Ну, давай я тебя полечу». И я её потом спросила: «Ну и как он тебя полечил?» А она говорит: «Я не знаю! Я ему просто показала ногу – а он её просто посмотрел. И она перестала болеть». И теперь эта девочка всю жизнь Славочку помнит. Даже сочинение такое в пятом классе у них было на тему: «Кого ты любишь больше всего и за что?». Дети стали писать: кто-то любит маму за то-то и за то-то, кто-то любит бабушку, кто-то любит дедушку, а кто-то из ребят, скорее всего эта девочка написала: «а я любила мальчика одного, но он умер…». И ещё она написала: «все любят только себя, только о себе заботятся, а он любил всех!» За это качество она его и полюбила. В пятом классе, когда Славочка был ещё маленький, я помню, как он сказал своему другу Марселю, что он хочет сделать в ванне лабораторию, чтобы помогать больным людям. А повод для этого был такой. Как-то Славочка забегает домой и спрашивает меня: «Мамочка, у нас есть нашатырный спирт?» Я говорю: «Нет». Потом он ещё про какое-то вещество спросил, но у нас и его не оказалось. Я ему говорю: «Славочка, у нас ничего такого нет». А он сказал: «Мамочка, ну как же так! У Лариски Глазуновой пятка болит, её оперировать будут – а у нас ничего нет!» И убежал расстроенный. Потом Славочка опять прибежал и снова спросил что-то, кажется скипидар: «Ну, это-то хоть есть?» Я говорю: «А это есть». И я помню, как он зашёл в ванную, что-то намешал там, в баночке, и быстренько ушёл. И уже потом, приходит ко мне Людмила Глазунова, мать Ларисы (Славочка её с любовью звал Лариской), и с удивлением рассказывает: «Славочка к нам забегает, подаёт мне пол-литровую банку, с чем-то там непонятным и говорит: «Помажьте Лариске пятку». Ну, я – говорит – взяла да и помазала…». И Лариса обошлась без операции! И это «что-то непонятное» он намешал в ванной. И после этого случая у него была мечта – сделать в ванной лабораторию. Потому что кроме ванной больше негде было её сделать.
Моего мужа часто просили привезти Славу на полигон и он привозил его. Славочка прекрасно понимал, для чего его туда привозят – для того, чтобы он разговаривал с офицерами. И к Славе там приходили офицеры на диагностику в палатку. А Славочка выбирал для беседы в основном тех людей, которые хоть что-то могут сделать для армии – и с ними он беседовал о судьбах России, но в основном – о будущем нашей армии. А так как офицеры у нас всегда берут своих детей на полигон, то и Славочка, конечно же, бывал там часто. И каши армейской (перловки) Славочка отведал – он очень любил армейскую кашу. (А я то думала: как же так? Ребенку еще и 4-х лет нет, время – обед, а он есть не хочет? А оказалось, как мне потом рассказывали, что он с солдатами в столовой кашу ест). Солдатики с любовью именовали Славочку «начальником штаба», дожидались его прихода, ставили ему отдельный стул впереди стола, он садился на свое «рабочее место», солдаты тоже все садились, и все вместе ели перловку. Солдаты очень любили Славочку.
Когда к Славочке хлынул настоящий поток страждущих – мы были к этому совершенно не готовы. Нам это было не нужно – у нас была квартира, в которой мы хотели спокойно жить, но спокойной жизни уже не было, потому, что к Славочке потоком пошли люди. И они шли, и шли, и шли. Они шли и днём и ночью. И они идут до сих пор. То есть, уже много лет продолжается одно и то же. Когда к нам хлынул такой поток народа, я стала возмущаться, я стала роптать, потому что мне это всё было не нужно, и я стала говорить: «Славочка, ну что это такое, когда это всё кончится?» Потому что надо было за всеми помыть, надо было за всеми убрать, и я уже просто не понимала что происходит. И Славочке от меня доставалось, потому что мне это всё было не нужно, и я спрашивала его: «Да что это такое?» А он меня всё просил: «Мамочка, ну потерпи, пусть они идут» – и вот вы знаете, приходится терпеть, по сей день. И они идут. Они и тогда шли - они и сейчас идут. И получилось так, что мне самой некогда было поговорить о чем-нибудь со Славочкой – у меня уже просто не было сил. А Слава, почему то, для каждого человека выбирал свою тему – это было очень интересно. Нине Анатольевне, он почему-то очень много рассказывал о святых: о преп. Серафиме Саровском, о преп. Сергии Радонежском, о архангелах. С Мадиной он часто и много говорил о провалах в земле и динозаврах. А со мной ему некогда было разговаривать: я в основном людей встречала да провожала, а потом еще все мыла да убирала – чтобы Славочке можно было хоть отдохнуть немножко. Потому что на каждого приходящего человека нужно было столько душевной силы! Я не знаю, сколько ему было дано этой душевной силы, но по себе я это знала, и чувствовала, что это что-то невероятное. Бывало, что день проходил нормально, а бывало, что я пластом лежала от некоторых посетителей. И сейчас так бывает. А Славочка, помню, мне сказал: «Ты – говорит – будешь болеть, мамочка, – и по своим грехам, и по чужим». И так оно все и получается, но приходится терпеть. Иногда ко мне приходила мысль, думаю: « Господи, прости меня, – зачем мне это всё нужно?» А потом я поняла, - нужно…
Славочке – как я уже сказала – «было сказано, чтобы в его ладонях не было ни рубля». Но однажды, наша соседка Виктория с верхнего этажа незаметно положила ему в карман сто рублей, и Славочка от волнения даже забыл, что он может узнать, кто ему положил эти деньги. Он очень сильно расстроился, чисто как ребёнок, как маленький человечек, совершенно забыв о своих дарах. Он так сильно переживал: «Мамочка, ну кто мне положил эти деньги? Мамочка, ну кто мне положил эти деньги?» Он расстроился, он даже заболел, у него поднялась температура. И я тогда ему сказала: «Славочка, ты мамочку спрашиваешь? А может ты – говорю – помолишься? А может ты – говорю – сам подумаешь, кто же тебе эти деньги положил?» И смотрю: он уже быстренько надевает пальто, нахлобучивает шапочку, надевает сапоги, поднимается к соседке на площадку, и … отдает ей сто рублей.
Когда я Славочку в первый раз повезла в Свято-Троице-Сергиеву Лавру, то мне попутно кто-то сказал, что в Москве, на улице Краснобогатырской, существует особый «Центр» для «одарённых» детей. И я тогда ему сказала: «Славочка, я хочу тебя свозить в этот «Центр». А он мне ответил: «Оно нежелательно мамочка, но если ты настаиваешь – поедем». Славочка не очень-то хотел туда ехать. И я по глупости, как невежественный человек во всем этом – я настояла: «Хорошо, Славочка – я настаиваю!» И я его повезла в этот «Центр». Пришли мы туда – там такой хороший, спокойный дворик и особнячок в два, или три этажа. Там нас принимали «профессора», ну на дверях было написано, во всяком случае, что они – «профессоры». Зашли мы со Славочкой в какую-то комнату – там были шкафы, заваленные бумагами, несколько столов, там какая-то знаменитая врач-психиатр была, мужчина-профессор, и еще какие-то люди сидели – их было восемь человек. И начался такой диалог – я сначала спросила у них: «Где тут детей со способностями принимают?» Они спросили: «Ваш ребёнок со способностями?» Я говорю: «Ну, какие-то странности или способности есть». И они начали его проверять. Первым делом попытались проверить Славочку на наличие у него экстрасенсорных «способностей». Какие-то конвертики разложили, какие-то туда ложили бумажечки, треугольнички, шарики: зелёненькие, красненькие, и т.д. Славочка старательно пытался увидеть, что там, в конверте, но ничего у него не получалось. Я ещё подумала: ничего себе – внутренние органы у людей видит насквозь, а какой-то шарик в конверте – не знает? Я говорю: «Славочка, ты что? Не можешь увидеть, что там в конверте?» Потом какие-то проводки к нему куда-то прицепили. Потом, еще там была какая-то глупость с проверками. На мой взгляд – это все было настолько глупо и дико, что я уже пожалела, что Славочку туда привезла – думаю: нашла, куда его привозить. Но я заметила: что женщина-психиатр, которая проверяла Славочку – она с каждым разом становилась все возбужденнее. Потом я смотрю – её уже пот прошиб. Потом, я смотрю – ей стало совсем плохо: она стала вся красная, мокрая, взлохмаченная. И я уже не выдержала и спросила: «Женщина, что с вами? У вас так холодно здесь – а вас всю трясёт». И ещё добавила: «Ну не обладает он экстрасенсорными способностями, значит, не обладает: что – говорю – вы так расстраиваетесь?» И она мне тогда сказала: «Вы всё равно не поймёте – он не обладает экстрасенсорными способностями – он обладает даром прозорливости!» Я тогда попросила, чтобы она мне это объяснила. И она мне сказала: «У вас большие проблемы! Вы – говорит – даже не представляете, что сейчас в мире творится, и если – говорит – дадут ему немного пожить – то это ещё хорошо! Потому что – говорит – вот эта революция 1917-го года была сделана ещё и для того, чтобы таких как ваш сын – не было! И даже всех подозреваемых в таких способностях людей, чтобы их тоже – не было! Чтобы их всех вычистить!» Вот тогда я немножечко испугалась. Особенно когда она сказала – «Вы вообще не понимаете, сколько ему дадут пожить!» И когда мы со Славочкой уже вышли во дворик и сели на скамеечку, тогда я его спросила: «Славочка, а ты вообще кто?» И он мне сказал: «Мамочка, потом найдут книгу пророчеств в Лавре, и вы узнаете». И ещё мне запомнился разговор с профессором из этого «Центра». Когда уже всё закончилось, и мы собрались уходить, то этот профессор мне и говорит: «Как хорошо с вами было беседовать». Я его спросила: «Почему?» А он сказал: «Сюда мамы и папы приводят своих детей «со способностями» и эти дети тут такое делают! Вот видите, говорит, – шкаф?» А там стоял тяжеленный дубовый шкаф, да к тому же еще заваленный бумагами. Я говорю: «Ну и что? Вижу шкаф». А он и говорит: «Детки «со способностями» этот шкаф – одним взглядом передвигают! Вот это и есть – говорит – экстрасенсорные способности, когда они могут передвинуть взглядом шкаф. И родители этих детей ещё требуют, чтобы мы выдавали им документы, и этим самым, признавали их «способности». Вот такое здесь творится». Слава Богу, что у вашего сына ничего этого нет! Он обыкновенный, нормальный, но – другой». Я его переспросила: «Как это понимать? Я его хотела проверить – обыкновенный он, или необыкновенный? А вы говорите что он «обыкновенный, нормальный, но – другой?» Какой «другой»?» И они уже все тогда, открытым текстом мне сказали: «Он у вас провидец». Я их спросила: «А это что?» Они сказали: «А «это всё» вам в монастыре расскажут». Я говорю: «Так что же, получается Славочка – Боженькин?» Они сказали: «Боженькин». Я тогда говорю: «А эти, кто шкафы двигает – они чьи?» В ответ – молчание. Конечно, этот откровенный рассказ профессора и последовавший за этим диалог со всеми меня тогда очень удивил. И ещё я помню, что, перед самым нашим уходом, Славочка посмотрел на этих «психологов» и сам обратился к ним. Он сказал им: «Берегите свои души!» В ответ – тишина. Все уткнулись в свои столы заваленные бумагами. И дальше Славочка стал рассказывать им – кто такие «инопланетяне» на самом деле. Он сказал: «Не верьте – никаких инопланетян нет! Все эти инопланетяне, в которых вы верите, – они не инопланетяне, а самые обыкновенные бесы! И, – говорит – бойтесь за свои души! С ними – не разговаривайте! Не общайтесь с ними!» Я тогда даже сама удивилась и сказала: «Славочка, ты что говоришь?» Потом, Слава стал им рассказывать о том, что скоро с Землёй будут происходить и какие нам грозят катастрофы. Получилось так, что я его привела, чтобы он этим заумным дядям и тётям помог и объяснил всё это. Потому что вначале они все улыбались, а когда Славочка им всё рассказал – они улыбаться перестали – их очень сильно трясло. Когда Славочка закончил свой рассказ – пожилой профессор лишь молча, посмотрел на всех присутствующих, а те, молча, головы опустили. Профессор внимательно посмотрел на всех и сказал: «Слышали, что вам отрок сказал?» Он назвал его в первый раз отроком – не ребёнком, не мальчиком, а вот так: «Слышали, что вам отрок сказал?» А они лишь сказали: «Мы ещё такого, как ваш сын – не видели». Они все были тогда очень взволнованы, а я тогда ещё не понимала причины этого и думала: а что они так все переживают? Их очень сильно всех трясло. Вот так – прочитал им Славочка проповедь. И мы с ним поскорее пошли оттуда. Настроение у нас было хорошее. Мы гуляли по Москве, кушали мороженое и отдыхали. А когда мы с ним после посещения этого «Центра» приехали домой, то ночью со мной произошёл очень странный случай. Помню, что я никак не могла уснуть. Тускло светил ночник, стоял будильник, и было время – половина второго ночи. Я лежала с полузакрытыми глазами. Рядом, на своей кроватке спал Славочка. И вдруг, между Славочкиной и моей кроватью – как ниоткуда, как будто «ему» было очень-очень тесно - появляется какое-то странное существо, по виду – мужчина. Как гвоздь какой-то вылез – худой-худой, как будто ему было места мало. Единственное, на что я обратила внимание, так это то, что у него, как у монаха, или как у священника было длинное чёрное одеяние. Мне даже показалось, что эта длинная ткань на нём была совсем тоненькая и полупрозрачная, как кашемир. А так как глаза у меня были полузакрыты, то я видела только подол его одежды, но было ощущение, что он очень высокий. И ещё у меня было такое чувство, что он говорит с моей головой и с моим мозгом. Как бы мысленный диалог произошёл между нами. В общем, он нарисовался и говорит мне: «Ваш сын – не от Бога». А я ему и говорю: «А вы откуда знаете?» А он говорит: «Я - бог». Тогда я ему возразила: «В половину второго ночи ко мне «бог» пришёл? Да я, настолько человек недостойный, что ко мне и ангел не придет никогда». И этот «гвоздь» сразу пропал – как появился – так же и исчез. И как только он исчез – я, тогда как подскочила с кровати! В первый раз в моей жизни случилось проявление чего-то такого, мне незнакомого. Я не могу сказать, что испугалась этого. Я вообще не испугалась за себя – я испугалась за Славочку. И чувство страха за него – с самого его рождения и по сей день – оно у меня постоянно присутствует. Потому что у меня всегда мысли о нём: как Славочка, что со Славочкой!
ЦЕЛИТЕЛЬ И ПО СМЕРТИ
Помню, что Славочка уже болел, а люди всё равно ждали его помощи. А у меня тогда ещё была надежда, что Славочка не умрёт. И я ему тогда просто сказала: «Славочка, как же так? Ты же обещал людям, что ты всех полечишь?» А он сказал: «Да мамочка, всех, кто меня будет просить с любовью – я всем им помогу». Я говорю: «Славочка, а как ты им поможешь? Ты что – будешь стоять посреди России и всем помогать что ли? Или они все пойдут ко мне домой?» Но он на эти мои возражения не обратил внимания и лишь сказал: «Мамочка, после смерти, мне особенно будут удаваться глазные и нервные болезни».
Славочка сказал, что люди очень скоро поймут и будут твёрдо знать – что такое «ясновидение». Он сказал, что очень скоро и как-то враз людям откроется – каким образом происходит «ясновидение» – именно люди сами это поймут. И ещё Славочка сказал, что «настанет такое время, когда люди научатся излечиваться от рака». Он не сказал, что будет открыто какое-то лекарство, но сказал, что «люди сами научатся излечиваться от рака». То есть – эти две тайны: «ясновидение» и способ излечения от рака – они как бы раскроются.
Когда к Славочке за помощью приходили духовно-больные люди, то я наблюдала иногда такие странные картины: Слава с человеком разговаривает – и потом этот человек как-то странно и неестественно зевает во весь рот, и начинает подниматься занавеска снизу!? Я смотрю и… не верю своим глазам. Думаю: откуда здесь сквозняк? Все окна закрыты – первый этаж. Проходит какое-то время – и начинает дребезжать стекло на окне. Я поначалу думала, что это грохот от стрельбы на полигоне, а потом одна из таких посетительниц и говорит: «Слава, а ты почему матери не расскажешь что это такое?» Я говорю: «А что он мне должен рассказать?» – «Ну – говорит – вы же видите, как шторы колышутся, вы слышите, как дребезжит стекло?» Я говорю – «Да». Она говорит: «Это от меня». Я говорю: «От тебя? А почему от тебя?» – «А потому что из меня «дух» вышел». Я спросила: «Какой дух?» Вот так, постепенно я начала знакомиться с таким явлением, которое у православных называется бесовской одержимостью. А Славочка мне об этом не говорил – объясняли мне это те самые посетители, из которых всё «это» выходило. И сейчас на могиле Славочки я тоже часто вижу: кто кричит, кто шипит, кто рычит, кто квакает, кто лает, кто волком воет, или начинают цепенеть – глаза у них наливаются кровью, становятся бордовыми, красными – даже страшно становится. Всякое бывает, насмотрелась за столько лет. Вот недавно ребёночка на могилку к Славочке привели. Когда мы это видели – такое чувство было, что ребёнок упирается о воздух, когда его хотели силой подвести к Славочкиному кресту! Он как будто упирался о какую-то невидимую стену – просто о воздух! Он упирался и кричал: «Я боюсь, я боюсь!» Потом, когда его с большим усилием все таки подтащили ко кресту – он сразу стал обыкновенным, нормальным ребенком. Крест у Славочки поцеловал – и отошел. Так что Славочка – и при жизни помогал духовно-больным людям – и сейчас помогает. Помню, как больного пятимесячного ребёночка принесли на могилку к Славочке. Этот ребёночек совершенно не рос и не развивался. Когда я посмотрела на него, то посоветовала родителям положить и освятить на могилочке что-нибудь из детского питания, что он любит – и они освятили для него йогурт. После того, как они этот йогурт освятили, они попробовали покормить им своего младенца. А младенец, к их удивлению – начисто отказался его есть! Он целые сутки пробыл голодный, затем пошли вторые сутки, и вот мать не выдержала и засунула ему насильно в рот ложечку освященного йогурта. И этот пятимесячный младенец – со слов матери – встал на четвереньки и начал давиться этим йогуртом. Он давился-давился, и… из него вышло – на глазах у изумленной матери – маленькое, чёрное кучевое облако! Мать не могла поверить своим глазам, потому что до этого они вместе с мужем были атеистами. И когда она это увидела – она стала верующей и теперь она молится.
На Урале, с середины 50-х годов прошлого века сложилась тяжелая радиационная обстановка и очень много умирает от лейкоза детей. Когда я своими глазами смотрю на всё это – это похоже на работающий конвейер умирающих детей. Я не могу забыть один случай. Славочка тогда лежал в гематологическом отделении Челябинской больницы. Пришла собака, села под окно напротив отделения гематологии, задрала свою морду и начала выть. Причём, она смотрела не куда попало, а на определённое окно – и выла… И я помню – все стали от этого какие-то настороженные – у всех появилось чувство страха. Я их спрашиваю: «Почему у вас такой страх? Ну что здесь такого – просто воет собака». А они только молча на меня посмотрели и ничего не сказали…Собака эта выла где-то с шести и до восьми часов вечера. И уже в начале девятого часа в отделение привозят маленького мальчика, лет, наверное, пяти. До какой же степени он был красивый, кудрявенький, тёмненький. Его привезли в девятом часу, а в десятом часу он уже умер. Вот почему люди были в такой панике. Я не знаю, как это было связанно с собачьим воем, но видимо такое там случалось уже не раз. И люди очень сильно переживали за своих детей – матери, помню, тогда прямо вцеплялись в своих детей. Они как будто предчувствовали, что кто-то из детей умрет. И умер этот прекрасный малыш. И когда я потом стала разговаривать с врачом из поликлиники, то услышала от неё такое признание: «Удивительно! За столько лет, сколько я здесь работаю – от лейкоза и от рака крови умирают самые умные, самые красивые дети! Ни одного глупого, ни одного – говорит – умершего хулигана я здесь не видела! Самые красивые ребятишки уходят!» А уже сейчас, когда я иногда прохожу мимо этой больницы – я вижу, как она помолодела. На том этаже, где сейчас находится гематология – вижу, там висят веревочки, на которых сушатся младенческие ползуночки, пеленочки… Уже совсем маленькие, новорожденные младенчики лежат в этом отделении. Очень много умирает раковых ребятишек. И вообще на Урале очень много от рака умирает людей. Возьмём для примера наш городок Чебаркуль – он небольшой, ну может где-то 45-50 тысяч населения. А я ведь бываю на кладбище почти ежедневно и вижу как растёт этот поток гробов: и несут, и несут, и все хоронят, и хоронят… И я у смотрительницы кладбища как-то спрашиваю: «Что это такое? С утра и до вечера – всё похороны и похороны!» А она говорит: «Хоронят до 20-ти покойников в день! Вот сегодня было около 20-ти покойников!» В таком небольшом городе смерть собирает такую большую жатву. Очень много умирает от рака молодых людей. Недалеко отсюда, на станции «Маяк» в середине 50-х годов сучилась катастрофа как в Чернобыле – был ядерный взрыв и большой выброс радиации.1 И последствия этой страшной для всего Урала катастрофы попытались скрыть. Все радиационные отходы тогда были просто вылиты – то ли в болото, то ли в речку, а сверху насыпали земляной вал и успокоились. А сейчас это болото поднимается, и они этот земляной вал делают выше. А болото продолжает подниматься вместе с радиационными отходами, и они еще выше делают земляной вал. И сейчас этот вал очень высокий. И в любой момент этот земляной вал может прорваться… Здесь недалеко протекает река Теча. Вода в этой реке отравлена радиацией – там дозиметры зашкаливают! И рядом с этой рекой живут люди – у них там колодцы с питьевой водой, которую невозможно пить; там пасутся коровы; там плавают гуси; там ловят рыбу и там массово от рака умирают люди. И те люди, которые там всю жизнь живут – удивительно, что они вообще выжили, потому, что они пьют это зараженное молоко, они привозят продавать на рынок в Челябинск своих зараженных гусей. Там, в этой реке – очень странные щуки плавают, как люди рассказывают: толи у них есть голова – толи у них нет головы, то ли у них вообще полголовы – в общем, вот такая совершенно жуткая ситуация!