Клеймо человечности и справедливости

Иэр-цзы пришёл к Сюй Ю. Сюй Ю спросил:

— Каким богатством одарил тебя Яо?

Иэр-цзы ответил:

— Яо сказал мне: «Ты должен со всем тщанием претворять человечность и справедливость и выявлять истинное и ложное.

— Тогда зачем ты пришёл сюда? — сказал в ответ Сюй Ю. — Если Яо уже выжег на тебе клеймо человечности и справедливости и искалечил тебя разговорами об истинном и ложном, как можешь ты странствовать на дорогах, где гуляют беспечно и ходят как попало?

— И всё-таки я хотел бы отправиться в те края, — сказал Иэр-цзы.

— Нет, у тебя ничего не выйдет, — ответил Сюй Ю. — Слепцу не объяснишь очарование ресниц и щёчек красавицы, люди с бельмом на глазу не оценят достоинства парадных одежд из жёлтого и зелёного шёлка.

— Учжуан лишился своей красоты, Цзюйлян лишился своей силы. Жёлтый Владыка растерял свою мудрость. Всё сущее претерпевает изменения. Как знать, не захочет ли Творец всего сущего стереть с меня моё клеймо и устранить моё увечье, чтобы я снова стал цел и невредим и смог последовать за вами. Разве не так, учитель?

— Гм, почему бы и нет?..

Мудрость или Путь

Цзы-Куй из Южного предместья спросил Женщину Цзюй:

— Вам уже много лет, но выглядите вы ещё совсем юной, почему?

— Я узнала Путь, — ответила Женщина Цзюй.

— Можно ли научиться Пути? — спросил Цзы-Куй.

— О нет, нельзя. Ты для этого не годишься. Знавала я одного человека по имени Булян И. Вот он обладал способностями истинного мудреца, но не знал, как идти праведным Путём. А я знаю, как идти праведным Путём, но не обладаю способностями мудрого. Я попыталась обучить его Пути, ведь он и в самом деле мог стать настоящим мудрецом. В конце концов, совсем нетрудно разъяснить путь мудрого тому, кто наделён способностями мудреца. Я стала оберегать его, чтобы истина ему открылась, и через три дня он смог быть вне Поднебесной. Когда он научился быть вне Поднебесной, я снова поберегла его, и через семь дней он научился быть вне вещей. После того, как он смог быть вне вещей, я снова поберегла его, и спустя девять дней он смог быть вне жизни. А, научившись быть вне жизни, он в сердце своём стал как «ясная заря». Став в сердце своём «ясной зарёй», он смог прозреть Одинокое. А, прозревши в себе Одинокое, он смог быть вне прошлого и настоящего. Превзойдя различие между прошлым и настоящим, он смог войти туда, где нет ни рождения, ни смерти. Ибо то, что убивает живое, само не ведает смерти, а то, что рождает живое, само не живет. Что же это такое? Следует за всем, что уходит, и привечает всё, что приходит, всё может разрушить, всё может создать. Поэтому называют его «покоем среди волнения». «Покой среди волнения» — это значит: всё достигает завершенности через непрестанное волнение жизни.

— Откуда же вы всё это узнали? — спросил Цзы-Куй.

Женщина Цзюй ответила:

— Я восприняла это от Сына писца, Сын писца воспринял это от Внука чтеца, Внук чтеца перенял это от Ясного Взора, Ясный Взор перенял это от Чуткого Слуха, Чуткий Слух перенял это от Неутомимого Труженика, Неутомимый Труженик перенял это от Сладкоголосого, Сладкоголосый перенял это от Глубочайшего Мрака, Глубочайший Мрак воспринял это от Величественного Простора, а Величественный Простор перенял это от Сомнительного Начала.

 

Наведение порядка

Янь Хой пришёл к Конфуцию и попросил разрешения отъехать.

— Куда же ты направляешься? — спросил Конфуций.

— Я еду в царство Вэй, — ответил Янь Хой.

— А что ты будешь там делать?

— Я слышал, что правитель Вэй молод летами и безрассуден в поступках. Он не заботится о благе государства и не замечает своих промахов. Столь низко ценит он человеческую жизнь, что в его владениях громоздятся горы трупов, а народ доведён до отчаяния. Я помню, учитель, ваши слова: «Не беспокойтесь о тех царствах, где есть порядок. Идите туда, где порядка нет. У ворот дома, где живёт врач, много больных». Я хочу как-нибудь применить на деле то, чему вы меня учили, и навести порядок в том несчастном царстве.

— Ах, вот как? — отозвался Конфуций. — Боюсь, ты спешишь навстречу собственной гибели. Великий Путь не терпит смятения, ибо, когда умы наши охвачены смятением, истина дробится, а когда истина раздроблена, люди охвачены тревогой. Если же ты не можешь одолеть тревогу в своей душе, ты никогда не станешь свободным. Совершенные люди древности учили других лишь тому, в чём сами находили прочную опору. А пока ты сам не обрёл такую опору в себе, как можешь ты браться за воспитание надменного владыки? Да и понимаешь ли ты, что источник нашей власти над людьми есть также подлинный исток нашего знания? Власть над людьми находит выражение в славе, знание же рождается из соперничества. Приобрести имя — значит, победить в борьбе, и знание есть орудие этой борьбы. И то и другое — вещи вредные, они не сделают нас лучше. Ещё нужно сказать тебе, что обладать выдающимися способностями, безупречной честностью, но не видеть, что таится в душе другого, не стремиться к славе, не понимать человеческого сердца и в то же время проповедовать добро, справедливость и благородные деяния перед жестокосердным государем — значит, показать свою красоту, обнажая уродство другого. Поистине, такого человека следовало бы назвать «ходячим несчастьем». А тому, кто доставляет неудовольствие другим, люди, конечно, тоже будут стараться навредить. Боюсь, не избежать тебе нападок света! И ещё: если уж правитель Вэй так любит умных и достойных мужей и ненавидит людей ничтожных, какой смысл тебе доказывать, что ты человек незаурядный? Уж лучше тебе не вступать в спор с державным владыкой, ведь государь наверняка станет придираться к твоим недостаткам и выставлять напоказ собственные достоинства.

Твой взор он помутит. Твою гордость он смирит. Твои уста он замкнёт. Твою гордость он убьёт. И даст тебе другое сердце.

Тогда придётся тебе «огнём тушить огонь, водой заливать воду». Вот что называется «и было плохо, а стало хуже некуда»! Если ты уступишь ему с самого начала, будешь угождать ему потом до конца своих дней. А тогда он едва ли будет прислушиваться к твоим восторженным речам, и, значит, рано или поздно не миновать тебе плахи.

Ещё хочу тебе сказать вот что. В старину царь Цзе казнил Гуань Лунфэна, а царь Чжоу казнил Биганя. Оба казнённых были людьми безупречного поведения, пёкшимися о благе людей. А вышло так, что вследствие их добронравного поведения повелители решили избавиться от них. И, кроме того, это были люди, мечтавшие о славе. Когда-то Яо пошёл войной на владения Цзун, Чжи и Сюао, а Юй напал на удел Юху, и эти царства были обращены в пустыню, а их правители сложили головы на плахе. Не было конца грабежам и казням, нет предела и жажде побед. А всё потому, что люди эти искали славы. Не говори мне, что ты никогда не слышал о них! Даже мудрейший из людей может соблазниться славой, что же говорить о таких, как ты? Однако же, кажется, ты хочешь что-то сказать мне — так говори же!

Янь Хой сказал:

— Хорошо ли быть осторожным и бесстрастным в своих намерениях, а в делах — прилежным и последовательным?

Конфуций отвечал:

— О нет, это никуда не годится! Правитель Вэй не умеет сдерживать свои страсти, и в душе у него нет равновесия. Обыкновенные люди, конечно, не смеют уклониться от встречи с ним и стараются спрятать своё беспокойство и страх под покровом спокойствия. В них не родится даже того, что называют «благотворным влиянием, растущим день ото дня», — что же говорить о великой силе добродетели? А он будет стоять на своём и не захочет меняться. По видимости он может соглашаться с тобой, но в душе не будет с тобой считаться. Что же тут хорошего?

— Коли так, — сказал Янь Хой, — я буду прям внутри и податлив снаружи, я буду верен своим убеждениям, уступая царской воле. Как человек «прямой внутри», я буду послушником Неба. Тот, кто становится послушником Неба, знает, что Сын Неба и он сам — дети Неба, и что он один умеет говорить от себя как бы без умысла, — так что иной раз людям его речи нравятся, а иной раз — нет. В мире к таким людям относятся как к детям. Вот что я называю «быть послушником Неба». Тот же, кто «податлив снаружи», будет послушником человека. Держать в руках ритуальную табличку, падать на колени и простираться ниц, — так ведёт себя подданный. Все люди так поступают, отчего и мне не поступать так же? Делая то, что и другие делают, я никому не дам повода быть недружелюбным ко мне. Вот что я называю «быть послушником человека». Храня верность своим убеждениям и покоряясь царской воле, я буду послушником древних. Правдивые слова, будь то распоряжения или назидания, восходят к древним, и сам я за них не в ответе. В таком случае я могу быть прям, не рискуя собой. Вот что я называю «быть послушником древних». Годится ли такое поведение?

— Никуда не годится! — отвечал Конфуций.— Планы хитроумные, да осуществить их трудно. Будь проще, и тогда, даже не выделяясь большим умом, ты избежишь беды. Однако же на этом следует остановиться. Своего повелителя тебе всё равно не переделать. Ты со своими планами чересчур уповаешь на свой ум.

— Мне больше нечего сказать, — промолвил Янь Хой. — Прошу вас, учитель, дать мне совет.

— Постись, и я скажу тебе,— отвечал Конфуций. — Действовать по собственному разумению — не слишком ли это легко? А тот, кто предпочитает лёгкие пути, не узреет Небесного Сияния.

— Я живу бедно и вот уже несколько месяцев не пью вина и не ем мяса. Можно ли считать, что я постился?

— Так постятся перед торжественным жертвоприношением, я же говорю о посте сердца.

— Осмелюсь спросить, что такое пост сердца?

— Сделай единой свою волю: не слушай ушами, а слушай сердцем, не слушай сердцем, а слушай духовными токами. В слушании остановись на том, что слышишь, в сознании остановись на том, о чём думается. Пусть жизненный дух в тебе пребудет пустым и непроизвольно откликается внешним вещам. Путь сходится в пустоте. Пустота есть пост сердца.

— Пока я, Хой, ещё не постиг своего истинного бытия, я и в самом деле буду Хоем, — сказал Янь Хой.— Когда же я постигну своё истинное бытиё, я ещё не буду Хоем. Не это ли значит «сделать себя пустым»?

— Именно так! — отвечал Конфуций. — Вот что я тебе скажу: войди в его ограду и гуляй в ней свободно, но не забивай себе голову мыслями о славе. Когда тебя слушают, пой свою песню, когда тебя не слушают, умолкни. Не объявляй о своих убеждениях, не имей никаких девизов. Умей жить неизбежным, и в этом обрети для себя всё в себя вмещающий дом. Тогда ты будешь близок к правде. Легко ходить, не оставляя следов. Трудно ходить, не касаясь земли. Деяниям прислужников человека легко подражать, свершениям прислужников Неба подражать трудно. Ты знаешь, что можно летать с помощью крыльев. Ты ещё не знаешь, что можно летать, даже не имея крыльев. Ты знаешь, что можно знанием добывать знание, но ещё не знаешь, что можно благодаря незнанию стяжать знание.

Вглядись же в тот сокровенный чертог: из пустой залы исходит ослепительный свет. Счастье приносит освобождение от желания освободиться. Пока же ты не придёшь к этому концу, ты будешь мчаться галопом, даже восседая неподвижно. Если твои уши и глаза будут внимать внутреннему и ты отрешишься от умствования, к тебе стекутся даже божества и духи, что уж говорить о людях! Вот что такое превращение всей тьмы вещей! Юй и Шунь здесь обретали тот узел, в котором сходятся все нити. Фу Си и Цзи Цзюй на этом прекратили свои странствия, ну, а простым людям и подавно надлежит здесь остановиться!

Нашедший Чёрную Жемчужину

Прогуливаясь к северу от Красных вод, Жёлтый Владыка взошёл на гору Куньлунь и оттуда обозрел южные пределы мира. Возвращаясь обратно, он потерял Чёрную Жемчужину (истину Пути). Он послал на поиски жемчужины Знание, но Знание не смогло её найти. Тогда он послал Зоркое Око, и оно тоже её не нашло. Он послал Сметливого, но и тот не нашёл жемчужины. Наконец, он послал Являющего Отсутствие, и тот жемчужину нашёл.

— Как чудесно, — воскликнул Жёлтый Владыка, — что нашёл жемчужину именно Являющий Отсутствие!

Неправедная власть

Цзяньу повстречал безумца Цзе Юя.

— Что сказало тебе Полуденное Начало? — спросил безумец Цзе Юй.

— Оно сказало мне, что государь среди людей сам устанавливает законы, правила, положения и образцы, и никто из смертных не отваживается пренебрегать ими и не изменяться к лучшему благодаря им, — ответил Цзяньу.

— Такова неправедная власть, — сказал безумец Юй. — Управлять Поднебесной таким образом — всё равно что переходить вброд океан, долбить долотом реку, учить комаров летать строем или нести гору на спине. Когда мудрый берётся за государственное дело, разве он станет управлять внешним? Он сначала выправляет себя, а уже потом действует и делает лишь то, что может сделать безупречно. Ведь и птицы летают высоко, чтобы быть недосягаемыми для стрелы, а полевая мышь роет себе нору под священным холмом как можно глубже, чтобы никто не мог добраться до неё и выгнать оттуда. Неужели люди глупее этих крошечных существ?

О пользе и заботах

Хуэй-цзы сказал Чжуан-цзы:

— У меня во дворе есть большое дерево, люди зовут его Деревом Небес. Его ствол такой кривой, что к нему не приставишь отвес. Его ветви так извилисты, что к ним не приладишь угольник. Поставь его у дороги — и ни один плотник не взглянет на него. Так и слова твои: велики они, да нет от них проку, оттого люди не прислушиваются к ним.

Чжуан-цзы ответил:

— Не доводилось ли тебе видеть, как выслеживает добычу дикая кошка? Она ползёт, готовая каждый миг броситься направо и налево, вверх и вниз, но вдруг попадает в ловушку и гибнет в силках. А вот як: огромен, как застилающая полнеба туча, но при своих размерах не может поймать даже мыши.

Ты говоришь, что от твоего дерева пользы нет. Ну так посади его на просторе Небывалой Страны, водрузи его в краю Беспредельного Простора, да и гуляй вокруг него в своё удовольствие, не утруждая себя заботами, отдыхай под ним безмятежно, предаваясь приятным мечтаниям. Там его не срубит топор, и ничто не причинит урона. Коли нельзя найти пользы, откуда взяться заботам?

Поведение с убийцей

Когда Янь Хэ назначили воспитателем наследника престола при дворе вэйского царя Лин-гуна, он спросил у Цюй Боюя:

— Представим себе, что рядом с нами живёт человек, которого Небо наделило страстью к убийствам. Если я в его присутствии буду вести себя несдержанно, я подвергну опасности моё царство, а если я буду сдержан, то подвергну опасности самого себя. Ума у него хватает лишь на то, чтобы знать промахи других, но он не догадывается о настоящих причинах этих промахов. Как мне быть с таким человеком?

Цюй Боюй ответил:

— Как хорошо ты спросил! Будь всегда осторожен, будь внимателен! Будь безупречен в своём поведении. В поступках наших главное — быть своевременным, в чувствах наших главное — пребывать в согласии. Правда, и то, и другое порождает свои трудности. Когда ты действуешь своевременно, ты всё же не хочешь оказаться втянутым в мирские дела, а когда ты пребываешь в согласии, ты не хочешь, чтобы мир в твоём сердце выскользнул наружу. Если ты окажешься втянутым в мирские дела, тебя захлестнут раздоры и гибельные страсти. Если ты позволишь душевной гармонии выскользнуть наружу, она обернётся пошлой славой и лукавством.

Если он хочет поиграть с рёбенком, играй вместе с ним. Если он хочет скакать по полям, скачи вместе с ним. Если он хочет плавать по глади вод, плыви вместе с ним. Постигай досконально его нрав и следуй в нём тому, что не имеет в себе порчи. Разве не приходилось тебе видеть богомола? Яростно стучит он лапками перед катящейся на него повозкой, не ведая о том, что не выдержать ему тяжести колёс. А всё потому, что у него слишком благородный характер. Будь же осторожен, будь внимателен! Если ты обнажишь перед ним те качества, которыми любой мог бы гордиться, ты не продержишься долго.

Разве ты не знаешь, как поступают люди, укрощающие тигров? Они не дают тиграм живых животных, ибо тигры свирепеют, убивая их. Не дают тиграм и целых туш животных, ибо тигры свирепеют, раздирая эти туши на части. Зная, когда тигры голодны, а когда сыты, они умеют укрощать их ярость. Тигры — существа другого рода, нежели люди, но и они ласкаются к тому, кто их кормит. Так получается оттого, что человек угождает их природным наклонностям. Если же они свирепы, то потому лишь, что человек идёт против их природы.

Наездник, души не чающий в своём коне, будет смиренно собирать навоз и мочу своего любимца. Но если на коня сядет комар и хозяин невзначай прихлопнет его, конь взбрыкнёт копытами и, глядишь, проломит своему хозяину череп. Какими бы добрыми ни были намерения хозяина коня, исход этого происшествия был бы самый печальный.

Так можно ли не быть осторожным в этой жизни?

Подобие вещей

Беззубый спросил у Ван Ни:

— Знаете ли вы, в чём вещи подобны друг другу?

— Как я могу это знать? — ответил Ван Ни.

— Знаете ли вы то, что вы не знаете?

— Как я могу это знать?

— Стало быть, никто ничего не знает?

— Как я могу это знать? Однако же попробую объясниться: откуда вы знаете, что нечто, именуемое мною знанием, не является незнанием? И откуда вы знаете, что нечто, именуемое мною незнанием, не является на самом деле знанием? Позвольте теперь спросить: если человек переночует на сырой земле, у него заболит поясница и отнимется полтела. А вот случится ли такое с лосем? Если человек поселится на дереве, он будет постоянно дрожать от страха, а вот так ли будет чувствовать себя обезьяна? Кто же из этих троих знает, где лучше жить? Люди едят мясо домашних животных, олени питаются травой, сороконожки лакомятся червячками, а совы охотятся за мышами. Кому из этих четырёх ведом истинный вкус пищи? Обезьяны брачуются с обезьянами, олени дружат с лосями, угри играют с рыбками. Мао Цян и госпожа Ли слыли первыми красавицами среди людей, но рыбы, завидев их, тотчас уплыли бы в глубину, а птицы, завидев их, взметнулись бы в небеса. А если бы их увидели олени, то с испугу убежали бы в лес. Кто же среди них знает, что такое истинная красота? По моему разумению, правила доброго поведения, суждения об истине и лжи запутаны и невнятны. Мне в них не разобраться.

Беззубый спросил:

— Если вы не можете отличить пользу от вреда, то уж совершенный человек, несомненно, знает это различие, не так ли?

Ван Ни ответил:

— Совершенный человек живёт духовным! Даже если загорятся великие болота, он не почувствует жары. Даже если замёрзнут великие реки, ему не будет холодно. Даже если молнии расколют великие горы, ураганы поднимут на море волны до самого неба, он не поддастся страху. Такой человек странствует с облаками и туманами, ездит верхом на солнце и луне и уносится в своих скитаниях за пределы четырёх морей. Ни жизнь, ни смерть ничего в нём не меняют, тем паче мысли о пользе и вреде.

Полнота жизненных свойств

В царстве Лу жил человек по имени Ван Тай, у которого в наказание отсекли ногу, но учеников у него было не меньше, чем у самого Конфуция. Чан Цзи спросил у Конфуция:

— Ван Таю в наказание отсекли ногу, а его ученики не уступают числом людям вашей школы. Встав во весь рост, он не даёт наставлений. Сидя на полу, он не ведёт бесед, но всякий, кто приходит к нему пустым, уходит наполненным. Видно, он и в самом деле несёт людям бессловесное учение, и, хотя тело его ущербно, сердце его совершенно. Что же он за человек?

— Этот человек — настоящий мудрец! — ответил Конфуций. — Если бы не разные неотложные дела, я бы уже давно пошёл к нему за наукой. И уж если мне не зазорно учиться у него, то что же говорить о менее достойных людях? Я не то что наше царство Лу — весь Поднебесный мир приведу к нему в ученики!

— Если даже с одной ногой этот человек превосходит вас, учитель, он в самом деле должен быть мужем редкостного величия. А если так, то и ум его должен быть каким-то необыкновенным, верно?

— И жизнь и смерть воистину велики, но череда смертей и жизней в этом мире ничего не трогает в нём. Даже если обвалится небо и обрушится земля, он не погибнет. Он постиг подлинность жизни и не влечётся за другими. Он позволяет свершиться всем жизненным превращениям и оберегает их общий исток.

— Что это значит? — спросил Чан Цзи.

— Если смотреть на вещи, руководствуясь различиями между ними, печень и селезёнка будут так же отличаться друг от друга, как царство Чу от царства Юэ. А если смотреть на вещи, руководствуясь их сходством, мы увидим, что всё в мире едино. Такой человек даже не знает, чем различаются между собой глаза и уши, и привольно странствует сердцем в высшем согласии, которое проистекает из полноты жизненных свойств. Он видит то, что приводит все вещи к единству, и потому ни в одной из них не видит никакого недостатка. Для него лишиться ноги — всё равно что стряхнуть с себя комочек грязи.

Чан Цзи сказал:

— Он живёт сам по себе и знание своё употребляет на постижение собственного сердца, а сердцем своим постигает своё Неизменное сердце. Отчего же другие люди тянутся к нему?

— Мы не можем смотреться в текучие воды и видим свой образ лишь в стоячей воде. Только покой может успокоить всё, что способно покоиться. Среди всего, что произрастает на земле, лишь сосны и кипарисы живут по истине, ибо они не сбрасывают зелёного убора даже в зимнюю пору. Среди тех, кто имел повеление от Неба, только Яо и Шунь жили по истине, ибо тот, кто живёт по истине сам, сделает истинной жизнь других людей. А приверженность человека Изначальному доказывается отсутствием страха. Храбрый воин выступит в одиночку против целого войска, и если такое может совершить даже человек, мечтающий о мирской славе, такое тем более под силу тому, кто видит Небо и Землю своим домом, всю тьму вещей — своей кладовой, собственное тело — убежищем, а глаза и уши — зеркалом видимого и слышимого; кто возводит всё, что знает, к единому и обладает вечно живым сердцем! Такой человек сам выберет себе день, когда вознесётся в облака. И пусть другие по своей воле идут за ним — он не станет вникать в чужие дела.

Постигайте суть

В царстве Чжэн жил могущественный колдун по имени Ли Сянь, который умел предсказывать судьбы людей: будет ли человек жить или умрёт, спасётся он или погибнет, встретит ли удачу, умрёт ли в молодости или доживёт до глубокой старости. Ещё он умел предвидеть события, называя год, месяц и даже день. Столь велико было его искусство, что жители Чжэн, завидев его, обращались в бегство. Увидел его Ле-цзы, и ему словно хмель в голову ударил. Вернувшись домой, он сказал своему учителю Ху-цзы:

— Раньше я думал, учитель, что ваш Путь выше прочих, но теперь знаю, что есть и ещё более высокий.

— Я познакомил тебя с внешней стороной Пути, но не успел раскрыть тебе существо Пути, — ответил Ху-цзы. — Постиг ли ты его воистину? Даже если кур много, а петуха на них нет, откуда взяться яйцам? Ты чересчур озабочен тем, как претворить Путь в миру, снискать всеобщее расположение, и потому людям, глядя на тебя, легко распознать твои намерения. Попробуй привести его сюда, пусть он посмотрит на меня.

На следующий день Ле-цзы привёл колдуна к Ху-цзы. Когда колдун вышел, он сказал Ле-цзы:

— Гм, твой учитель — мертвец, ему не прожить и десятка дней. Я увидел нечто странное, увидел сырой пепел!

Ле-цзы вошёл в комнату учителя и, обливаясь слезами, передал ему слова колдуна. Ху-цзы сказал:

— Я только что явился перед ним в облике Земли. Источник жизни во мне затаился, замер, но и не имел постоянного места. Ему же, верно, привиделось, что жизненной силе во мне преграждён путь. Приведи его ко мне ещё раз.

На следующий день колдун вновь пришёл к Ху-цзы, а уходя сказал Ле-цзы:

— Счастье, что твой учитель встретился со мной. Ему сегодня намного лучше. Он совсем ожил! В его безжизненности я разглядел нарождающуюся силу!

Ле-цзы передал слова колдуна учителю, и тот сказал:

— На сей раз я предстал ему зиянием Небес в массе Земли. Ни имя, ни сущность в нём не гнездятся, а жизненная сила во мне исходила из пяток. Он, верно, и разглядел во мне неодолимое действие этой силы. Приведи-ка его ещё раз.

На следующий день колдун вновь пришёл к Ху-цзы и, выйдя от него, сказал Ле-цзы:

— Учитель твой так переменчив! Я не могу разгадать его облик. Подождём, пока он успокоится, и я снова осмотрю его.

Ле-цзы передал слова колдуна учителю, и тот сказал:

— Я предстал ему Великой Пустотой, которую ничто в мире не может превзойти. И вот он узрел во мне глубочайший исток жизненных сил — такой покойный, такой безмятежный! Ибо и в водовороте есть глубина, и в омуте есть глубина, и в проточной воде тоже есть глубина. Глубин этих насчитывается всего девять, я же показал ему только три. Пусть он придёт ещё раз.

На следующий день колдун снова пришёл к Ху-цзы, но не успел он усесться на своём сиденье, как в смятении вскочил и выбежал вон.

— Догони его! — крикнул Ху-цзы ученику.

Ле-цзы побежал за колдуном, но не смог его догнать.

— Колдун исчез, сгинул куда-то, я не смог его догнать! — сказал Ле-цзы, вернувшись в дом Ху-цзы. А тот ответил:

— На сей раз я показал ему свой изначальный образ — каким я был до того, как вышел из своей первозданной цельности. Я предстал перед ним пустым, неосязаемо-податливым; ему было невдомёк, кто я и что я такое, вот ему и показалось, что он скользит в бездну и плывёт свободно по лону вод. Поэтому он убежал от меня.

Тут Ле-цзы понял, что ещё и не начинал учиться. Он вернулся домой и три года не показывался на людях.

Сам готовил еду для жены. Свиней кормил, словно гостей угощал. О мирских делах думать перестал. Роскошь презрел, вернулся к простоте. Одиноко стоял, словно ком земли. Не имел правил, но умел себя крепко блюсти.

Так он прожил до последнего дня.

Недеяние — вместилище имён. Недеяние — сокровищница планов. Недеяние — основа всякого свершения. Недеяние — начало всякого знания.

Воплотивший истину до конца бесконечен и странствует в сокровенном. Исчерпай то, что даровано тебе Небом, и не желай приобретений: будь пуст — и не более того.

У Высшего человека сердце — что зеркало: оно не влечётся за вещами, не стремится к ним навстречу, вмещает всё в себя — и ничего не удерживает. Вот почему такой человек способен превзойти вещи и не понести от них урона.