Предпосылки и условия создания советской судебной системы в регионе 6 страница
А. Н. Ясюков обратился в Уральский облсуд с просьбой об увольнении. В ходе предпринятой проверки секретаря райкома и уполномоченного обкома сняли с работы[314]. Однако такой исход дела был исключением. Чаще всего попытки судей, прокуроров и адвокатов указать вышестоящим органам на беззакония на местах, приводили к плачевному результату.
Так, судья И. Г. Гагарин сообщил в облпрокуратуру и облсуд о перегибах по хлебозаготовкам в районе. Когда местный райком выяснил это, судья вместе с начальником раймилиции и райследователем был заключен на три дня под стражу. За это время были проведены массовые облавы на несдатчиков хлеба. Затем судья был выпущен, исключен из партии и снят с работы якобы за «отказ судить за кулацкий саботаж»[315].
Попытка проведения в жизнь ряда чрезвычайных законов, устанавливавших слишком жесткие и несправедливые с точки зрения судей наказания, вызывала противодействие со стороны многих из них. На подобных примерах ярко проявилось противоречие между системой ценностей исполнителей законов и центральными директивами, проведения которых от них требовали. Когда центральные власти выяснили, что большинство нарсудей низового судебного аппарата старается избегать применения закона от 7 августа 1932 г., или назначает по нему низшие меры наказания, были даны дополнительные циркулярные распоряжения по усилению репрессий[316].
В результате в феврале 1933 г. был создан специальный институт запасных судей для разбора дел по закону от 7 августа 1932 г. (по делам, предполагавшим вынесение высшей меры наказания - расстрела)[317]. Введение этого института официально объяснялось резким увеличением количества дел. Однако также это давало возможность адресного административного воздействия на судей. На Среднее Зауралье приходилось 8 запасных судей, каждый из которых обслуживал два-три района. В эти списки попали и те судьи, которые до этого принципиально не хотели применять жестких судебных репрессий. Так, одним из запасных судей был назначен вышеупомянутый А. Н. Ясюков[318] Единственным объяснением того, почему эти судьи согласились выносить заведомо несправедливые решения, было оказанное на них давление и запугивание (поскольку материальных стимулов к этим судьям применено не было, а резкая смена позиций и принципов с их стороны за столь короткий срок была крайне маловероятной). Давление местных властей на судей приняло еще более острые формы. Основными известными мерами нажима были партвзыскания, угрозы высылки и привлечения к уголовной ответственности.
Судя по количеству несправедливых жестких приговоров, вынесенных в это время в Среднем Зауралье, властям удалось сломить моральное сопротивление судей и добиться массового применения репрессий[319]. Даже после циркуляра от 8 мая 1933 г., предписывавшего ослабление массовых репрессий, судьи по инерции некоторое время продолжали выносить жесткие приговоры[320].
Однако достигнутые результаты не удовлетворили центральное партийное и судебное руководство. Для создания централизованного тоталитарного государства требовался более послушный судебный аппарат, способный без сопротивления и задержек исполнять директивы партии. Эта задача определила очередную смену курса кадровой политики. Новый курс судебной кадровой политики 1934–1938 г. провозглашал необходимость укрепления судебно-прокурорских органов. Предполагалось улучшить профессиональную подготовку судей, их материальное положение (расчет был сделан на то, что судьи будут делать карьеру в судебных органах, и принимать нужные решения, боясь потерять свое место). Также планировалось уменьшить зависимость судебно-прокурорского аппарата от местных партийных органов и усилить контроль центра над работниками юстиции.
Реализация новой кадровой политики началась с секретного циркуляра НКЮ от 15 июля 1934 г., транслировавшего постановление ЦК ВКП(б) от 10 июля 1934 г., предписывавшего срочную всесоюзную мобилизацию и специальный отбор из числа ответственных работников партийных организаций (в том числе бывших работников КК РКИ, бывших ответственных судебно-прокурорских работников, бывших членов исполкомов и действительных членов ОГПУ) для комплектования органов прокуратуры и, прежде всего, созданных Особых коллегий областных и вышестоящих судов, предназначенных для разбора дел, которые должны были расследоваться органами НКВД (ОГПУ)[321]. Все отобранные местными судебными и партийными органами работники подлежали утверждению в Москве.
Отдельным пунктом ЦК предложил органам суда и прокуратуры совместно с местными партийными органами полностью укомплектовать весь состав нарсудей, отобрав необходимое количество «работников партактива как для укомплектования, так и для замены негодных, организовав подготовку их на краткосрочных курсах»[322]. Тем же постановлением ЦК всем местным партийным органам было предложено не производить впредь мобилизации работников юстиции на проведение хозполиткампаний[323].
Однако, в соответствии с озвученными требованиями, в Среднем Зауралье была выполнена лишь первоочередная задача циркуляра – укомплектована Особая сессия облсуда для рассмотрения контрреволюционных дел[324]. Вопрос комплектования не только низовой сети судебного аппарата, но даже состава Обско-Иртышского облсуда, действовавшего на тот момент, не был решен полностью. К моменту ликвидации Обско-Иртышского облсуда, спустя год работы (т. е. на конец ноября 1934 г.) при полагавшемся штате в 8 членов, не считая 3 членов спецколлегии, в наличии было всего 4 члена, из которых один работал на судебном поприще меньше месяца, и один планировался к переброске в прокуратуру[325]. Учитывая, что при таком недостаточном штате Обско-Иртышский облсуд не мог эффективно осуществлять контроль за низовой сетью народных судов, остается предположить, что часть управленческих функций, как и в 1930–1933 гг., оставалась за районными парторганами региона.
Положение с кадрами в низовой сети народных судов также оставалось крайне напряженным: во внутриведомственно переписке между судами бывшей Уральской области велась борьба буквально за каждого судью, оставшегося после районирования на другой территории или желавшего сменить район работы. Во многих докладных записках отмечалось, что имеющиеся судьи, преимущественно молодые выдвиженцы, работают на несколько судебных участков и не могут справиться с обязанностями.
Тем не менее, в соответствие с директивой ЦК ВКП(б) от 10 июля 1934 г. предписывающей проверку работы судей и отстранение некомпетентных судей от занимаемых должностей, в Среднем Зауралье началась чистка органов юстиции. Прежде всего, были вычищены судьи, очевидно плохо разбиравшиеся в уголовном законодательстве и имевшие ряд нареканий и выговоров по ведению судопроизводства, а также дискредитировавшие себя в глазах населения многочисленными фактами пьянства и непристойного поведения[326]. Основания для увольнения этих судей были и ранее, но на рубеже 1920–1930 гг. судебное и партийное руководство вынуждено или намерено оставляло этих судей для выполнения «грязной» работы по проведению карательной политики. На уволенных судей была переложена ответственность за перегибы судебной практики 1928–1933 гг.
В конце 1933–1934 гг. также был проведен ряд чисток, связанных с проверкой политических качеств юристов. В результате выяснения «политической физиономии», многие из ответственных работников были исключены из рядов ВКП(б) и уволены из органов юстиции.
В результате, районный судейский аппарат Омского областного суда (созданного в начале 1935 г.) был укомплектован главным образом 73 кандидатами ( 42 из которых закреплялись за районами Среднего Зауралья), состав которых практически на 100 % состоял из членов ВКП(б) (из 73 человек только трое были беспартийными, и еще 3 - комсомольцами); около 55% имело судебный стаж не более 5 лет (из них около 22% работали менее года, в том числе 2 «нацмена» с севера Среднего Зауралья); около 20% судей имели «нэповский стаж»[327]; у 94% судей было «низшее» образование, однако это отчасти компенсировалось наличием у некоторых из них (всего у 33%) того или иного вида юридической подготовки на курсах – от 3 месяцев до 1 года, при этом только один судья окончил институт совправа (его стаж был менее года), и один – школу милиции. Среди судей было 20 % женщин, 14% судей имели в послужном списке выговоры как за «пьянку», так и за «мягкотелость»[328].
Для оставшихся и вновь набранных судей обязательным условием стало знание политического и юридического минимума (приказ НКЮ от 21 декабря 1935 г. регламентировал порядок его приема). Каждый судья обязан был проходить соответствующую подготовку (требования которой, на практике, оказывались невысоки). Таким образом, начала реализовываться задача нового правового курса – дать всем судьям основы юридического образования (в том числе за счет организации региональных юридических курсов на постоянной основе).
В течение 1936–1937 гг., в соответствие с указаниями И. В. Сталина на февральском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г. по вопросам подбора кадров и директивами судебных органов, были предприняты попытки создания резерва судебно-прокурорских работников (предполагалось внедрить систему подготовки заместителей судей, способных взять на себя функции судьи в случае его болезни или отпуска); началась реализация программы регулярного аттестования судей (имевшего целью выявлять эффективность работы судьи) и отчетов нарсудей перед населением. Однако в рассматриваемый период данные мероприятия не стали еще систематическими и не принесли ожидаемого эффекта улучшения кадрового состава судебно-прокурорских работников и улучшения показателей их работы[329]. Начавшаяся осуществляться на всесоюзном уровне программа развития системы высшего юридического образования также не дала ощутимых результатов в рамках Среднего Зауралья.
В 1937-1938 гг. многих юристов, как уволенных, так и продолжающих работать в органах, постигла печальная участь. В результате развернутой кампании по выявлению врагов народа среди судейско-прокурорского состава, начавшейся с объявлением врагом народа бывшего наркома юстиции Н. Крыленко, по необоснованным обвинениям было репрессировано во внесудебном порядке несколько руководителей уральской и западно-сибирской юстиции 1920–1930-х гг.[330] Ряд ответственных юристов Уральской области были осуждены «за активное участие в контрреволюционной троцкистской организации» и по другим обвинениям.
Так, был репрессирован С. Г. Чудновский – бессменный руководитель Уральского областного суда в 1923–1935 гг. В рамках дела С. Г. Чудновского, к ответственности был привлечен В. А. Бахирев – уроженец Тобольска, председатель губернского Совета народных судей и Тюменского губернского суда в 1922-1924 гг., член Тюменского окрсуда 1928–1929 гг., на момент предъявления обвинения состоявший членом Челябинского областного суда. В отношении него было заявлено: «К тов. Бахиреву должен быть другой подход… Он участвовал при рассмотрении важнейших, имеющих политическое значение дел троцкистских и повстанческих групп, и при рассмотрении этих дел у Бахирева, как старого юриста, опытного работника, не мог не встать вопрос о правильной квалификации дел. Однако приговоры выносил мягкие… не является ли это отрыжкой того, что он в прошлом состоял в контрреволюционной эсеровской партии?»[331]. В. А. Бахирев, как и другие проходившие по делу юристы, был исключен из рядов ВКП(б), в марте 1937 г. на него было возбуждено дело по обвинению в связях с немецкой разведкой. Предъявленные обвинения В. А. Бахирев признал только после применения к нему «спецметодов» ведения следствия. В уголовном деле В. А. Бахирева содержатся его признания в шпионаже в пользу Германии, диверсионной деятельности и антисоветской агитации. В ноябре 1937 г. расстрельный приговор тройки УНКВД в отношении В. А. Бахирева был приведен в исполнение. Дело В. А. Бахирева было пересмотрено в июне 1958 г., юрист был посмертно реабилитирован[332].
Необоснованные обвинения в адрес деятелей уральской юстиции активно поддерживали их вчерашние коллеги. Так, упомянутая выше А. Т. Кокшина за короткий срок сделала стремительную карьеру, начав ее в 1929 г. с рабочей-выдвиженки, запасного судьи Маслянского района Ишимского округа, с 1934 г. стала членом Омского, а затем Челябинского областных судов. Она не просто молчаливо поддерживала нападки в адрес В. А. Бахирева и еще нескольких обвиняемых юристов, но активно выступала с высказываниями «политического недоверия»[333]. Ее мотивация вполне объяснима: она была обязана советской власти тем, что поднялась из самых низов, заслужила определенное место в обществе, которое боялась потерять. К тому же она принадлежала к тому самому «новому» поколению молодежи, воспитанному на советской идеологии. Не вправе строго судить и других лиц, поддержавших репрессии против своих коллег: в атмосфере страха за свою жизнь многие отказывались от моральных принципов. Судебных работников, послушно проводящих антиправовую линию партии, было большинство. Они несут ответственность за судебные, а затем и внесудебные репрессии. Однако моральный выбор был у всех работников юстиции.
Однако можно констатировать, что даже в жестких условиях проведения судебных репрессий в региональных судебных органах были те люди, которые вопреки обстоятельствам стремились смягчить карательную политику, минимизировать вред от перегибов. Они находили в себе силы противостоять давлению местной власти порою под угрозой потери средств к существованию или даже жизни. Именно такие люди не позволили судебной системе превратиться в послушную репрессивную машину государства.
Очередной виток кадровых чисток 1937–1938 гг. подорвал начавшуюся реализацию программы по повышению квалификации судебно-прокурорского корпуса. Региональная юстиция потеряла часть талантливых и опытных юристов. С осени 1938 г. началась очередная кампания набора кадров в органы юстиции. В это время в Омской области начала реализовываться новая схема комплектования юридического корпуса согласно закона от 16 августа 1938 г. «О судоустройстве СССР». Одним из важных положений закона стало введение выборности судей населением. Народные судьи и народные заседатели народных судов отныне избирались на основе всеобщего, равного, прямого избирательного права при тайном голосовании[334]. Провозглашался демократический принцип: судьи независимы и подчиняются только закону, что несколько усилило гарантии против необоснованных смещений судей местными властями. Закон гласил, что судьи и народные заседатели могут быть освобождены от должности досрочно только по отзыву избирателей или по приговору суда. Для возбуждения уголовного дела против народного судьи требовалась санкция прокурора.
Однако провозглашенная независимость ограничивалась рядом моментов: краткими сроками полномочий (для народных судей - 3, для членов остальных судов — 5 лет), правом их отзыва избирателями, жестким контролем за их деятельностью прокуратурой и Верховным судом (имевшим право внести протест на приговор или решение любого суда). Формально судьи получали большую автономность от местных органов власти, но практически все они были членами ВКП(б), и партийные органы все же могли влиять на их решения.
Помимо этого, сохранялся прежний принцип набора кадров по партийным каналам (кандидатов для голосования утверждали по-прежнему местные партийные органы), образовательный ценз также не был обязательным, хотя и стал желательным условием: новые кадры должны были получать юридическое образование в процессе работы в органах юстиции. В результате, ряды региональных органов юстиции вновь пополнили преимущественно молодые партийцы, впервые выдвинутые на ответственную судебную работу, с низким образовательным уровнем.
В 1934–1938 гг. практически ничего не было сделано и для устранения одной из основных причин текучести кадров: низкой оплаты труда судебно-прокурорских работников. Таким образом, к концу исследуемого периода общесоюзная программа создания стабильных юридических кадров, формирования корпуса образованных и профессионально ориентированных юристов, лишь начала реализовываться, причем она стала еще более трудноосуществимой после чисток юридического аппарата 1937–1938 гг., и могла принести ощутимые результаты при применении более действенных мер спустя продолжительное время. Однако вектор кадровой политики, заданный в 1934 г., сохранялся на протяжении последующих десятилетий.
Подводя итоги, нужно отметить, что осуществление центральных директив об изменении кадровой политики могло быть в полной мере реализовано только при заинтересованности в том местных властей. Однако местные партийные органы не оказывали ощутимой поддержки руководству региональных судебных органов в проведении политики по улучшению квалификации кадров (потому она не могла дать значительного результата). Парторганы на деле не были заинтересованы в повышении профессионализма работников юстиции. Реально осуществлялось лишь усиление судебных органов членами ВКП(б), для которых выполнение партийных задач было бы важнее интересов правосудия.
При этом центральные власти сами создали такую ситуацию, когда местный аппарат юстиции был более зависим от местных партийных органов, чем от далеких вышестоящих судебных ведомств: от налаженности отношений с местными органами власти зависело материальное обеспечение бюджетными средствами (а значит, условия работы и удовлетворение жизненных потребностей), возможность получения высокой должности вне сферы органов юстиции (в области госуправления), а порою свобода и жизнь. Эти обстоятельства объясняли, почему местные партийные органы использовали судебно-прокурорский аппарат как своих работников, каким образом могли воздействовать на поведение и позиции судей.
Новая кадровая политика, начавшая реализовываться с 1934 г., была призвана ограничить влияние региональных органов власти на судебно-прокурорских работников. Была поставлена задача создания аппарата юристов, относительно независимых от местного влияния и беспрекословно выполняющих директивы центра. Последнее утверждение объясняется еще одним важным обстоятельством.
В период 1918–1938 гг., в результате анализа работы региональных органов юстиции, на центральном уровне произошла переоценка степени важности кадрового состава для осуществления нужной судебной политики. Первоначальная большевистская установка на заполнение органов юстиции политическими работниками-непрофессионалами (рабочими от станка и крестьянами от сохи), не оправдала себя. Судьи из народа, не обладавшие достаточными юридическими знаниями, либо проводили слишком «мягкую» судебную политику, не отвечавшую задачам партии, либо допускали перегибы и злоупотребления. Не могли они также обеспечить эффективность и справедливость судопроизводства. Поведение подавляющего числа юридических работников не соответствовало представлениям о моральном облике вершителя советского правосудия. Во-первых, это подрывало доверие к суду со стороны населения. Во вторых, действия судей-непрофессионалов были слишком непредсказуемыми, многие из них проявляли независимость в поступках и во взглядах, они не могли обеспечить последовательное проведение директив в жизнь, и значительно смягчали удар репрессивной политики (что будет рассмотрено во второй главе).
В силу этих обстоятельств, к 1934 г. высшее партийное и судебное руководство пришло к мысли о необходимости отказаться от любительского правосудия и создать профессиональную юстицию. Ожидаемые преимущества последней были в том, что специально подготовленные кадры будут заинтересованы делать карьеру на судебном поприще, текучесть будет минимальна, и будет сформирован стабильный аппарат конформистски настроенных юристов. Действия лояльного и покладистого контингента судей будут подконтрольны и предсказуемы, и слаженная судебная система будет способна своевременно и в точности выполнять любые государственные задачи. Именно эта концепция кадровой политики реализовывалась и после 1938 г.
Глава 2. Деятельность советских судебных органов в Среднем Зауралье (1918 –1938 гг.)