Лев Николаевич Толстой (К семидесятипятилетней годовщине со дня рождения). 1828– 28 августа– 1903

В деле создания современного международного положения русской литературы бесспорно огромную роль сыграл «великий писатель земли русской» Л.Н. Толстой, вокруг имени которого теперь создался ореол, полный обаяния и глубокого значения. Не будет преувеличением сказать, что из всех людей всего Mиpa, людей прославленных, пользующихся миpoвoю даже славою, автор «Войны и мира» самый знаменитый. Это действительно какой-то сказочный великан, своею тенью покрывающий оба полушария, к каждому слову которого прислушивается весь образованный мир. От­сюда гений Л.Н. Толстого не только приypoчен к определенной стране, но носит общечеловеческий характер; говоря о Толстом, нужно иметь в виду не только его национальное значение, но и считать его вceмиpным писателем. Его имя смело может быть поставлено в одном ряду с Шекспиром, Гете и другими колоссами литературы, имеющими один смысл для людей всех стран и народов, хотя, конечно, будучи, так сказать, достоянием всего человечества, Л.Н. Толстой имеет все права на признание его чисто национальным писателем. Ведь во всех его произведениях, начиная с первого литературного дебюта – со времени появления на страницах “Современника” в 1852 году первой части автобиографической трилогии «Детство» – отражается настоящая, неподдельная русская жизнь, захваченная с необыкновенною широтою изображения. Если характерным признаком гениальности считать широту изображения жизненных явлений, то в этом случае Толстой гений первой величины: его произведения охватывают все слои общества и самые разнообразные положения. С одинаковою силою реальности Толстой рисует и знаменитого полководца и простого рядового солдата; в его художественной палитре находятся краски и для изображения великосветской дамы и для освещения простой грубой деревенской бабы; человек в обыденной житейской обстановке, погрязший в мелочах, сменяет субъекта, исполняющего свой общественный долг. Не упоминая о мелких рассказах, два только произведения – «Война и мир» и «Анна Каренина» – развертывают перед читателем такое богатство сцен и такое необыкновенное разнообразие положений, что невольно приходит в голову мысль о безусловной титаничности их, вложенных в натуру писателя.

При всем том, во всех образах, созданных Толстым, поражает необыкновенная сила и поразительный блеск художественного психологического анализа. Мельчайшее движение души, вся причудливо переплетающаяся гамма душевных движений, подчас едва уловимых, тончайшие душевные изгибы, кроющиеся в недосягаемой глубине, в которую кажется трудно и проникнуть, – изобразить все это для Толстого не составляет никакой трудности. Больше того, собственно эта-то сторона, эта–обще выражаясь – психология и составляет предмет исключительной наблюдательности творца «Анны Карениной»; собственно внутренний мир человека, его внутреннее «Я», глубоко сокрытое от взоров обыкновенного человекa, постоянно влечет к ceбе Л.Н. Толстого. Еще Чернышевский подметил эту черту его гения: «Внимание графа Толстого, – пишет он, – более всего обращено на то, как одни мысли и чувства развиваются в других; ему интересно наблюдать, как чувство, непосредственно возникающее из данного положения или впечатления, подчиняясь влиянию воспоминаний и силе сочетаний, представляемых воображением, переходит в другие чувства, снова возвращается к прежней исходной точке и опять, и опять странствует, изменяясь по всей цепи воспоминаний»… Cпoсобность к неподражаемому психологическому анализу не исчезает у Л.Н. Толстого даже и теперь: как бы не относиться к «Воскресенью», но многие страницы этого последнего его произведения поражают читателя прежде всего именно этою стороною творчества Л. Н. Толстого. Если можно так выразиться, творец «Смерти Ивана Ильича» перевоплощается в своих героев, живя одною с ними жизнью.

Но не в широте захвата жизни, не в блеске психологического анализа кроется тайна миpoвого обаяния Л.Н. Толстого. Есть одна сторона во всей его литературной деятельности, которая, может быть, больше всего способст­вовала его всесветной известности и которая наложила сильную окраску на все его произведения. Сам Л.Н. – прекрасно выразил свое profession do foi в одном из первых своих произведений (в «Севастопольских очерках»): «Герой моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен – правда». Вся жизнь его, выразившаяся в литературной деятельности, есть в сущности одно мучительное, страстное искание этой правды. Ни для кого не тайна, что и «Отрочество», и «Юность», все эти стремления Иртеньева и Нехлюдова – целиком списаны с душевных стремлений самого писателя к самоусовершенствованию. Для Толстого с самых ранних лет его сознательной жизни всегда был живым вопрос: «как мне жить свято»? Этот вопрос он решал всю свою жизнь. «Привычка к постоянному моральному анализу – говоря словами самого Л. Н-ча – уничтожавшему свежесть чувства и ясность рассудка», осталась навсегда присущею ему. С.А. Венгеров полагает, что наиболее подходящим эпитетом к гр. Л. Н-чу было бы «великая совесть». Это совершенно верно, нужно еще добавить: и мученик мысли.

Вся продолжительная деятельность великого писателя представляет собою историю мучительной борьбы со своими чувствами, умеряемыми разумом. Поставив себе задачею своею устроить свою жизнь согласно высшим этическим принципам, вырабатывая эти принципы и проводя их в уклад своей жизни, Толстой подверг пересмотру все начала своей прежней жизни, отвергнув их и создав новые нормы. Писатель реалист стал идейным писателем – моралистом, и трудно сказать, что именно больше всего влечет читателя к Толстому: его ли гениальный творческий ум, создавший ряд гениальных художественных произведений, или безыскусственная, но сильная и смелая проповедь к самоусовершенствованию, раздающаяся со страниц его произведений. Перед читателем проходит Толстой со всеми своими мыслями, с своею привычкою вечно все анали­зировать с одною целью – найти смысл жизни. Читатель может воссоздать весь мучительный путь, пройденный великим писателем.

Богословие, философия, естественные науки, лингвистика приковывали внимание Л. Толстого. На все он жадно набрасывается, стараясь осмыслить свою жизнь, чтобы найти – по его характерному выражению – то, чем можно и нужно жить.

Существует мнение, будто Толстой 80-х годов, когда он выступил с своею про­поведью личного самоусовершенствования, не похож на Толстого, творца «Войны и Мира» и «Анны Карениной». На самом деле Л.Н. Толстой всегда оставался одним и тем же; уже в мечтаниях, в беспокойстве Левина видно начало возникшей впоследствии философии писателя. Кризис духовной жизни Льва Николаевича, обнаружившийся в 80-х годах, назревал гораздо раньше: начатки его можно видеть еще в «умствованиях» Николеньки Иртеньева и Нехлюдова; Толстой с своею проповедью опрощения виден в «Войне и Мире», хотя бы в обрисовке Наполеона, сведенного Л.Н. Толстым до роли человека с обыденными мелкими страстями. В 80-х годах кризис принял ясно определенные и резко выраженные формы, а это-то обстоятельство и смутило многих: Толстой, блестящий офицер, герой севастопольской кампании, прожигавший жизнь в кутежах и попойках в первоклассных ресторанах, и Толстой – опрощенный, сам пашущий землю, одетый в простейшую одежду – были две величины, не сходные одна с другою по внешнему виду, но внутренний мир, постоянная душевная работа оставались всегда одни и те же у Льва Николаевича.

Своему герою – правде – Толстой не изменил в течение всей своей жизни, неустанно отыскивая ее даже и теперь, на склоне своей литературной деятельности. Можно не соглашаться с формулировкою этой «правды», но нельзя отрицать факта искания ее и не признавать того, что все его произведения окрашены именно этою правдою. Подвиг его жизни и состоит в искании правды и в сообщении ее человечеству, хотя и не легко и то и другое доставалось писателю-мыслителю...

О его влиянии и значении для истории русской литературы говорить еще рано, можно только a priori сказать о громадности его влияния на литературу последней четверти века.

Судя по последним газетным известиям, творческая мощь великого старца не ослабела, в его голове носятся замыслы новых произведений. Остается пожелать, чтобы русское об­щество увидело эти произведения.

Н.А. Саввин

56. «Новое время», 1903, 28 августа