QUATERNIO И МЕРКУРИЙ В РОЛИ ПОСРЕДНИКА 11 страница

* Потенциально (лат.) — Прим. ред.

высшее и низшее находятся рядом друг с другом. Хотя сера является персонификацией зла, она сверкает над водой и землей подобно радуге, "естественному сосуду"142 божественной трансформации.
143 Из всего этого явно следует, что алхимическая сера была одним из многочисленных синонимов таинственной трансформирующей субстанции143. Наиболее прямо об этом говорится в Turbа144. "Стало быть, поджариваешь ее в течение семи дней, пока она не станет сверкать подобно мрамору, потому что, когда это происходит, это есть самая большая тайна {arcanum), ибо сера смешалась с серой; таким образом, посредством взаимного влечения, совершилась великая работа, ибо когда природа встречается со своей природой, обе они радуются"145. Характерной чертой таинственной субстанции является то, что она имеет "все, что ей нужно"; это совершенно автономное существо, подобное дракону, который зачинает, порождает, убивает и пожирает сам себя. Сомнительно, чтобы алхимики, которые были кем угодно, но только не последовательными мыслителями, используя эти образы, когда-нибудь полностью отдавали себе отчет в том, что они говорят. Если воспринимать их слова буквально, то речь шла об "Increatum", вечном существе, которому не нужно "второе такое". Такая вещь определенно может быть только Богом, но Богом, должны мы добавить, увиденным в зеркале физической природы и искаженного прошлого понимания. "Единый", к которому стремились алХИМИКИ, соответствует res simplex, который в "Liber quartorum" определяется, как Бог146. Но подобные рассуждения являются уникальными и, принимая во внимание плохое состояние текста, я бы не стал придавать им большое значение, хотя у Дорна имеюся аналогичные размышления о "Едином" и "unarius". Далее в Тиrbа говорится: "И все же это не разные природы, и не несколько природ, а одна природа, в которой соединены все их силы, благодаря чему она возвышается над всеми прочими вещами. Разве ты не видишь, что Мастер начал с Одного и закончил Одним? Ибо он назвал эти единства серной водой, которая покоряет всю природу"147. Особенность серы также выражается в том парадоксе, что сера является "increma-bile" (несгораемой), "пеплом, извлеченным из пепла"148. Плоды ее труда, типа aqua sulfurea, бесконечны149. В "Consilium coniugii" сказано: "Наша сера — это не сера черни"150, как обычно говорят о философском золоте. Парацельс, в своем трактате "Liber Azoth", описывает серу, как "lignum" (дерево), "linea vitae" (линию жизни) и "четырехслойную" (что соответствует четырем элементам); из нее вновь рождается дух жизни151. О философской сере Милиус говорит, что такую вещь на земле можно отыскать только в Солнце и Луне, и что человек познает ее только в том случае, если ему ее откроет Бог152. Дорн называет ее "сыном несовершенных родителей", который, достигнув сублимации, превращается "в чрезвычайно ценную соль четырех цветов". В "Tractatus Micreris" ее даже называют "сокровищем Бога"153.
144 Этих ссылок на серу, как на таинственную и трансформирующую субстанцию, должно хватить. Я бы только хотел подчеркнуть мысль Парацельса о ее четырехслойной природе и мысль его ученика Дорна о четырех цветах, как символе совокупности. Психическим фактором, который появляется в проекции всех характеризуемых таким образом таинственных субстанций, является бессознательная самость. Именно по этой причине хорошо известная аналогия Христос-lapis154 возникает снова и снова, примером чего служит вышеприведенная притча об приключении адепта в роще Венеры. Из нее мы узнали, что после долгой и поучительной беседы с голосом Сатурна адепт заснул. Во сне он видит у источника в роще фигуры двух мужчин, одним из которых является Сера, а другим — Соль. Возникает ссора, и Соль наносит Сере "смертельную рану". Из раны хлещет кровь в форме "белейшего молока". По мере того, как адепт все глубже погружается в сон, поток крови превращается в реку. Из рощи появляется Диана и купается в этой волшебной воде. Мимо проходит принц (Солнце), он замечает Диану, в них вспыхивает любовь друг к другу, она падает в обморок и скрывается под поверхностью воды. Свита принца отказывается броситься ей на помощь из-за страха перед опасной водой155, поэтому принц сам бросается в воду и Диана увлекает его в глубину. Их души немедленно появляются над водой и объясняют адепту, что они не вернутся в "столь загрязненные тела" и они довольны, что избавились от них. Они парят над поверхностью воды до тех пор, пока "туман и облачность" не рассеиваются. В этом месте адепт возвращается к своему прежнему сну и вместе со многими другими алхимиками обнаруживает у источника труп Серы. Каждый алхимик берет себе по кусочку и работает с ним, но успеха никто не добивается156. Далее мы узнаем, что Сера — это не только "medicina" (лекарство), но и "medicus" — раненный врач157
Серу постигает та же самая печальная судьба, что и тело, пронзенное копьем Меркурия. В "Pandora" Рейснера158 тело символизирует Христос, второй Адам, пронзенный копьем русалки, или Лилит из Эдема159.
145 Эта аналогия показывает, что сера, как таинственная субстанция уравниваясь с Христом, так что для алхимиков она должна была означать нечто очень похожее. Мы бы с отвращением отвернулись от подобного абсурда, если бы нам не было ясно, что эта аналогия, в прямой или завуалированной форме, была навязана им бессознательным. Разумеется, не могло быть большего несоответствия, чем между самой святой из всех известных человеческому сознанию концепций и серой, с ее смердящими злом составными частями. Стало быть, эта аналогия никак не могла возникнуть в результате материальных причин, и толчком к ее возникновению могла послужить интенсивная и страстная зацикленность на химической субстанции, которая постепенно образовала в разуме алхимика tertium comparationis и предельно решительно навязала его алхимику. Общим знаменателем этих двух абсолютно несоизмеримых концепций является самость, образ цельного человека, который достиг своего высочайшего и наиболее значительного развития в "Ессе Homo", а с другой стороны, проявляется, как самая злобная, самая презренная и наиболее незначительная вещь, и предстает перед сознанием именно в этом обличье. Поскольку самость является концепцией целостности человека, то в силу этого она больше осознающей эго-личности и включает в себя тень личности и коллективное бессознательное. Эго-сознанию, напротив, весь феномен бессознательного представляется настолько незначительным, что мы скорее объясним его как privatio lucis160, чем согласимся признать его автономное существование. В добавок ко всему, осознающий разум критически и недоверчиво относится ко всему, что приходит из бессознательного, убежденный в его подозрительности и некоей "неприличности". В результате, психическая феноменология атмана так же полна парадоксов, как и индуистская концепция атмана, который, с одной стороны, содержит в себе всю вселенную, а с другой — "не больше пальца" и живет в сердце. Восточная идея об атмане-пуруше с психологической точки зрения соответствует западной фигуре Христа, который является вторым Лицом в Троице и Богом, но если речь идет о его человеческом существовании, то он полностью подходит под образ страдающего слуги Божьего у Исайи161, начиная с его рождения в хлеву среди животных и заканчивая его позорной смертью на кресте меж двух воров.
146 Контраст еще более разителен в наассенском изображении Искупителя, так описанного Ипполитом162: "Поднимите ваши головы, О, вы, врата, и будьте подняты, вы, вечные двери, и славный Царь войдет163. Это есть чудо из чудес. 'Ибо кто он', — говорит наассенец, — 'этот славный Царь? Червь, а не человек, упрек людям, и презираемый людьми164; и он же — Царь, и могуч в битве'". Но под битвой, по словам наассенцев, понимается борьба элементов в теле. Эта связь отрывка из Псалмов с идеей конфликта не случайна, поскольку психологический опыт свидетельствует, что символы самости появляются в сновидениях и активном воображении в момент яростного столкновения между двумя противоположными точками зрения, в качестве компенсирующих попыток прекратить конфликт и "сделать врагов друзьями". Стало быть, lapis, который рожден драконом, превозносится, как спаситель и миротворец, поскольку он предствляет эквивалент искупителя, пришедший из бессознательного. Аналогия Христос-lapis колеблется между обычной аналогией и далеко заходящим тождеством, но, как правило, из нее не делается никакого логического вывода, поэтому двойственность сохраняется. В этом нет ничего удивительного, поскольку даже сегодня большинство из нас не пришло к пониманию Христа как психической реальности архетипа, независимо от его историчности. Я не сомневаюсь в исторической реальности Иисуса из Назарета, но у Сына Человеческого и Христа-Искупителя были архетипические предшественники. И это они образуют основу алхимических аналогий.
147 Как исследователи природы, алхимики продемонстрировали свою христианскую позицию своей "pistis" в предмет их науки, и это была не их вина, что во многих случаях психе оказалась сильнее химической субстанции и хорошо защищала свои тайны, искажая результаты исследований. Только более острая наблюдательность современного человека указала на то, что ключом к запертым дверям химической комбинации являются взвешивание и измерение, после того, как интуиция алхимиков в течение нескольких веков твердила о важности "меры, числа и веса"165. Главное и наиболее конкретное открытие заключалось в том, что материя — живая, что для человека средневековья было чем-то само собой разумеющимся; в самом деле, каждая месса, каждый церковный ритуал и каждое совершенное реликвиями чудо демонстрировали ему этот естественный и очевидный факт. Для того, чтобы такие ученые, как Лавуазье, наконец-то решились потянуться за весами, потребовались французское Просвещение и сокрушение метафизического взгляда на жизнь. Однако сначала алхимиков заворожила душа материи, которую, что алхимикам было неизвестно, материя получила от человеческой психе посредством проекции. Несмотря на их полную зацикленность на материи, как на конкретном факте, они следовали этим психическим путем, приведший их в область, которая с позиции нашего образа мышления не имела ни малейшего отношения к химии. Работа их ума практически полностью состояла из интуитивного восприятия психических фактов, а интеллект играл лишь скромную роль ассистента. Однако, результаты этого любопытного метода исследования на протяжении нескольких веков оставались недоступными пониманию любого психолога. Если человек не понимает другого человека, то он склонен считать его дураком. Беда алихмиков была в том, что они сами не знали, о чем говорили. Тем не менее у нас есть достаточно доказательств того высокого уважения, которым пользовалась их наука, и того восторга, который вселила в них загадка материи. Ибо они обнаружили — снова воспользуемся серой в качестве примера — в этой субстанции, которая была обычным атрибутом ада и дьявола, а также ядовитого, хитрого и предательского Меркурия, — аналогию с наиболее священной фигурой их религии. Вот потому они и снабдили эту таинственную субстанцию символами, которые должны были характеризовать ее зловредную, опасную и жуткую природу, и выбрали именно те, которыми (в их положительном смысле) отцы церкви в своих писаниях наделяли Христа. Ими были змея, лев, орел, огонь, облако, тень, рыба, камень, единорог и носорог, дракон, ночной ворон, опутанный женщиной мужчина, курица, вода и многие другие. Этот странный набор объясняется тем фактом, что большинство созданных отцами церкви аллегорий помимо положительного имели и отрицательное значение. Так у святого Эухерия166 прожорливый волк в "своей хорошей части" обозначает апостола Павла, но в "своей плохой части" обозначает дьявола.
148 Из этого нам следовало бы сделать вывод, что алхимики открыли психологическое существование тени, которая противостоит осознанной, положительной фигуре и компенсирует ее. Для них тень ни в коей мере не была privatio lucis; она была настолько реальной, что они даже думали, что могут различать ее материальную плотность и этот конкретизм привел их к тому, что они стали приписывать ей высокую роль прародительницы не подверженной разложению вечной субстанции. В религиозной области это психологическое открытие отражено в том историческом факте, что только с возникновением христианства дьявол, этот "вечный противник Христа", принял свою истинную форму, и что фигура Антихриста появляется на сцене уже в Новом Завете. Для алхимиков было естественно предположить, что это они выманили дьявола из тьмы материи. Действительно, как мы уже видели, имеются некоторые признаки этого, но это всего лишь исключения. Гораздо более широко распространненной и истинной характерной чертой алхимии было оптимистическое представление о том, что этому созданию тьмы предназначено быть "medicina", что доказывает определение термином "medicina et medicus" неблагонадежной серы. Тот же самый термин возникает, как аллегория Христа, у святого Амвросия167. Греческое фариакоу (яд и противоядие) является признаком ее амбивалентности. В нашей притче о сере река, в которой течет "самая опасная вода", ставшая причиной стольких смертей, аналогична воде, вытекшей из бока Христа и потокам, хлынувшим из его живота. То, что в одной месте является благодатной рекой, в другом является ядом, в котором, однако, скрыты целебные свойства.
149 Это не просто эвфемизм или оптимизм самоуспокоения, а, скорее, интуитивное восприятие компенсирующего эффекта контрпозиции в бессознательном, которая должна пониматься не дуалистически, как абсолютная противоположность, а как полезное, хотя и опасное дополнение к позиции осознанной. Опыт медицины показывает, что бессознательное действительно приводится в действие компенсирующей тенденцией, — по крайней мере, у нормальных индивидов. Что касается патологии, то я верю, что мне приходилось наблюдать случаи, в которых тенденция бессознательного могла рассматриваться, по всем человеческим меркам, как исключительно разрушительная. Но вполне логичным может быть предположение, что саморазрушение того, что является безнадежно неэффективным или злым, следует понимать в более высоком смысле — как еще одну попытку компенсации. Есть убийцы, которые считают свою казнь заслуженным наказанием, и есть самоубийцы, которые с восторгом принимают смерть.
150 Таким образом, хотя алхимики и не смогли открыть скрытую природу материи, они зато открыли скрытую природу психе, и не важно, что они почти не понимали смысла своего открытия. Их наивная аналогия Христос-lapis была одновременно и символом химической таинственной субстанции, и фигуры Христа. Отождествление Христа с химическим фактором, который, в сущности, представлял собой чистую проекцию из бессознательного, или проведение знака равенства между ними, вызвало соответствующую реакцию в толковании Искупителя. Ибо если А (Христос) = В (lapis), а В = С (содержимое бессознательного), тогда А = С. Чтобы подобные умозаключения возымели действие, к ним не обязательно приходить осознанно. Получив первоначальный импульс, скажем в форме аналогии Христос-lapis, вывод, даже и не достигая сознания, "сам себя сделает", и останется невысказанной, духовной собственностью той школы мысли, которая первой сформулировала это уравнение. Более того, он будет передан наследникам этой школы в качестве неотъемлемой части их умственного багажа; в данном случае, это были ученые-натуралисты. Результатом этого уравнения явился переход религиозного божества в физическую природу, а именно, в материю, которая, в свою очередь, получила шанс стать самосуществующим "метафизическим" принципом. Следуя своим основным мыслям, алхимики, как я это показал в "Психология и алхимия", логично противопоставили сыну духа сына земли и звезд (металлов), а Сыну Человеческому или filius microcosmi — filius macrocosmi, тем самым невольно показав, что в алхимии был автономный принцип, который, хотя и не заменял дух, тем не менее, существовал совершенно самостоятельно. Хотя алхимики в большей или меньшей степени осознавали, что их озарения и истины имели божественное происхождение, они знали, что то были не священные откровения, а дар индивидуального вдохновения или lumen naturae, скрытой в природе sapientia Dei. Независимость их прозрений проявилась в освобождении науки от господства веры. Вину за открытый конфликт, который, в конце концов, разразился между верой и знанием, следует возложить на человеческую нетерпимость и близорукость. Между несоизмеримыми вещами невозможны ни конфликт, ни соперничество. Между ними может существовать только взаимная терпимость, ибо ни одна из них не может отнять у другой ее истинности. Существующие религиозные убеждения, помимо их сверхъестественной основы, опираются и на психологические факты, существование которых настолько же реально, как и существование фактов из области эмпирических наук. Если этого не понимает одна сторона, или другая, то фактам нет до этого никакого дела, потому что они существуют вне зависимости от того, понимает их человек или нет, и любой, кто не дружит с фактами, рано или поздно будет вынужден заплатить за это.
151 Этим я хотел бы подвести черту под моими заметками о сере. Эта таинственная субстанция предоставила возможность для некоторых общих рассуждений, в которых не случайно прозвучала мысль о том, что сера представляет активную субстанцию солнца, или, если говорить языком психологии, фактор мотива в сознании — с одной сторону, волю, которую лучше всего рассматривать, как подчиненный сознанию динамизм, а с другой стороны — непреодолимое влечение, невольную мотивацию или импульс, начиная с простого интереса и заканчивая настоящей одержимостью. Динамизм бессознательного соответствовал бы сере, поскольку непреодолимое влечение есть великая тайна человеческой жизни. Оно подрывает нашу осознанную волю и наш разум присутствующим в нас воспламеняющимся элементом, который принимает форму то пожирающего огня, то живительного тепла.
152 Causa efficiens et finalis этого отсутствия свободы находится в бессознательном и образует ту часть личности, которую еще предстоит добавить к осознающему человеку, чтобы сделать его цельным. На первый взгляд это есть ни что иное, как незначительный фрагмент — lapis exilis, in via eiectus*, и, зачастую, фрагмент очень неудобный и раздражающий, поскольку он обозначает нечто, что довольно откровенно выказывает нашу тайную неполноценность. Этот аспект несет ответственность за наше сопротивление психологии вообще и бессознательному в частности. Но наряду с этим фрагментом, который может преобразовать наше сознание в совокупность, в бессознательном имеется уже существующая совокупность, "homo totus" западной и Чанъ-ин (истинный человек) китайской алхимии, законченное первичное существо, которое представляет находящегося внутри нас более значительного человека, Антропоса, родственного Богу. Этот внутренний человек должен быть отчасти бессознательным, поскольку сознание является только частью человека и не может понять совокупности. Но целостный человек существует, ибо раз-

Камень дешевый, бросовый (лат.) — Прим. ред.

дробленность феномена "Человек" есть не что иное как эффект сознания, которое состоит только из идей, находящихся по эту сторону порога восприятия. Ни одно психическое содержимое не может стать осознанным, если оно не обладает определенным зарядом энергии. Если заряда нет, то содержимое оказывается за порогом восприятия и становится бессознательным. Стало быть, возможное содержимое сознания упорядочено, поскольку заря-женность энергией отделяет содержание, которое может стать осознанным, от того, которое таковым стать не может. Это разделение дает толчок к появлению, с одной стороны, сознания, символом которого является солнце, а с другой — тени, соответствующей umbra solis*.
153 Стало быть, у непреодолимого влечения есть два источника: тень и Антропос. Этого достаточно, чтобы объяснить парадоксальную природу серы: как "разлагающий элемент" она родственна дьяволу, но с другой стороны она представляется аналогом Христа.

4. ЛУНА

а. Значение Луны
154 Итак, мы увидели, что Луна является отражением Солнца — она влажная168, холодная, дающая слабый свет или темная, женственная, материальная, пассивная. Соответственно, ее наиболее значительной ролью является роль партнера по coniunctio. Будучи женским божеством, она излучает мягкий свет; она -- возлюбленная. Плиний называет ее "женственной и нежной звездой". Она — сестра и невеста, или мать и невеста солнца169, g качестве иллюстрации к отношениям солнца и луны алхиимики часто использовали Песнь Песней170; в Aurora Consurgens эти отношения определяются, как "беседа двух возлюбленных"171. В Афинах день новой луны считался благоприятным для заключения брака, а у арабов до сих пор сохранился обычай жениться именно в этот день; солнце и луна — это партнеры по браку, заключающие друг друга в объятия на двадцать восьмой день месяца172. В соответствии с этими древними представлениями луна является сосудом солнца: она — это вместилище вселенной

* Тень солнца (лат.) — Прим. ред.

и, особенно, солнца173; ее еще называли "infundibulum terrae" (воронкой земли), поскольку она "пропускает сквозь себя"174 силу небес. Опять же считается, что "влага луны" (lunaris humor) впитывает солнечный свет175, или что Луна приближается к солнцу, чтобы "извлечь из него, как из источника, форму вселенной и жизнь природы"176; она также приводит к зачатию "всемирного солнечного зерна" в квинтэссенции, в "животе и утробе природы"177. В этом смысле имеет место определенная аналогия между луной и землей, о чем говорили Плутарх и Макробий178. В Aurora Consurgens сказано, что "земля сотворила луну"178а, и здесь мы должны вспомнить, что Луна также символизирует серебро. Но рассуждения алхимиков о луне настолько запутанны, что с таким же успехом можно сказать, что серебро представляет собой еще один синоним или символ таинственной субстанции "Луна". Но даже и в этом случае только что приведенная цитата может быть указанием на предполагаемый путь формирования в земле руды: земля "получает" силу звезд и солнце создает в ней золото и т. п. Вот поэтому в Aurora Consurgens земля уравнивается с невестой: "Я есть эта святая обетованная земля"179; так или иначе, но земля является тем местом, на котором происходит заключение божественного брака181. Земля и луна совпадают в albedo, ибо, с одной стороны, сублимированная или сожженная дотла земля возникает, как terra alba foliata, "желанная и праведная, как белейший снег"181, а с другой стороны Луна, как хозяйка albe-do182, является femina alba coniuctio 183 и "посредницей при отбеливании "184. Как уже говорилось, лунная сера имеет белый цвет. Plenilunium (полная луна) похоже имеет особое значение: Когда Луна светит в полную силу, "бешеная собака", опасность, угрожающая божественному ребенку185, прогоняется прочь. У Сениора полная луна представляет собой таинственную субстанцию.
155 В древней традиции Луна является дарителем влаги и господином водного знака Рака. Майер говорит, что umbra solis не может быть разрушена, если солнце не войдет в знак Рака, но этот Рак является "домом Луны, а Луна является повелителем влаги"186 (соков плодов, растений и т. п.). В Aurora Consurgens II сказано, что она сама является водой187, "щедрой кормилицей-росой"188. Рахнер в своей "Mysterium Lunae" показывает, насколько активно отцы церкви использовали аллегорию лунной росы при толковании благодати в церковных священных книгах.
И снова символизм отцов церкви оказал очень сильное воздействие на аллегории алхимиков. Луна выделяет росу или сок жизни. "Эта Луна есть сок воды жизни, которая скрыта в Меркурии"189. Даже греческие алхимики предполагали, что в луне содержался определенный принцип (ιην τηζ σεληνηζ όυσιάν), который Хрис-тианос190 называет "ихором философов" (τά υγρά τόυ φιλόσόφόυ)191. Связь луны с солнцем, которой в античности уделялось очень большое внимание192, прослеживается и в алхимии, хотя и с несколько иным звучанием. Как правило речь идет о том, что роса приходит с луны, но также и о том, что луна является aqua mirifica*193, которая извлекает души из тел или дает телам жизнь и душу. Вместе с Меркурием Луна брызгает своей влагой на расчлененного дракона и снова вызывает его к жизни, "дав ему возможность жить, ходить, бегать и менять свой цвет в соответствии с природой крови"194. Как омывающая вода, роса падает с небес, очищает тело и подготавливает его к приему души195; иными словами, она создает albedo, белое состояние невинности, которое, подобно луне и невесте, ожидает жениха.
156 Поскольку многие алхимики были врачами, то взгляды Галена наверняка повлияли на их идеи о луне и ее воздействии. Гален называет Луну "государем", который "справедливо управляет этим земным царством, превосходя другие планеты не в силе, но в близости". Он также возлагает на луну ответственность за физические изменения в здоровье и считает, что ее аспекты имеют решающее значение в диагностике.
157 Вековая вера в то, что луна способствует росту растений, привела алхимиков не только к заявлениям такого же рода, но и к забавной идее, что луна сама является растением. Так в Rosarium Солнце называется "большим животным", а Луна — "растением" 196 На алхимических картинах часто изображались солнечно-лунные деревья197. В "Super arborem Aristotelis", "круг луны" принимает форму аиста и садится на волшебное дерево у могилы Гермеса198. Гален199 объясняет arbor philosophica следующим образом: "Существует некое растение, называющееся Лунатика или Берисса200, корни которого содержат земные металлы, у него красный с черными прожилками стебель, а цветы напоминают цветы душицы; их тридцать и это количество соответствует продолжительности лунного периода (прибывание-убывание). Цветы эти желтого цвета"201. Лунатика называлась еще Лунарией, и

* Удивительной водой (лат.) — Прим. ред.

ее цветам Дорн приписывал волшебную силу202. Кунрат пишет: "Из этого маленького соленого источника вырастает также дерево солнца и луны, красно-белое коралловое дерево нашего моря", которое и является этой самой Лунарией и "соль" которого называется "Luna Philosophorum et dulcedo sapientum" (сладость мудрецов)203 В "Allegoriae super librum Turbae" лунное растение описывается следующим образом: "В лунном море204 имеется растение-губка, обладающее кровью и сознанием [sensum]205 и напоминающее дерево, пустившее свои корни в море и не двигающееся с места. Если ты хочешь завладеть этим растением, то возьми с собой серп, чтобы срезать его, но хорошенько постарайся не допустить того, чтобы из него вытекла его кровь, ибо она есть яд Философов"206.
158 Из всего этого следует, что лунное растение является разновидностью мандрагоры и не имеет ничего общего с ботанической Лунарией (лунником). В травнике Табернамонтана, в который старательно занесены все магически-медицинские свойства растений, ничего не говорится об алхимической Лунатике или Лунарии. С другой стороны, нет никаких сомнений в том, что Лунатика тесно связана с "морским деревом", о котором говорили арабские алхимики207, и, стало быть, с arbor philosophica208 и которая, в свою очередь, аналогична каббалистическому дереву Сефирота209 и дереву христианского мистицизма210 и индуистской философии211.
159 Замечание Руланда о том, что губка "обладает пониманием" (см. пр. 205), и Кунрата о том, что сок Лунарии является "сладостью мудрецов", указывают на ту общую идею, что у луны есть некая таинственная связь с человеческим разумом212. Алхимикам было что сказать по этому поводу и это тем более интересно, поскольку мы знаем, что луна является излюбленным символом определенных аспектов бессознательного — хотя и (разумеется только) мужского. У женщины бессознательному соответствует солнце, а луна — сознанию. Это объясняется противоположностью половых архетипов в бессознательном: анима — в мужском, анимус — в женском.
160 В гностицизме Симона Мага, Елена (Селена) — это πρώτη έννόιά213, "мудрая"214 и "έπινόιά "215. Последнее определение встречается также и у Ипполита: "Ибо сама Эпиноя жила в то время в Елене"216. В своем 'Аπόφάσις μέγάλη ("Великом Объяснении") Симон пишет: