Quot;Русское слово". С. Л. В Ясной Поляне

 

Один из друзей Л. Н. Толстого, только что вернувшийся из Ясной Поляны,
рассказывает, что Л. Н. уже совершает прогулки пешком и снова охвачен жаждою
работы.
Но разрушительные следы налетевшего недуга все же чувствуются (*1*). Л. Н.
очень ослабел и имел вид человека, перенесшего изнурительную болезнь. Лицо
его бледно, походка медленна, голос тихий, с перерывами.
Но тем сильнее впечатление чего-то, как бы светящегося в нем теплым,
немерцающим светом. Необыкновенной мягкостью и душевностью веет от тихой,
замедленной речи. Л. Н. скажет несколько слов и остановится. А иногда еще и
повторит фразу. И эти паузы и повторения не ослабляют внимания, а
сосредоточивают его, сообщая беседе какую-то непередаваемую интимность.
Преданнейший друг Льва Николаевича доктор Душан Петрович объясняет
случившееся со Л. Н. рядом сложных причин на почве желудочного отравления.
Почти всю ночь на 4-е октября Л. Н. не приходил в себя, страдая такими
судорогами, что гр. Софья Андреевна горестно обхватывала руками ноги мужа и
с трудом удерживала их.
И какие подробности были при этом!
Не приходя в себя и, видимо, страшно ослабевший телесно, Л. Н. продолжал,
однако, свою земную роль и слабыми движениями пальцев выводил на одеяле
буквы, повторяя "душа", "разумность", "государственность" и т. п.
Болезнь захватила его в разгаре работы над статьей славянским социалистам
(*2*). Впрочем, произносимые Л. Н. слова могли относиться и к только что
законченной им философской работе в виде письма к брату Н. Я. Грота (*3*),
задумавшему создать гротовский сборник. Статья Л. Н. о Гроте написана с
пленительной дружественностью к умершему философу и трактует о тех духовных
мостах и оврагах, которые существовали между ними...

* * *

 

5-го октября за обедом и затем за вечерним чаем Л. Н. хотя и медленно и
ослабевшим голосом, но принимал уже горячее участие в общей беседе, или,
правильнее, был центром и светом этой беседы о современных событиях, о
писательстве, о поэзии.
Говорили о смерти Муромцева (*4*). Л. Н. интересовался, как и при каких
условиях скончался Муромцев. Особенный интерес выказал Л. Н. к
характеристике личности Муромцева. Один из присутствующих сказал, что
Муромцев всегда казался как бы изваянным из белого мрамора. Л. Н. задумался,
взвешивая что-то в уме, и сосредоточенно произнес:
- Основа жизни - правдивость. А если есть правдивость, то и все есть.
От беседы о Муромцеве перешли к писательству. Л. Н., подавляя
страдальческие нотки в голосе, рассказывает, как ежедневно его осаждают
начинающие писатели и писательницы различными статьями, повестями и стихами.
- Особенно много стихов! - говорит безнадежно Л. Н. - И все почему-то
стали писать стихами. И дамы, и мастеровые, и даже крестьяне! Почему стихи?
Прежде этого не было. И откуда взялось это?..
И, продолжая говорить тихим, потускневшим голосом, Л. Н. дает ряд летучих
мыслей и ярких определений истинной поэзии и чем должны быть стихи. Стихи
только тогда стихи, когда их нельзя передать в прозе, не исказив их красоты
и выразительности. А когда человек думает и чувствует прозою, а пишет
стихами, то это совсем плохо.
- Вот Тютчев, - говорил Л. Н., как бы загораясь. - Я знал его лично.
Старенький, маленький. Говорил гораздо лучше по-французски, чем по-русски. А
какие писал стихи! Как хорошо у него стихотворение "Silentium". Как это?

Молчи, скрывайся и таи
И чувства, и мечты свои...

 

Л. Н. останавливается и старается припомнить дальнейшие строфы. Старшая
дочь Л. Н. Т. Л. Сухотина подсказывает:

Пускай в душевной глубине
И всходят, и зайдут оне.

 

И совместно со Л. Н. прочитывает "Silentium". Особенное, впечатление
производит на одного из присутствующих строка:

Мысль изреченная есть ложь.

 

Л. Н. сочувственно кивает головой и говорит:
- Не только это, а все прекрасно в этом стихотворении. Только у одного
Пушкина и встречается нечто подобное.
И начинается как бы пушкинский вечер в Ясной Поляне. Читают на память
"Мицкевича" (*5*), "Поэту", "Брожу ли я вдоль улиц шумных", "Когда для
смертного умолкнет шумный день" и другие стихотворения. Читают с паузами.
Один забывает какое-нибудь слово, другой подсказывает и продолжает
стихотворение.
Л. Н. делает сочувственные реплики. Особенно нравится ему "Когда для
смертного умолкнет шумный день". Последнюю строчку в этом замечательном
стихотворении Л. Н. даже передал по-своему и вместо: "Но строк печальных не
смываю" - заменил: "Но строк позорных не смываю"...
Было уже поздно. Вдруг опять телеграмма срочная и с нарочным из Тулы.
Татьяна Львовна распечатывает телеграмму. Одна петербургская газета
убедительно просит сообщить о состоянии здоровья Л. Н. Надо ответить и
отослать с ожидающим нарочным. Графиня Софья Андреевна садится в уголке к
столу и спрашивает, что написать.
- Напиши, что умер и похоронили, - говорит с улыбкой Л. Н.
- Но непременно нужна и подпись: "Лев Толстой", - слышится голос.
Все смеются. И Л. Н. веселее всех. Секретарь Льва Николаевича В. Булгаков
рассказывает об аналогичном эпизоде из жизни Марка Твена, когда он писал в
газетах, что слухи о его смерти в значительной степени преувеличены. Л. Н.
заразительно смеется. Заходит речь о Марке Твене, потом о других писателях.
12-й час ночи.
Л. Н. поднимается и приветливо со всеми, а с дочерьми с шутливой
нежностью, прощается и медленной походкой уходит к себе. В длинном халате
его фигура кажется выше и тоньше. Он закрывает за собою дверь в гостиную и в
кабинет, куда еле доносятся звуки из столовой. Но остальным не хочется
расходиться. В столовой так тепло и уютно, и все обвеяно присутствием Л. Н.
Кому-то приходит в голову завести граммофон с веселыми песнями. Один из
присутствующих с тревогой спрашивает:
- А это не обеспокоит Льва Николаевича?
Графиня Софья Андреевна успокаивает:
- Нет, нет! Левочка любит это. Но надо поставить что-нибудь по его вкусу.
Ставят пластинку со штраусовским вальсом. Раздаются радостно звенящие
звуки вальса. В кабинете слышится стук. Отворяется дверь в столовую, на
пороге показывается Л. Н.
- Как это удивительно! Как прекрасно! - говорит он, прислушиваясь к
вальсу.
А приезжий гость не может оторвать глаз от белой фигуры в дверях и думает:
"А ты сам еще удивительнее, еще прекраснее!.."

Комментарии

 

С. Л. В Ясной Поляне. - Русское слово, 1910, 9(22) октября, No 232. Автор
статьи неизвестен. По-видимому, корреспонденция составлена со слов П. А.
Сергеенко, приехавшего в Ясную Поляну вечером 4 октября и пробывшего там 5
октября (см.: Булгаков В. Л. Н. Толстой в последний год его жизни, с.
408-410).

1* 3-4 октября Толстой тяжело болел.
2* Статья "О социализме" (т. 38).
3* "Воспоминания об Н. Я. Гроте" (т. 38).
4* Сергей Андреевич Муромцев (1850-1910), юрист, профессор Московского
университета, председатель I Государственной думы.
5* Имеется в виду стихотворение "Он между нами жил..." (1834).