Гигиена ума. Умывание души. Очищение рассудка, от грязи, приносимой извне

Мы не живём в грязном доме, мы стараемся время от времени наводить в нём порядок. Мы стараемся этот порядок поддерживать. Протирать пыль со шкафов и полок, мыть полы, выносить мусор. Более бережливые хозяева, стараются не заходить за порог дома в грязной обуви. Они снимают её на пороге. Такие же правила существуют и для гостей приходящих в наш дом. Дом, это место в котором живёт наше тело. А тело, это дом в котором живёт наша душа. Так, вас не должно сильно огорчать, если ваш дом грязный снаружи. Ведь, внутри всё чисто и опрятно. Так же с телом и живущей в нём душой. Если на вашей рубашке пятнышко, то это не должно вас расстраивать, ведь, это лишь снаружи. Но, увы. Многих больше расстраивает пятно на рубашке или штанах, чем пятно в душе, грязь в мыслях.

Пятна на одежде – легко отстирать. Грязь на теле – легко отмыть. Но, не так легко смыть грязь в душе. И чем дольше не стирать, чем дольше не наводить порядок, тем быстрее пойдёт запах гнили. А гнилое непригодно к употреблению.

Но, вернёмся к сравнению дома и души. Подобно тому, как мы выносим мусор из наших квартир, и оставляем его на улице. Так же, мы должны поступать и с мусором в нашей душе. С мусором в наших мыслях. Всё мешающее и воняющее, нужно непременно выбрасывать. Без оглядки на цену этих «вещей», без оглядки на то, что мы к этим «вещам» привыкли.

Если в холодильнике испортился один продукт, то провоняет весь холодильник. Так же и в нашей душе: Одна мысль, одно воспоминание, и начинает вонять всё вокруг. Срабатывает принцип домино.

Мы не едим с грязной посуды. Но, почему-то, позволяем себе кушать самое вкусное блюдо под названием «жизнь» из грязной тарелки.

Мы не выходим на улицу в грязной одежде. Но, мы ходим по жизни с грязной душой. Со своими страхами и комплексами.

Что является грязью для души и разума, кроме плохих воспоминаний, обид и страхов? Конечно же, негативные мысли в любом их проявлении. Негативное отношение к миру, которое этим самым миром навязывается по средствам массовой информации. Все то, что заставляет нас грустить и унывать. Всё это – грязь. И эту грязь необходимо вымывать.

Любые добрые сказки, любая вера в светлое, любая надежда. Являются мощной волной, которая способна частично смыть грязь наших голов и душ.

Устраивайте в своей голове периодические субботники. А лучше, каждый день, начинайте с добра, и заканчивайте им же. И через время, весь мир, превратится для вас в светлый уголок. И тучи в небе, будут злиться на других, но улыбаться вам.

Разговор с пустотой в пустоте (2013 - 2016)

Павел Працкевич

Жил. Был. Я

Чужая жизнь взаймы
Павел Працкевич
27-28 марта 2016

 

Представьте, что вам много лет. А если вам, по вашему мнению, и так много лет, и ничего не нужно представлять – то не представляйте.
Жили вы себе своей привычной и разной жизнью, и всё было, как было. Но, кто-то наверху, решил закрыть проект вашей жизни. Отдал приказ своим секретаршам. Но, в небесной канцелярии, был какой-то переполох, и вместо того, что бы транспортировать вашу душу в неизвестные человеку внеземные просторы, для дальнейших внеземных дел. Ваше тело списали, а душу отправили в чужое вполне живое тело, которое накануне вашей физической смерти, пыталось покончить с собой. И вот вы, в чужом теле, и как доказать миру, что вы это вы. И как жить дальше. И зачем всё это. И не сон ли это? А что если….

 

 

Инфаркт. Жизнь просачивается, и приходит понимание, что это и есть финальный аккорд моей жизни. Темно в глазах. Всё смутно и плывёт. Плывёт застывая. Я не могу ухватится за воздух, а он моя единственная опора.

 

Что я оставлю после себя, сына которому я не нужен. Счета и …

 

Боже как я хочу жить, как хочу ухватиться за эту жизнь. Разве 56 лет, это достаточно. Разве есть то количество лет, которое можно считать достаточным.

Моему сыну сейчас 22 года, между нами разница в 34 долгих весны.

Долгих ли?

Как коротка жизнь. Как долго она тянулась, и как быстро прошла. Как ничтожна и мимолетна когда оборачиваешься на неё. Боже дай выжить. Дай не умереть здесь, в заводской раздевалке, среди запаха чужих людей и чужих жизней. Дай еще один шанс.

Темнота. Открыть бы глаза. Боюсь. А что если… И сотни этих «Если» пронеслись скорым поездом через мой мозг.
Я чувствую тело и боль в левой руке. Открыть бы глаза. Сделать над собой усилие.
Открываю. Глаза словно замазаны клеем. А под клеем песок. Проблески света. Тихо.
Дискомфорт. Не могу пошевелиться. Словно перетянут тугими кожаными ремнями.
Спустя несколько минут, смог окончательно открыть глаза. По прежнему не могу шевелить руками. И голова не поддается. Не могу её поднять.
Вижу белый потолок и лампу дневного света. Я должно быть в больнице.
Пытаюсь говорить. Рот сух. Хочется пить. Газировки бы, снять налёт с зубов и языка, вдохнуть полной грудью. Грудь тоже пережата. Дышать тяжело.
Звуки не идут изо рта. Хрип. Делаю усилие и пытаюсь кричать. Спустя минуту звук все же прорывается через остатки сухости. Глотаю воздух и с перерывами кричу.

Дверь открывается. Не вижу, но слышу. Слышу шаги. Здоровый парень в белом халате светит фонариком в глаза.
- Пить. Хочу пить.

 

Получаю стакан воды из рук санитара. И тут же укол. Все опять темнеет и плывет.
Сложно понять через сон, сколько прошло времени, с тех пор, как ты закрыл глаза. Реальность исчезает и искажается.

 

Можно одеть затычки в уши, приглушить свет, и проснуться спустя сутки, не веря в то, что мог не просыпаясь проспать столько времени. Можно задремать в набитом автобусе в час пик, и за 40 минут, выспаться так, словно всю ночь спал на пуховых перинах.


Где я, что я. Да что я. Глаза в очередной раз нехотя словно через бой, медленно пытаются открыться и привыкнуть к режущему свету.
Свет не дотрагивается до глаз, как это может сделать пылинка или ресничка, но все же доставляет вполне реальную физическую боль.


Опять кричу. На это раз санитар был другим.
Пытался спросить, что происходит, почему я привязан ремнями к кровати. Но в ответ лишь очередной укол. И провал в сон. Черный наркотический сон. Как редки такие сны в обычной жизни. И как болезненно изматывают они свою жертву. Эти сны не дают силы и не восстанавливают. Наоборот отбирают. Бьют и обижают. Изматывают бесконечным стрессом.

 

Я просыпался и нарывался на очередной укол 8 или 9 раз. Не знаю сколько я спал. Прошла наверное неделя, или дней 9. Хотя может быть и всего-навсего три дня, просто спал я не долго. Не знаю. Но в очередное мое пробуждение, вместе с санитаром пришел врач. В душе замелькала надежда, что со мной поговорят. Аж засосало под ложечкой, от возможности иного развития ситуации. Уж до боли мне надоело, просыпаться, и вновь засыпать. И только сейчас, смотря в заинтересованное лицо небритого доктора, я подумал, от чего за все эти дни, так и не додумался до того, что бы после пробуждения, не кричать сразу, понимая, что за криком последует приход санитара и укол. А проснутся и полежать наедине с собой. Подумать, отойти от действия того, что так щедро вливают в мои старые вены.
Но здравый смысл, это сопливый мальчишка, встретивший генерала инстинкт самосохранения.

- Как вы себя чувствуете, Германов?
- Что простите?
- Как себя чувствуете? Чувствуете себя как?
- Не знаю. Странно. Почему Германов?

Мне стало казаться, что я пропустил, что-то из его слов. Или не расслышал. Возможно он представился, после того, как спросил о моем самочувствии. Сложно было соображать. И никто во мне не мог дать мне гарантии, что это не очередной наркотический сон.

 

Врач внимательно осмотрел меня, проверил мою левую руку.
Рука уже не болела, но жутко чесалась. Как после порезов.

- Как вас зовут? – Спросил доктор.
- Виктор.
- Виктор?
- Виктор.
- Значит, решили дурачка валять. Нехорошо.

 

Я смотрел на доктора глазами хронического идиота.

- Смотрите, Дмитрий. В принципе, ваша логика и ваши желания мне понятны. Вы молодой, у вас есть жизненные трудности, несчастные любови, любята и так далее. Вы попытались покончить с собой, или грамотно имитировали таковую попытку, и сейчас хотите отлежаться на казенной койке. Люди поступают так по многим причинам. Кто-то влез в долги, кто-то не хочет работать, и предпочитает отдохнуть в психиатрии, и так далее. Это личное дело каждого, и это попадает в личное дело каждого. Но, у нас не санаторий. Вас промыли, от буйств обезопасили. Организм ваш истошен. Навредить себе или окружающим, ближайшие недельки две, вы не сможете. Лекарства которые мы практикуем, временно, но сильно ослабляют иммунитет. Так, что недели две, вам как минимум приодеться у нас полежать. Правда, в общей палате. У вас будет время отдохнуть от жизненной суеты, и погрузиться в модные ныне у современных пионеров и комсомольцев медитативные практики и прочий моральный онанизм. Настоятельно советую вам, скорее прийти в себя, взяться за ум или его зачатки, и обновленным человеком выйти в белый свет. Поверьте мне, старому профессору, белый свет, всегда лучше белой палаты.

Доктор разговаривал так быстро, и с таким упоением, что не заметить его самолюбование, было просто невозможно. Казалось, что я смотрю на толстого кота, которые съел миску сметаны, и облизав свою мордочку, сейчас разорвется от нереальности своего превосходства нам всем окружающим его убогим миром.

Я же, готов был разорваться от нереальности того, что я услышал. Доктору было на вид лет сорок, и то что этот сопляк обращался ко мне как к глупому юнцу, меня задевало даже сильнее, чем весь тот бред, который он мне наговорил.

Но увы, к огромнейшему моему сожалению, это был не бред. Меня и в правду звали Дмитрий, а не Виктор. Мне было 25 лет. Я был студентом экономического факультета, отчисленного за роман с одной из аспиранток, которая приходилась племянницей одного из меценатов ВУЗа. У меня не было родителей, постоянной работы, и инфаркта конечно же тоже не было. Я просто отчаявшись, решил, что удачным выходом из жизненного тупика, будет устранение тупика, по средствам лишения себя жизни, в которой и возник этот тупик.
Получал я эту информацию о новом себе, не сразу и малыми дозами. Естественно, первое, что мне из этого досталось, это отражение в окне. Даже если тебя неделю накачивали наркотиками, ты все же способен отличить свою 56 летнюю харю, от молодого 25 летнего лица.
Сейчас я говорю об этом спокойно, но когда это начало происходить, все было не так просто.
Вместо обещанных 2 недель, я провел в психиатрии больше полугода. И сколько я не доказывал, что я Виктор Зимин, столько мне доказывали обратное. И под конец смирившись с неизбежностью замены моего тела на новое, я решил признать, что я Дмитрий Германов. И спустя еще три месяца, научившись достоверно изображать психически адекватного человека (и не просто человека, а ровесника своего сына), я получил желаемую свободу, паспорт, ключи от квартиры и неизвестность того, что ждет меня за пределами больничных ворот.

 

 

Находясь в больнице, мне казалось невыносимо обидным, что у меня отняли мою личность, и засунули меня в это чужое тело. И я находясь в психиатрии, по настоящему сходил с ума от своего безвыходного положения.
Все мои доводы о том, кто я есть, напрочь отвергались, и никто не удосужился навести справки обо мне настоящем. Зачем заморачиватся. Чудеса и тем более такие идиотские, в нашей жизни не случаются.
А значит, я был один во всем мире, кто знал правду, но она никому не была нужна.
Один немецкий политик, говорил, что чем более неправдоподобна ложь, тем больше людей в неё поверят. Вот только это касалось политики, новостных лент, передач про экстрасенсов, но не мою жизнь. Моя правда была не правдоподобной, но в неё не верили.
Я и сам порой сомневался в том, что были эти 56 лет, и был я все эти годы Виктором, а не Димой. Быть может, я всегда был Димой, жил себе, вертел свою жизнь, спал с аспиранткой, прогуливал молодость, а потом наболело, и я решил покончить с собой, да не удачно. И очухавшись, поехал умом. Придумал себе другое прошлое. Красочно и в деталях. Придумал, и поверил в него. А на деле, все лишь сон.
Страшнее, было думать, то, что на деле я все же умер тогда от инфаркта, и угасающие в моем мозгу сигналы, создали ту реальность в которой я сейчас нахожусь. И в любой момент, последний сигнал догорит, и я просто умру, вновь, но уже окончательно. Растворюсь в черном сне и черной пустоте. Без шанса на новый рассвет.

Когда я падал умирая в заводской раздевалке, я отчаянно просил о втором шансе. Мне не за что было держаться в этой жизни, кроме самой жизни, и я пытался удержать её, когда она меня покидала. Жизнь была никчемна и тупа. Я был никчемен, и создал себе все условия, что бы все вокруг меня было мне под стать.
И вот я здесь, совсем другой. Молодой и симпатичный. Не обремененный возрастными болезнями, изъеденной алкоголем печенью, не исцарапанный глубокими морщинами.
Чего еще, можно желать, такому как я. У меня даже квартира есть. А еще есть сын. Или нет?

Первое, что мне захотелось сделать после выхода из больничных ворот, это узнать, что стало со мной настоящим. С Виктором.
Реально ли вся та жизнь, что была до больницы, есть ли у меня взрослый сын. Был ли я.

 

Помимо всех прочих решений, которые я принял в больнице, я четко решил, что если я раньше был Виктором, и мой сын реален, мне во что бы то ни стало, нужно наладить с ним отношения. Не как отец с сыном, а как мужчина с мужчиной. В смысле стать ему другом. Мы почти ровесники, между нами разница в 3 года. Казалось бы, стать другом незнакомому человеку, не так-то и просто. Но, это я для него незнакомый человек, а он для меня знакомый. Хотя, что я о нем знаю. После развода, мы как-то потеряли контакт. Прошло уже восемь лет, а он все так же не смог мне простить, того что я ушел из дома. Хотя, ушел не я. Мы с женой просто решили, что пришел логический финал наших отношений, и мирно разошлись. Сыну тогда было 14 лет, и конечно он все видел по своему. Я пытался влиять на него, объяснить, что это жизнь, и такое бывает. Но я все равно оставался для него предателем, хотя его я совсем не предавал. Но для него, мое «предательство» его мамы, означало и предательство его лично.
Жене понравилась роль жертвы, и объяснять сыну неправильность его позиции она не стала. Более того, она так хорошо вжилась в эту роль, что со временем, наша с ней совместная жизнь и причины развода, обросли разными легендами.
Она практически питалась сочувствием и поддержкой сына.
Переходный период, когда подростки отдаляются от родителей, уходя в свой несуществующий мир, разрушая мир существующий снаружи.
А вместо этого, вместо того, что бы отдалится от матери, сын наоборот, стал с ней очень близок.


Однажды, когда ему было 16 лет, он напившись с друзьями, решил сходить к папке, и набить папке морду, за то, что тот всю жизнь маме сгубил.
Я открыл дверь на звонок, и получил нежданный привет от любимого сына. Ударив меня, он заплакал. Я утер проступившую из губы кровь, и пригласил его в дом. Взял по отцовски за плечо, а он вырвался и побежал вниз по лестнице. Я побежал следом. Но не догнал. 50 лет, и 16 – это две несравнимые вселенные, со своими законами физики. Но спустя час, в моей квартире вновь раздался звонок, и он все же зашел в мой дом.
Оказалось, что за два года после развода, из ушедшего из семьи папки, я превратился в бабника и рукоприкладника. Я изменял жене со всем, что двигалось. И периодически бил ее.
Мои аргументы сыну были по барабану. Он слишком любил мать, и слишком прикипел к ней.
Ни то, что он никогда не видел, того как я её бью, не говоря уже о последующих синяках и ушибах – сына не убеждало.
Я был для него мразью, и трусом, поскольку мне не хватало смелости и мужества, честно признаться единственному сыну, в том, что я да изменял его матери, и да бил её.
Разговор по душам с пьяным сыном и побитым им отцом, кончился ничем.


Сын избегал меня. И однажды, я решил поговорить с бывшей женой. Но увы, игра случая. Встретились мы в её квартире, которая раньше была нашей. И выясняя с ней отношения, я перешел на повышенный тон, и тогда в дом зашел сын. Увидев, как я ору на его мать, и посчитав мои действия враждебными, а возможно и решив, что я её в очередной раз избиваю, сын схватил нож со стола и ударил меня в ногу.
Дальше медпункт, и больше мы с сыном не общались. Зато я не имея возможности полноценно работать, из-за глубокой раны, засел надолго дома, запил от невыносимости бытия, и за полгода постарел на несколько лет.
Я выглядел значительно старше своих лет, и чувствовал себя соответственно. И логично, что спустя 6 лет, меня настиг инфаркт, посреди смены за стаканчиком вина в заводской раздевалке во время перерыва.

Нет, сын не был ни в чем передо мной виноват. Виноват был я. Что упустил момент, что отдал его матери. Что скатился по жизни, и умер никому не нужный, старый и больной.
И вот мне дан второй шанс, стать для сына не отцом, но другом. Сколько всего я ему могу рассказать о жизни, сколькому могу научить, подсказать, уберечь.

 

 

 

 

Больше всего на свете, я боялся, что меня никогда не было. За полгода я смирился с мыслью, что в то время, когда я умирал от инфаркта, на другом конце города, молодой парень Дима, умирал от потери крови, и по каким-то каналам бытия, душа Димы отправилась на встречу с Богом, а моя в его тело.
Я правда надеялся в самом начале, что мое прежнее тело не умерло, и сейчас где-то Дима живет в моем теле, в моем доме, или лежит в больнице, и есть еще шанс обменятся телами обратно. Сначала это вдохновляло, а после стало пугать. Пусть даже находясь в психиатрии, и не имея возможности полноценно жить, я все же имел возможность понять, как же замечательно быть молодым и здоровым. И залазить обратно в свое старое тело мне совсем не хотелось.

 

 

Я думал, что нет ничего страшнее инфаркта и ускользающей из тела жизни. Психиатрической лечебницы с уколами и злыми санитарами. Нет ничего страшнее потерять сына. Нет ничего страшнее быть одному душой и телом. Нет ничего страшнее войны в Афгане, в которой мне довелось побывать. Нет ничего страшнее первой интимной близости с женщиной. Нет ничего страшнее, порвать новые штаны подаренные мамой на день рождения.


Нет, всё в жизни оказалось смешком в бесконечности. Эхом настоящего страха.
Я стоял на кладбище, смотря на свою могилу.
23 мая 1960 – 11 марта 2016. Был октябрь месяц. Как же мне было безумно страшно и невыносимо холодно. В печку поэтов и писателей с их аллегориями и красочными сравнениями. Я просто умирал каждую секунду, раз за разом, снова и снова. Стоя напротив своей могилы, в которой я лежал.

Я давно смирился с тем, что скорее всего прежний Я мертв. Смирился и принял это. Но видимо, от неточности, от нереальности, от многоточия и отсутствия точки, от отсутствия свидетельства о смерти, принять это было не так уж и сложно. Не так сложно, как могло бы быть. А сейчас, финальный аккорд был сыгран, занавес опущен, и актерам выдан гонорар. Режиссер сказал, что уходит в запой, и больше ставить это говно не намерен. И вот ты один на один со сбывшейся смертью, которую проспал в больнице лежа на койке к которой прикован ремнями.


Ты можешь подозревать любимую в измене, мучатся, догадываться, переживать. Но, все это несравнимо с болью, которую ты испытаешь, получив доказательства её измены, или что еще хуже, застукав её. Боже, сердце останавливается и мир глохнет в ушах, пулемет метавший жизнь в разные стороны захлебывается в грязи и замолкает побулькивая.

 

 

От прошлого хозяина тела, помимо имени Дима, мне досталась двушка в Москве, счет в банке на 2500 $, и друг Василий, о существовании которого, я не знал в психиатрии, потому, что оба раза в которые Василий пытался ко мне прийти, я был под дозой лекарств. И Василию, было больно видеть меня таким, посему и не приходил более.

Всё это время, Василий жил в моей квартире, и это сыграло мне на руку. Соврав ему, что я частично потерял память, и помню всё лишь невнятными обрывками, я быстро вошел в курс дела, кто я такой и из какого теста слеплен.

Скажем так, тесто у меня было неплохое, по немного подгорело. Оказывается, помимо аспирантки в ВУЗе, я успел по молодости лет, а именно в 18, жениться и завести ребенка. После быстро развестись, оставив ребенка матери, и пойдя по жизни своей дорожкой, мечтая строить карьеру и получать образования, вместо радости пеленок и погремушек.

 

И так выходило, что мы с бывшим владельцем тела, были чем-то похожи. У нас обоих были дети, правда разного возраста, и я своего не оставлял в младенчестве, и всячески пытался наладить контакт.
Не все так просто, все не просто, просто не все.

Не знаю, что во мне сыграло, но мне стало противно от того, как весело Василий рассказывал мне про моего ребенка, и как виртуозно я слил жену. Я прогнал Василия, и стал жить один.

Очень хотелось напиться. Была куплена бутылка и закуска. Но, выпить я так и не смог. Комом в горле стало понимание того, что одну свою жизнь я уже пропил. Пропивать вторую не хотелось. А вот поесть вполне.

 

8

Бывшая жена Димы, к огромному моему счастью, не сменила фамилию Димы после развода, и по описанию Василия, я её быстро нашел в сети интернета. Предложил встретится, сказав, что хочу поговорить о нашем ребенке. На, что мне объяснили, что никакого нашего ребенка не существует, есть лишь её личный ребенок, и левый ненужный дядя, коим собственно являюсь я.

Одного ребенка, у меня отняла жена и моя нерешительность. Второго я получил в подарок от прежнего владельца своего тела, и тоже сразу потерял, лишь узнав о его существовании.
Объяснить себе, для чего мне ввязываться в чужую Санту-Барбару и искать встречи с чужой бывшей женой и чужим бывшим ребенком, я мог себе очень просто. Мы в ответе за новые тела, которые получили. И весь багаж бывшего владельца – наш багаж.


Покупая квартиру со вторых рук, вашим становится всё содержимое дома. Тараканы, дырки в стенах, ремонт или его отсутствие. Шумные соседи за стеной. Плохая инсталляция. Так и с телом, все былые грехи бывшего владельца, автоматически переведены на мой счет. И помимо своих собственных, мне предстоит искупать и его. Искупать в мыльной пенке.
Подумав об этом, мне впервые стало смешно. А следом я подумал, что если расскажу бывшей жене бывшего владельца тела, что он, то есть я, пытался покончить с собой и пролежал полгода в психиатрии, я вполне возможно смогу сыскать расположения. Только нужно добавить, что я многое переосмыслил в больничке, и многое забыл. Все осознал. И за всё каюсь.

План был прост, и довольно искренен. И если не из-за простоты своей, то хотя бы из женского интереса ко всему странному, должен был сработать.


Всем нам интересно, посмотреть как изменились звезды кино или эстрады за годы, как выглядел маленький неинтересный нам Киркоров, и каким он стал сейчас. Нам интересно, как изменились за годы наши одноклассники и одногруппники, однополчане и просто соседи из бывшей квартиры. Даже местные бомжи, очень заинтересовали бы нас своими детскими фотографиями. Чего уж говорить о бывшем муже и отце твоего ребенка, тем более, если изменился он не столько внешне, сколько внутренне.


Как говорил один из криминальных королей Америки 30-х годов «Пуля многое меняет в голове, даже если попадает в задницу». Так и попытка свести счеты с жизнью, и не сумев оплатить счет, выплачивать полугодом лежания в психиатрии – наверняка многое меняет в голове человека.


Она согласилась на встречу. Домой идти отказалась, аргументируя это двусмысленностью моего предложения, и маленькой вероятностью того, что в дурке меня могли не долечить, а то и покалечить. А у нее, в отличии от меня, есть ради кого жить.

 

Ожидая встречи с бывшей женой, я досконально изучил её страницы в социальных сетях. Как было бы замечательно, если бы она увидела и узнала нового меня, и у нас с ней началось всё с начало. Для меня это точно бы всё было с самого начала. И поскольку я это ни он, то и для неё всё тоже было бы с самого начала.

Она была очень красива на фотографиях, но фотографии не передавали и десятой части её красоты. От неё невозможно было оторваться взгляд, и она чувствовала, как сильно я её хочу. У меня в глазах был транспарант «сегодня мы займемся сексом». Так оно и случилось.
После долгих разговоров в кафе, мы отправились ко мне.
Найти с ней общий язык, оказалось так просто, словно мы действительно раньше были мужем и женой. Так думала она, а я понимал, насколько всё волшебно и необычно. Она была моей родственной душой, и хотелось растянуть этот вечер в жизнь.

Утром она наспех собралась, и не допив заверенный мною кофе, быстро удалилась в сторону дверного проёма.
Она была чем-то встревожена. Или она сильно опаздывала, или остатки алкоголя давали о себе знать, а быть может и то и другое. Лишь выглянув из окна, и наблюдая за тем, как она скрывается в такси, я вспомнил о нашем с ней ребенке. Я так ничего о нем и не узнал. Она не оставила свой номер. И лишь её страница в сети, была единственной возможностью выйти с ней на контакт.

Вернувшись в комнату, я заметил на полу ее паспорт. Не знаю, забыла ли она его специально, или это была игра случая. Скорее все же игра случая. Учитывая с какой метеорической скоростью она покинула наше ночное поле боя, подозревать её в холодном расчёте было бы наивно. Вряд ли она оставила паспорт специально, но якобы нечаянно, что бы после вернуться сюда под предлогом забытого документа.

Сложно представить, насколько всё могло быть печально, не забудь она в моём доме свой паспорт. Нет, я не о той сопливой сентиментальности, в которой мы бы больше не встретились, она бы заблокировала бы меня во всех социальных сетях, наивно полагая, что я не заведу новые социальные страницы при яром желании вторгаться в её жизнь.
Нет. Паспорт был ценен не её адресом прописки. Паспорт был ценен другой информацией, которая обожгла меня и тут же прошлась холодом по всему телу и живущему в нём сознанию.

Порой, а то и часто, легче пережить травмоопасную новость прочитав её в телефоне или на мониторе компьютера, чем получив её лично при личной встречи прямо в сердце по средствам радаров ушей. Еще хуже, увидеть новость. Ведь, любой пиарщик прекрасно знает, что сложно собрать деньги на восстановление города и помощь пострадавшим от разрушительного явления причудливой природы, просто приведя статистические данные. Совсем другой эффект производят фотографии пострадавших, людей и зданий. Прочитать о том, что погибло 100 человек, и увидеть фотографию сотни трупов, как пить лимонад или пить чистый спирт.

Одна из страниц паспорта ударила меня в лицо, взяла за горло, и никак ни за какие ковришки не хотела отпускать.
Я плакал и бил себя по лицу.
Я уже не чувствовал лица от обилия боли, но чувствовал запах густой крови.
Бывшая жена бывшего владельца моего тела, уже как три месяца была замужем за моим первым сыном.
Я соблазнил и занялся сексом с женой сына. Я не знал. Не знал. Не знал.
Как теперь наладить с ним контакт. Возможно ли это. Как смотреть ему в глаза, и делать вид, что не спал с его женой.
Да, сын не узнает, что я его отец. Но разве это что-то меняет.

Я жил в теле человека, которое досталось мне потому что этот человек пытался покончить с жизнью. И вот теперь, я находясь в его теле, мечтал ровно о том же. Как же мне не хотелось жить. Если бы ни я, если бы ни это поганое тело, возможно жена моего сына, никогда бы не поддалась давно забытым чувствам, и не было бы измен, и только небо, только ветер, только радость впереди…


Как же хотелось вернуться в тот день, когда я умирал в заводской раздевалке, и умереть. Окончательно и безвозвратно. И что бы тот в чьем теле я сейчас живу, не промахнулся в своих попытках попасть по вожделенной вене, и тоже умер. Что бы никто и никогда не нарушал покой двух моих семей. Что бы смерть двух, стала залогом счастья для трех.

Казалось бы ладно, мой сын может прожить жизнь и ничего не узнать. Но он будет жить обманутым, будет жить во лжи. Он не заслуживал этого.
И она. Она будет жить с чувством непреодолимой вины, и однажды её это доконает и свёдет с ума. Зная свою вину, зная своё преступление, она будет всё тщательней пытаться рассмотреть преступника в моём сыне. Люди судят по себе. Зная, что она предала их брак, она будет смотреть на моего сына с подозрением, и мой сын будет без вины виноват. Муж и жена одна Сатана. А значит, в её вине виноват и он. Просто потому, что если смогла она, то сможет и он. И начнется ревность. Она и так наверняка есть, но она усилится и сменит свой курс. Если раньше она была беспричинна, и носила легкий характер, то теперь она станет грубой и брутальной, выжимающей все соки из недр души, её и его. Она будет мучить его и себя, он будет мучиться обороняясь. И однажды или уйдёт от нее, или начнет соответствовать её представлениям о нём.

Не пить теперь, было невозможным. И я запил. Иногда не выпить это преступление. И это «иногда» получило своё законное право на существование сейчас.

Три дня попойки и самоистязания, привели меня к удивительному решению проблемы.
Я облазил весь интернет в поисках профессионального гипнотизера. Думаю, объяснять чего я хотел не стоит. Внушить ей, что наша встреча была, но измены не было. А если уже поздно, то внушить тоже самое и моему сыну.
План был настолько гениальным, что казался абсурдным. Но потерявшему всё, нечего терять. И за 1200 долларов, странного вида девушка, уверила меня в том, что убедит слона в том, что он муха, и заставит его летать.

 

Я договорился с бывшей женой о встречи, под предлогом возврата забытого паспорта. Встретились мы у меня дома. Покинув мой дом, моя бывшая жена, была уверена в своей непорочности, и убедить её в обратном было невозможно без вмешательства другого гипнотизера.


Я побаивался, что девушка проводившая сеанс гипноза, решит меня шантажировать тем, что при желании расскажет правду моему сыну и уберет эффект стирания в памяти интимного момента, поскольку из памяти невозможно ничего стереть, а возможно лишь поставить пароль на интересующее воспоминание.
Но, мои опасения были напрасны. И вместо шантажа, я получил качественный секс.
Чего не помню, того и не было.

На следующее утро, я решил, что не стоит встречаться с сыном бывшего владельца тела, и лучше написать ему письмо, со всеми жизненными советами, которые уместны для мальчика семи лет живущего в самом сердце бывшей империи.
Но, приняв это решение, я испытал дикий ужас, от странной мысли. Я вдруг подумал, а что если девушка гипнотизер, не гипнотизировала мою бывшую жену, и не оставалась со мною на чашечку крепкого секса, а просто внушила мне всё это. И встречу с женой, и секс. А на деле просто взяла деньги.
Надо было думать об этом заранее, и установить камеру в зале, что бы убедится после в реальности встречи. Все мы умны на задний ум. И тупы на передний.
Я думал, как же я могу спросить бывшую, жену о том, что она помнит. И вдруг решил не спрашивать ничего.

Если мы еще раз с ней встретимся, то даже без углублений в эту тему, я всё пойму. Достаточно будет одного-двух намеков, и её их понимание или непонимания, что бы всё стало ясно.
А пока, мы с ней не встретились, есть ли смысл тревожить себя подобными страхами и паронаидальными идеями.


Хотя, если учесть всё то абсурдное, что происходило со мной последние полгода и продолжает происходить сейчас, мои безумные догадки и подозрения, вполне могут быть не безумными, а самыми правдивыми.
Более того, если вдуматься и разобрать эту тему, то вполне возможно, что любой своей мыслью, целясь в пустоту, я попаду ровно в цель, и самая неправдивая бредятина, окажется единственной законной и единственной имеющей право на существование правдой.

Воздух вдруг стал густым, и трудно употребимым моими молодыми и выносливыми легкими. Я подумал, а что если я могу брать и действительно с пустого места формировать события жизни.
Что если я умер тогда в раздевалке. И все, что сейчас происходит, на деле происходит в цепочке сигналов в моём умирающем мозгу, и как в дурном сне, я бреду среди быстро меняющихся обстоятельств, словно плыву в соленой воде мертвого моря, и как бы не пытался хоть на сантиметр нырнуть в глубь, у меня это никак не получается. И до этого самого мига, пока я не осознал во сне, что сон всего лишь сон – сон правил мной. А теперь, когда я обо всём догадался, сон снял с себя полномочия руководить этим безумным аттракционом, и теперь я могу сам формировать сон и его события.
Да, сон очень реалистичный, но во сне все всегда кажется реалистичным, каким бы нереальным все не было. И только после сна, словно пробившись в мир который выстроен по привычной логике, ты понимаешь, что то место где ты сейчас находился, имело другую логику и другие законы. А поскольку ты уже в этом мире, и здесь не работает логика сна, а работает логика реальности, то ты и не способен принять логику сна, хотя до пробуждения, логика мира была нелогична, и лишь логика сна казалась единственно возможной формой для существования.
Все нереальное что было во сне, было вполне реальным во сне, но кажется нереальным после пробуждения.

 

Мне стало страшно. Нет, не от того, что я возможно умер. Поскольку, это меня уже давно не пугало. Я был на собственной могиле, и весь ледяной могильный ужас уже пережил. Или приснил.
Меня пугала не возможность того, что меня нет среди живых, меня пугала та власть, которая даровалась мне, в случаи если мои догадки правильные.
А следом меня накрыл еще больший страх. Страх того, что если это сон, то он держится до тех пор, пока я не осознаю, что это сон. То есть, осознав себя во сне, а вернее осознав во сне, что я во сне, сон оборвется, и вместо власти над миром своего сна, я получу жуткое пробуждение. И было бы не плохо проснуться. Проблема заключалась в том, что мне некуда было больше просыпаться. Я умер в реальности, и жил в альтернативной выдуманной мной, лишь до тех пор, пока не догадался об этом. А значит сейчас, я либо закончусь во сне вместе со сном, то есть умру окончательно, без дальнейшей возможности быть, либо проснусь по другую сторону бытия. Последнее меня успокаивало.
Выходило, что если там хаотичная бесконечность, то ничего страшного в этом нет, поскольку вся наша жизнь, это просто череда психоделических снов. А если вместо хаотичной бесконечности, меня ждет страшный суд, то это тоже не плохо и не страшно, поскольку свою жизнь я прожил честно, и даже умерев, и получив новое тело, попытался исправить все не исправленное ранее..
И тут меня ударило током.
Нет. Нет. Нет.
Я ничего не исправил. Я только хотел исправить. А на деле, выгнал старого друга из квартиры, переспал с женою сына. Стер ей память об измене, слово выбросил её за ненадобностью на свалку истории..
Страх прокатился с новой силой. А затем вдруг стало очень легко. Я кирпичик за кирпичиком создавал с пустого места страхи, а они взяли и развалились как карточный домик. Я понял, что не сплю, и не буду править миром сна на своё усмотрение. Я понял, что сон не кончится и не будет концов и страшных судов.

Мне захотелось спать. Вряд ли во сне хочется спать. И вряд ли это садится моя жизненная батарейка. Просто хочется спать… Надо написать письмо младшему сыну… Но надо спать… Письмо подождет, жил ведь он столько лет без отца… Поживет и еще… Ха-ха я ему получается по факту дед теперь… Вернее был бы дедом, но стал отцом… А у нас во дворе есть девчонка одна… Спать…

 

10

Я проспал около 15 часов. Через дебри пробуждения и утренних ритуалов, я дошел до листов бумаги и… И понял, что буду идиотом, если буду писать сыну/внуку письмо на бумаге. Есть же интернет. И буду идиотом, если буду писать от своего лица… Хотя нет. Надо от своего. Ну от того, которое сейчас на мне.

Еще вчера, у меня была груда мыслей и соображений о том, что написать ему. А сегодня я запинаюсь за предлог, под которым я ему пишу. «Здравствуй сынок, это я, твой папка. Для тебя просто моральный урод ака бывший муж твоей маки».

 

Нет, надо просто написать, че по чем в этой жизни, и без прелюдий, предисловий, без поводов и виноватых смайликов.

 

***

 

Здравствуй сын. Где бы ты ни был, и как бы не сложилась твоя жизнь, важно всегда оставаться человеком. Так сказали бы тебе умные книжки, мама и отчим. Бабушки во дворе. И прочие…

Всё это безусловно так, но как быть человеком, и главное, как выжить в начальных классах средней общеобразовательной школы города Москвы.
Не думаю, что смогу ответить на все эти вопросы, но я попытаюсь. Хотя бы по мере своих возможностей.

Я еще не знаю, что и сколько тебе здесь напишу. Ты уже можешь заглянуть в самый конец этого письма, увидеть его размер и даже узнать чем оно кончится. Я же нахожусь в самом его начале, и не имею возможности заглянуть вперед. Поэтому разобью письмо на пункты.

Перечитывай это письмо каждые несколько месяцев. И ты будешь заново открывать для себя давно знакомые и забытые истины.

Сегодня тебе семь лет. А быть может ты уже перечитываешь это письмо, и тебе уже восемь, а может быть десять. А может быть под тридцать, и у тебя свои дети.
К чему я это?
Я хочу рассказать тебе о магии чисел, а вернее о особенностях самовосприятия человеком его возраста и временных отрезков.
Сегодня тебе семь лет, и это вся твоя жизнь. Для тебя это очень много. Больше чем возможно. Ты можешь лишь абстрактно представить, что такое четырнадцать лет или двадцать один. Четырнадцать, это две твои жизни. Двадцать один, это три твои жизни. А три с половиной, это половина твоей жизни. А год, одна седьмая.
А теперь представь, что есть дедушка, которому семьдесят лет. И вся твоя жизнь, это одна десятая его жизни. Для тебя жизнь, а для него одна десятая.
А год для него всего лишь одна семидесятая.
Помнишь, что было год назад? Правда, кажется, что год назад, это бесконечно далеко. Далеко, потому что твое восприятие времени привязано к годам прожитых тобой. Для дедушки которому семьдесят лет, год назад, как для тебя две недели назад. Так близко, так недавно. А прошел целый год.
Для чего я тебе это говорю?
Ты не раз в своей жизни встретишь людей постарше, которые расскажут тебе, как быстро пролетела их жизнь, вспомнят, что было десять лет назад, или даже сорок, и пожалуются, что это было словно вчера. И поверь, для них это было словно вчера. И однажды, тебе тоже будет много лет. Года будут идти долго, они будут и сложные и интересные, будет много зим и весен, будет осень и лето. Будет все. Но вдруг, оглядываясь во вчера, ты поймешь, что прошел год, десять лет, двадцать лет…. Прошла жизнь.
Поэтому учись ценить жизнь сейчас. Живи каждый миг.
Я очень не любил, когда моя мама говорила со мной, как с маленьким, как с глупым. Говорила, что вот сейчас я не пойму, но пройдут годы, и тогда… Нет. Ты не глупый и не маленький, и я прямо сейчас буду говорить с тобой на равных. Ни как со взрослым, потому что – что значит КАК. Либо ты взрослый либо нет. Без «как».
Так вот, я говорю тебе сейчас своему семилетнему сыну, то что сказал бы тебе через десять и двадцать лет – лови каждый миг этой жизни. Живи. Другой жизни для этого не будет.
Помни, что все всегда ошибаются и делают ошибки, даже самые взрослые и умные. Все поправимо. И все ничтожно перед ЖИЗНЬЮ.

Где бы ты ни был, в школе или на тренировке, во дворе или в гостях. Помни, никто не имеет права заставить тебя стыдиться себя. Стыдиться твоей одежды. Твоей прически. Твоих игрушек. Твоих родителей. Твоих увлечений. Твоих героев.
Запомни, человек сам решает, что ему хорошо и что ему нравиться. Каждый человек решает сам.
Если тебя будут дразнить, что у тебя не модные штаны или дурацкая прическа – сделает вид, что гордишься своими штанами и своей прической. Тренируйся наедине с собой, гордится собой. Поверь, мир и люди в нем, приложат миллион усилий, что бы ты стыдился. Стыдился себя, своего пения. Своего рисования. Своих друзей и девочки которая тебе нравится.
В первую очередь, это будут делать твои друзья. И единственный способ сделать так, что бы они прекратили это делать – гордится тем, что у тебя есть.
Ребята скажут «Алёша, у тебя дырка на штанах», а ты вместо того, что бы смутится и начать скрывать дырку, гордо скажи «Ага, ща так модно.». Тебе скажут «Алёша, у тебя казявка в носу», а рядом будет девочка которая тебе нравится, позор? Нет. Скажи «Ага, умывался, и решил для тебя оставить, знаю ты любитель» или «ага, для тебя берег». Научись отшучиваться. Когда ты может отшутиться в ответ на такие вещи, ты словно бьешь человека самым сильным приемом кун фу. Все будут уважать твоё кун фу. Никто не захочет над тобой шутить. Ведь, все будут знать, что ты на ходу придумываешь крутые приемы.

 

Дальше письмо, как-то не шло.
Сложно говорить с чужим ребенком, не зная его.
возможно, имеет смысл писать частями. Может быть написать целую книгу. Наверное, наверное. Наверное так и стоит поступить.

 

 

Провалявшись остаток дня в постели, я понял, что мысли мои, как закисшая каша. Не хотят сдвигаться с мертвой точки, не хотят идти. А вот мне бы не помешало бы пройтись. Голова болит. Нужен свежий воздух. Надо растрясти старые кости. Ах нет, они у меня молодые. Говорят, привить себе новую привычку, можно за три недели. Но, как перестать думать о себе, как 50 летнем. Если год за годом старел, и привыкал жить в том возрасте, который был прописан в паспорте. Хотя нет. Не привыкал. Просто жил. Как та лягушка, которая не заметила, как сварилась. Потому что её положили в кастрюлю с холодной водой и поставили на огонь. Вот и я, все эти годы медленно кипел, и докипел до полувека. Давно бросившие курить курильщики, видят сны, где они естественно чувствуют себя с сигаретой в руках. Так и я, сню себя в своем естественном возрасте. И наяву, забываю, кто я, не забывая кем я был

 

Погода стояла чудесная. Чудесная в том случаи, если вы, как и я, любите холодные сырые вечера.
Воздух наполнял легкие, и несмотря на груду туч в моей жизни, дышалось легко. Но, головная боль лишь усиливалась. Казалось, будто бы в моей голове идет стройка. Строят большой дом. Сначала заложили фундамент, затем начали укладывать первые кирпичи и крепления. Построили первый этаж, второй, десятый. Передохнули. Сняли три верхних этажа. Подумали «А херли нам…» бухнули и бахнули еще десяток этажей. Конструкция не пила вместе со строителями, и поэтому на трезвую голову в моей трезвой голове устоять не смогла. И рухнула разбивая остатки здравых мыслей и создавая грохот и боль. И вроде свежий ветер выветрил пыль и унес кирпичи. Но фундамент остался, и зудел.

Я решил зайти в ночную аптеку. А там, возле кассы…

 

Когда кажется, что сердцу уже никогда не забиться с той былой могучей силой. Когда кажется. Что душа потрепанна настолько, что уже не подлежит восстановлению, и вряд ли сумеет приобрести товарный вид. Когда душа потрепанна настолько, что кажется и Дьявол побрезгует её брать, боясь измазаться в пыли. Поскольку при соприкосновении с ней, она обязательно распадаться в руках как сгоревший лист бумаги.

Когда кажется, что все земные и небесные черты пройдены. Когда кажется, что сценарий жизни подошел к своему логическому финалу, и вряд ли усталый сценарист на задворках вселенной решит его дописать хотя бы на один маленький эпизод.

Когда кажется, что жизнь это рыба, а ты лимон, и ты выжат до последней кислой капли. И осталось лишь посолить твою жизнь, и дать чертям её зажарить в печи вечных адских котлов, прежде чем передать на суд Божий.

Когда кажется, что знаешь все земные проявления и тебя ничем не удивить. Ни одна книга в мире, не откроет тебе ничего нового. Все старо как мир, и вряд ли случится с тобой что-то новое. Ты влюбляешься.

Влюбляешься и понимаешь, что это безумно ново, хотя вроде и было с тобой не раз. Но нет, нет и нет. Не было и быть не могло. Такого быть не могло. И удивительно, что может. Удивительно, что глядя на мир новыми глазами, ты все видишь по новому.

Эта улица по которой проходил сотни и тысячи раз, она новая. В ней ничего не изменилось. Не положен новый метр асфальта. Не разбит ни один фонарь. Не покрашен не один дом. Но все новое и все другое.

Неужели ты жил до этого? Или спал и вот проснулся. Чувствовал ли ты хоть когда-нибудь живее жизнь в себе и вокруг, чем чувствуешь её сейчас.

Был ли хоть один миг в твоей былой жизни, более сладостным и желаемым, чем тот миг. Когда ты видишь её перед собой.

Как все эти прекрасные и манящие девушки и женщины, в миг потеряли свой шарм и свою сексуальность, превратившись в одноликую, а вернее безликую массу проплывающую мимо твоего взора оставаясь незамеченной.

О Боги, подарите же мне вечность, лишь бы она всю эту вечность смотрела на меня своим загадочным и волшебным взглядом.

Знаю, знаю, знаю. Она всего лишь человек. Но только не для меня. Для вас слепые свидетели дней моих. Но не для меня.

Да на свете три с лишним миллиарда девушек и женщин разных лет и разной степени привлекательности. Но все они подделка для сердца моего, и лишь она одна подлинник не имеющий цены, а вернее бесценный.

Всех остальных женщин, великий художник жизни нарисовал для массовки. Что бы запутать меня. Нарисовал для трех с лишним миллиардов других парней и мужчин, но только не для меня.

Она стояла возле кассы, а моя головная боль застрелилась, потеряла связь с моей головой. Я стоял и рассыпался на тысячи и миллиарды тысяч молекул, атомов и прочей красочной фигни. Я видел её впервые в жизни, но хотел более не видеть ничего, лишь её.

 

Я не самый смелый человек на земле, более того, я трус и наверное тряпка. Я робок и застенчив. Я мелкая крошка в чаше вечности. Но я чувствовал себя большим и значимым, я чувствовал, что имею право подойти к ней, и без лишних слов взяв за руку увести на край света, увести куда угодно и зачем угодно, и она не скажет ни слова. Она смиренно пройдет со мною все круги ада, и попросит Дьявола повторить.

- А меня зовут Дима.

Сказал я громко и нелепо, стоя в десяти шагах от нее. Сказал так, что весь персонал ночной аптеки начал переглядываться. А она засмеялась, и сказала.

- А меня Варвара.

Затем поочередно подхватывая друг друга, засмеялась кассирша и мужчина стаявший вместе с кассиршей. И они тоже представились.

Мне хотелось сказать «Я влюблен в вас Варвара», и быть может… Но нет, быть не может. Я бы сошел за идиота, если до сих пор за него не сошел. Надо было что-то делать. И я встал за Варварой, и попросил её меня подождать. Она согласилась. Я взял гематоген. И вышел. Ожидая, не увидеть Варвары, но она ждала.

 

Как бы мне хотелось, написать о том, что мы прогулялись с Варварой по ночному городу, у нее не было мужа и детей. После прогулки она пригласила меня к себе, или согласилась пойти ко мне. Мы пили чай смешивая его с кофе, ели плюшки. Взяли ананас и две бутылочки для нас. Пели в караоке, или слушали Моцарта в мр3 формате. А затем была бурная ночь любви. На утро она принесла мне кофе в постель, или чай с блинчиками и вареньем из малины, несмотря на то, что варенья у меня в доме нет. Мы выпили один из двух для примера взятых напитков, и она осталась со мной навсегда, и вот конец рассказа.
Нет.
Нефига.
Не было такого. Увы и ах.

А теперь, как было.

Я вышел из аптеки. Варвара улыбнулась мне, я улыбнулся ей. Она протянула мне шоколадную конфету.

- Это вам, Дмитрий. Вы меня сумели рассмешить, и у меня теперь на время будет хорошее настроение. Я уже два дня обхожу аптеки Москвы, и никак не могу найти нужные лекарства. Как бы это не казалось банально, для своей старой больной мамы. 21 век, интернет, айфоны, экспедиции на Марс. А в этой стране, если человеку делают операцию, он не просто должен оплатить лекарства, он должен их сам купить. А они видите ли импортные, только в Москве бывают, во Владивостоке они зачем. Зачем людям во Владивостоке дорогие операции и дорогие лекарства, там же не московские зарплаты. Как всё это достало. Я устала, простите. Спасибо вам молодой человек, вы действительно подняли мне настроение. Извините, что взорвалась. Вы здесь не при чем. Просто не с кем поговорить.

- А как называется лекарство? У меня знакомый фармацевт, может быть подскажет. Вы мне номер свой оставьте.

- Номер я вам не оставлю. Нет у меня телефона. Продала, и телефон, и велосипед сына, и семейные драгоценности, и многое другое. Я как-нибудь сама. Эта последняя аптека на сегодня, завтра пойду в кремлевскую. Или что там у вас тут… Извините.

Она ушла, на прощание все же сказав название лекарств. Сказав мне на память о ней и нашей великой стране.
Со мной осталась шоколадная конфета.

 

Как же я ненавидел, в тот момент свое новое тело. Ей было немного за сорок, а мне двадцать с чем-то. Я сопляк решил подкатить к взрослой женщине, одновременно и оскорбив её этим и сделав ей комплимент.

Я записал в телефон названия лекарств. Решил, во что бы то ни стало, достать их. Надо будет, продам квартиру. А как мне её найти. Найду. Найду. Много ли женщин 60+ во Владивостоке, стоят на очереди на операцию такого рода, и имеют дочерей 40+ и внука. Я же умудрился найти гипнотизершу и умирая новое молодое тело. Найду и вполне живого и конкретного человека. Темболее я знаю её имя. Варвара. Хех, ну где ты Варвара, ага, угу.


Я столько плошал в этом новом теле, не оплошать бы сейчас. Она никогда не будет моей, но зато я могу облегчить ей жизнь.
Я поспешил вернутся домой. И меня вновь накрыл сон. Несмотря на то, что до этого я беспрерывно спал 15 часов.

 

 

 

 

Я уснул, и во сне проснулся в больничных стенах.

-Ты мне не веришь?

-Ты сам-то себе веришь?

-Верю. Верю, и знаю, что все так и было.

-Ты точно не косишь?

-Какой смысл мне косить под сумасшедшего, и лишать себя той довольно уютной жизни в которую я попал.

-Значит сумасшедший.

 

Мне стало, как-то скучно в очередной раз, доказывать очевидные вещи. Хотя, конечно, со стороны это выглядит странно. Хотя и не только со стороны. Для меня это тоже очень странно. Просто я к этому уже привык. Привык к тому, что странность, стала моей жизнью.

И черт возьми, в доме для сумасшедших, каждый считает меня сумасшедшим, и я не про персонал, я про обитателей.

Я от чего-то думал, что каждый встречный псих, будет считать меня своим собратом, но от чего-то моя история, кажется им более странной, чем их собственная. В то время, как их собственная, кажется им вполне нормальной, поскольку она их история. Черт, а ведь и я сам считаю их истории странными, а свою вполне не странной. Вернее ни так. В правдивость их историй я не верю, и знаю, что они больны умом, а в свою верю, поскольку я умом не болен. А может я все таки болен умом, так же как и они… и все это.. всего лишь…

Подожди. Всё это уже было. Я же давно выписался из психушки.

Нет, не может быть. Не может быть, что бы я придумал целую жизнь, и мозг просто выдумал воспоминания длинною в жизнь. Не может… не может..

Что происходит. Всё смешивается. Возможно я сплю.

И я проснулся.

И заснул вновь.

Пока, я лежал в коме, я слышал все, что происходило в палате. Конечно, это слабо напоминало обычный слух человека, было много искажений, но все же слышал я многое. Да, приукрасил, не все, но многое.

Хотя, возможно, я ничего и не слышал, и на самом деле, ничего в палате не происходило. Просто мой мозг, выдумывал историю происходящего за рамками моего тела. Придумывал медицинский персонал, придумывал друзей и коллег навещающих меня в больнице. Не знаю. И пока, я в этой психушке, я об этом не узнаю. Никто ведь, не верит, что это я, все считают, что я это ни я. Вернее, все принимают меня за другого человека, человека, которым я не являюсь. Хотя, опять неверно. Я являюсь этим человеком, но я не он. Опять не понятно.

Я опять проснулся.

Сон оставлял липкий и жуткий осадок.

Давно в детстве, во мне были воспоминания о жизни, которой не было. Я помню, как я ребенком перелазил с одного балкона на другой.
Вспоминая об этом в детстве, я был уверен, что это было, но я об этом забыл. Забыл целиком, и в голове всплывают лишь мелкие осколки воспоминаний. Но рассказывая это родителям, я натыкался на их издевательские усмешки, и хвальбу моей бурной фантазии.

И вот этот сон. Сон в котором я в психушке, и я с кем-то говорю. Да, были подобные разговоры. И я анализировал своё отношение к другим пациентам. Эти воспоминания реальные. Но я не помню, что бы лежал в коме, и что бы ко мне приходили друзья, принимающие меня за него.

Нет, я придаю слишком много значения случайным снам. Продукту моего же мозга. Сам придумываю во сне искаженную версию реальности, и проснувшись, пытаюсь уцепится за нее и понять её.

Но не оставляло чувство, надвигающегося конца.

Чему чему, а своей чуйке я доверял. Она никогда не подводила. Я всегда предчувствовал конец чего-либо, к примеру отношений с девушкой, переезд, проблемы на работе, потери, войны. Причем чувствовал на физическом уровне, у меня были перепады самочувствия. И все при том, что никаких внешних предпосылок к расставанию или увольнению, или войнам – не было. А если и были, то я о них не знал. Не слышал и краем уха. Но общее информационное поле, компенсировало с лихой недостаток моей не осведомленности.

Но то было в прошлом теле, и не факт что локаторы этого тела, настроены на туже вселенскую волну, и ловят и перехватывают так же эффективно. Хотя. Причем тут тело. Душа то осталась прежней.

Так или иначе, я чувствовал беду.

Я не чувствовал беду, накануне моей смерти в раздевалке. И видимо, то была не беда, ведь мне даровали новое тело, новую жизнь, а я опять все похерил. Еще и влюбился, так не к месту. Ничего и никогда не может быть у меня с этой женщиной. Да и с чего я решил, что влюблен в нее. Я старый матерый пес, а увидел её и поплыл. С чего, с чего бы. Что в ней такого, ну баба, как баба. Хотя какая она баба. Она женщина. Женщина с печалью в глазах, которая мне улыбнулась. Я старше её лет на пятнадцать, а она говорила со мной как будто сама старше меня на такой же срок. Хотя так и есть.

 

 

 

В последнее время, я стал мастером принимать неординарные и неожиданные решения. Всё на фоне былой скученной и ровной жизни. Такой контраст, компенсирую былую жизнь.

Предчувствуя свой конец, меня вновь потянуло на кладбище.
Первый раз, я шел туда увидеть свою могилу, а сейчас иду к родителям.
Как ребенок, который разбил коленку, бегу к маме с папой. И мне не к кому больше бежать. У меня нет никого в этом мире. А ведь, с похорон, я не разу не был на их могиле. Не забывал, и плохим сыном не был. Нет. Просто они для меня оставались живы, и признавать их смерть, смотря на надгробные камни, я не хотел. Для разговора с ними, мне вряд ли нужна антенна в виде куска земли, в котором лежат их кости. Мои любимые мама и папа. Узнаете ли вы меня сейчас, это я, ваш сын. Известно ли вам там за пределом земли, что задумал ваш полководец, и от чего такая чехарда в моей жизни. В моей ли…

 

 

Только мертвый не боится смерти. Но я то уже жив. И встретить ночью на кладбище пьяного старика, довольно таки страшноватое переживание. Особенно когда он идёт в твою сторону, и кричит тебе «Ээээй, эээй».

- Сомелье, ты кто, откель?
Раньше был метрдотель,
В прошлой жизни не вернувшийся с войны.
Город мой в моря уплыл,
Нас на берегу забыл,
И стоим мы виноваты без вины.

Поперхнувшись, старик продолжил.

-Однако, Розенбаум. Намёк понял пёс шкодливый?

- Простите?

-Бог простит. Шучу, ха, не простит. Нет тебе прощения. И покоя на земле не будет. И под землей сука тоже.
Твоё время прошло, Прошло и время нового тела. Ты брешешь в долг у чужой несбывшейся жизни, а так нельзя знаешь ли. Страшный грех, жить чужой жизнью. И оплачивать этот грех придется по ту сторону бытия. И за каждую секунду взятую взаймы здесь, будешь платить мучительной вечностью там. По ту сука сторону бытия. Жить нужно в своё время и в своём теле. Своей жизнью. Других возможностей нет и не будет. А ты воруешь. Воруешь чужое. Вот Беня был царь, что надо. А ты кто, на папино место метишь. Говорит и показывает, погода в Москве подорожала нефть марки….

Слова старика переросли в белый шум, рябь в глазах накрыла всё пространство, и как рыба выброшенная на берег, я очнулся криком глотая воздух, в душной заводской раздевалке.

 

Не было инфаркта, не было болей, агоний, больничных коек, измен жены сына, не была Варвары. Чертов бред. Полгода вместившиеся в мгновение и утонувшие без следа в небытие. Я просто закрыл глаза, прожив долгие месяцы, и открыл их увидев мир, каким он был. Словно я читал книгу и отложил её на полгода, и вот вновь открыл её, а в ней ничего не изменилось.

Надо было бежать и успеть спасти мальчишку от попытки самоубийства. Такси. Адрес я помню. Если он сейчас правит ножом по венам, то всё это не бред. Ну же милый, едь быстрей. Эти долбанные московские пробки, миллионы и миллиарды раз проклятые, от того лишь укрепившие свой сатанинский статус. Бросаю тысячу рублей в лицо водителя. Некрасиво вышло. Вываливаюсь из машины. Бегу. Бежать придется долго. Ну хотя бы сократить путь. Добежать до другого места, и там взять новое такси. Только что ведь, не глядя выхватил из кошелька тысячу рублей, сколько там еще осталось. Много ли я с собой ношу. Сейчас вспомнить, сколько я взял с собою денег на работу много месяцев назад. Набегу заглядываю в содержимое, полторы тысячи. Хватит. Бегу. Должен успеть. Всё прояснится. Все станет ясно. Через дебри настроенной против меня Москвы, добираюсь до точки назначения. Вот эта улица, вот этот дом. Стучусь в дверь. Вышибаю с восьмого удара. Выбит замок, дверь с петель не сорвана. Если соседи с соседней квартиры не дома, то в случаи форс-мажора может пронести. Какой я сцыкун. Или все же продуманный и … И вот он. Без сознания. Теплая ванная. Вода действительно теплая, значит лежит не так давно. Успел. Все взаправду.

Живой. Как я объясню этому дебилу, кто я, и что я здесь делаю. Вот, возьму фишку старика с кладбища, начну пороть небесную чушь. Хотя старик предупреждал, не брать чужого, жить своей жизнью. Кто это был. Что это было. Я просто заглянул в альтернативное будущее. Где все могло быть плохо, а стало хорошо. В войне все средства хороши, и победителей не судят. Будем действовать по обстоятельствам.

Бывший хозяин моего бывшего тела пришел в себя.
Убедил его, что я посланник небес, спас его, что бы тот жил, ибо ждет его сына великая миссия на земле, и он должен помогать сыну. Видимо переборщил. Ладно, пусть живёт и верит в богоизбранность своего земного пути. Конечно, предупредил, что бы ни при каких обстоятельствах, не базарился на свою бывшую жену.
Бедняга клялся и божился.

И только покинув его квартиру, я понял, какой же я дурак. Он будет общаться с сыном, соответственно познакомится и с моим сыном. А значит, я должен исчезнуть из Москвы и оборвать в голове мысль наладить отношения со своим сыном. Иначе звезды так встанут, а карты так лягут, что мы пересечемся все втроем, я, мой сын и бывший хозяин бывшего тела. И жив, цел, орел всему. И образу небесного посланника. И . Как же много всего. Как я устал от всего. Варвара. Владивосток. Совсем вылетело из головы.

Сейчас я её старше, и может такой я, какой я есть на самом деле, я имею шанс быть с ней. До встречи в Москве в аптеке, еще много месяцев. Возможно сейчас она и не знает о том, что ей нужны будут лекарства, нужно будет продавать годами нажитое. Я могу избавить её от этого. Как раз продам свою квартиру, пробью её по всем возможным базам данных, приеду во Владивосток, и до её приезда в Москву, останется еще пару месяцев. Если конечно, уложусь в сроки с продажей квартиры. Скажу ей, что встретил её во сне, что она мне долго снилась. Что совсем не знаю её, но знаю о её беде. Что продал квартиру, и приехал помочь. И прошу лишь помочь устроится на работу, и пустить пожить месяц другой, пока не обустроюсь в городе. А там, как говорится, туда сюда, и вот мы уже друзья, и вот мы уже муж и жена. Дело техники.

 

 

Прошло семь месяцев. Я не нашел подходящей Варвары, через все возможные поисковики.
Я провел три ночи до нашей встречи и три ночи после, возле той самой ночной аптеки, ожидая её. Но. Она так и не появилась. Словно её никогда и не существовало в природе. И мой мозг узнал всё из реальной жизни. Проживая чужую жизнь, но в той версии мира в которую я сейчас попал, её нет и никогда не было.

Стало невыносимо грустно.
Грустно по той жизни, которой не будет.
Грустно по жизни, которой никогда и не было.
О девочке которая так и не пришла. О девочке, которая так и не родилась, а если и родилась, то тайком, и прожила жизнь так же тайком, прячась от ищущих глаз.
Стало грустно.
Стало невыносимо грустно ...

 

 

 

 

Я остался в Москве, и однажды гуляя по парку, я встретил своего сына. Он к моей неожиданности, был рад меня встретить, и без особых усилий, у нас завязалась беседа. Сначала, как беседа двух давних приятелей, однажды сильно поссорившихся и более не разговаривавших. Затем, полюса немного сдвинулись, беседа переросла в беседу отца и сына. А затем, дойдя до своего пика, беседа переросла в беседу двух лучших друзей, у которых нет разницы в возрасте, которые не били друг другу лица, и всё у них всегда было хорошо.

 

Оказалась, сын никогда не жил с женщиной, и темболее с женщиной у которой есть ребенок. И все то, что я видел в прошлой версии этой жизни, было лишь версией, черновиком Бога, который так и остался черновиком. И вот он чистовик, или быть может очередной черновик, и пройдет еще несколько дней или лет, и меня опять выбросит в прошлое. Вряд ли конечно, но я не удивлюсь. Я ничему уже не удивлюсь.

У вселенной свои планы на всех нас. Мне бы хотелось встретить Варвару, что бы её звали иначе, и была она москвичкой. И что бы всё было иначе, да хоть как, лишь бы в этом «как» была она. Но, а пока, она лишь моё воспоминание. И я люблю его и люблю её. Я знал её пять минут, и полюбил на всю жизнь, и вряд ли разлюблю.

Живём как-то дальше? Живём.