УВЕРТЮРА ДЛЯ ОРКЕСТРА МИРОВЫХ ДЕРЖАВ. 2 страница

У британской дипломатии была старая непререкаемая традиция: она никогда и ни с кем не брала на себя конкретных обязательств, сохраняла свободу рук. В 1902 г. Англия впервые нарушила традицию, заключила антироссийский союз с Японией. Их сторону приняли США. Под руководством американского банкира Шиффа, Моргана, Рокфеллеров, были собраны средства на военные займы для японцев. В феврале 1904 г. они вероломно напали на русских. И снова наша страна очутилась в международной изоляции! К ее врагам примкнула Турция. Закрыла проливы, и мощный Черноморский флот оказался запертым. Абдул-Гамид начал сосредотачивать войска на границе, натравливать на русских племена Северного Ирана – царю пришлось ввести туда воинские части. Англичане провели переговоры с Францией, полюбовно решили спорные вопросы о сферах влияния в Африке и Индокитае, и было заключено соглашение, Антанта (от французского “антант кордиаль” – “сердечное согласие”). Но оно было направлено против России. Формально Франция объявила нейтралитет, однако запретила русским кораблям заходить в свои порты, пресса и парламент поливали нашу страну грязью.

Единственным “другом”, вроде бы, выступила Германия. Продавала снабжение, предоставляла базы. Вильгельм во всех вопросах демонстративно поддерживал царя. Но поддержка оказалась далеко не бескорыстной. За это России навязали кабальный торговый договор на 10 лет. Немцы получили возможность чуть ли не беспошлинно ввозить свои товары, получили массу других привилегий. Вильгельм был не против и углубить альянс – подразумевая, что лидировать в нем будет Германия. “Кузена Никки” он считал недалеким человеком, которого можно подчинить своему влиянию. В Бьерке, в финских шхерах, состоялась встреча, и кайзер предоложил царю заключить союз для “поддержания мира в Европе”. Тогда, мол, Англия не сможет мутить воду, а Франции придется присоединиться к союзу. Николай II согласился с рядом оговорок – что договор будет более широким и направленным именно на “поддержание мира”.

Но как только государи вернулись в свои столицы, обе стороны отвергли договор. Большинство германских политиков и военных полагало, что воевать надо в другом союзе – с англичанами против русских. А российский МИД пришел к выводу, что ни о каком “поддержании мира” речи не идет, договор означает войну с Францией. Впрочем, Германия двурушничала. Она желала лишь ослабления России. Предлагала дружбу, но в это же время немецкие консульства и торговые представительства на Дальнем Востоке постявляли японцам разведывательную информацию. А начальник генштаба Шлиффен в 1905 г. разработал окончательный план войны – последовательно сокрушить Францию и Россию.

Тем временем пал Порт-Артур, под Цусимой погибла эскадра Рожественского, Куропаткину в Маньчжурии пришлось отступать. Но Россия отнюдь не проиграла войну. На полях сражений полегли 37 тыс. наших воинов – Япония потеряла в 5-6 раз больше. Ее вооруженные силы были обескровлены. А русские, изматывая врага в оборонительных боях, перебросили на Дальний Восток свежие армии и готовились нанести неприятелю смертельный удар. Нет, этого западные державы не допустили. Они взорвали тыл России.

Диверсия готовилась заранее. Накануне войны, в январе 1904 г., русские либералы (в значительной доле, масоны) провели за границей совещания, сформировали зародыши будущих партий, октябристов и кадетов. Началась информационная война, провоцировались волнения. Революция подпитывалась британскими и американскими банкирами. При поддержке германских и австрийских спецслужб через границу поехали десанты агитаторов и боевиков, пошли транспорты с оружием. Беспорядки парализовали города, пути сообщения. В итоге русским пришлось признать поражение. Но и японцы, спасенные революцией от катастрофы, удовлетворились самыми скромными уступками – получили спорный Ляодунский полуостров, право утвердиться в Корее, из российских территорий приобрели лишь Южный Сахалин…

Но бедствие внутри России углублялось. Влиятельные лица, связанные с “мировой закулисой”, были уже и в правительстве, рядом с царем. Премьер-министр Витте подтолкнул Николая Александровича издать Манифест от 17 окбября 1905 г., ввести в стране демократические свободы, учредить парламент – Государственную Думу, объявить политическую амнистию. Никакого успокоения это не принесло. Наоборот, открылась легальная дорога для атаки на власть, забурлили восстания.

А французские и английские банки отозвали из России свои капиталы, обвалили российские ценные бумаги. Политический кризис дополнился финансовым. Страна очутилась на грани банкротства. Срочно требовались зарубежные займы, а их не давали. Вся западная пресса подняла возмущенный хай по поводу подавления мятежей, казней террористов. Отметим, за годы революции было казнено 1100 человек, в 10 раз меньше, чем погибло от рук террористов (и в 20 раз меньше, чем расстреляли французы при усмирении Парижской Коммуны). Но кого интересовали подобные “мелочи”? В Англии царя величали “обыкновенным убийцей”, а Россию провозглашали “страной кнута, погромов и казненных революционеров”.

Но увлекшиеся западные державы совсем забыли про Германию. А она сочла, что Россия выбыла из строя – значит, можно действовать. Кайзер, совершая круиз по Средиземному морю, сошел на берег в Марокко, французской полуколонии, и сделал ряд громких заявлений. Указал, что готов всеми силами поддержать суверенитет Марокко, потребовал для Германии таких же прав в этой стране, какие имеют французы. Вот тут-то в Париже перепугались. Поняли, что дело не в Марокко, что Вильгельм ищет повод для ссоры. А германский генштаб настаивал, что даже и повода не надо – лучше просто шарахнуть по французам. Призадумались и в Англии. После гибели в Порт-Артуре и под Цусимой двух русских эскадр главной соперницей британцев на морях становилась Германия. Если она раскатает Францию, то будет полной хозяйкой в континентальной Европе. Попробуй тогда с ней сладить! Европейское господство немцев ничуть не устраивало и американских олигархов. В общем, получалось, что Россия еще нужна.

Финансовые потоки из-за рубежа, питавшие революцию, резко пресеклись. Франция быстренько изменила отношение к русским, ее правительство заключило со своими банкирами и парламентариями особое соглашение: “Считать мирное развитие мощи России главным залогом нашей национальной независимости”. Царю немедленно выделили необходимые кредиты. Англия тоже заявила о готовности поддержать Францию, и Вильгельму пришлось пойти на попятную. Британская “общественность” все еще продолжала вопить, что “руки царя обагрены кровью тысяч лучших его подданных”, но правительство Англии принялось налаживать связи с русскими, заключило конвенцию о разграничении сфер влияния в Иране, Афганистане и Тибете. В 1908 г. король Эдуард VII прибыл на яхте в Ревель (Таллин), встретился с Николаем Александровичем и красноречиво возвел его в звание британского адмирала. За визитом Эдуарда последовал визит Николая II в Лондон…

Так к союзу Англии и Франции примкнули русские. Впрочем, Антанта и Тройственный союз не были монолитными военно-политическими блоками. Соглашения между государствами, входившими в обе коалиции, содержали массу оговорок, позволявших при желании отказаться от них. Союз России и Франции даже не был ратифицирован французским парламентом. Англия, по своему обыкновению, опять не взяла на себя никаких обязательств, обещала разве что “учитывать интересы” партнеров. А для царя гораздо важнее была его старая идея мирного урегулирования. К ней снова вернулись. В 1906 г. в Женеве была принята международная конвенция об обращении с ранеными, больными и пленными. В 1907 г. в Гааге состоялась вторая конференция по проблемам мира и разоружения. Но принципы международного арбитража отвергла Германия. А сокращение вооружений заблокировала Англия – объяснила, что это подорвет экономику и вызовет массовую безработицу. Конференция только выработала нормы ведения войны и создала международный Гаагский суд для решения спорных вопросов.

 

ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ.

За влияние на балканские страны не утихала борьба. В Сербии князь Обренович вступил в альянс с Австрией, однако в 1903 г. радикальные офицеры убили его вместе со всей семьей и возвели на престол Петра Карагеоргиевича. Он взялся укреплять дружбу с русскими, но был прочно связан и с Францией, в Сербию стали внедряться французские банки и предприниматели.

Неспокойно было и в Османской империи. Здесь существовала либеральная партия “Иттихад” (“Единение и прогресс”). Ее организовали купцы и финансисты из Салоник, выходцы с российского Кавказа, офицеры и интеллигенция с европейским образованием. Руководители партии входили в масонскую ложу “Молодая Турция”, поэтому их еще называли младотурками. Провозглашалась необходимость конституции, парламентаризма по западному образцу. В Турции партия была запрещена, но за рубежом она нашла союзников в лице запрещенных армянских партий “Гнчак” и “Дашнакцутюн”. Дашнаки-социалисты, участвовали в русской революции, после ее подавления спасались в эмиграции, среди них хватало опытных боевиков. А их лидеры тоже были “вольными каменщиками”, и млодотурки нашли с ними общий язык. Провели в Париже конгресс, договорились о совместных действиях. В 1908 г. иттихадисты и армяне подняли восстание.

Абдул-Гамида свергли. Марионеточным султаном провозгласили старика Мехмеда Решада V. А реальную власть захватил триумвират младотурок – Энвер-паша, Талаат-паша и Джемаль-паша. Но союзников они обманули. Об обещанном равенстве народов больше не вспоминали. Их реформы утверждали права только для турок, а остальные нации было решено поставить “на место”. В 1909 г. в Адане младотурки полностью повторили методы Абдул-Гамида, напустили солдат и вооруженные банды на армян, перебили 30 тыс. человек. Жестоко усмирялись мятежи и волнения албанцев, македонцев, арабов, курдов.

Турецкая революция нарушила хрупкое равновесие на Балканах. Воспользовалась этим Австрия. Она объявила о присоединении Боснии и Герцоговины, которые были оккупированы австрийцами в 1878 г., но юридически все еще считались турецкими. Россия еще не оправилась от потрясений, не могла противодействовать этому. Но и Сербия не забыла о своих претензиях на Боснию и Герцоговину, объявила мобилизацию. Австрийцы стали сосредотачивать войска против сербов. А Вильгельм вдруг предъявил царю ультиматум. Требовал безоговорочно выразить согласие на действия Вены, да еще и надавить на Сербию – иначе угрожал выступить “во всеоружии”. В общем, стало ясно, чего на самом деле стоит дружба “кузена Вилли”. На Россию просто цыкнули, как на второсортное мелкое княжество.

В 1910 г. Николай II попытался наладить взаимопонимание с немцами. Встретился с Вильгельмом в Потсдаме и предложил договориться о взаимных уступках. Россия обещала не участвовать в английских интригах против Германии, принимала на себя обязательства ненападения, признавала немецкие интересы в Турции. А взамен просила не поддерживать австрийцев на Балканах и признать Северный Иран сферой влияния русских. При этом стороны должны были обязаться не участвовать во враждебных друг другу союзах. Кайзер, вроде бы, одобрил предложения. Но когда стали вырабатывать письменное соглашение, немцы убрали из него все конкретные пункты, в том числе неучастие во враждебных союзах. И поддержку австрийцев не прекратили.

Последние попытки избежать войны предпринимала и Англия. Для нее вопрос упирался в наращивание морских сил – а Германия останавливаться не собиралась, строила все новые линкоры, крейсера. Британцы пробовали договориться об ограничении флотов, но немцы в феврале 1912 г. предъявили им условие: “Наше политическое требование таково, что Британия не должна принимать участия в войне межде Францией и Германией, независимо от того, кто начнет ее. Если мы не получим гарантий, тогда мы должны продолжать наше вооружение”. Конечно, пойти на такое Англия не могла, переговоры сорвались.

Немцы, закусив удила, рвались к войне и даже не делали из этого тайны. В 1910 г. Берлин посетил бельгийский король Альберт и был просто шокирован. На балу Вильгельм представил ему генерала Клюка, пояснив, что это тот самый военачальник, который “должен будет возглавить марш на Париж”. А начальник генштаба Мольтке (младший), не стесняясь, говорил Альберту, что “война с Францией приближается”, так как она “провоцирует и раздражает” немцев.

В 1911 г. разразился второй кризис вокруг Марокко. Французы под предлогом наведения порядка окончательно захватили эту страну, и Вильгельм снова начал бряцать оружием. Но и Франция, восстановив дружбу с русскими, чувствовала себя уверенно, по ней разлились воинственные манифестации, звучали требования всыпать немцам, вернуть Эльзас и Лотарингию. Кое-как усилиями России и Англии удалось примирить стороны. Но германские военные были очень недовольны, что “пропал” такой хороший предлог к войне. Мольтке писал австрийскому начальнику генштаба фон Конраду: “Остается подать в отставку, распустить армию, отдать всех нас под защиту Японии, после чего мы сможем спокойно делать деньги и превращаться в идиотов”.

Не успело успокоиться в одном месте, как заполыхало в другом. Османская империя после гражданской войны пребывала в плачевном состоянии, и Италия позарилась на ее африканские владения, полезла захватывать Триполитанию (Ливию). Итальянцы сражались плохо, турки с арабами побили бы их, но младотурецкое правительство запросило о мире, поспешило отдать Триполитанию – потому что над османами нависла куда более серьезная опасность. Против них сколачивалась Балканская лига из Сербии, Черногории, Болгарии и Греции. Россия хотела предотвратить столкновение, ее МИД направил в Белград ноту: “Категорически предупреждаем Сербию, чтобы она отнюдь не рассчитывала увлечь нас за собой...”. Куда там! Балканские страны сочли, что они и сами справятся.

И действительно, в октябре 1912 г. начали войну, а уже в ноябре разгромленная Турция взывала к великим державам о помощи и посредничестве. Но тут же объявила мобилизацию Австрия, подняла армию Италия. Россия при поддержке англичан все же добилась созыва международной конференции. Она открылась в Лондоне и превратилась в дипломатическую баталию. Сербия и Черногория претендовали на часть Албании и порты на Адриатике. Австрия и Италия, за которыми стояла Германия, указывали, что это будет означать войну. Президент Франции Пуанкаре подзуживал Николая II поддержать сербов, парижская биржа предлагала ему большой заем на случай войны. Но царь, к великому разочарованию французов, на это не поддался. Он считал главным сохранить мир. Сербия и Черногория были вынуждены отказаться от своих требований. Албанию признали автономной.

Но быть или не быть войне, решалось не в Лондоне, не в Петербурге, а в Берлине. Австрия не соглашалась на предложенные компромиссы, и Вильгельм поощрял ее. 8 декабря он созвал военное руководство. Тема совещания была сформулирована предельно откровенно: “Наилучшее время и метод развертывания войны”. По мнению кайзера, начинать надо было немедленно. Австрия должна предъявить Сербии такие требования, чтобы Россия уже не могла не вступиться, а Германия обрушится на Францию. Мольтке соглашался, что “большая война неизбежна, и чем раньше она начнется, тем лучше”. Но указывал, что надо сперва провести пропагандистскую подготовку, возбудить народ против русских. Лишь гросс-адмирал Тирпиц возразил, что моряки еще не готовы: “Военно-морской флот был бы заинтересован в том, чтобы передвинуть начало крупномасштабных военных действий на полтора года”. В конце концов, с его мнением согласились. А полтора года – это получалось лето 1914-го.

Что ж, если надо подождать, германский МИД обратился к Вене уже в другом тоне, надавил на нее, и австрийское правительство сразу стало сговорчивым, приняло решения конференции. Но только-только договорились великие державы, как опять подрались малые. Поскольку Сербия и Черногория лишились значительной части завоеваний, они потребовали переделить приобретения Болгарии. Та отказалась, и на нее обрушились вчерашние союзники. К Сербии и Черногории примкнули Греция, Румыния и даже Турция. Наступление на Болгарию развернулось со всех сторон, она за месяц была разбита и капитулитровала. Уступила не только завоеванные земли, но и некоторые собственные.

Ну а туркам война показала, насколько слаба их армия. Страна понесла колоссальные убытки, казна была пуста. Правительство иттихадистов безоглядно ринулось под покровительство Германии. О, немецкие банки всегда были готовы помочь, за это они получили немалые привилегии. Для реорганизации османских вооруженных сил кайзер послал миссию фон Сандерса из 42 генералов и офицеров. Каждый из них получил турецкий чин на ступень выше германского, а Сандерс стал фельдмаршалом и командующим войсками в Стамбуле.

Россия выразила резкий протест. Она напомнила и о продолжающихся притеснениях армян в Турции, потребовала реформ для них. Но на этот раз Англия и Франция ее не поддержали. Они не теряли надежды восстановить в “демократической” Турции собственное влияние и не желали с ней ссориться. А иттихадисты этим пользовались, выражали готовность сотрудничать. Для помощи в реорганизации флота пригласили британскую миссию, для реорганизации полиции – французскую. Армянский вопрос спустили на очередную пустословную конференцию, а скандал вокруг фон Сандерса замяли всего лишь сменой “вывески” – его переименовали из командующего в инспектора при турецком командующем.

 

РОССИЯ ПЕРЕД СХВАТКОЙ.

Предвоенная Россия была одной из самых передовых и развитых держав той эпохи. Бурный экономический подъем, начавшийся после реформ Александра II, продолжался и в ХХ в. За 50 лет объем промышленного производства вырос в 10-12 раз (за 13 предвоенных лет – втрое), а по некоторым показателям прирост получился просто баснословным. Химическое производство возросло в 48 раз, добыча угля – в 700 раз, нефти – в 1500 раз. Огромная страна покрылась сетью железных дорог, были освоены угольные месторождения Донбасса, нефтепромыслы Баку и Грозного. Россия создала крупнейшую и лучшую в мире нефтеперерабатывающую промышленность. 94 % нефти перерабатывалось внутри страны, продукция славилась своим качеством и дешевизной.

Быстро развивалось машиностроение. 63 % оборудования средств производства изготовлялись на отечественных предприятиях. Были построены такие гиганты, как Путиловский, Обуховский, Русско-Балтийский заводы, сформировались крупнейшие текстильные центры в Подмосковье, Иваново, Лодзи и т.п. Текстильная продукция полностью обеспечивала саму Россию, широко шла на экспорт.

Но и сельское хозяйство, пищевая промышленность, ничуть не уступали. В нашей стране насчитывалось 21 млн. лошадей (всего в мире – 75 млн.). 60 % крестьянских хозяйств имели по 3 и более лошади. От продажи за рубеж одного лишь сливочного масла Россия получала столько же прибыли, сколько от продажи золота. На мировом рынке продовольствия она являлась абсолютным лидером. Занимала первое место в мире по производству и экспорту зерна, по выпуску сахара. Половина продуктов, продававшихся в Европе, производилась в России. Между 1890 и 1914 гг объем внешней торговли утроился.

В развитии российской экономики участвовал и иностранный капитал. Но объем зарубежных вложений в отечественную промышленность составлял 9 – 14 %, примерно столько же, сколько в западных странах. Это было нормальным явлением, привлекать иностранные инвестиции. Внешний долг России к 1914 г. (8 млрд франков – 2,996 млрд руб) был вдвое меньше, чем внешний долг США. В отношениях с зарубежными партнерами исключением являлся лишь договор с Германией, навязанный в японскую войну. Немцы с лихвой пользовались полученными односторонними выгодами. Их товары составляли половину импорта в Россию, подавляли аналогичные отечественные отрасли. Русским приходилось покупать даже совершенно не нужное им прусское зерно. Причем оно выращивалось руками русских – немцы каждый год нанимали в западных губерниях десятки тысяч сезонников. Германский капитал захватил под контроль половину российских торговых фирм, часть банков, судостроительных и судоходных компаний, две трети электротехнических предприятий. Но в 1914 г. срок договора истек, и продлять его Петербург отказался. Берлин поставили в равные условия с другими государствами.

По темпам роста промышленной продукции и роста производительности труда Россия в начале ХХ в. вышла на первое место в мире, опередив США – которые также переживали период бурного подъема. По объему производства наша страна занимала четвертое, а по доходам на душу населения пятое место в мире. Впрочем, эти цифры определялись зарубежными исследователями и являются весьма некорректными. Потому что в системы экономики западных держав были включены и их колонии (или, у США, сырьевые придатки). За счет этого обрабатывающая промышленность метрополий получала высокие валовые показатели. Но “души населения” колоний и придатков в расчет не принимались. И если бы, допустим, к жителям Англии добавить население Индии, Бирмы, Египта, Судана и т.д., то реальная цифра “доходов на душу” оказалась бы куда ниже российской.

Средняя заработная плата рабочих в России была самой высокой в Европе и второй по величине в мире (после США). В 1912 г. (раньше, чем в США и ряде европейских стран), Россия приняла закон о социальном страховании рабочих. Реформы Столыпина улучшили положение крестьян. Из районов, где не хватало земли, началось широкое переселение на просторы Сибири, Казахстана, Дальнего Востока – землю там получили 3 млн. человек.

Население России достигло 160 млн. человек и быстро росло. Рождаемость была очень высокой – 45,5 детей на 1000 жителей в год. И не за счет инородцев, а за счет русских. Иметь 5, 6, 8 детей в крестьянских семьях было обычным делом. По подсчетам Менделеева, во второй половине ХХ в. численность жителей России должна была перевалить за 600 млн. 30 % детей получали среднее образование – заканчивали гимназии, реальные училища, земские школы. Практически все деревенские мальчики и девочки ходили в церковно-приходские школы, обучаясь там не только закону Божию, но и чтению, письму. А в 1912 г. был принят закон о всеобщем начальном образовании. К началу ХХ в. достигли высочайшего расцвета русская наука и культура.

Царский манифест от 17 октября 1905 г. и реформы 1907 г. превратили Россию в конституционную монархию. Граждане обладали теми же демократическими свободами, как в западных государствах (только сравнивать надо не с нынешним Западом, а с Западом начала ХХ в. В то время ни в Англии, ни в США, ни во Франции не было всеобщего избирательного права, оно везде ограничивалось социальными, имущественными, половыми, национальными и т.п. барьерами). В Думе были представлены даже большевики и эсеры, имелись национальные фракции. Запрещалась только экстремистская и терористическая деятельность.

Государственное устройство России имело свою специфику. Во главе страны стоял царь. Он назначал правительство, имел право распустить Думу. Но именно это обеспечивало стабильность и порядок, сдерживало хищничество и коррупцию – царь был выше интересов тех или иных партий, политических и финансовых группировок, он выражал интересы России и ее народа в целом. А аппарат управления был одним из самых дешевых и эффективных в мире. На всю страну насчитывалось лишь 250 тыс. чиновников. Они прекрасно справлялись, потому что были квалифицированными профессионалами, а не выборными случайными лицами.

Но нарастали и внутренние конфликты. Набирали вес крупные промышленники, банкиры. У них возникало желание дорваться до реальной власти – такой же, какую имели их западные коллеги. Самим определять политику, избавиться от контроля и тормозов, мешавших грести дополнительные прибыли. Наоборот, перестроить государство так, чтобы служило их выгодам. Эти воротилы и их ставленники как раз и заседали в Думе, составляли костяк либеральных партий. Поэтому Дума всегда была оппозиционной царю, добивалась неких еще больших “свобод”, а поддержку искала за рубежом. Оппозиционные настроения царили и среди интеллигенции. Она по-прежнему была увлечена западничеством, особенно полюбила дружественную Францию, восхищалась ее культурой. Но заодно набиралась западных идей. Все чужое, иноземное, начинали приравнивать к “прогрессивному”, а исконное, национальное – к “реакционному”.

Еще одной спецификой России был “еврейский вопрос”. Точнее, либеральная и западная пропаганда раздула его искусственно. Еще Иван Грозный запретил проживание иудеев в нашей стране. Последующие государи присоединили к России Украину, Белоруссию, Прибалтику, Польшу, где проживало много евреев. Им сохранили права поддерживать свои обычаи, исповедовать свою веру. Но и исконным российским землям сохраняли их прежние права, в том числе право жить без евреев. Так появилась “черта оседлости”, восточнее ее посточнное проживание иудеев не разрешалось. За века это ограничение размылось и фактически не действовало. Существовало множество способов обойти его – принять фиктивное крещение, поселиться как бы “временно”, закон не распространялся на целый ряд профессий, на учащихся, лиц с высшим образованием, а его получали дети всех состоятельных евреев. Их было много и в банковской, и в промышленной верхушке, в Думе они имели свою национальную группу.

Но формально “черта оседлости” существовала, и на этом играли враги России, поднимали шум о “притеснениях”. Устраивались целенаправленные провокации. В революцию 1905-1907 гг много евреев было среди боевиков. А если их ловили и вешали, катились волны обвинений в “антисемитизме” царя. Провокацией стало и дело Бейлиса, иудейского сектанта, арестованного в 1911 г. по обвинению в ритуальном убийстве православного мальчика. В защиту Бейлиса поднялась вся “прогрессивная общественность” России, и его оправдали.

Войны Россия не желала. Дальнейшее мирное развитие сулило ей куда более радужные перспективы, чем самые блистательные победы. К возможности войны с немцами до 1910 – 1911 г. царское правительство относилось крайне отрицательно и даже не рассматривало всерьез такой вариант, а Дума весьма неохотно и скупо отпускала средства на вооружения. Лишь после постоянных кризисов стало ясно, что никакие уступки не помогают, и угроза нарастает. А значит, нельзя оказаться неготовыми. В 1912 г. была принята судостроительная программа, хотя и гораздо более скромная, чем у немцев – так, на Балтике предполагалось иметь 4 дредноута и 4 линейных крейсера. Для обороны этого было достаточно, а нападать русские не собирались. А в марте 1914 г. Дума приняла большую военную программу. Предусматривалось увеличить армию, модернизировать вооружение. Завершение обеих программ намечалось к 1917 г.

 

РУССКИЕ ПРОТИВНИКИ.

Облик и дух Германии в начале ХХ в. определялись тремя составляющими – идеологией пангерманизма, культом кайзера и культом армии. Пангерманизм стал “логическим” завершением западных колониальных теорий. Все признавали превосходство “белых людей” над “дикарями”. А кто должен занимать первое место среди “белых людей”? Германская нация смогла легко одолеть всех противников, в короткий срок добиться блестящих успехов в экономике – значит, она превосходит остальных. Она самая умная, самая деловая, самая развитая, и ей по праву должно принадлежать господство в мире.

Строились планы “Великой Германии” или “Срединной Европы”, в которую должны были войти Австро-Венгрия, Балканы, Малая Азия, Прибалтика, Скандинавия, Бельгия, Голландия, часть Франции. Все это соединялось с колониями, которые предстояло отобрать у англичан, французов, бельгийцев, португальцев. Предусматривалось создание обширных владений в Китае, распространение влияния на Южную Америку.

Одна за другой выходили книги идеологов пангерманизма: профессора Г. Дельбрюка – “Наследство Бисмарка”, П. Рорбаха – “Немецкая идея в мире”, “Война и германская политика”, Т. фон Бернгарди – “Германия и следующая война”. А надо отметить, что в кайзеровской милитаризованной Германии подобного рода пропаганда могла быть только официальной. И авторы были официальными лицами, Рорбах и Бернгарди – действующими генералами.

Книга Бернгарди, начальника военно-исторический отдел генштаба, вышла в 1911 г. и стала бестселлером, переиздавалась огромными тиражами. Он писал: “Война является биологической необходимостью, это выполнение в среде человечества естественного закона, на котором покоятся все остальные законы природы, а именно закона борьбы за существование. Нации должны прогрессировать или загнивать. Германия… стоит во главе всего культурного прогресса”, но “зажата в узких, неестественных границах”. Откуда следовало – надо не избегать войны, а стремиться к ней. “Мы должны сражаться за то, чего мы сейчас хотим достигнуть”, “ завоевание, таким образом, становится законом необходимости”.

Бернгарди указывал и на то, с кем предстоит сражаться: “С Францией необходима война не на жизнь, а на смерть, которая уничтожила бы навсегда роль Франции как великой державы и привела бы ее к окончательному падению. Но главное наше внимание должно быть обращено на борьбу со славянством, этим нашим историческим врагом”.“Нынешние русские балтийские провинции были прежде процветающими очагами германской культуры. Германские элементы в Австрии, нашей союзнице, находятся под жесткой угрозой славян…Только слабые меры предпринимаются, чтобы остановить этот поток славянства. Но остановить его требуют не только обязательства перед нашими предками, но и интересы нашего самосохранения, интересы европейской цивилизации”. Автор призывал не ограничивать “германскую свободу действий предрассудками международного права”. “На нас лежит обязанность, действуя наступательно, нанести первый удар”.

Другой идеолог пангерманизма, Гибихенфельд, утверждал: “Без войны не может существовать общественная закономерность и какое-либо сильное государство”. Руководитель “Пангерманского союза” генерал-лейтенант фон Врохем провозглашал: “Нации, которая быстрее развивается и мчится вперед, подобно нации немцев, нужны новые территории, и если их невозможно приобрести мирным путем, остается один лишь выход – война”. По всей стране действовали соответствующие “общественные” организации – “Пангерманский союз”, “Военный союз”, “Немецкое колониальное товарищество”, “Флотское товарищество”, “Морская лига”, “Союз обороны”.