СИДЕТЬ СПОКОЙНО, НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЯ 5 страница
Этот дух полнее всего выражен в знаменитых садах песка и камня в Киото, самым прославленным из которых является сад Рёандзи. Это – прямоугольник, покрытый ровным слоем песка, на котором расположены пять груд камней. Позади невысокая каменная стена, вокруг – деревья. Когда смотришь на этот сад, кажется, что это дикий морской берег или, может быть, море с гористыми островами, и невероятная простота этого вида создает настроение такой глубокой безмятежности и чистоты, что его можно ощутить даже по фотографии. Главное в создании таких садов – это искусство бонсеки, что можно перевести как “выращивание камней”. Мастера бонсеки отправляются в тяжелые экспедиции к морскому берегу, горам или рекам, разыскивая камни, которым ветер и вода придали асимметричные, живые очертания. Их привозят на место будущего сада и располагают так, чтобы казалось, что они здесь и выросли. Камни должны слиться с окружающим пространством или с песчаной поверхностью так же, как в пейзажах Сун сливается с фоном изображение. Поскольку камень должен выглядеть так, как будто всегда лежал в одном и том же положении, он должен приобрести вид замшелой старины. И вот, вмест,о того, чтобы пытаться вырастить мох на камне, камень сначала помещают на несколько лет в такое место, где мох нарастает сам собой, и только когда камень обрастет мхом, его наконец помещают на предназначенное место. Камни, отобранные опытным глазом художника бонсеки, считаются в Японии ценнейшим национальным сокровищем, но человеческая рука прикоснулась к ним только для того, чтобы их передвинуть.
Монахи Дзэн любили разводить сады там, где уже имелось подходящее природное обрамление – они располагали растения и камни по берегам горного ручья, создавая тем самым более непринужденную атмосферу с намеком на горный каньон, как бы соседствующий с монастырскими строениями. В выборе цветов, как и художники Сун до них, они всегда оставались скромны и сдержаны. Ведь в природе редко сразу встретишь много цветов различной окраски. Лишенный перспективы, японский садик тем не менее имеет легко обозримую форму, и в отличие от многих английских и американских цветочных садов, не производит впечатления плохо написанной маслом картины. Преклонение перед формой растений переносится и в искусство составления домашних букетов, так что и в них подчеркивается не столько сочетание различных красок, сколько очертания отдельных веток и листьев.
Каждый из описанных видов искусства требует технической сноровки, которая вырабатывается в соответствии с теми же принципами, что и обучение Дзэн. Наилучшее описание такого обучения, доступное на языке Западной Европы, – это книга Юджина Херригеля Дзэн в искусстве стрельбы из лука {4:5}, где автор описывает, как он сам обучался этому искусству под руководством учителя японского лука. К этому следует также добавить уже упоминавшееся письмо о Дзэн и искусстве фехтования кендо учителя XVII в. Такуана, которое приводит Судзуки в своей книге “Дзэн-буддизм и его влияние на японскую культуру”.
Главной задачей в обучении обеим этим дисциплинам является довести ученика до такой точки, когда он сможет действительно начать. У Херригеля ушло пять лет на то, чтобы научиться правильно отпускать тетиву лука, ибо это следовало делать “неумышленно”, так, как спелый плод разрывает, лопаясь, свою кожуру. Он должен был решить парадокс – безжалостно тренироваться изо дня в день, не делая “усилий” – научится отпускать туго натянутую тетиву осмысленно, но без умысла. Учитель настаивал на том, чтобы он тренировался как можно больше, но одновременно запрещал ему делать усилия. Ибо искусством этим не овладеешь по-настоящему, пока стрела не “вылетит сама”, пока тетива не отпустится у-синь и у-нянь, без участия ума, и без блокировки или “выбора”. После многих лет тренировки однажды наступил день, когда это произошло само собой – как, почему, Херригель так и не понял.
Так же обучают владению кистью в письме или рисовании. Кисть должна рисовать сама собой. Это невозможно без постоянной тренировки. Но это невозможно и в том случае, если человек делает усилия. Тот же принцип действует и в фехтовании: нельзя сначала решить нанести удар, а потом произвести его – будет уже поздно. Решение и действие должны слиться в одно. В этом смысл образа дров и пепла Догена: дрова не "превращаются" в пепел – это значит, что в них нет намерения стать пеплом до того, как они уже стали им – ас этого момента они уже перестают быть дровами. Доген настаивал на том, что два эти состояния резко отделены друг от друга, и точно так же учитель Херригеля требовал, чтобы ученик ни в коем случае не "смешивал" две различные операции – натягивание тетивы и отпускание ее. Ученик должен был натянуть тетиву до отказа и остановиться, не имея в уме никакой цели, ни малейшего представления о том, что делать дальше. И снова это напоминает учение Догена, согласно которому ученик должен сидеть в дза-дзэн "просто так, ради того, чтобы сидеть" и не питать ни малейшего намерения достигнуть сатори.
Внезапные проблески природы, составляющие суть хайку, описывающих природу, возникают так же. Этих картин нигде не увидишь, если станешь искать. Искусственное хайку воспринимается как кусок жизни, нарочно отломанный или оторванный от мирового целого, а подлинное хайку падает само собой, подобно капле дождя, и содержит в себе весь мир.
Художники и ремесленники Дальнего Востока так хорошо изучили, измерили и проанализировали технику своих мастеров, что путем сознательной имитации они “могли бы обмануть – если бы это было возможно – даже знатоков”. По всем количественным признакам, произведение, созданное таким путем, становится неотличимым от оригинала, точно так же, как стрелок из лука или фехтовальщик, обученные совсем иными методами, могут добиться результатов не худших, чем вдохновленные Дзэн самураи. Но там, где начинается Дзэн, конечный результат не имеет никакого значения. Как мы видели на протяжении всей этой книги. Дзэн не имеет цели – это поездка без места назначения, путешествие в никуда: идти – значит быть живым, но добраться до места – значит умереть, ибо, как гласит наша собственная пословица: “Добрая дорога лучше приезда”.
Мир, который на глазах превращается в сплошные пункты назначения, без соединяющих их путешествий; мир, где все важнее становится как можно скорее куда-нибудь добраться – такой мир лишается субстанции. Человек может легко попасть во все места и в любое из них, но стоит ли туда попадать? Ибо места назначения сами по себе слишком абстрактны, слишком евклидовы, чтобы им можно было радоваться, и от них, как и от всего прочего, остается оскомина, как от банана, от которого тебе досталась одна кожура. Так что смысл этих видов искусства, по-видимому, скорее в них самих, чем в их достижениях. И более того, истинная радость, которую они доставляют, рождается нечаянно, по ходу самих занятий, точно так, как удовольствие от путешествия возникает не столько от прибытия в место назначения, сколько от непредвиденных случайностей, которые происходят в дороге.
Запланированный сюрприз – такое же противоречие, как запланированное сатори. И тот, кто стремится к сатори, в конце концов похож на человека, посылающего самому себе подарок к Рождеству из страха, что другие о нем забудут. Следует честно признать, что Дзэн – это та часть нашего существования, которая абсолютно неподвластна нашему собственному управлению, и не придет к нам ни под каким нажимом, с какой бы хитростью или ловкостью мы не действовали – все ухищрения, создающие подделки под реальное, здесь бессильны. Но последнее слово Дзэн – это не абсолютный дуализм, отрывающий скудный мир контролируемых действий от спонтанного мира неконтролируемой случайности. Ибо кто же тогда контролирует контролера?
Поскольку Дзэн не признает абсолютного дуализма контролера и контролируемого мира, ума и плоти, духовного и материального, – в его методике всегда есть некий “физиологический” аспект. Какой бы метод ни избирался: дза-дзэн, тя-но-ю или кендо, – большое значение уделяется правильному способу дыхания. Дыхание является не только одним из двух основополагающих ритмов тела; оно представляет собой также процесс, в котором контроль и спонтанность, действие произвольное и непроизвольное, обнаруживают свое наиболее очевидное единство. Задолго до появления школы Дзэн и индийская йога, и китайский даосизм практиковали “наблюдение задыханием”. Они старались предоставить дыханию возможность – но отнюдь не понуждать его – сделаться как можно медленней и спокойней. Связь между дыханием и “прозрением” с точки зрения физиологии и психологии все еще не выяснена. Но рассматривая человека скорее как процесс, чем как данность, как ритм, а не как структуру, мы ясно видим, что такое дыхание есть нечто, что он делает – и, следовательно, то, чем он является – постоянно. Следовательно, захват воздуха легкими идет параллельно с захватыванием жизни.
Так называемое “нормальное” дыхание – это дыхание судорожное и беспокойное. Воздух при этом всегда задерживается и не выдыхается целиком назад, ибо человек как бы не в силах “отпустить” его и дать ему свободно пробежать весь свой путь в легких. Человек дышит не свободно, а как бы по принуждению. Поэтому обучение правильному дыханию начинается с полного высвобождения дыхания – его выпускают так, как будто бы из тела постепенно с помощью тяжелого свинцового тара выдавливается весь воздух; сначала этот шар как бы погружают в грудную клетку, затем в живот, а потом он вываливается на землю. Возвратный вдох при этом получается сам собой как простое рефлекторное действие. Воздух не втягивается активно – его лишь впускают, а затем, когда легкие приятно наполнились, его снова выпускают, причем образ тяжелого свинцового шара помогает ощутить этот процесс скорей как “вываливание”, чем как выталкивание.
Можно позволить себе сказать, что такой способ дыхания и есть Дзэн в его физиологическом аспекте. Тем не менее, как и всем прочим аспектам Дзэн, ему вредит, когда к нему стремятся, и поэтому у начинающих часто развивается особого рода беспокойство: им кажется, что они уже не могут дышать, если сознательно не контролируют дыхание. Но как излишни старания обрести гармонию с Дао, старания видеть или слышать – так же излишни и заботы о дыхании, которое всегда само о себе побеспокоится. Так что это не столько дыхательные упражнения, сколько “наблюдение и отпущение” дыхания, и было бы грубой ошибкой прибегать к нему, как к принудительному средству, которое необходимо “практиковать” для достижения цели.
Этот способ дыхания годится не только для особых определенных моментов. Как и сам Дзэн, он подходит к любым обстоятельствам, и благодаря правильному дыханию, как и благодаря другим методам Дзэн, любая человеческая деятельность может стать разновидностью дза-дзэн. Применение Дзэн к жизнедеятельности не сводится к общепринятым видам искусства, а с другой стороны – не обязательно связано со специфической “техникой сидения”, присущей собственно дза-дзэн. Покойный доктор Кунихико Хашида, всю жизнь изучавший Дзэн и издавший труды Догена, никогда, например, не занимался формальным дза-дзэн. Его практикой Дзэн были занятия физикой, и, объясняя свою позицию, он говорил, что всю свою жизнь не столько “изучал науку”,сколько “научничал”.
Искусства, вдохновленные Дзэн, каждое по-своему, дают живое выражение тому свойству неожиданности или мгновенности, которое присуще их видению мира. Мгновенные зарисовки картин суми или стихотворений хайку, тотальное внимание, необходимое в тя-но-ю и в кендо, вскрывают истинную причину того, почему Дзэн всегда назывался “путем мгновенного пробуждения”. Это значит не только то, что сатори приходит мгновенно и внезапно, совершенно неожиданно, – скорость как таковая здесь не имеет значения. Дело в том, что Дзэн представляет собой освобождение от времени. Ведь стоит нам протереть глаза и хорошенько всмотреться, как мы убедимся в том, что никакого иного времени, чем данное мгновение, не существует, а прошлое и будущее – это абстракции, лишенные конкретной реальности.
Пока это не стало ясным, кажется, что жизнь состоит только из прошлого и будущего, а настоящее – всего лишь бесконечно тонкий волосок, отделяющий одно от другого. Отсюда возникает “нехватка времени”, чувство, что жизнь летит мимо и исчезает прежде, чем мы успели ею насладиться. Но благодаря “пробуждению к мгновению” человек обнаруживает, что все обстоит как раз наоборот: прошлое и будущее скорее и есть мчащиеся иллюзии, а настоящее – вечная реальность. Становится ясно, что линейная последовательность времени есть конвенция нашего одностороннего вербального мышления, человеческого ума, который осваивает мир, захватывая его по частям, кусочками, и давая этим кусочкам название вещей и событий. Но каждый такой захват, производимый умом, исключает весь остальной мир, так что ум может составить приблизительную картину целого только путем последовательности таких захватов, следующих друг за другом. Поверхностность этого типа сознания ясно проявляется уже в том, что оно не может управлять и не управляет человеческим организмом. Ибо если бы пришлось контролировать биение сердца, дыхание, деятельность нервов, желез, мышц и органов восприятия, оно бы металось как бешеное, по всему телу, хватаясь то за одно, то за другое, и уж никак не успело бы делать что-нибудь еще. К счастью, это сознание не руководит телом; организм регулируется вневременным “изначальным сознанием”, которое взаимодействует с жизнью в ее целостности и поэтому может “делать множество вещей” одновременно.
Однако неверно было бы думать, будто поверхностное сознание – это одно, а “изначальный ум” – нечто иное. На самом деле первое есть особая разновидность деятельности второго. Поэтому поверхностное сознание может пробудиться к вечному “сейчас”, если прекратит хватать. Но добиться этого путем концентрации на настоящем – невозможно: это новое усилие, новый захват приведут лишь к тому, что настоящее станет казаться еще более текучим и неуловимым, еще менее поддающимся фокусировке. Проникновение в “вечное сейчас” приходит тем же путем, что ясность слуха и зрения, и подлинная свобода дыхания. Ясное зрение не имеет ничего общего с усилием видеть; оно есть осознание того, что глаза воспримут все подробности сами собой, ибо когда они открыты, человек вряд ли может помешать падать на них свету. И чтобы осознать вечное настоящее – достаточно понять, что ничего иного осознать нельзя, что в конкретной реальности нет ни прошлого, ни будущего. Делая усилия для того, чтобы сконцентрироваться на данном мгновении, мы тем самым признаем, что существуют и другие мгновения. Но их нет, и на самом деле человек чувствует себя в вечном настоящем так же естественно, как глаза естественно реагируют на свет, и уши – на звук.
И это вечное настоящее и есть “вневременное”, неспешное течение Дао:
Тот поток, что, двигаясь, кажется, спит.
Слишком, полон для звука или пены.
Как говорил Нань-чжуан, пытаться слиться с ним – значит отклониться от него, хотя, в сущности, и отклониться от него невозможно, и отклоняться некому. Так что и здесь уйти от вечного настоящего, пытаясь проникнуть в него, тоже нельзя – и уже сам этот факт показывает, что вне этого настоящего нет отдельного “я”, которое следит за ним и знает его. Вот почему Хуэй-ко и не мог обнаружить своего ума, когда Бодхидхарма попросил показать ему его. Каким бы загадочным все это ни казалось, какие бы философские вопросы ни вызывало, – одного ясного взгляда достаточно для того, что бы убедиться, что это правда. Существует только это сейчас. Оно ниоткуда не приходит. Оно никуда не уходит. Оно не постоянно, но и не временно. Хотя и в движении оно всегда неподвижно. Когда мы пытаемся поймать его, кажется, что оно убегает, и все же оно всегда тут, и от него нельзя убежать. А когда мы оборачиваемся, чтобы схватить то “я”, которое осознает этот миг, – оказывается, что оно исчезло, подобно прошлому. Поэтому Шестой Патриарх и говорил в Тань Дзин:
В это мгновение нет ничего, что должно возникнуть. В это мгновение нет ничего, что прекращает быть. Поэтому в нем нет рождения-и-смерти, которым следует положить конец... Откуда следует, что абсолютный покой (нирваны) есть настоящее мгновение. И хотя он в этом мгновении – ему нет конца и в нем – вечная радость.
Однако, если уж приходится называть это мгновение, мы зовем его “настоящее” – по отношению к прошлому и будущему или к кому-то, для кого оно – настоящее. Но если нет ни прошлого, ни будущего, ни того, для кого этот миг – настоящее, тогда что же это? Когда Фа-чжан умирал, белка заверещала на крыше. “Вот оно, – сказал он, – и ничего больше”.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Письмо Такуана
(приводится из книги Уотса "Дух Дзэн")
Самым важным элементом в искусстве фехтования, как и в самом Дзэн, является то, что можно назвать “невмешательство ума”. Если между двумя действиями остается цель толщиной хоть в волосок, – это уже задержка.
Когда хлопаешь в ладоши, звук раздается без задержки. Он не ждет и не размышляет, прежде чем возникнуть. Здесь нет промежуточного звена – одно движение следует за другим без вмешательства сознательного человеческого разума. Если ты волнуешься и раздумываешь, что делать, когда противник готов напасть на тебя, ты предоставляешь в его распоряжение время, то есть счастливую возможность нанести смертельный удар. Пусть твоя защита следует за его нападением без малейшего разрыва – тогда не будет двух отдельных действий, известных под именем защиты и нападения...
Твоя мгновенно-непосредственная реакция приведет к неминуемому самопоражению противника. Ты должен уподобиться лодке, легко скользящей по речным порогам. В Дзэн, и в фехтовании тоже, – больше всего ценится ум, свободный от колебаний и от блокировок, ум непосредничающий. Поэтому так часто упоминаются в Дзэн блеск молнии и искра, высекаемая из кремня. Было бы ошибкой понимать их всего лишь как символы скорости. Скорее они воплощают непосредственность действия, ничем не прерываемый поток жизненной энергии.
Если к ситуации, хотя бы и очень отдаленно, примешивается промедление, – ты наверняка потерпишь поражение. Это, конечно, не значит, что надо стремиться к действиям необдуманным и стараться совершать их в возможно кратчайшее время. Если у тебя есть такое желание, оно само уже есть задержка...
Самое важное – это приобрести внутреннее состояние, известное под названием “неподвижная мудрость”... “Неподвижный” отнюдь не значит окостеневший, бесчувственный или безжизненный, как камень или бревно. Это означает высшую степень подвижности при сохранении неподвижного центра. В этом состоянии ум достигает величайшей степени живости и готовности направить свою энергию туда, куда нужно... Внутри есть нечто неподвижное и оно спонтанно перемещается вместе с предметами, которые появляются перед ним. Зеркало мудрости мгновенно отражает эти предметы по мере их появления, но само остается незамутненным и “неподвижным”.
Библиография
Библиография разделена на 2 части (+ русские источники):
A. Основные источники, которые использовались при подготовке данной книги. Японское произношение приведено в круглых скобках. Ссылки на японское издание полной Китайской Трипитаки дано на издание Taisho Daizoku в 85 томах (Токио, 1924-1932) и на Catalogue of the Chinese Translation of the Buddhist Tripitaka (Oxford, 1883, воспр. Tokyo, 1929)
B. Общая библиография работ по Дзэн на европейских языках вместе с некоторыми работами по индийской и китайской философии, на которые сделаны ссылки в нашей книге. Этот раздел содержит все важные работы и научные статьи по Дзэну (из того лучшего, что я знаю), которые были опубликованы к моменту первого издания этой книги (июль 1956 года).
А. Основные источники
1. Cheng-tao Ke (Shodoka) Song of the Realization of the Way. Yung-chia Hsuan-chueh (Yoka Genkaku), 665-713. Taisho 2014. Перевод в {77,б3}.
2. Ching-te Ch'uan-teng Lu (Keitoku Dento Roku) Record of the Transmission of the Lamp. Tao-Yuan (Dogen),c.l 004. Taisho 2076. Nanjio 1524.
3. Daiho Shogen Kokushi Hogo Sermons of the National Teacher Daiho Shogen (i.e.Bankei). Bankei Senji, 1622-1693. Ред. Suzuki и Furata. Daiho Shuppansha, Tokyo, 1943.
4. Hsin-hsin Ming (Shinjinmei) Treatise on Faith in the Mind Seng-ts'an (Sosan), ум.606. Taisho 2010. Перевод Судзуки в {74} т.1 и 6. и Walley в {22}.
5. Ku-tsun-hsu –Yu-lu (Kosonshuku Goroku) Recorded Sayings of the ancient Worthies. Tse (Seki), династия Сунг. Fu-hsueh Shu-chu, Шанхай Dainihon Zokuzokyo, Kyoto 1905-1912.
6. Lin-chi Lu (Rinzai Roku) Record of Lin-chi. Lin-chi I-hsuan (Rinzai Gigen). ум.867. Taisho 1 985.См.{5-1}.
7. Liu-tsu T'an-ching (Rokushu Dangyo) Platform Sutra of the Sixth Patriarch. Ta-chien Hui-neng (Daikan Eno)., 638-713. Taisho 2008. Nanjio 1525. Перевод в {102}, {61}.
8. Pi-yen Lu (Hekigan Roku) Record of the Green Rock. Yuan-wu K'o-ch'in (Engo Kokugon), 1063-1135. Taisho 2003.
9. Shen-hui No-chang 1-chi (Jinne Osho Ishu) Collected Traditions of Shen-hui. Ho-tse Shen-hui (Kataku Jinne), 668-770. Tun-huang MS. Pelliot 3047 ,3488. Ed. Hu Shih. Oriental Book Co., Shanghai, 1930. Перевод {38}.
10. Shobo Genzo The eye treasure of the True Dharma. Dogen Zenji, 1200-1253. Ред. Kunihiko Hashida. Sankibo Busshorin, Tokyo, 1939. Также в Dogen Zenji Zenshuc. 2-472. Shinjusha, Tokyo, 1940.
11. Wu-men Kuan (Mumon Kan) The Barrier without Gate. Wu-men Hui-k'ai (Mumon Ekai), 1184-1260. Taisho 2005. Перевод {66}, {57}, {28}.