Встретиться с кем—то, кого, как тебе казалось, ты потерял 12 страница

— Келли, — стонет он. Его руки перемещаются мне на живот, ласкают кожу, отчего поток жара опускается вниз, между ног.

Спина выгибается к нему, пока я наслаждаюсь, ощущая движения его языка. Если бы я могла загадать одно желание, то пожелала бы постоянно испытывать это чувство ‒ когда абсолютно и блаженно растворяешься в ком-то. Нет, не просто в ком-то. В Кайдене. Я обвиваю ноги вокруг него, открываюсь ему, ощущаю его тяжесть на себе. Кайден опирается на одну руку, а второй поднимает подол моего платья до уровня лифчика. На долю секунды тревога сковывает все внутри, но я напоминаю себе, что это Кайден. Он никогда меня не обидит. Он будет меня защищать, чего бы ему это ни стоило.

Застонав, откидываю голову назад, когда Кайден прижимает свои бедра ко мне. Он делает это снова и снова, наши тела сталкиваются, соединяются. В каждом движении ‒ неиссякаемая страсть, и я забываю, где нахожусь. Для меня существует только данное мгновение, все остальные моменты моей жизни мертвы. Мои ногти впиваются ему в лопатки, когда чувствую, будто поднимаюсь к звездам за окном, а секунды спустя падаю обратно на землю. Часто дыша, расслабляю руки, в то время как Кайден замирает.

Затем он садится, схватив мою руку. Встав с кровати, приподнимает меня, чтобы я села на край, и становится передо мной. Тянется к юбке, и одним ловким движением стягивает с меня платье. Сердце подпрыгивает в груди, когда Кайден расстегивает застежку моего бюстгальтера, после чего тот спадает с моих плеч. Я вновь начинаю задыхаться, но шепчу своему сердцу успокоиться, и тянусь к его футболке. Дыхание Кайдена становится шатким, когда я провожу ладонями по его груди, потом поднимаюсь на ноги и снимаю с него футболку. Моя рука лежит над его сердцем, которое бьется неровно под моей ладонью.

С трудом сглатываю, глядя на все еще заживающий шрам у него на боку, обвожу его пальцем. Глаза обжигают слезы, пока я думаю о том, как этот шрам тут оказался, что пережил Кайден, что он переживает сейчас

— Келли… — говорит Кайден, приподнимая мой подбородок, чтобы я посмотрела на него. Он опускает руку, обхватывает пальцами мое запястье. Подносит кисть к своим губам и целует мою ладонь; я вздрагиваю, когда его дыхание невесомо касается моей кожи. — Я в порядке.

Нет, ты не в порядке, – хочу ему возразить. Твой отец ударил тебя ножом, и вся тяжесть ситуации пала на твои плечи. Ты не можешь быть в порядке.

Кайден отпускает мою руку, хватает ворот своей футболки, стягивает ее и бросает на пол рядом с моим платьем и лифчиком. Его волосы взъерошены, губы покраснели от неистовых поцелуев. Мой взгляд перемещается с лица Кайдена обратно на шрамы. Некоторые из них маленькие, некоторые ‒ нет. Самый протяженный пролегает вдоль его груди, и кажется грубым на вид.

— Упал на грабли, когда отец меня ударил, — поясняет Кайден будничным тоном, словно это пустяки. Словно это просто случилось, и он уже обо всем забыл.

Мне хочется плакать. Я провожу пальцем по шраму, ощущая неровности, и представляю, насколько больно ему было.

— Кайден, я…

Его губы заставляют меня умолкнуть, он падает на меня, и мы снова лежим на кровати. Кайден отстраняется после того, как его язык исследует каждый миллиметр моего рта.

— Я знаю, ты хочешь, чтобы я поговорил с тобой об этом… и я поговорю… но сейчас мне нужно другое. — Он проводит пальцем по моей щеке, отчего мои веки смыкаются. — Я хочу только тебя, хотя бы на мгновение.

Его прикосновение доводит мое тело до безумия. Я не знала, что такое вообще возможно. Киваю, желая принадлежать ему хотя бы на мгновение. Он едва заметно улыбается, целуя меня в щеку, после чего поднимается, снимает джинсы и боксеры, стягивает с меня трусики. Прежде чем откинуть джинсы в сторону, Кайден достает из бумажника презерватив, а затем замирает надо мной, положив руки по сторонам от моей головы, глядя мне в глаза.

— Ты же знаешь, если тебе будет нужно, чтобы я остановился, замедлился, или если просто захочешь поговорить, я все сделаю, — говорит он, пытаясь успокоить меня. Я нервничаю, несмотря на то, что уже делала это с ним прежде.

— Я знаю. — Медленно вдохнув и выдохнув, едва не говорю, что люблю его, потому что держать эти слова в себе мучительно.

Но я молчу, и вот Кайден уже целует мои губы, входя в меня. Нет такой сильной боли, как в первый раз, когда мы занимались сексом, поэтому мои ноги раздвигаются, и я более охотно встречаю его толчки. Обвив руки вокруг него, прижимаюсь теснее, пока мое тело снова переносится туда, где я свободна, где есть только мы с ним.

Моя кожа покрывается потом. Мышцы рук и груди Кайдена сокращаются, когда его движения ускоряются. Все мысли покидают мою голову. Мне хочется задержать это мгновение, взять его в руку, сохранить навечно, потому что тогда моя жизнь станет цельной, захватывающей, настоящей.

Она станет идеальной.

Кайден

Я быстро усвоил урок – у меня не получается сохранять контроль рядом с ней. Каждый раз, когда Келли смотрит на меня, клянусь, она завладевает очередным фрагментом моей души. В отличие от большинства людей, ей безразлично, что я испорчен. Когда мы целуемся, я исчезаю. Разбитый, бездушный, пустой Кайден, созданный после первого удара отца, прекращает существовать. Я принадлежу Келли, и хочу лишь быть с ней.

Я поднимаю ее, несу в спальню, потому что то, что собираюсь с ней сделать, не для грязного пляжа. Целую ее так долго, как могу, прижимаюсь к ней, с восхищением наблюдаю, как она содрогается от удовольствия. Мне нужно больше, поэтому я поднимаюсь, утягивая Келли за собой, раздеваю ее. Затем она раздевает меня. Я знаю, она смотрит на мои шрамы, думает о том, в результате чего они остались. Когда снимаю футболку, ее взгляд сосредотачивается на самом большом рубце в центре моей груди.

— Упал на грабли, когда отец меня ударил, — говорю я, сам не зная почему. Ненавижу об этом рассказывать, только мне вдруг хочется, чтобы она узнала, потому что тогда мне будет лучше, и груз на плечах станет немного легче.

Келли явно собирается сказать что-то, что может разрушить момент, поэтому я обрушиваю свои губы на ее, лишая нас обоих дыхания и голосов. Я падаю на нее, поддерживая свой вес, замечаю, насколько маленькой и беззащитной она выглядит подо мной.

Когда снимаю нашу оставшуюся одежду, испуганное выражение Келли под стать моему внутреннему страху. Ее глаза такие огромные; я чувствую, как она вздрагивает с каждым вздохом.

— Ты же знаешь, если тебе будет нужно, чтобы я остановился, замедлился, или если просто захочешь поговорить, я все сделаю, — говорю, стараясь ее успокоить. И это правда. Я остановлюсь, если она меня попросит. Ради нее я готов на все.

Келли ничего не отвечает, и я вхожу в нее, ощущая ее тепло, желая остаться в данном мгновении навсегда и лишь чувствовать ее. Это успокаивает, пугает. Это идеально. Лишь с ней я позволяю себе пережевать чертову гамму эмоций. Когда я с ней – чувствовать не так уж сложно.

Она раздвигает ноги шире и крепче обнимает меня, а я погружаюсь все глубже в нее, зная, что с этим ничто не сравнится. Я двигаюсь в ней, восхищенно наблюдаю, как взгляд Келли рассеивается, голова запрокидывается назад. Она прикусывает губу, выгибает шею, ее ногти пронизывают мою кожу. Черт, мне ненавистно то, насколько это приятно, но не могу сдержаться. Даже когда я с Келли, желание испытывать боль вместо чувств до сих пор здесь, скрыто внутри меня.

— Кайден, — стонет Келли, теряя себя в моих движениях.

Она прижимается ко мне, наша кожа влажная, мы дышим прерывисто. Я замираю внутри нее. Моя голова склонена, поэтому дыхание Келли касается моей щеки, ее пальцы скользят по моей спине вверх-вниз. Когда снова обретаю контроль над собой, целую ее в щеку и начинаю отстраняться, только Келли крепче сжимает ноги вокруг моей талии, держа меня на месте, не позволяя выйти из нее.

Немного приподнявшись, смотрю ей в глаза, в попытке понять, что не так.

— С тобой все нормально?

Она кивает со странным выражением на лице.

— Просто пока не готова тебя отпустить.

У меня на губах появляется улыбка. Искренняя, а не на показ, как большинство моих улыбок. Я целую Келли, вкладывая в поцелуй каждую унцию страсти, что во мне есть.

— Дай мне несколько минут, — говорю, переворачиваясь на бок. — И я снова буду в деле.

На сей раз, она меня отпускает, я ложусь на спину, сложив руки под головой, и смотрю в потолок. Вспоминаю каждый свой шрам; сейчас у меня складывается впечатление, словно они все стали меньше. Я начинаю понимать кое-что… Но не уверен, что действительно хочу это понять. С Келли я чувствую себя лучше. Значит ли это, что я должен быть с ней? Хотя мне не хочется, чтобы так было. Не хочу ее обременять.

Укрываясь простынями, Келли поворачивается на бок и откидывает волосы с моего лица.

— О чем ты думаешь? — спрашивает она, проводя пальцем между моих бровей и разглаживая беспокойную складку.

Обернувшись, смотрю ей в глаза.

— Ты действительно хочешь знать?

Она кивает, опустив руку себе на бедро. Мой взгляд скользит по ее хрупкой фигуре.

— Я всегда хочу знать.

Тоже переворачиваюсь на бок, чтобы мы оказались лицом к лицу.

— Я думаю, что ты должна меня оставить.

Ее дыхание учащается.

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

Быстро кладу руку ей на бедро.

— Ни секунды не думай, будто я хочу, чтобы ты ушла. Я не хочу тебя отпускать, никогда. Хочу, чтобы ты была рядом. Со мной… Но не хочу, чтобы ты была со мной. Я хочу, чтобы ты была счастлива… если в моих словах есть хоть доля смысла.

Она обдумывает то, что я сказал, прикусывая нижнюю губу, а мне лишь хочется склониться и тоже ее прикусить, но это разрушит мои намерения отпустить Келли.

— Я понимаю, что ты пытаешься сказать. Но не согласна с тобой. Ты единственный… — Ее нижняя губа дрожит, когда она делает глубокий вдох. — Ты единственный, с кем я могу почувствовать себя целой.

— Ты не знаешь наверняка. — Я продолжаю пытаться ее оттолкнуть. — Наверняка найдется еще кто-нибудь.

Она качает головой.

— Нет… и… и я не хочу, чтобы нашелся.

— Келли, — говорю тихо, положив руку ей на щеку, поглаживая пальцем родинку на ее виске. — Со мной ничего хорошего у тебя не будет. Ты заслуживаешь лучшего. — Произнеся эти слова вслух, я словно ощущаю глубокую рану в груди. Но я должен это сказать.

— Нет ничего лучше, — едва слышно отвечает она, смотря в изножье кровати и пытаясь сдержать слезы. — Просто тебе самому нужно это понять.

— Я лишь хочу, чтобы ты была свободна… от моих проблем, сложностей моей чертовой жизни.

— Я не хочу быть свободной. Я хочу быть здесь. С тобой. Я… меня не беспокоят сложности твоей чертовой жизни или твои проблемы. Я просто хочу тебя… И хочу, чтобы ты был счастлив. Ты этого заслуживаешь.

Твою мать. Никто никогда не говорил мне такого. Я даже не уверен, что значит счастье. Больше не могу себя контролировать. Каждый мой шрам изнывает, и мне нужно их заглушить. Я склоняюсь, обхватываю рукой затылок Келли, приподнимаю ее и целую с такой настойчивостью, от которой мои шрамы словно вновь открываются. Переворачиваю нас, прижимаю ее к кровати, опускаю руку на ее грудь. Келли вздрагивает, разводит колени, и я снова у нее между ног. Целую ее пылко, прикусываю губы, касаюсь каждого доступного участка ее тела. Когда наконец-то отстраняюсь, едва могу отдышаться, затем прокладываю дорожку из поцелуев по линии челюсти, спускаюсь на ее шею, к ключице. Покусываю нежную кожу, отчего Келли крепче сжимает ноги вокруг меня.

Опускаюсь все ниже, ее бедра приподнимаются, когда я обвожу языком ее сосок, потом целую. Она сексуально стонет, запускает пальцы мне в волосы. Мой поцелуй становится жестче, после чего я переключаюсь на другую грудь. Ласкаю ее языком до тех пор, пока не дохожу до исступления.

Отклонившись назад, достаю новый презерватив. Секунды спустя я снова в ней. Мне хочется, чтобы так было всегда. Только Келли и я, без звуков и тяжести окружающего мира. Без чертовых жизненных сложностей.

Глава 14.

#10 Взглянуть правде в лицо и отпустить ее

Келли

Мы занимаемся любовью бесчисленное количество раз, на протяжении всей ночи, а затем, наконец, я надеваю рубашку Кайдена, а он влезает в свои боксеры. Позже мы лежим на кровати и отдыхаем. Где-то под утро в дом заваливаются Люк и Сет, ужасно пьяные и создающие очень много шума. Несколько секунд спустя, Сет начинает дергать дверную ручку и тарабанить в дверь.

— О, Келли Лоренс, впусти меня, — бормочет он, стуча по древесине.

Потом я слышу, как Люк отвечает, — Не пущу, клянусь моей бородой–бородищей![1]*

За этим следует много смешков и после звук разбитого стекла.

Я смотрю на Кайдена, одной рукой обнимающей меня, а другой играющей с моими волосами. Он улыбается мне, когда я укладываюсь лицом на его грудь.

— Они в стельку, — говорит он. — И смею предположить, что Люк уронил бутылку на пол в своем классическом стиле.

— И много раз он так делал?

— В прошлом, много. Такое ощущение, что он забывал, как использовать свои руки или что-то типа того.

Я смеюсь лежа на его груди, а он целует меня в макушку.

— Следует ли мне впустить его? — спрашиваю я.

— Неа, — отвечает Кайден. — Пускай остаются там и раздражают друг друга.

Я хихикаю, когда Сет продолжает стучать в дверь. Он делает это довольно долго, прежде чем сдаться, и дом в конечном итоге погружается в тишину. Даже если последние несколько часов были восхитительны, у меня все еще вертится тонна вопросов на языке, но я боюсь последствий, которые будут, если задам их.

— Скажи мне, о чем ты думаешь? — повторяет он вопрос, заданный ранее мною, накручивая на палец локон моих волос.

Вглядываясь в его лицо, я замечаю маленькие шрамы на нем, и не могу поверить, как многого люди не замечают.

— Думаю, что тебе следует рассказать кому-то о своем отце.

Он застывает, и прядь волос падает с его пальца.

— Келли, я не могу сделать это. Никто не поверит мне.

Руками я опираюсь на его грудь и перекидываю ногу через него.

— Нет, они поверят. Просто мы должны найти правильного человека.

Он качает головой, тяжело сглатывая, и устремляет свой взгляд на Луну в окне.

— Я не могу.

Я кладу руки на его плечи, надавливая на них.

— Да, ты можешь... и знаешь почему... — затихаю я, потому что то, что я скажу, вероятнее вторая самая трудная вещь, которую я когда-либо хотела сказать. А первая из которых что я, на самом деле, должна рассказать кому-то еще, — потому что я собираюсь тоже кому-нибудь рассказать.

Его взгляд встречается с моим, оценивая мое выражение лица с большой озабоченностью.

— Ты собираешься рассказать кому-нибудь о Калебе?

Мое сердце пытается убить меня изнутри, грохоча в груди.

— Да, я сделаю это, если ты тоже поговоришь с кем-нибудь.

Это кажется легким, по крайней мере, в моей голове. Я пообещаю ему, что расскажу моей семье свой секрет, как только он расскажет о своем отце кому-нибудь, тому, кто сможет предпринять какие-нибудь меры. Хотя, когда на самом деле придет время сказать об этом миру, это будет сложно, грубо, больно, обидно, стыдно... Я могла бы написать список в моем дневнике, как это будет и на это просто не хватит страниц.

— Келли, я думаю это чудесно. — Поощряет он меня. — Ты должна рассказать родителям.

— Но я собираюсь рассказать, если только ты скажешь о своем отце. — Знаю, что это шантаж, но это все, что я имею на данный момент. — И тебе нужно рассказать правду – нам обоим это нужно.

Его брови хмурятся.

— Ты меня шантажируешь?

Мои плечи поникают, и я чувствую себя самым худшим человеком в мире.

— Я делаю это только потому, что тебя люб... забочусь о тебе. — Мои глаза расширились от слова, которое я чуть не произнесла.

Я знаю, что он заметил, но притворяется будто этого не было. Он абсолютно спокоен лежа подо мной.

— И что будет после того, как мы расскажем это кому-то?

Слезы начинают скапливаться в моих глазах и скатываться по щеке, подбородку, капая на него.

— Свобода. — Пытаюсь остановить слезы, но стена внутри меня рушится, и вскоре, я теряю контроль над эмоциями. Я вновь начинаю рыдать. Он, скорее всего, может подумать, что все, что я делаю – это плачу.

Он притягивает меня вниз к себе, и я прячу лицо у него на груди, держась руками за его плечи. Слезы затуманивают мое зрение, когда я смотрю на стену с моей стороны.

— Хорошо, я сделаю это... я все расскажу..., — говорит он так тихо, что звуки падения моих слез практически заглушают его слова. — Но только ради тебя. Я сделаю это только для тебя.

Не уверенна, что мне понравился его ответ. Не хочу, чтобы он делал это ради меня. Хочу, чтобы он сделал это для себя, мне хочется, чтобы он осознал, что он хороший человек. Человек которому досталася поклоняющаяся Сатане девушка, которую все всегда боялись. Человек, который может разрушить неприступные стены. Человек, который может помочь другому вновь стать целым.

Человек, в которого я влюбилась.

Кайден

Не могу поверить в то, что слышу. Она хочет рассказать кому-нибудь. Чтобы мы признались вместе. Чтобы открыли наши темные секреты миру и позволили другим делать с этим все, что им вздумается. Это поражает меня больше чем что-либо, пока она практически не произносит, что любит меня. Она быстро отдергивает себя, как будто боится сказать это, но этого достаточно, чтобы я мог сказать, что она именно это имела ввиду. И это что-то значит для меня. Я знаю это. Это не похоже на то что у нас было с Дейзи. Это были просто слова между мной и ней, и это было ничем иным, как частью сценария. Если Келли говорит это, то знаю ‒ это означает, что она любит меня и я не знаю, что с этим делать. Любовь... Любовь... Любовь. Что, черт возьми, это слово означает?

У меня нет ни одной подсказки, и мне не нравиться, как затрепетало мое сердце, когда слова практически сорвались с ее губ, как будто бы оно ожидало в тишине, когда заветное слово соскользнет с ее губ, словно это привело бы его снова к жизни. И не имеет значения, что я чувствую. Она сказала, что расскажет, если я расскажу, и неважно как чертовски сильно я не хочу говорить кому-либо об этом, но так тому и быть. Потому что я отставил боль и стыд в сторону, чтобы забрать ее. Я бы ударил себя в сердце, если бы это означало, что ее жизнь станет легче.

Мы валяемся в кровати какое-то время, слушая шум океанских волн разбивающихся о берег. Здесь, за окном, птицы галдят, а в гостиной кто-то храпит. Я обнимаю ее, пока она не засыпает, мечтая, чтобы этот момент продолжался вечно. Чтобы я мог лежать здесь с ней и быть в гармонии с собой и с жизнью.

Но каждый нерв в моем теле трепещет, и адреналин бушует во мне намного сильнее, чем волны снаружи. Мне нужна бритва или что-нибудь острое, потому что я снял эти чертовы резинки с рук. Пытаюсь щипать себя тысячу раз, но потом наконец царапаю кожу ногтями. Боль и чувства, которые приходят после этого, продолжают нарастать, как волны снаружи. Продолжаю думать о том, как я использовал бритву Люка, чтобы сбрить щетину, и даже если я хотел, я сопротивлялся желанию порезать кожу, потому что я не мог перестать думать о поцелуе Келли в переулке.

Хотя, на этот раз, я не могу отключить это. Это поглощает меня, нуждается, принуждает, несмотря на желание выкинуть все из головы и тела. В конце концов, я не могу больше терпеть. Смотрю на Келли, убедившись, что она все еще спит, и затем осторожно поднимаю руку и просовываю под ее голову. Быстро отодвигаюсь в сторону, выползая из-под нее, и после, аккуратно опускаю ее голову на подушку.

Она невнятно что-то бормочет, поворачиваясь на бок и подкладывая руки под щеку. Я застываю на момент, уверяясь, что она не проснулась, а затем тихо пересекаю комнату, направляясь в ванную. Включаю свет и закрываю дверь. Сумка Келли стоит на стойке, и хотя я ненавижу идею копания в ее сумке, но мне нужна бритва. Единственная альтернатива, которая у меня есть, это ударить что-нибудь, но от этого будет много шума, и я могу сломать что-нибудь.

Роюсь в сумке, пока не натыкаюсь на маленький мешочек на дне. Вытаскиваю его и вздыхаю с облегчением, когда нахожу бритву посреди косметики с маленькой бутылочки шампуня. Я беру ее и провожу пальцем по верхнему лезвию, проверяя остроту. Она выглядит, как и в первый раз, когда я использовал ее: розовая и с какой-то полоской наверху. Но она острая и осознание этого, успокаивает меня.

Я решаю, что лучшее место для надреза, это место, которое она не заметит. В конце концов, спускаю повязку вниз и подношу бритву к запястью, не к вене, но к месту, где уже есть коллекция шрамов. Моя голова наклоняется вперед и я уже готов сделать первый надрез, когда слышу, что дверь открывается.

Я застываю. Никто никогда не заставал меня за этим занятием. И хуже всего то, что это Келли. Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это она. Я могу чувствовать запах ее шампуня и могу слышать звук ее неравномерного дыхания.

— Кайден. — Ее голос пугающе спокоен, не то, что я ожидал.

Черт возьми. Дермо. Твою мать. Я не хочу оборачиваться, потому, что тогда это окажется правдой, и она сможет увидеть, как я на самом деле слаб. Плюс, она прервала меня. Я никогда не останавливался, когда уже приступал к этому. Не знаю, как собирается реагировать мое тело или мозг.

Ее ноги шлепают по полу, и она останавливается в дюймах от меня. Моя голова все еще наклонена вниз, а зубы сильно прикусывают язык. Ее ноги появляются в поле моего зрения, они обнажены на три четверти, а затем идет моя рубашка, которая облегает ее маленькое тело.

— Кайден, — повторяет она, звуча так чертовски спокойно, что становиться тревожно.

Край бритвы до сих пор около моей кожи, каждый мускул и каждая вена напряженны под кожей, переплетаясь и запутываясь в узлы.

— Келли, выйди и закрой дверь. Я буду через минуту.

Следует долгая пауза, и я уже начинаю подумывать, что она на самом деле рассматривает это.

— Нет, — говорит она твердо. — Не выйду.

Моя рука дрожит, и сердце скачет в груди. Я не хочу огрызаться на нее, но я паникую, и мои чувства контролируют меня.

— Келли, клянусь Богу, если ты вообще обо мне заботишься, ты развернешься и пойдешь обратно в комнату.

Она делает маленький шажок, сокращая уже ограниченное пространство между нами.

— Я забочусь о тебе и поэтому не собираюсь выходить отсюда.

Резко вскидываю голову вверх, и ярость начинает плескаться во мне, пламя охватывает мое тело. Я собираюсь разрушить все, но не могу остановиться.

— Убирайся отсюда к черту!

— Нет. — Решимость вспыхивает в ее глазах. Она не выглядит, как Келли, которую я знаю. Она выглядит сильной и уверенной. — Я не позволю тебе сделать это.

Наклоняюсь к ней с все еще прижатой к руке бритвой, и замечаю ее взгляд прикованный к ней.

— Если ты знаешь, что лучше для тебя, ты выйдешь. Ты не понимаешь этого... Сейчас я не нуждаюсь в тебе. Уходи.

Ее рука тянется к моей, и она берет меня за запястье, ее тоненькие пальчики крепко держат руку.

— Я понимаю. Ты хочешь остановить к черту все то, что ты чувствуешь и это единственный путь который ты знаешь. Поэтому я понимаю, и не собираюсь уходить. Если бы ты вломился ко мне, когда я… когда я пыталась бы... когда я пыталась бы вырыгать что-то из себя, то хотела бы, чтобы ты остановил меня, зная, что я буду спорить и оправдываться. — Ее пальцы скользнули к моим, пытаясь забрать бритву из руки. — Я понимаю тебя!

На долю секунды, ее слова останавливают неконтролируемый порыв вонзить бритву в кожу, но потом, паника снова накрывает меня. Я вырываю руку из ее хватки, готовый закричать на нее и, вероятно, сказать слова, которые оставили бы шрамы в ней на всю жизнь. Но, как только я двигаюсь, она вздрагивает и быстро прижимает свою руку к себе. На ее пальце виден порез от бритвы, и кровь капает на пол у ее ног.

Теперь мне насрать на бритву или избавление от эмоций. Я бросаю бритву в раковину.

— Келли, мне так чертовски жаль. Я не хотел этого делать.

Я снова все испортил.

Она зажимает палец и кровь начинает капать быстрее, а ее лицо искажается гримасой боли. Она смотрит на меня сквозь челку, и я готовлюсь к тому, что она собирается сказать: отказ, ненависть, гнев. Но она ничего не говорит. Вместо этого, она двигается ко мне и следующая вещь, которая происходит, она взбирается на меня, обнимает меня ногами за талию и прижимает к себе. Затем она закидывает свои руки мне за голову и прижимается лбом к шее, где бьется пульс. Я напрягаюсь, но потом спокойствие проникает в мое тело. Мое сердце начинает биться сильнее, когда она обнимает меня решительней, доверяя мне полностью. Я никогда не испытывал ничего подобного, особенно посреди одного из моих кризисов и не знаю, что делать с собой, кроме, как застыть с безвольно повисшими руками по бокам.

— Келли, — зову ее, но она затыкает меня, сжимая меня и целуя в шею.

— Все будет хорошо, — шепчет она, между каждым прикосновением губ, — обещаю.

Я не полностью понимаю, что она обещает или может понимаю, но еще не готов принять это. В любом случае, я осознаю то, что достаточно спокоен, чтобы покинуть ванную. Я возвращаюсь на кровать и укладываю нас. Она отказывается отпускать меня даже когда мы уже лежим на постели. Ее колени сжимают мои бедра, навалившись на меня, она пресекает все возможности отступления.

Но все в порядке. Впервые в моей жизни, я доволен настолько, что не хочу отступать.

Келли

Тогда был один из тех моментов, когда я знала, что каждая вещь, которую я делаю, важна, начиная от темпа моего дыхания и заканчивая тоном моего голоса. Честно, я была напугана. Я почувствовала, как он проснулся, но не предала этому значения, пока не осознала. Это вытолкнуло меня из сна, и я пошла туда, зная, что это может сломать меня, так же как, когда мне было 12 лет. На этот раз все закончится по-другому, потому что сейчас я сильнее и спасу его, так же, как он спас меня.

Он был зол, что вполне объяснимо, но это не значит, что я сдалась, и в конце концов, это закончилось хорошо. Ну, кроме того, что я порезала палец, – болезненное напоминание, когда я открываю глаза.

Сквозь окно светит солнце, и лучи окрашивают небо в яркие оттенки оранжевого и розового. Мой палец пульсирует, и я осознаю, что не продезинфицировала его. Моя кровь на запястье, на руке, на постели, и на груди Кайдена ‒ там, где лежала рука.

Я сажусь и прижимаю раненную руку к себе, моргая пока комната не становится четче. Я все еще одета в рубашку Кайдена и она пхнет его одеколоном. Спустив ноги с кровати, я оставляю его спать дальше, а сама направляюсь в ванную.

Мои волосы в ужасном беспорядке, а под глазами темные круги. Чувствую себя уставшей, когда открываю кран с теплой водой и вздрагиваю от того, что вода проникает в порез, смывая кровь и часть прошлой ночи. Я ставлю локти на кроя раковины и опускаю голову вниз, держа руку под струей воды.

— Ты в порядке? — спрашивает Кайден, и я поднимаю голову, вздрагивая.

Он стоит в дверном проеме, в боксерах, яркий утренний свете хорошо демонстрирует все его шрамы на груди и на мышцах живота.

— Все хорошо. — Выключаю кран и тянусь за полотенцем, зажимая им палец. — Просто забыла смыть это прошлой ночью. Вот и все.

Он входит в ванную, и я напрягаюсь, когда он протягивает руку к полотенцу. Убирает его и подносит мой палец ближе к лицу, осматривая его.

— Извини, что сделал больно. — Произносит Кайден.

Я качаю головой.

— Ты не сделал мне больно. Это была моя вина... и она того стоила.

Когда он смотрит на меня, в его взгляде стоит ужас, но затем этот взгляд исчезает и он тянет мою руку к своим губам. Оставляет нежный поцелуй на пальце, потом переходит вниз, чтобы поцеловать руку. Он продолжает оставлять цепочку поцелуев по моему предплечью, по сгибу руки, после поворачивает руку вверх и проводит губами до верхней части моего плеча. Он посасывает и проводит языком по коже. Ощущение его частого дыхания посылает по моему телу толпу мурашек, я кладу руки ему на плечи уберегая себя от падения.

— Ты самый удивительный человек, — шепчет он в мою шею, — ты реально удивительная.

Я почти начинаю плакать.

— Так же как и ты.

Его губы снова приоткрываются, и он посасывает кожу на моей шее, его язык пробует на вкус, а зубы нежно прикусывают ее. Моя голова откидывается в сторону, потому что это ощущается так приятно, и мои пальцы спускаются вниз, хватая его, а ноги подгибаются. Его рот начинает ползти вверх к сгибу шеи, где находиться мой пульс, затем к линии челюсти и после к уголку губ. Его влажные губу увлажняют мою кожу и выбивают дух из мой груди, заставляя хватать воздух ртом.

Ощущение будто мы заперты в ящике, защищенные от мира и наших страхов. Мы не можем не дотрагиваться друг до друга. Существует столько много проблем вокруг нас, но все о чем я могу думать – это он. Когда наши губы соединяются, он разворачивает нас в сторону кровати и идет туда. Возможно, это безумие, со всем тем, что сейчас происходит, быть такими поглощенными друг другом, вместо того, чтобы работать над проблемами. Возможно, в один прекрасный день мы оглянемся назад и зададимся вопросом, о чем мы думали. Или возможно, вспомним день, когда мы решили избежать боли в руках друг друга.

Мы падаем на кровать, наши ноги переплетаются вместе, как лоза. Он поверх меня, на нем нет рубашки, поэтому мои пальцы путешествуют по его твердой груди, чувствуя тепло его кожи и танец его сердца в груди. Он поспешно садится между моих ног и рубашка, в которую я была одета ползет вверх по животу. Его пальцы ласкают кожу прямо под моим пупком и это щекотно, но в тоже время чувствуется так всецело хорошо. Мои колени поднимаются вверх, кода тепло скручивается спиралью меж моих бедер, и я размышляю, как далеко я продвинулась за такое короткое время, и как сильно наслаждаюсь его прикосновениями.