ГЛАВА 6 С ЭТИМ УБЛЮДКОМ НАДО РАЗГОВАРИВАТЬ ПО-ДРУГОМУ
Ты знаешь, почему ты здесь?
Шин знал, что он сделал: выполнил предписания лагерных правил и пресек побег. Но офицер, кажется, не знал (или просто
Офицер с четырьмя звездочками на погонах продолжал закидывать его своими «почему», «когда» и «как», пытаясь выяснить подробности плана побега. Но Шин не имел никакой возможности более или менее внятно ответить на все эти вопросы.
Наконец офицер придвинул ему через стол какие-то бумаги.
– В этом случае, ублюдок, прочти это и поставь внизу отпечаток пальца.
Это было досье его семьи. В нем наряду с именами и возрастом отца Шина и всех его 11 братьев были перечислены и их преступления.
Первым в списке шел старший брат отца Шин Тхэ Соп. Рядом с его именем стояла дата – 1951, второй год Корейской войны. На той же строчке Шин увидел перечисление преступных деяний дяди: нарушение общественного порядка, акты жестокости, побег на Юг. Те же преступления находились рядом с именем и второго по старшинству дяди Шина.
Только много месяцев спустя Шин смог понять, что ему позволили в тот день увидеть. В этих документах содержался ответ на вопрос, почему семья его отца оказалась в Лагере 14.
Отец Шина был виновен в страшном преступлении, которому просто не могло быть оправдания. Он был братом двух молодых людей, бежавших на Юг во время братоубийственной войны, повергшей в руины большую часть Корейского полуострова и разделившей сотни тысяч семей. Шин тоже был виновен в преступлении, которому не было никакого искупления. Он был сыном своего отца. Но отец Шина даже не пытался объяснить ему все это.
Позднее отец рассказал Шину о том дне в 1965 году, когда его семью арестовали агенты госбезопасности. Еще до рассвета они ворвались в дом дедушки Шина в уезде Мундок провинции Южный Пхёнган в 50 км с лишним к северу от Пхеньяна.
– Собирайте вещи! – прокричали вооруженные люди.
Они не объяснили причин ареста и не сказали, куда отправят всю семью. Когда на улице посветлело, к дому подъехал грузовик, в который арестованные погрузили свои пожитки. Целый день они провели в пути (машина проехала около 70 км по горным дорогам) и к вечеру прибыли в Лагерь 14.
* * *
Шин сделал, как было приказано, и поставил под документом отпечаток своего пальца.
Ему снова завязали глаза, вывели из комнаты для допросов, а потом протащили по длинному коридору. Когда повязку сняли, Шин увидел перед собой дверь с цифрой «7». Надзиратели втолкнули его в камеру и бросили вслед тюремную робу.
– Переодевайся, сукин сын.
В робе маленький, тощий Шин растворился, словно в огромном холщовом мешке.
Камера представляла собой кубическое помещение с голыми бетонными стенами, да такое маленькое, что в нем еле-еле можно было улечься на полу. В одном углу располагался туалет и раковина с водопроводным краном. С потолка свисала лампочка. В камере не было окон, а поэтому понять, день сейчас или ночь, не было возможности. На полу валялись два тоненьких одеяла. Еды Шину не дали, спать у него тоже не получалось.
Когда дверь открылась в следующий раз, по ощущениям Шина уже, должно быть, наступил новый день. Ему опять завязали глаза и отвели в кабинет для допросов, где его ждали два новых офицера. Они приказали Шину опуститься на колени и снова потребовали объяснить, почему его родные хотели убежать. Чем была недовольна его мать? О чем Шин с ней разговаривал? Каковы были намерения его брата?
Шин сказал, что у него нет ответов на эти вопросы.
– Ты на свете-то пожил всего ничего, – сказал ему один из военных. – Просто сознайся во всем и живи дальше. Неужели тебе хочется здесь умереть?
– Но... но я и правда ничего не знаю, – ответил Шин.
Ему становилось все страшнее, ему все больше хотелось есть, он силился, но не мог понять, почему офицеры не знают, что это именно он доложил о попытке побега.
Охранники отвели его обратно в камеру.
Утром третьего, как думается Шину, дня, в камеру вошли охранники и офицер, на ноги шину надели кандалы, привязали к вмонтированному в потолок крюку веревку и повесили мальчика вверх ногами. А потом, не говоря ни слова, ушли и заперли дверь. Ногами Шин почти касался потолка. Даже до предела вытянув руки, которые охранники не связали, Шин еле-еле доставал до пола. Он извивался и раскачивался на веревке, пытаясь перевернуться, но ничего не получалось. Шею свело судорогой, страшно болели ноги. Через некоторое время ноги просто онемели, а голова, к которой прилила кровь, с каждым часом болела все больше.
Вернулись надзиратели только вечером. Они сняли мальчишку с крюка, развязали и, опять не произнеся ни слова, ушли прочь. Шин увидел, что они оставили в камере еду, но есть он просто не мог. Он не мог даже пошевелить пальцами. Из распоротых острыми краями кандалов щиколоток лилась кровь.
На четвертый день офицеры были уже не в форме, а в штатском.
Шин встретился с ними в полутемной комнате с высоким потолком, куда его, как обычно, с завязанными глазами, привели надзиратели. Комната была похожа на механическую мастерскую.
Под потолком была закреплена лебедка, с которой свисали стальные цепи. На крюках по стенам были развешены молотки, топоры, щипцы и дубинки всех форм и размеров. На широком верстаке Шин увидел большие клещи, при помощи которых обычно держат или переносят раскаленные металлические болванки.
– Как тебе нравится в этой комнате? – спросил один из офицеров.
Шин не знал, что на это ответить.
– Я спрошу тебя в самый последний раз, – сказал старший из офицеров. – Что собирались делать после побега твои отец, мать и брат?
– Но я действительно ничего не знаю, – отвечал Шин.
– Если ты мне прямо сейчас скажешь правду, я оставлю тебе жизнь. Если не скажешь, я тебя убью. Понял?
Шин до сих пор помнит, что от непонимания происходящего он буквально впал в паралич.
– До сих пор я тебя жалел, потому что ты еще ребенок, – сказал офицер. – Не испытывай моего терпения.
Шину опять было нечего ответить.
– С этим ублюдком надо разговаривать по-другому! – заорал старший.
С Шина сорвали одежду. На ногах снова защелкнулись кандалы, которые потом прикрепили к свисающей с потолка цепи. Заурчавшая лебедка выдернула из-под Шина ноги, и он сильно стукнулся затылком об пол. Затем ему связали руки, а веревку пропустили через крюк на потолке. Теперь Шин висел лицом вверх. Руки и ноги его подтянули к потолку, а голая спина зависла над полом.
Старший офицер проорал еще несколько вопросов, но, насколько помнит Шин, он не смог дать на эти вопросы каких-то внятных ответов. Главный отдал какой-то приказ... Под спину Шину подставили корыто с тлеющими углями. Один из военных взял меха и раздул огонь. Потом снова включилась лебедка, и Шина начали опускать к пламени.
– Не останавливайте, пока он не заговорит, – приказал главный.
Обезумевший от боли Шин чувствовал запах собственной поджаривающейся плоти и вертелся, чтобы увернуться от огня. Один из охранников схватил со стены багор, вонзил его крюк в нижнюю часть живота Шина, а потом держал мальчика над огнем, пока тот не потерял сознание.
Шин пришел в себя уже в камере. Надзиратели снова напялили на него огромную тюремную робу, которую он в отключке перепачкал мочой и экскрементами. Он даже не представлял, сколько времени провалялся на полу без сознания. Нижняя часть спины покрылась волдырями и стала липкой от выделившейся из полопавшихся пузырей жидкости. Плоть на щиколотках была подчистую содрана острыми краями оков.
Два следующих дня Шину еще удавалось ползком передвигаться по камере и есть. Охранники приносили ему вареные початки кукурузы, кукурузную кашу и капустную похлебку. Но потом, когда в ожоги попала инфекция, у Шина поднялась температура, он потерял аппетит и настолько обессилел, что почти потерял способность двигаться.
Увидев свернувшегося на полу Шина, надзиратель крикнул кому-то в тюремном коридоре:
– Крепкий попался крысеныш.
По догадкам Шина, до следующего, и последнего, допроса прошло дней десять. Шин был настолько слаб, что не мог даже подняться на ноги, и его допрашивали прямо в камере. Но он уже больше не боялся. Впервые ему удалось найти слова в свою защиту.
– Так ведь это именно я сообщил о побеге, – сказал он, – я сделал все правильно.
Допрашивающие ему, конечно, не поверили, но вместо угроз и пыток начали задавать вопросы. Он рассказал, как услышал о побеге в доме матери, и объяснил, что сообщил обо всем этом школьному охраннику. Он сказал, что с ним был одноклассник Хон Сен Чо, который может подтвердить его рассказ, и упрашивал своих мучителей поговорить с ним.
Ничего не пообещав, они вышли.
Состояние Шина ухудшилось. Еще больше поднялась температура, волдыри на спине наполнились гноем. В камере стояла такая вонь, что в нее отказывались входить надзиратели.
Спустя несколько дней (точнее сказать невозможно, потому что Шин все это время был в полубреду), охранники открыли дверь и приказали зайти в камеру двум зэкам. Они подхватили Шина под руки и перетащили в другую камеру. Дверь захлопнулась, и Шин увидел, что теперь у него есть сосед.