Данный перевод выполнен специально для сайта www.jrward.ru. 16 страница

⇐ Назад

***

Сидя на жестком полу в луже собственной крови, Кор разрывался между обучением под предводительством Бладлеттера и своим... сердцем.

Странно – в его-то возрасте обнаружить, что у него действительно есть сердце, и было сложно отнести это открытие к разряду благословений.

Больше похоже на провал. Бладлеттер привил ему качества хорошего воина, и чувства – иные, кроме ярости, мести, жадности – не входили в этот лексикон. Верности ты требуешь от подчиненных, а если они не проявляют ее только в отношении тебя одного, то следует избавиться от таких воинов как от неисправного оружия. Уважение проявляется только к силе врага, и лишь потому, что недооценить соперника равносильно поражению. Любовь ассоциировалась только с захватами и успешной защитой твоей силы…

Снова вонзив окровавленный кинжал в свою кожу, он зашипел от боли, защипавшей его ноги и руки, от нее закружилась голова, а сердце забилось быстрее.

Кровь потекла с новой силой, и он молился, чтобы она вывела из его тела сбивающее с толку сожаление, охватившее его вскоре после того, как он бросил Тро на том асфальте.

Как все могло пойти так криво…

Воистину, настоящий хаос начался, когда он не покинул тот переулок.

Отправив своих воинов подальше от Тро, он планировал сделать то же самое… но в итоге притаился на крыше одного из зданий, из укрытия наблюдая за своим солдатом. Он сказал себе, что остался якобы для того, чтобы убедиться, что его заместителя нашли Братья, а не Общество Лессенинг… потому что нуждался в информации о первом враге сильнее, чем о втором.

Но наблюдая, как Тро, лежа на том асфальте, извивается в агонии, а его конечности изогнуты под неправильным углом, и он ищет облегчения боли, меняя положение тела… Кор осознал, что гордый воин остался абсолютно беззащитным.

Чем заслужил он такие муки?

Ветер окатывал Кора, прочищая голову и остужая гнев, и он понял, насколько скверно чувствовал себя из-за своего поступка. Невыносимо скверно.

Когда появились убийцы, он достал пистолеты, приготовившись защищать мужчину, которого чуть не убил. Но Тро сам нанес мощный первый удар… а потом появились Братья, действуя как было задумано – с легкостью расправились с лессерами, подобрали Тро и уложили на заднее сиденье черного автомобиля.

В то мгновение Кор решил не следовать за внедорожником. И причина, которая двигала им, была анафемой по отношению к его главным приоритетам.

Тро с толком вылечат в обители Братства.

Можно сколь угодно говорить о том, что Братство обожает роскошь, но Кор знал, что у них был доступ к первоклассной медицинской помощи. Они были личной охраной короля; Роф не даст им ничего меньшего. Если он последует за ними, намереваясь проникнуть в их лагерь? Они могут заметить его и вступят в бой, вместо того, чтобы оказать Тро помощь, в которой он нуждался.

Воистину, Кор остался в стороне, руководствуясь неправильной причиной, плохой, недопустимой причиной… несмотря на свою закалку, своим амбициям он предпочел жизнь Тро: гнев повел его в одном направлении, но сожаление вело в другое. И последнее одержало верх. Бладлеттер определенно перевернулся в своем гробу.

Решение было принято, он томился в ночи и своих намерениях, когда стрельба осветила переулок прежде, чем транспортное средство с Тро получило шанс выехать.

Пока он собирался с мыслями, наступило короткое затишье… а потом Тормент, сын Харма, вышел прямо на огневую линию, отказавшись от укрытия, становясь целью для новоприбывших лессеров несмотря на то, что он разрядил свои орудия в них.

Невозможно не уважать его поступок.

Кор находился прямо над убийцей, который открыл огонь в сторону Брата… и, хотя вражеские пули достигли мужчину, Тормент продолжил идти вперед с двумя пистолетами наперевес, решительно, не останавливаясь ни перед чем.

Один выстрел в голову, и его песенка спета.

Движимый чем-то, чему он отказывался давать имя, Кор рухнул на живот, подполз к краю крыши и, вытянув руку, опустошил обойму в лессера, спрятавшегося в укрытии, похоронив все угрозы жизни Брата. Это казалось подобающей наградой за подобную храбрость.

Потом он дематериализовался с места сражения и часами бродил по улицам Колдвелла; уроки Бладлеттера долбились в его внутреннюю дверь, желая войти, чтобы стереть в пыль чувство того, что он неправильно поступил с Тро.

Однако сожаление становилось лишь сильнее, нагнаиваясь под его кожей, придавая новое значение его отношениям с солдатом… а также с мужчиной, которого он когда-то звал своим Отцом.

Мысль, что он мог быть сделан из иного, нежели Бладлеттер, теста, вливала в душу яд. Особенно с учетом того, что он поставил себя самого и ублюдков против Слепого Короля… а исполнение сего плана требовало силы, доступной лишь бессердечному.

По правде говоря, уже поздно сходить с намеченного курса, даже если бы он захотел… а он не хочет.

Он по-прежнему намеревался свергнуть Рофа… по той банальной причине, что трон завоевывают, неважно, что гласит Древнее Право или закостенелые традиции.

Но когда дело касалось его солдат и его правой руки…

Он сосредоточился на своих предплечьях, привычка и слепые поиски своего Я заставили его снова пройтись лезвием по плоти, надавливая на режущую сторону, так, чтобы рана была рваной, неаккуратной, и причиняла достаточно боли.

Становилось все труднее находить нетронутый участок кожи.

Зашипев сквозь стиснутые зубы, он молил, чтобы боль достигла самой его сущности. Ему нужно, чтобы боль прочесала его эмоции так, как всегда делал голос Бладлеттера, сохранившийся в памяти, он придавал ему сил, делал разум чистым, а сердце – хладнокровным.

Но это не помогало. Боль лишь удваивалась в его сердце, увеличивая чувство предательства, которое он совершил по отношению к славному мужчине с доброй душой, который верно служил ему.

Мокрый от своей крови, купаясь в собственной муке, он снова и снова пронзал свою плоть ножом, ожидая, когда старая, знакомая ясность придет к нему…

Когда этого не произошло, он внезапно пришел к выводу, что если ему когда-нибудь представится такой шанс, он, наконец, навсегда дарует Тро свободу.

Глава 30

Лежа в своей кровати, Тор чувствовал лишь пульсацию в члене. Ну, это и аромат свежесрезанных цветов – в середине дня Фритц всегда расставлял их по вазам в коридоре.

– Этого ты хочешь от меня, ангел? – громко спросил он. – Давай же, я знаю, ты здесь. Этого ты добиваешься?

Чтобы придать словам выразительности, он демонстративно запустил руку под покрывала, позволяя ей скользнуть вниз по груди и животу к бедрам. Обхватив член, он не смог сдержать ни желание выгнуться, ни стон, зародившийся в горле.

– Где ты, мать твою? – прорычал он, не уверенный, с кем разговаривает в этой тусклой комнате. С Лэсситером. С Ноу-Уан. С милостивыми Мойрами… если они вообще существуют.

На каком-то уровне ему не верилось, что он с нетерпением ждал другую женщину… и тот факт, что меняющийся баланс между срочной необходимостью и виной быстро склонял чашу в пользу первого…

– Произнесешь мое имя, мастурбируя, и меня стошнит.

Хриплый и лишенный эмоций голос Лэсситера донесся из дальнего угла комнаты, где стояла кушетка.

– Ты об этом говорил?

Боже, это действительно он? – удивился Тор. Изголодавшийся, нетерпеливый. Всем недовольный от того, что был на взводе.

– Ход лучший по сравнению с твоим решением выйти под пули… – Раздался шорох. – Хэй, без обид, но будь любезен, положи обе руки туда, где я могу их видеть?

– Ты можешь сделать так, чтобы она пришла ко мне?

– Свободная воля – есть свободная воля. И, кретин, что с ладонями? Будь так добр.

Тор вынул обе руки из-под покрывала и ощутил необходимость прояснить:

– Я хочу накормить ее, а не трахнуть. Я не позволю Ноу-Уан пережить такое.

– Думаю, ты позволишь ей самой решать относительно секса. – Парень слегка закашлялся… но, с другой стороны, секс – неловкая тема для мужчин, обсуждающих порядочную женщину. – У нее на этот счет может быть свое мнение.

Тор вспомнил, как она смотрела на него в клинике, когда он удовлетворял себя. Она не боялась. Казалось, она была заворожена…

Он не знал, что с этим делать…

Тело самовольно выгнулось, будто бы заявляя: «Черта с два не знаешь, дружище».

Когда снова послышался кашель, Тор слегка рассмеялся.

– У тебя аллергия на цветы?

– Ага. Поэтому мне пора, окей? – Повисла пауза. – Я горжусь тобой.

Тор нахмурился.

– Почему?

Ответа не последовало, и стало очевидно, что ангел уже свалил…

Услышав тихий стук в дверь, Тор подскочил на кровати, едва ли ощущая боль в ранах, он точно знал, кто это.

– Входи.

Иди ко мне.

Дверь приоткрылась, и Ноу-Уан скользнула в комнату, запирая их вдвоем.

Тор услышал щелчок замка, и его тело послало разум ко всем чертям: он покормит ее… и, господь помоги им обоим, он трахнет ее, если она позволит.

Здравый рассудок вернулся на короткое мгновение, и Тор подумал, что должен прогнать ее, дабы избежать того послевкусия, которое будет ждать их после секса и кормления… и людям известно, что Коктейль Молотова[52], казавшийся забавной, восхитительной идеей, по факту, сносил их ландшафты под чистую.

Но он лишь протянул ей руку.

Спустя мгновение Ноу-Уан подняла руки и опустила капюшон. Вновь запоминая черты ее лица и фигуру, Тор четко осознал, что она ни капли не была похожа на Велси. Ноу-Уан была меньше, более хрупкого сложения. Светлая, а не оживленных, ярких оттенков. Скромная, а не прямолинейная.

Тем не менее, она нравилась ему. Странным образом, от ее непохожести на Велси становилось легче. Меньше шансов на то, что на место его возлюбленной в его сердце придет эта женщина: хотя тело его было возбуждено, эрекция – наименее важный указатель на связь. Мужчина с его родословной, при условии здорового состояния и хорошего кормления мог возбудиться и глядя на мешок картошки. А Ноу-Уан – несмотря на ее мнение о самой себе – была в тысячу раз привлекательней корнеплодов…

Господи, романтическая подоплека во всем этом была весьма кстати. Не так ли?

Ноу-Уан подходила медленно, хромота была еле заметна, и, достигнув края матраса, она опустила взгляд на его обнаженную грудь, руки, живот… и еще ниже.

– Я снова возбужден, – сказал он гортанным голосом. И, будь он проклят, но можно подумать, что он просто хотел предупредить ее. На самом деле? Он надеялся вновь увидеть то выражение на ее лице, когда он довел себя до оргазма…

И, кто бы мог подумать… вот и оно: жар и любопытство. Не страх.

– Мне взять твое запястье, стоя здесь? – спросила она.

– Забирайся на кровать, – буквально прорычал он.

Она поместила одно колено на высокий матрас, а потом неуклюже попыталась повторить то же самое со вторым. Ее хромая нога лишила ее равновесия, и она накренилась…

Тор без труда поймал ее, обхватив за плечи и мешая упасть лицом вниз.

– Держу тебя.

Ну, в этой фразе крылся двойной смысл.

Он ненамеренно притянул ее, так, что женщина устроилась на его груди. Блин, она была легкая, словно пушинка. Но, с другой стороны, она всегда мало ела.

Не он один нуждается в хорошем питании.

Но потом Тор просто замер, давая ей возможность привыкнуть. Он был ярким представителем мужского пола, адски возбужденным и уже успевшим напугать ее. Что до него, то Ноу-Уан могла потратить все время мира на то, чтобы удостовериться, с кем она сейчас находилась…

Внезапно ее запах изменился, приобретя безрассудный аромат пробудившейся женщины. В ответ его бедра заерзали под одеялами, и она бросила взгляд через плечо, наблюдая за реакцией его тела.

Будь он добропорядочным мужчиной, то скрыл бы эрекцию и убедился, что происходящее было связано только с оплатой за ее помощь. Но он чувствовал себя скорее мужчиной, чем добропорядочным.

На этой ноте, он опустил ее на свою грудь таким образом, чтобы губы Ноу-Уан оказались напротив его яремной вены.

***

Кожа.

Теплая мужская кожа напротив ее губ.

Теплая, чистая мужская кожа золотисто-коричневого, а не мертвенно-бледного цвета. Она пахла специями, мужественностью и… чем-то столь эротичным, что ее тело перенеслось в то вулканическое место.

Ноу-Уан сделала вдох, и его запах – запах мужчины – вызвал беспрецедентный отклик. Она полностью переключилась на инстинкты, клыки выступили из челюсти, губы раскрылись, показался язык, будто желая попробовать на вкус.

– Возьми мою кровь, Ноу-Уан… Ты знаешь, чего хочешь. Возьми меня…

Проглотив ком, она приподнялась на нем, заглядывая в его пылающие глаза. В них плескалось слишком много чувств, чтобы расшифровать их, и то же самое можно сказать о его голосе или выражении лица. Происходящее давалось ему с трудом: но с другой стороны, это была его супружеская спальня, где он без сомнений бывал тысячу раз со своей шеллан.

И, тем не менее, Тормент хотел ее. Это было ясно по напряжению в его теле, эрекции, которую она видела даже под слоем ткани.

Она знала, что он стоит на сложном перепутье, разрываемый двумя противоречиями: Ноу-Уан чувствовала то же самое. Она хотела этого, но если она возьмет его кровь сейчас, то положит начало отношениям, и она не думала, что готова к тому, куда они могли завести их обоих.

Но она не станет убегать. Как и он.

– Ты не хочешь, чтобы я пила из запястья? – спросила она словно чужим голосом.

– Нет.

– И где ты меня хочешь видеть. – Не вопрос. И, дражайшая Дева-Летописеца, она не понимала, кто сейчас говорит с ним таким голосом… низким, соблазняющим, требовательным.

– У моего горла. – Слова Тормента прозвучали еще ниже, и он застонал, когда ее взгляд вновь обратился туда, куда он неумышленно направил ее.

Этот всесильный воин хотел, чтобы она использовала его. Он лежал на подушках, его массивное тело, казалось, пребывало в странном восхищении, которое она видела раньше, удерживалось незримыми путами, из которых было невозможно выбраться.

Он не сводил с нее глаз, наклонив голову в бок, открывая взору вену… с противоположной по отношению к ней стороны. Так что ей придется вновь растянуться на его груди. Да, подумала Ноу-Уан, она тоже хотела этого… но прежде чем пошевелиться, она позволила своей глубинной сущности запаниковать. Последнее что ей нужно – это потерять контроль в процессе кормления.

Никакие воспоминания не всплыли из глубин сознания. Впервые настоящее ощущалось настолько реальным и пленяющим, что прошлое не показывалось ни эхом, ни тенью… в это мгновение она была словно чистый лист.

И четко осознавала, чего хочет.

Протянув руку, Ноу-Уан устроила свой легкий вес на его невероятно широкой груди. Его размеры казались нелепыми, противопоставление их тел – абсурдным… и, тем не менее, она не испытывала страха. Твердые мускулы его груди и ширина плеч совсем не пугали ее.

А лишь заостряли ее жажду до его вены.

Его тело выгнулось вверх, когда она легла на него, и – о, Боже – этот жар. Исходящий от его кожи, распаляющий ее нужду так же настойчиво, как лето действует на лихорадку.

Так давно она в последний раз кормилась от мужчины. В далеком прошлом это происходило лишь под пристальным наблюдением не только ее отца, но и других мужчин ее кровной линии: воистину, во время кормления всегда присутствовал дух церемонии, биология сдерживалась обществом и его ожиданиями.

Она никогда не чувствовала возбуждение. А если те порядочные джентльмены, что предоставляли ей свою вену, возбуждались, то они благоразумно не показывали своей реакции.

Происходящее сейчас включало все, чего не доставало в ее предыдущем опыте.

Происходящее сейчас было диким, необузданным… и очень сексуальным.

– Возьми мою кровь, – приказал Тормент, его челюсть напряглась, подбородок приподнялся, обнажая горло еще сильнее.

Опустив голову, она задрожала всем телом и укусила без толики изящества…

В этот раз стон принадлежал ей.

Вкус Тормента был ни на что не похож, букет взорвался ощущениями на ее губах, языке, стенках горла. Его кровь была намного чище и сильнее всего того, что она пробовала раньше, и… его сила. Казалось, будто мощь тела воина перетекала в нее, преображая ее во что-то большее, чем она была когда-либо.

– Бери больше, – выдохнул он хрипло. – Бери все…

Она выполнила его приказ, меняя наклон головы так, чтобы их соединение стало еще более идеальным. Она пила, смакуя, и обнаружила, что стала очень ясно ощущать потяжелевшие груди, лежавшие на нем. Тянущая боль в животе становилась лишь острее, сколько бы она ни пила. А ее ноги, они буквально таяли… желая только одного: раскрыться.

Для него.

Стена ее непоколебимости таяла неотвратимо, но какое это имело значение? Ноу-Уан была так поглощена, что ее волновало лишь то, что она сейчас получала.

Глава 31

Тор кончил вскоре после первого укуса Ноу-Уан. Он просто не мог остановить сжавшиеся яички или пульсацию, что поднялась вверх по стволу, равно как и всплеск жидкости, вырвавшейся из его члена, когда он кончил под простынями.

– Чееееерт… Ноу-Уан…

Она будто бы знала, что произошло мгновение назад, и на что именно он спрашивал разрешение, и кивнула у его горла. Потом пошла еще дальше: взяла его запястье и подтолкнула под простыню. Его не нужно просить дважды.

Раздвинув ноги, он заскользил рукой по напряженной длине в ритме, вторящем глоткам у его вены. Когда Тор снова достиг пика, эрекция дергалась как сумасшедшая, он опустился ниже, обхватил мошонку и резко сжал. Наслаждение и боль смешались, словно в кривом зеркале, искаженные изображения их тел усиливали абсолютно все, начиная от ощущения клыков Ноу-Уан в его шее и заканчивая извержениями ниже талии.

Чувство освобождения, избавления от боли, с которой он сражался дни и ночи, стало гребаным облегчением. Превратившись в озеро, на котором временно растаяла ледяная корка, он открылся Ноу-Уан, лежа под ее стройным телом, в плену ее изящного веса и мощного укуса.

Давно он не чувствовал ничего хорошего в своей душе, покрытой вечной мерзлотой. И зная, что ноша будет ждать его, когда этот солнечный рассвет исчезнет, он еще отчаянней погрузился в чувственный опыт, сознательно обнажая себя перед всеми эротическими ощущениями.

Ноу-Уан, наконец, вытащила клыки, медленно облизнув языком ранки, запечатывая их, и он кончил снова: ощущение влажного, теплого движения на его коже, транслировалось вниз по телу, до эрекции, которая дрожала и дергалась, выплескивая еще больше той жидкости, что уже покрывала нижнюю часть его живота и намочила простыни.

Кончая, он смотрел Ноу-Уан в глаза, прикусив нижнюю губу и откинув голову назад… чтобы она знала наверняка, что именно с ним происходило.

И тогда он понял… что она тоже хотела этого.

Ему подсказал ее сочный аромат.

– Позволишь доставить тебе удовольствие? – хрипло спросил он.

– Я... я не знаю, что делать.

– То есть ты согласна?

– Да… – выдохнула она.

Перекатившись на бок, он нежно опустил Ноу-Уан на матрас.

– Просто лежи здесь… я позабочусь обо всем остальном.

Легкость, с которой она подчинилась, была поразительна… и мгновенно намекнула – с точки зрения его либидо – что пора бы раздеть девушку, забраться сверху, кончить на нее.

Но этому не бывать. По стольким причинам.

– Я буду действовать медленно, – простонал он, гадая, к кому из них двоих обращается. А потом Тор подумал… что да, черт возьми, он начнет медленно. Он сомневался, что помнит, как обращаться с женщиной…

Тень, появившаяся из ниоткуда, пронеслась по его мыслям, выпрыгнула из мозга, вставая преградой между ними, омрачая момент.

Он осознал с печальной болью, что не может вспомнить точно, когда они с Велси в последний раз были вместе; если бы он знал, что их ждет в будущем, то уделил бы тому настоящему намного больше внимания.

Без сомнений, это был один из тех уютных, незапоминающихся, но весьма основательных разов в их супружеской постели, когда они оба были полураздеты и готовы с радостью плыть по течению…

– Тормент?

Голос Ноу-Уан ухватился за него, грозя полностью разрушить то, что происходило в настоящем. Но потом он вспомнил о Лэсситере… подумал о своей шеллан в той серой преисподней, плененной в изолированной пыльной пустоши.

Если он сейчас остановится, то никогда не сможет вернуться к этому мгновению, потенциалу, ситуации с Ноу-Уан… с кем угодно. Он навечно застрянет на дороге своего горя… и Велси никогда не обретет свободу.

Черт возьми, в жизни столько всего происходит, постоянно приходится продираться сквозь тернии, и эта проблема была не самой трудной. И она не продлится вечно. Он уже провел год в горе и скорби, его ждут еще десятки и сотни лет впереди для страданий. Следующие пять, десять, пятнадцать минут, час... сколько бы ни потребовалось… он должен оставаться в этой реальности, здесь-и-сейчас.

Только с одной Ноу-Уан.

– Тормент, мы можем оста…

– Я могу развязать твою мантию? – Голос казался ему мертвым. – Пожалуйста… позволь увидеть тебя.

Когда она кивнула, он проглотил ком и коснулся рукой пояса ее одежд. Ткань поддалась практически без сопротивления, а потом складки обнажили ее завернутое в мантию тело.

Его член дернулся при виде Ноу-Уан, почти не скрытой от его жадного взгляда, рук… его рта. И этот отклик сказал ему, что к несчастью… или к счастью… он мог это сделать. Он собирался сделать это.

Скользнув руками вокруг ее талии, он помедлил. У Велси было такое роскошное тело, с женственными линиями и силой, которые он так любил. Ноу-Уан была совсем другой.

– Тебе нужно лучше питаться, – хрипло сказал он.

Когда ее брови сошлись вместе, и она, казалось, вот-вот отпрянет от него, Тору захотелось треснуть себя по голове. Женщинам не стоит говорить о недостатках в моменты, подобные этому.

– Ты очень красивая, – сказал он, лаская взглядом ее грудь и бедра сквозь тонкую ткань. – Я просто волнуюсь за тебя. Вот и все.

Когда она вновь расслабилась, Тор не стал спешить, касаясь ее сквозь простую льняную накидку, что она носила, он медленно двигался к ее животу. Воспоминание о том, как она выглядела, нежась в колыбели голубой воды, плыла, раскинув руки в стороны, ее голова была запрокинута, а вершинки груди напряглись, вырвало у него стон.

И дало четкие указания.

Направив пальцы вперед, он погладил ее грудь снизу…

Шипенье и то, как девушка выгнулась, подсказали Тору, что его прикосновение было более чем желанно. Но он не станет торопиться. Это произошло в кладовой, больше такого не случится.

Он медленно и лениво поднимался все выше, пока его палец не забрался на сосок. Ноу-Уан снова зашипела.

Выгнулась.

Он продолжил изучение.

Все тело ревело, прижатый к ткани член напрягся против самоконтроля, самого темпа. Но он держал себя в узде ниже талии… и все останется как есть. Это было ради нее, не для него, и кратчайший путь слететь с рельсов – оказаться голым возле нее.

Вероятно, это кровь Ноу-Уан в нем. Да, в этом дело. В этом крылась причина его сумасшедшей потребности соединиться…

Ноу-Уан била ногами по одеялу, впиваясь ногтями в его предплечье, и только тогда он обхватил всю грудь, заменяя указательный палец большим на месте соска.

– Тебе нравится? – протянул он, когда она отчаянно втянула воздух.

Ответом стал набор звуков; с другой стороны, ее чувственное напряжение служило настоящим ответом.

Ей действительно нравилось то, что она сейчас чувствовала.

Обхватив ее поясницу, он нежно приподнял девушку к своим губам. На несколько мгновений его охватили сомнения, просто потому, что он не мог поверить, что на самом деле делает это с кем-то: до него никогда не доходило, что в будущем у него будет некое подобие сексуальной жизни вне воспоминаний… но вот она, разворачивается прямо перед ним, образно говоря, это электрическое соединение сверкало, он был обнажен и возбужден, а рот его желал попробовать нечто иное.

– Тормент… – простонала она. – Я не знаю, что…

– Все в порядке. Я рядом… рядом.

Опустив голову, он разделил губы и потерся о ее сосок сквозь ткань, взад и вперед. В ответ, ее руки впились в его волосы, приятно натягивая их, царапая кожу.

Черт, она изумительно пахла, ее аромат казался легче и более цитрусовым, чем запах Велси… и все же был словно реактивным топливом в его венах.

Лизнув ее, он услышал шорох одежды и ощутил намек на рай… поэтому он повторил движение. Снова. И снова.

Вобрав грудь в рот, он потянул сосок, двигаясь в одном ритме. Ноу-Уан ухватилась за него еще крепче, его руки блуждали повсюду, изучая ее бедра, ноги, живот, крошечную талию.

Кровать ненавязчиво скрипела, матрас прогнулся под ним, когда Тор придвинулся еще ближе к Ноу-Уан… и свел их бедра вместе.

Пора перейти на следующую ступень.

***

Вот почему у женщин появляется такой взгляд, когда они думают о своих мужчинах.

Ноу-Уан наконец поняла, почему, когда хеллрен входит в комнату, его шеллан еле заметно напрягается, а на ее лице расцветает заговорщическая улыбка. В этом крылась причина переглядываний между супругами. Этим объяснялась срочность проведения брачной церемонии, трапезы и танцев для гостей, закрытого на весь день дома.

Поэтому счастливые пары время от времени не спускаются на Первую трапезу. Или Последнюю. Или на все, что между ними.

Этот пир чувств – величайшая пища всей расы.

И Ноу-Уан думала, что никогда не познает этого.

Почему она наслаждалась этим? Несмотря на хаотичную нужду в их телах, Тормент очень трепетно относился к ней. Он был откровенно возбужден, как и она, но не спешил: его самоконтроль стальной решеткой накрыл их общее желание соединиться, его темп и ласки были так же медленны и безвредны, как плавное падение пера в недвижимом воздухе.

И, на самом деле, это сводило ее с ума.

Но она также понимала, что это ради ее блага. Она была расстроена, и, несмотря на это, уверена в правильности происходящего, ведь было невозможно принять вампира, с которым она сейчас была, или ее желание за…

От ощущения его влажных губ, сомкнувшихся на ее груди, Ноу-Уан вскрикнула, цепляясь за его волосы. А потом он начал посасывать ее плоть.

– Ты раздвинешь для меня свои ноги? – спросил Тормент напротив ее соска.

Бедра подчинились прежде, чем согласие сорвалось с ее губ, и в ответ она услышала смех, прокатившийся в его груди. Он также не стал тратить время. Обхватив губами вершинку, он скользнул ладонью вниз по бедру, а потом по внутренней стороне.

– Подними свои бедра для меня, – сказал он прежде, чем снова лизнуть ее сосок.

Она мгновенно подчинилась, предвкушение охватило ее настолько сильно, что она не могла осознать смысл его просьбы. Но потом что-то слегка потерлось о ее ноги.

Платье. Он задирал платье…

Тормент снова дотронулся до нее, коснулся верхней части бедер, затем спускаясь… и снова устремился к внутренней стороне.

О, отсутствие преграды... Будто и без этого было недостаточно хорошо.

В ответ она выгнулась, напряглась, но ничем не помогла подтолкнуть его к жару, который он мог потушить в мгновение ока. Воистину, от его отвлекающих ласк, распустившееся в глубине ее тела чувство превратилось в нечто острое, нарастающее ощущение переросло в откровенную нужду, боль от которой напоминала его укусы.

Он первый раз мимолетно коснулся ее лона, и она резко вскрикнула, желая большего. Второй раз он медленно скользнул по ее плоти. В третий…

Она направила свою руку вниз, прижимая его ладонь к разгоряченной коже.

Она не ожидала услышать его стон, сказавший, что он, вероятно, снова кончил… да, по содроганиям его тела она могла утверждать, что Тормент достиг очередной разрядки, его бедра двигались под простыней таким образом, что она могла думать лишь о проникновении.

Повторяющемся, мощном проникновении.

– Тормент, – ее голос был хриплым, мысли путались, и только тело знало точно, чего оно хочет.

Прошло некоторое время, прежде чем он смог ответить чем-то кроме тяжелого дыхания.

– Ты в порядке?

– Помоги мне. Мне нужно…

Он потерся губами по ее груди и убрал руку.

– Я позабочусь об этом. Обещаю. Только немного позже.

Она не знала, сколько еще из этого «немного» сможет вынести, прежде чем ее тело разлетится на части.

Но потом он научил ее, что чувство неудовлетворенности может достигать и больших высот.

В конце концов, он начал ласкать ее, сперва медленно, невесомо, подразнивая, а не руководствуясь честными намерениями. Но – спасибо, о Славная Дева – все изменилось. Когда он постепенно усиливал давление на вершину ее лона, она вспомнила, как он ублажал себя в клинике, его руки спустились ниже пояса, его тело создавало трение, пока что-то не щелкнуло, и нахлынуло наслаждение…

Оргазм оказался самым мощным чувством, которое она когда-либо испытывала: даже боль, что она познала от рук симпата, близко не могла сравниться с удовольствием, охватившим нижнюю часть ее тела, вибрацией пронесшимся по груди, отдаваясь эхом в кончиках пальцев и ногах.