ФЕНОМЕН НОРМАТИВНО-ПРАВОВОГО СОЗНАНИЯ

Далее ⇒

Теория и история государства и права

А. Ф. Закомлистов

ЮРИДИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Санкт-Петербург

Юридический центр Пресс

УДК 340.1

ББК 67.0 Редакционная коллегия серии

319 «Теория и история государства и права»

И. Ю. Козлихин (отв. ред.),С. Я. Бабурин, В. Г. Графский, Ю. И. Гревцос,

А. В. Ильин. И. А. Исаев, О. ЬЛ. Карамышев, Д, И. Луковская,

А. В. Малько, М. Н. Марченко, А, В. Поляков,

А. С. Смыкалин, Е. В. Тимошина

Рецензенты:

В. А. Кайдалов, доктор философских наук, профессор, заведующие* кафедрой философии Пермского государственного

технического университета

О. С. Пугачев, доктор философских наук, профессор кафедры философии Пензенской сельскохозяйственной академии Г. И. Налимов, кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права и прокурорского надзора Пермского государственного университета

Закомлистов А. Ф.

319 Юридическая философия. — СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2003.— 548 с.

ISBN 5-94201-206-7

Работа представляет собой системное изложение философского постижения права в единстве и взаимной связи индивидуального осуществления прав и свобод в юридической деятельности государства. С одной стороны, право и свобода человека формулируются как исходные составляющие активности индивидов в общественной жизни в юридическом законе, с другой стороны, эта публичная пропозиция реализуется в действительности через процесс взаимопредоставления, в котором граждане участвуют при посредничестве государственной власти и публичного правосудия. Из этого следует, что право не является статичной фигурой в начертании свободы индивида в обществе и не находится у него в обладании, оно по своему качеству и форме создается в результате совместного усилия граждан и государства. Именно в таком ракурсе автор разрешает проблему единого философско-юридического анализа правовой реальности. Результат исследования получил свое выражение в названии «Юридическая философия».

Книга может быть использована в качестве практического посо
бия студентами философских и юридических факультетов при изуче
нии курсов философии права, теории государства и права. Издание
представляет также интерес для широкого круга читателей, интересую
щихся философскими проблемами права. ЕЪК 67.0

©А. Ф. Закомлистов,2003 © Изд-во «Юридический центр Пресс», 2003

ASSOCIATION YURIDICHESKY CENTER

Theory and History of State and Law

A. R Zakomlistov

LEGAL PHILOSOPHY

Saint Petersburg

Yuridichesky Center Press

УДК 340.1

ББК 67 0 Editorial Board of the Series

³¹⁹"Theory and History of State and Law"

S. N. Babunn, V. G Grafsky, Yu I Grevtsov. A V. Ilym.

I. A. Isaev, О M. Karamyshev, I Yu. Kozhkhm (managing editor).

D. I. Liikovskaja. A. V. Malko. M. N. Marchenko, A. V. Polyakov,

A S. Smykalin, E. V. Timoshma

Reviewers:

Head of the Department of Philosophy of Perm Stale Technical University,

Doctor of Philosophy, professor V.A. KaidalovDoctor of Philosophy, professor of the Department of Philosophy of Penza

Agricultural Academy O. S. Pugachev

Candidate of Law, assistant professor of the Department of Criminal Law and Procuracy Supervision of Perm State University G./. Nalimov

A. F. Zakomlistov

319 Legal Philosophy. - - St. Petersburg: "Yuridichesky Center Press", 2003.-- 548p.

ISBN 5-94201-206-7

The work is a systems exposition of philosophical understanding of law m unity and interrelation of individual exercise of rights and freedoms and legal activity of state On the one hand, law and freedom of man are formulated as initial component parts of individual activity m social life in legal law, on the other hand, this public proposition is realized in reality through the process of mterconcession in which citizens take part through the mediation of state power and public justice It follows that law is not a static figure m the outline of freedom of an individual in society and is not in his possession by its quality and form it is created as a result of joint effort of citizens and state It is in this foreshortened that the author solves the problem of single philosophical and legal analysis of legal reality The result of this research is reflected m the title of "Legal Philosophy''

The book can be used as a practical manual by students of law schools and faculties of philosophy when taking courses of philosophy of law, and theory⁷ of state and law It is also of interest for a wide range of readers who are interested in philosophical problems of law

ББК 670

ISBN 5-94201-206-7

©A. F. Zakomhstov, 2003 © Yundichesky Center Press, 2003

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие.................................................................................... 7

Введение. От схематизма к институции...................................... 16

Глава 1. ФЕНОМЕН НОРМАТИВНО-ПРАВОВОГО

СОЗНАНИЯ....................................................................... 45

§ 1. Юридическая норма как публичное

формообразование нормативного сознания............. -

§ 2. Логико-математические и перцептивные основания
юридической нормы..................................................... 91

§ 3. Истинность юридической нормы................................. 130

Глава 2. ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ

ЮРИДИЧЕСКОЙ НОРМЫ............................................ 160

§ 1. Антропология юридического в контексте правовой

реальности. Понятие юридического.......................... —

§ 2. Антропологическая артикуляция юридической

нормы............................................................................... 192

§ 3. Социально-антропологическое истолкование

юридической деятельности......................................... 232

§ 4. Конфигурации юридической ответственности........ 304

§ 5. Достоинство личности как нормативно-правовой

институт.. 323

Глава З.СОЦИО AHA ЛИЗ ЮРИДИЧЕСКОЙ НОРМЫ.......... 340

§ 1. Правовое качество общественных отношений.
Определение меры социальной активности
посредством юридической нормы............................. —

§ 2. Место юридического в социальном контексте........ 390

Глава 4 ЮРИДИЧЕСКАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ

И ЮРИДИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ................................ 426

§ 1. Доступ к правосудию. Правосудие как публичная
форма когнитивной аксиологии и способ
нормативного мышления............................................. -

§ 2. Параметры нормативной истины в юриспруденции.
Истина судебного разбирательства по делу.............. 481

Заключение. Концептуальная сущность юриспруденции........ 517

Использованная литература........................................................... 535

Другу Олегупосвящается

ПРЕДИСЛОВИЕ

О, если бы ревностные правоведы избавились, наконец, от своего презрения к философии и поняли, что без философии большая часть их вопросов — это лабиринт без выхода! Specimen difficultatis dejure

Г. В. Лейбниц

Когда законодатель изучает человеческое сердце, когда он приноровляется к различным степеням, к различным родам чувствительности с помощью исключений, ограничений, смягчении, эта умеренность власти очаровывает нас как отеческая снисходительность. Я нахожу в этом поразительную аналогию между искусством законодателя и искусством медика.

И. Бентам

Обычно общая характеристика работы дается во введении, и в этом автор не отступает от сложившейся традиции. Что касается предисловия, то оно призвано уведомить читателя о новациях или особенностях исследования, по сравнению с прежним состоянием рассматриваемого вопроса. В данном случае необходимость предисловия вызвана затруднением в тематическом определении исследования, поскольку способ, вид соотношения между философией и юриспруденцией составляют проблему современного гуманитарного и социального знания. Это знание существует в двух функциональных номинациях: мировоззрения и науки. Исследование базируется на юридическом знании, которое традиционно и безусловно характеризуется такими признаками, как системность, функциональная, логическая связность и непротиворечивость.

Таким образом, эта работа не есть работа по экзистенции права и не повествует о жизни такого правового существа, как человек. Она связана с описанием и характеристикой нормативно-правовой

Предисловие

логики жизни человека как субъекта права, гражданина и личности в современных общественных условиях. Такой способ жизни ассоциируется с его существованием как упорядоченным поведением в контексте социальной и индивидуальной космологии и мироздания в целом.

Этот порядок задается самой конституцией человека как «мыслящего тела» (Б. Спиноза). В связи с этим нормативная логика существования, связанная с общественным способом бытия человека, и составляет смысл права как формы осуществления свободы.

Современного человека, пребывающего в контексте нормативно-правового стандарта юриспруденции и этики прав и свобод, можно идентифицировать как существо нормативно-правовое, то есть в номинации «человек юридический». Это обозначение не является данью тем многочисленным антропологическим квалификациям, которые в прошедшем XX столетии наводнили различного рода исследования по философской антропологии и культурологии. Такая тенденция уже приобрела характер обыкновения и является достоянием настоящего времени. Характеристика человека как правового существа смыкается с оценкой его состояния как субъекта права, которое зафиксировано в системах действующего законодательства цивилизованных государств.

Подобная ситуация характерна тем, что с течением времени эта система становится все более дифференцированной и усложненной, ориентирующей субъектаправа на соблюдение единичного прагматического правила, закрепленного в той или иной юридической норме и распространяющегося на конкретные жизненные обстоятельства. Здесь человек при осуществлении своего права, процесс которого есть не что иное как определенное стремление к благу и усилие, ориентирован на систему порядка или наличную легитимную ситуацию в обществе как текущее положение дел.

Парадокс заключается в том, что чем более обширной становится пространство предоставления и реализации права, тем более объемными становятся нормологические ресурсы действующего законодательства. В этой связи современный человек руководствуется в основном уже не общими регулятивными принципами, а системой прагматических правил, значительная часть которых закреплена в юридических законах. Речь идет не об актуальном и тотальном за-конопослушании, а об объективной необходимости.

Ссылка на нормативный потенциат конституции человека имеет тот смысл, что в данной работе автор в качестве базового основания для характеристики права избирает философскую антропологию, которая трансформируется в ходе анализа в социально-философский, социологический и этический взгляд на феномен права. Такой нормологический подход в объяснении смысла права предопределяет и ее название как юридической философии.

Такое определение современного исследования сущности права и юридической деятельности имеет соответствующее рациональное обоснование и может опираться на современную научную литературу, в которой в изобилии присхтствуют такие научно-предметные квалификации, как юридическая логика, юридическая социология, юридическая этика, юридическая психология т. д. Например, в учебнике«Юридическая социология» утверждается, что «термины «юридическая социология» (социология права) и «социологическая юриспруденция» имеют смысловые отличия и применяются для обозначения дисциплин (направлений) разных наук — социологии и юриспруденции. Термином «социологическая юриспруденция» обозначается исследование социологической направленности в юридической науке, а терминами «юридическая социология» и «социология права» — социально-правовые исследования в рамках отдельной отрасли социологии. Оба термина равнозначны по смыслу и поэтому одинаково приемлемы для обозначения отдельной отрасли социологии, изучающей правовую сферу общества».¹

При таком понимании юридическая социология теряет собственно юридическое прагматическое значение, поскольку право здесь измеряется не с помощью или посредством нормативной логики действующего законодательства, а внешним, социометрическим способом. Таким образом, из области юридической социологии исключаются такие антропологические звенья социального анализа, как исследование преступного поведения, договорная ответственность, отношения собственности на имущество и нематериальные блага и т. д.

Юридически мыслящая социология сразу же отмстила это. Например, в работе известного французского юриста Ж. Карбонье указывается, что «юридическая социология не ограничивает свои ис-

¹ Юридическая социология. М., 2000. С. 3.

Предисловие

следования лишь первичными явлениями (закон, судебное, административное решение): она охватывает и вторичные производные явления, такие, как семья, собственность, договор, ответственность и т. д. Хотя в этих явлениях есть и такое социальное, которое не преломляется через призму права, это не может служить достаточным основанием для того, чтобы объявить юридическую социологию в этих вопросах некомпетентной, и, наоборот, компетентной только общую социологию или какие-либо другие, производные от нее отрасли. Было бы также неверно полагать, что в многогранности явления права юридическая социология призвана выделить лишь одну интересующую ее грань и оставить без внимания другие (нравы, этику, экономику, язык и т. д.), отдав их на откуп общей социологии. Подобное расчленение явления было бы искусственным. Как общая социология, так и ее отрасль равным образом призваны исследовать изучаемое явление в целом. Но каждая отрасль делает это своим путем»."

Из этого рассуждения можно заключить, что ресурсы юридической социологии располагают избыточным объемом, который перекрывает традиционный общесоциологический взгляд на право, и этот объем черпается именно из антропологического источника. В связи с этим можно построить следующую схему нормативного исчисления субъекта права: философская антропология права — социальная философия — социология — юридическая социология. При этом следование субъекта права по линии такого исчисления от антропологии к юридической социологии сохраняет в себе антропоно-мический потенциал, в то время как при использовании общефилософского анализа права как социального процесса, а также в оптике и горизонте так называемого социологического воображения этот потенциал затушевывается и скрадывается.

Таким образом, юридическое изначально присуще человеку в нормативности, или в проявлении им меры его бытия в мироздании, где человек представляет в его генерализованной конституции как рационально чувственное, незавершенное по своим онтологическим параметрам существо. Но эта незавершенность не означает его нор-мологической неупорядоченности вообще.

КарбоньеЖ. Юридическая социология. М., 1986.

___________________________________________________________________________________ п_

Такой базовой нормологической основой является динамически процессуальная система потребностей человека и преобразование антропологического импульса к их удовлетворению через создание и организацию коллективного усилия, через организацию исторически эволюционирующей структуры социального благосозидания. Это вызвано тем, что человек не обладает данной природой и врожденной способностью естественного самообеспечения благом каждого индивида, что компенсируется за счет интеллекта и коллективного, социального усилия. Посредством этого усилия формируется и формулируется нормативная прагматика человеческой активности в виде права.

Этот антропологический стандарт фиксируется в концепте естественного права, здесь это усилие трансформируется в такую нормативную форму осуществления социальной активности, как право. Естественное право, с точки зрения идейно-теоретической и публично-правовой артикуляции в обществе, то затухает, то возрождается, но никогда не умирает совсем. Такую регулятивную пульсацию и воздействие концепта естественного права выдающийся русский философ В. С. Соловьев объясняет именно через нормативную логику антропологического исчисления социальной действительности, которая в скрытом виде реализуется в контексте позитивного права: «Естественное право есть та общая алгебраическая формула, под которую история подставляет действительные величины положительного права. При этом, само собой разумеется, эта формула (как и всякая другая) в своей отдельности есть лишь отвлечение ума, в действительности же существует лишь как общее идеальное условие всех положительных правовых отношений, в них и через них. Таким образом, под естественным или рациональным правом мы понимаем только общий разум или смысл (ratio) всякого права как такового. С этим понятием естественного права, как только логического prius права положительного, не имеет ничего общего существовавшая некогда в юридической науке теория естественного права, как чего-то исторически предшествовавшего праву положительному, причем предполагалось так называемое естественное состояние или состояние природы, в котором люди существовали будто бы до появления государства и положительных законов. На самом деле оба

Предисловие

эти элемента, и рациональный, и положительный, с одинаковой необходимостью входят в состав действительного права».

Таким образом, право исследуется и понимается здесь как антропологический норматив, который задает соответствующую логику правопорядка.

В связи с этим субъект права выступает в динамическом нормо-логическом углублении своего существа как человек, гражданин и личность, а в условиях общества человек как индивид, гражданин и личность. Социальная философия, исследуя право как социальный процесс, имеет в виду человека как индивида в контексте общественных отношений, выявляя социологические закономерности массовых явлений в истории.

Одновременно с этим право выступает как одна из нормативных систем, человек, гражданин и личность в юридической науке понимается как субъект права и соотносится с правом, он существует в параметрах и измерении этой системы. Субъект права как член общества участвует в ее создании и формировании, т. е. воплощает в себе момент универсального социально-нормативного усилия в праве. Его свобода как личности, обладающей соответствующим уровнем достоинства, включается в регулятивное пространство этики прав и свобод.

Происходит углубление юридического нормативного уровня и приобретение им значимости и смысла, свойственных морально-этическому уровню. С точки зрения применения права и юридической деятельности это означает, что они также подпадают под соответствующий уровень и компонент морально-этического исчисления и измерения.

Таким образом, прежнее понимание соотношения философии и юридического знания меняется, оно перестает быть сугубо индивидуалистическим, как это было во времена Великой Французской буржуазнойреволюции и утверждения классического либерализма, при этом уже не используется регулятивный потенциал религиозной морали, по существу он заменяется политико-правовой идеологией.

Антропологически фундированный норматив права по своей регулятивной значимости становится господствующим и приходящим в самое тесное соприкосновение с системой действующего законо-

Соловьев 8. С. Право и нравственность. Минск, 2001. С. 19.

дательства, поскольку ядро последней стали составлять права и свободы человека и гражданина.

Вот почему метафизика права, в исторически ставшем негативно-освободительном обозначении у И. Канта в метафизических началах учения о праве и в учении об естественном праве у И. Г. Фихте, переходит затем в ограничительный контекст совмещения свободы и необходимости в натурфилософии Ф. В. М. Шеллинга и в схематизм философии права у Г. В. Ф. Гегеля, где право как свобода подпадает под безусловное регулятивное воздействие государственной власти. По утверждению Г. В. Ф. Гегеля философия права это диалектическая феноменология наличного уровня воплощения идеи права и в этом отношении представляет собой анализ наличного бытия этой идеи в социальной действительности в различных ее модификациях. Этим философия права отличается от прежней метафизики права И. Канта и И. Г. Фихте, где право включается в русло критического измерения морального или социального идеала прошлого или будущего.

Модель философии права Г. В. Ф. Гегеля представляла собой описание синтетического сочетания нравов в системе нравственности, которая завершалась государственной властью. В этом отношении внутригосударственное право представляло собой компонент этой системы и политико-юридическую характеристик}' позитивного права. Философия выполняла здесь роль методического средства, которое обеспечивало общий интеллектуальный процесс постижения наличного воплощения идеи права в действительности как системе нравственности, и выступала в этом отношении в качестве «царицы наук».

Кроме того, следует отметить, что в систематическое изложение философии права включаются субъективность, ее намерение и умысел, моральное право, с внутренне присущей ему оппозицией между добром и злом, собственно юридическая тематика в аномалии преступления и наказания и т. д. Тематическая область философии права значительно шире, чем собственно юридическая сфера общественной жизни, и ее дискурс располагается в сфере всей совокупности нормативов и принципов, которые определяют позитивное качество социальной активности индивидов, а также различные институциональные формы. Иными словами, понимаемая таким образом систематика права включает в себя всю совокупность возмож-

Предисловие

ностеи индивида в ооществе, которые реализуются через те или иные нормативы: религиозные, политические, экономические, моральные, юридические.

С течением времени потребностью самого юридического знания становится потребность в философской самоидентификации, самоудостоверении и диагнозе, поскольку возникло универсальное правовое пространство. В советское время подобная тенденция нашла выражение и реализацию в так называемом методологическом воздействии марксистско-ленинской философии на правоведение как науку.

Например, в работе Д. А. Керимова «Философские проблемы права» указывалось, что «настоящая монография ограничивается использованием основных категорий диалектики в исследовании наиболее существенных проблем общей теории права. Специфика настоящей работы, наконец, состоит в том. что ставит перед собой в основном гносеологическую цель. Разработка философско-познавательных проблем права на основе диалектического материализма, применение категорий диалектики к анализу правовых явлений составляет методологическую базу в теоретическом осмыслении эмпирических, экспериментальных и фактических данных, в обобщении практики создания и реализации, в определении реальных перспектив плодотворного развития марксистско-ленинского правоведения и успешного решения стоящих перед ним задач».

Подобную позицию, без идеологической отсылки к прошлому положению и состоянию отечественного правоведения, можно оценить как использование методических приемов философствования при анализе права. Критику такого подхода, правда, с необоснованным, на наш взгляд, отрицанием самостоятельного компонента философского знания о праве вообще, можно почерпнуть из работы В. М. Сырых «Логические основания общей теории права», вышедшей в 2000 г. В таком обличий философия в анализе права выполняет по отношению к праву как социальной реальности и явлению либо нормативное, руководящее воздействие, либо используется в качестве жеста, констатирующего присутствие в этой области действительности общих диалектических процессов. Эти процессы содержательно анализируются в формально-юридическом ключе, но

⁴ Керимов Д. А. Философские проблемы права М., 1972. С. 37, 38

получают абстрактно-методологическое сопровождение с помощью соответствующих категорий диалектики: сущность — явление, содержание — форма, действительность — возможность и т. д,

В настоящее время вырабатывается новый подход к определению статуса философии права, который включает ее в контекст юридического знания (В. С. Нерсесянц. С. С. Алексеев ). Иными словами, юриспруденция желает быть сама себе философией, но не обладает для этого соответствующим методологическим инструментарием. Такой инструментарий извлекается либо из соответствующего концепта, как это имеет место в модели философии права, предложенной В. С. Нерсесянцем и основанной на так называемой либертарной теории, либо он отыскивается в философском и теоретико-правовом наследии прошлого, как это имеет место в исследованиях С. С. Алексеева.

В некоторых случаях ресурсы для философско-правового исследования черпаются из такого универсального методологического источника, как философская герменевтика. В этой ситуации упор делается на феномен правопонимания, процесс которого сопровождается методическими приемами истолкования, интерпретации, т. е. арсеналом средств, принадлежащих герменевтическому методу (И. П. Малинова).

Самым приемлемым обозначением соотношения философии и юриспруденции в современных условиях, в силу очевидного присутствия в праве фундаментального антропологического норматива, является определение — юридическая философия. Основой для этого служат приведенные ранее соображения и аргументы, а также все последующее изложение, в процессе которого станет вполне понятной используемая терминология.

20 марта 2003 г. г. Пермь

ВВЕДЕНИЕ ОТ СХЕМАТИЗМА К ИНСТИТУЦИИ

Актуальность темы исследования. Последнее десятилетие в жизни российского общества связано с реформой общественных отношений и утверждением нормативно-правового стандарта прав человека и гражданина, который в качестве универсального ценностного ориентира является достоянием современных цивилизованных государств.

Этот нормативный стандарт является обычным масштабом измерения общественных отношений в правовых системах многих государств. Для России же он является радикальным поворотом в системе построения публичной власти и установлении соответствующего качества отношений, свойственных гражданскому обществу. В связи с этим отечественная юриспруденция в последние годы переживает процесс перехода в состояние новой нормативной парадигмы устроения дел в обществе. В области юридической теории эта парадигма формируется через выявление сущности и природы права, поскольку оно является ключевым понятием, которое имеет многоуровневое теоретическое выражение. Можно сослаться на множество работ, где воспроизводится это теоретическое намерение, начало которому положило принятие в 1993 г. Конституции РФ. Произошла политическая смена законодательства и те характеристики права, которые были связаны с марксистской трактовкой природы права, оказались теоретически несостоятельными во многих отношениях.

В первую очередь это касается самой юридической нормы, если понимать ее не как единичное правило, а в виде кумулятивной абстракции и как генерализацию регулятивного потенциала системы действующего законодательства и позитивного права. В этом абст-

рактно всеобщем понимании юридическую норму можно считать первоначалом или архэ юридического знания в двух отношениях — как единичного правила и как системы позитивного права. С другой стороны, юридическая норма представляет собой фиксацию правового качества социальной действительности, а в свернутом виде — фундаментальное базовое начало совмещения двух динамических составляющих этого качества: свободы и порядка.

Современная теоретическая юриспруденция в своих аналитических построениях основывается на позитивном праве и. как правило, не выходит за рамки формально-юридического или догматического \ровня исследования правовой реальности. Ее усилия создать завершенное и последовательное представление о праве ограничиваются понятиями и терминами, составляющими принадлежность действующего законодательства, и не выходят за пределы рефлексии, которая присуща сфере юридического знания как относительно автономной локализации социального знания. Таким качеством характеризуются также и попытки, в которых усматривается намерение преодолеть прежний узко догматический и инструментальный подход к праву и дать трактовку «широкого понимания природы и сущности права», отвечающую современному положению дел в российском обществе. В некоторых случаях подобное намерение реализуется в той или иной теории, которая иногда претендует на звание философской, хотя в целом не покидает почвы юридической доктрины и догмы позитивного права.

Кроме того, существует, правда, не столь ощутимый, интерес к праву со стороны философии и попытка осмыслить правовую реальность философскими средствами и способами, однако между философией и юриспруденцией остается непреодолимая дистанция, обусловленная феноменом «закрытости» юридического знания, по словам известного французского социолога П. Бурдье «философия и право — две дисциплины, которым удалось сохранить монополию на свою историю вплоть до сегодняшнего дня».¹

Как правило, во всех таких попытках сформулировать «широкое правопонимание» присутствует критическое отношение к институциональному, «государственническому» подходу к праву, которое в данном случае характеризуется в одностороннем частном варианте

¹ Бурдье П Практический смысл. СПб , 2001. С 112,113.

Введение

правообладания как абстрактной возможности совершения свободного поступка индивидом и как формы выражения свободы индивидуальной воли.

С точки зрения известного отечественного теоретика права В. С. Нерсесянца, «свобода индивидов и свобода их воли — понятия тождественные. Воля в праве — свободная воля, которая соответствует всем сущностным характеристикам права и тем самым отлична

от произвольной и противостоит произволу»," Такая позиция приводит к актуальной оппозиции между действующим законодательством и теорией «широкого правопонимания», которая дифференцированно воспроизводится на уровне оппозиции между законом и правом, частным и публичным,правом и государством

Актуальность настоящей работы состоит и в том, чтобы устранить такое противопоставление и квалифицировать его как образец гиперкритики к недавнему отечественному прошлому. Естественно, такое намерение не является самоцелью исследования, поскольку это означало бы появление еще одной критической работы, в то время как теоретическая юриспруденция испытывает потребность в позитивных и конструктивных по своему результату исследованиях.

Акт\альность, коль скоро под ней понимается своевременность философско-диагностического обследования в области юриспруденции, заключается и в том, чтобы дать оценку обсуждаемой ситуации на базовом фоне содержательного философского анализа юридической нормы, в контексте которого приводится феноменологическое описание и характеристика ее социологических, теоретико-правовых и формально-юридических граней, аспектов и модификаций.

Таким образом, динамика исследования и его содержательная сторона носят симбиотический вид, т. е. ориентированы на синтез подходов, что также является чрезвычайно актуальным, поскольку реализованные в настоящее время проекты воссоздания теоретического и методологического синтеза в юриспруденции нельзя признать успешными. Под видом методологического разнообразия и различия точек зрения в установлении сущности права кроется принципиальная незавершенность такого рода теоретических усилий. Эта незавершенность есть свидетельство актуальной неисчер-

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. М., 1999, С. 59, 60.

паемости проблемы человека вообще, определения его положения в мироздании.

В связи с этим создается некая теоретическая дистанция в сфере правопонимания. которая в силу прагматичности правовой системы, конечно же, может повлиять на текущее правоприменение. Однако практическая юриспруденция занимает по отношению к теории государства и права вполне самостоятельное положение, основывающееся на принципах юридической практики, поэтому названный методологический плюрализм не является для нее разрушительным.

Вместе с тем, теоретическая юриспруденция по своему интеллектуальному потенциалу примыкает к сфере правовой идеологии и политики права, которая оказывают непосредственное воздействие на деятельность законодателя. Идеология как система публично транслируемых взглядов, включена в контекст правовой жизни общества, поэтому потребность самой этой жизни заключается в том. чтобы иметь непротиворечивое представление о правовой системе общества и ее возможностях. Подобная непротиворечивость и согласованность в понимании права в данном случае реализуется через системное изложение материала, где общее и частное находятся в диалектическом взаимодействии и сфокусированы в феномене целостности практического нормативно-правового сознания и мышления.

В этой связи можно признать справедливым и согласиться с утверждением В. С. Нерсесянца о том, что «в нашей юридической литературе (научной и учебной) доктринальная проблематика позитивного права (как в основном и вне теории права) освещается в целом с традиционных лсгистских (позитивистских) позиций. Новые, конституционно признанные и закрепленные приоритетные части действующего позитивного права (прирожденные и неотчуждаемые права и свободы человека, общепризнанные принципы и нормы международного права), по существу остаются вне этих легистских доктринальных представлений в позитивном праве, его источниках, системе и т. д.»³

Степеньразработанности проблемы.Если говорить о разработанности самого подхода, реализуемого в данной работе, то он ранее не включался в качестве самостоятельного в то или иное фи-

³ Там же. С. 387.

Введение

лософское исследование и не был удостоен того знака внимания, которого в действительности заслуживает. То же самое можно сказать о теоретико-правовых исследованиях, которые, как правило, ограничивались формально-юридическим анализом по установлению места какой-либо юридической нормы в системе законодательства либо исследованием ее структуры. В качестве исключения можно вспомнить широко известную работу известного австрийского теоретика-юриста Г. Кельзена «Чистое учение о праве», которая из-за содержащегося в ней намерения сделать строго позитивным юридическое знание, осталась неоцененной с точки зрения методологического подхода к юридической норме как самостоятельному предмету анализа.

Вместе с тем, рассуждение о норме поведения является «вечной» проблемой познания природы человека, и традиционно включалось в трактаты по этике, начиная с античности. Можно указать на изначальное родство космологии и этики в античной философии, где категории меры и нормы существования любой вещи использовались в контексте осмысления мироздания как упорядоченного целого — космоса. Часть этого упорядоченного целого составлял и человек-микрокосм.

Категории меры и нормы присутствуют в диалогах Платона, где рассуждение относительно их с\тцности вплетено в ткань мифологического предания. Эти понятия используется в этике Аристотеля уже в качестве методического средства различения поступков человека на пути к добродетели на основе этического принципа «золотой середины», где по существу реализуется этическое завещание семи греческих мудрецов: ничего слишком. Во всех этих случаях говорится об особом качественном состоянии поведения человека как существа, причастного к упорядоченному состоянию вселенной в целом.

В философии стоиков понятие нормы поведения смыкается с идеей универсального закона, имеющего трансцендентный источник, что само по себе следует признать естественной эволюцией в сфере нормологии сущего, именно здесь произошло высвобождение нормы во внешнее по отношению к человеку и всеми обозримое публичное пространство. Эта норма через идею закона как непреложного постулата, определяющего судьбу человека, находит выражение в ответных по отношению к тому или иному индивидуально-

мупоступку обменных операциях вознаграждения и воздаяния. Этот нормологический аспект философии стоиков был усвоен христианством, в религиозном контексте которого полное воплощение закона в индивидуальном поведении означало обретение святости и благодати. Нормативное усвоение закона становится равнозначным максимуму блага, что в религиозном смысле означает слияние с мирозданием в феномене бессмертия или вечной жизни.

Нормологическое воздействие частного стандарта добродетели потеряло свою значимость с закатом античности. Господствующим началом в определении нормы поведения человека становится идея закона в его различных модификациях, что свидетельствует о переходе от внутреннего нормативного схематизма соразмерности в субъективной «диетологии» поведения к социальной и публично окрашенной «диетологии». Положение с частным нормативным схематизмом следования добродетели как образцу и стандарту' индивидуального поведения, и социальной нормативности в условиях средневековья, нового времени и современности известный исследователь в области этики А. Макинтайр характеризует как пребывание западноевропейского общества в состоянии Постдобродетели. По сути он квалифицирует такое положение дел с этическим сознанием Европы как регресс и упадок. Однако следует сказать, что положение с античной добродетелью нельзя оценивать с позиций этического прогрессизма. С нашей точки зрения, античную добродетель и послед}тощую систему нравов в Западной Европе следует расценивать как разнокачественные нормативные модификации этики и права. Такой вывод следует из того, что с утверждением христианства социальный норматив западного общества стал базироваться уже не на абстрактно представляемом антропологическом основании оптимума сил и способностей человека и противоречивом по своей этической значимости античном индивидуализме, а на публично обозримых нормативах единоверия и национальной принадлежности.

Однако здесь нужно сделать оговорку. Несмотря на такое положение дел в современном обществе добродетель как компонент или аспект нормативного основания поведения человека никогда не исчезала как из социального контекста, так из поля зрения моральной философии, этики и логики. В противоположность негативной констатации А. Макинтайра можно сказать, что изменилось место рас-

Введение

положения добродетели, а не сама добродетель как нормативная схема индивидуального поведения. Она присутствовала в качестве стандарта в религиозной среде христиан, сословной морали дворянства, буржуазной морали, частных и публично транслируемых образцах поведения в тех или иных локальных сферах общества.

Здесь необходимо сделать промежуточное заключение, которое состоит в том, что идея закона была спровоцирована внутренним бессилием индивидуального норматива, основывающегося на моральном сознании Использование идеи закона в некотором смысле явилось тем «джином из бутылки», который в своем избыточном внешнем нормативном воздействии породил обратное сопротивление частного нормообразования в виде права как свободы против давления и гнета внешнего упорядочивания, базирующегося на при-родно-космологическом способе регуляции индивидуального поведения.

В этом отношении нужно указать на гносеологический переворот в сфере базовых оснований нравов и в ходе социальной эволюции, который произошел в Западной Европе в XVII-XVIII вв., где вопрос о норме, связывался со сферой политики и был сформулирован через идею суверенитета. Эта идея имела универсальную значимость, поскольку свидетельствовала о борьбе «абсолютов»: абсолюта монархической власти и абсолюта религиозной нормы.

Методическое сомнение привело Р. Декарта к рациональному обоснованию статуса человека как субъекта познания; прагматический подход к познанию природы оставил за Ф. Бэконом славу зачинателя ее экспериментального прочтения; Т. Гоббс указал на то. что человек является принадлежностью государства как политического тела; логико-математическая интуиция дала возможность Г. Лейбницу сформулировать новый социально-нормативный стандарт сущего в виде монады. В этот же исторический период было создано такое грандиозное логико-антропологическое произведение, как «Этика» Б. Спинозы, которая в дополнении с «Богословско-политическим трактатом» положила начало утверждению принципов свободы совести, религиозной терпимости. Это значит не то, что указанные философские взгляды являются непосредственным выражением философской проблематики юридической нормы, а то, что понятие нормы как таковой является одним из фундаментальных понятий систематической философии.

___________________________________________________________________________________ 23_

Понятие нормы находится в непосредственной связи с идеями блага и истины. Именно идея истины, в силу господства парадигмы науки как адекватного способа познания природы всего сущего, приводит в конечном счете к тому, что социальная философия становится продолжением того типа научности, который сложился в естествознании. При таком взгляде на социальную действительность и без-мерном притязании на обладание завершенным знанием норма под «уничтожающей» критикой истины становится ее инструментальным приложением и приносится ей в жертву. Норма с точки зрения традиционной гносеологии в актуальном своем выражении есть воплощение несовершенной действительности и не обладает самостоятельными базовыми ресурсами легитимации, она должна полнить их из пространства истины. В отличие от такого представления внутри сциентальной философской традиции в XIX и XX вв. формируется масса направлений: философия жизни, экзистенциализм, прагматизм, философская антропология, философия культуры, в контексте которых вопрос о норме обсуждается с позиций не только наблюдающего разума, но, главным образом, разума, участвующего в созидании нормы Под нормой в данном случае следует понимать норму знания вообще. Иными словами, истина включается в контекст непрерывной легитимации культуросозидающих форм.

В связи с этим философское рассуждение о норме человеческого поведения затрагивает вопрос о норме познавательных \ силий. на что в свое время обращал внимание Э. Кассирер в «Философии символических форм», Т. Кун в работе «Структура научных революций» и М. Фуко в «Археологии гуманитарных наук».

Нормологическое усмотрение М. Фуко привело к тому, что было подвергнуто радикальному сомнению марксистское представление об онтологии юридической нормы как воплощения классового компромисса, субстандией которого является положение экономически господствующего класса. Это позволило включить философию социальной нормы в массив наставительной философии или философии культуры, которая руководствуется в этой области методологией совместного участия людей в проигрывании ресурсов самообладания человеческого существа в феномене культуры. При этом совместимость состязания и конкуренции в тех или иных нормативных институциях и дает то качество права, которое может свидетельствовать о достижении обществом определенного обще-

Введение

признанного стандарта и формы воплощения свободы человека в социальном контексте.

Компоненты размещения и участия, определяющие образ существования человека в мироздании, создают основу для соответст-в\ющей формулировки проблемы нормы как коммуникативного образования. И в этом отношении юридическая норма с точки зрения философии начинает расцениваться в качестве модели коммуникативной истины, т. е. не односторонней модели истины как корреспонденции, а как истины соучастия или респонзивной истины. Последнее обстоятельство в первую очередь связано с развитием философии языка. С точки зрения философии языка в нормологический контекст включается все общество, особенно явно такой взгляд нашел свое выражение в лингвистической философии Л. Витгенштейна с его принципом языковой игры.

Очевидно, что такое точечное изображение философии нормо-образования не есть описание степени разработанности философии юридической нормы, а есть экспозиция современной ситуации, в контексте которой в настоящее время возможно продуктивное философское рассуждение о сущности юридической нормы. На стадии подобного философского сопровождения задача фундаментального обоснования юридической нормы находится еще только в своей ис-ходности и зачаточном виде. Это обоснование еще должно быть реализовано. Что касается юридической науки, то в ее аналитическом поле такое сопровождение, как правило, отсутствует. В основном теория права ограничивается системно-структурным и функциональным исследованием актуального состояния правовой системы и действующего законодательства.

Давая характеристику степени разработанности формально-юридического аспекта юридической нормы в его соотнесенности с определением сущности права в целом, можно, указать на выводы по этому вопросу теоретиков права С. С. Алексеева. Д. А. Керимова, Р. 3. Лившица. Г. В. Мальцева, В. С. Нерсесянца. А. В. Полякова, Л. И. Спиридонова, В. А. Туманова. Л. С. Явича и других авторов. Из публикаций по общей теории права зарубежных авторов следует отметить недавно вышедшую в переводе книгу французского теоретика права Ж, Л. Бержеля.

Философская активность в осмыслении права не является сколько-нибудь заметной и в этом отношении можно отметить рабо-

______________________________________________________________________ 25_

ты Ю. Г. Ершова. В. П. Малахова, И. П. Малиновой. Э. А. Позднякова, В. М. Розина, Э. Ю. Соловьева.

Распространенным приемом исследования феномена юридической нормы является ее сопоставление с другими видами социальных норм, которое проводится с теми или иными деталями и подробностями как в учебных курсах теории государства и права, так и в специальных к\рсах по социологии права. Здесь нч'жно отметить работы Ю. И. Гревцова. Е. А. Лукашевой, книгу французского ученого Ж. Карбонье «Юридическая социология», классический социологический подход к праву в исследованиях Э. Дюркгейма, М. Вебера, П. Сорокина. Т. Парсонса. современный конструктивистский подход к праву в работах П. Бурдье, П. Бергера и Т. Лукмана. в работах по социологии власти Н. Лумана.

В области генетической нормологии исследование по философии нормы неминуемо обращается к работам по этнографии архаических обществ, анализу особенностей их жизни и .мышления. В этой связи необходимо сослаться на книги Л. Леви-Брюля, К. Леви-Строса, М. Мосса, Б. Малиновского. П. Радина. Э. Б. Тайлора, Д. Д. Фрезера. М. Элиаде. В настоящее время происходит своеобразное возрождение возникшего в XIX в. тематического направления в юриспруденции, получившего название древнего, или обычного, права. Это направление в современном корпусе юридических дисциплин нередко квалифицируется как юридическая антропология. Эта юридическая дисциплина начинает «работать» как в регионе архаического нормообразования. так и в актуальном компаративистском варианте сравнительного анализа современных правовых систем. Среди такого рода работ можно назвать перевод книги французского автора Н. Рулана «Юридическая антропология», учебник А. И. Ковлера «Антропология права».

Необходимо отметить наличие интереса к проблеме юридической нормы в учебных к\рсах общей теории государства и права. По утверждению В. С. Нерсесянца, «...язык законодателя (на котором выражается создание и действие позитивного права) - - это общепринятый юридический язык, созданный доктриной права и выражающий общую нормологическую природу и доктрины права, и самого действующего права. Трактовка права как системы норм права по существу означает и вообще логически допустима лишь при vc-

J mt * * *

ловии, что прежде всего само право в целом (право как системное

Введение

нормативно-регулятивное целое) мыслится как единая норма (с соответствующим структурными компонентами — диспозицией, гипотезой, санкцией)».⁴

Таким образом, достижения так называемой аналитической юриспруденции (С. С. Алексеев), работающей с юридическим языком и воспроизводящей логические связи и закономерности между нормами различной юридической силы, следует отнести к тому фону, на котором происходит философское осмысление юридической нормы как генерализованной абстракции и целостного системного образования. В связи с этим к литературе, касающейся системно-структурного юридического анализа, необходимо включить работы С. С. Алексеева, В. К. Бабаева, В. М. Баранова, Н. А. Власенко, В, Б. Исакова, Д. А. Керимова, О. Э. Лейста, В. А. Пиголкина, В. И. Протасова, В. А. Толстика, А. А. Ушакова и других авторов, занимающихся проблемами законодательной техники и формально-юридической логики.

Что касается общей феноменологии социальной нормы, то здесь указания на классическую западноевропейскую традицию явно недостаточно, поскольку характеристика процесса нормологии невозможна без обращения к диалогической интеллектуальной традиции, нашедшей свое выражение в работах М. М. Бахтина, М. Б\бера, Э. Левинаса, О. Розеншток-Хюсси. Такое же положение существует и в отношении феноменологии, поскольку в настоящее время философия социальной нормы невозможна, скажем, без ссылки на современные феноменологические исследования по генеалогии нормы немецкого философа Б. Вальденфельса.

Значительный эвристический потенциал в исследовании фундаментальных оснований социальной нормы содержится в тематическом поле философской антропологии. Здесь можно назвать широко известных авторов XX в. М. Шел ера, А. Гелена, Г. Плесснера. Кроме того, в середине этого столетия развивается новое научное направление в биологии — наука о поведении животных — этология, которая исследует интересный материал, объясняющий поведение животных. В этой области прежде всего можно указать на работы К. Лоренца, претендующие на философское осмысление нормативов поведения животных и способов их взаимодействия с окружающей

⁴ Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. М., 1999. С. 383, 388

___________________________________________________________ 27_

средой. Выводы этологических исследований невольно проецируются на человеческое поведение, и представляет большой интерес обнаружение общих нормологических черт в поведенческих реакциях живого в целом.

Строгость феноменологического подхода в исследовании жизненного мира, которая была завещана Э. Гуссерлем, коснулась не только общей феноменологической ситуации контакта с миром вещей. Во многом она оказалась связанной с творческими усилиями региональной феноменологии, феноменологический метод был применен и к области правоотношений. Здесь можно упомянуть о методике усмотрения сущности нормативного поведения, которая реализована в работах феноменологической ориентации, такие первичные подходы в философии и социологии нормы, в том числе и юридической, можно найти в книгах Ф. Брентано. Э. Гуссерля, А. Райнаха, А. Шюца, П. Бергера. Т. Лукмана.

Понятие нормы в таких ее регулятивных состояниях, как равенство и порядок, смыкается с методикой сравнения и расчета. Подобное регулятивное воздействие юридической нормы приводит некоторых ученых (В. С. Нерсесянц) к выводу о том, что право есть не что иное, как «математика свободы». Таким образом, за юриспруденцией недвусмысленно признается статус нормативной науки, под которой в нашем случае следует понимать системное знание, основанное на нормативной логике аксиологического исчисления социального действия в его качестве и объемном наполнении. Такое исчисление, представляя собой познавательный и одновременно нормативно-регулятивный процесс, в настоящей работе характеризуется как когнитивная аксиология и специфическая юридическая эпистемология.

Для логического обоснования такого способа исчисления социальной действительности автор обращается к материалу математической логики и лингвистики на примере работ известного отечественного ученого Ю. А. Шрейдера. В этих работах находит подтверждение использованный в настоящей работе метод генетической нормологии, берущий начало в области восприятия пространственных отношений. В последующем Ю. А. Шрейдер попытался реализовать логико-математические экспликации такого пространственного восприятия в сфере моральной философии и определить в работе «Этика. Введение в предмет» этико-нормативный схематизм

Введение

исчисления в сфере нравственного сознания в виде «алгебры совести». Этот схематизм используется им в ситуации морального выбора.

Такое усмотрение дает возможность зафиксировать присутствие в праве, как особой сфере социальной нормативности, общих пространственно-космологических закономерностей упорядочения явлений, которые свойственны мирозданию в целом.

Логико-нормативный потенциал математического знания в современной теоретической юриспруденции используется явно недостаточно, в настоящем исследовании предпринята попытка применения этого потенциала как эвристически ценного.

Поскольку в работе указывается, что юриспруденция есть нормативная наука, то источником такого взгляда могут служить отрывочные рассуждения в этой тематической области, связанные с именем известного американского логика и философа Ч. Пирса. Именно в рассуждениях Ч. Пирса можно найти конкретизацию абстрактных утверждений неокантианства об универсальном свойстве нормы в сущем, о котором писал в своих работах-эссе В. Виндельбанд. Ч. Пирс делает нормативность принадлежностью прагматической логики.

Цель данного исследования заключается в том, чтобы дать именно философский анализ юридической нормы

Эта задача решается посредством нескольких методологических приемов, которые применяются на разных уровнях исследования.

Первый, абстрактный уровень является логическим и связан, как ни странно, с топологической проблематикой, причем в качестве пространственной основы берется представление об отношениях в социальной среде и такие динамические составляющие этой среды, как сгущение, разрежение, определение места в результате взаимного расположения индивидов. Исчисление пространства социальной среды реализуется через представление о ней как о вещественном динамическом вместилище, где осуществляется телесно-диалогическое взаимодействие между индивидами. Это взаимодействие и приводит к некоему процессу упорядочения дифференцированного взаимодействия индивидов путем стягивания диффузного и разнородного состояния социальной среды к единому центру. Причем эта консолидация реализуется через социально пространственную методику уравнивающего мышления, «работающего» в режиме селек-

____________________________________________________________ 29

тивного подхода к действительности через использование схематизма сравнения, установления одинаковости, эквивалентности, подобия, сходства.

Применение такой методики дает эффект нормативного наполнения пространственного объема от базовой и отправной точки исчисления меры вещи до степени равенства такой условной вещи самой себе. В онтологическом смысле такого рода динамику можно интерпретировать как достижение такой вещью полноты своего собственного самостояния. Однако, это одновременно означает выход ее из контекста связанности, растворенное™ и полной зависимости от контекста через дистанцирование к манифестации собственной сингулярности как особого качества в устроении пространственного целого. В социальном смысле такое движение означает достижение пункта уникального личностного достояния.

Таким образом, завершается включенность вещи в пространство, не принадлежащее ее природе и понятию. Это пространство является отчужденным от нее самой состоянием не в чисто гегелевском, а в нормологическом смысле

В антропологическом измерении такой процесс есть не что иное, как процесс самоидентификации на пути индивида к самостоятельности и самообладанию внутри сообщества. Диффузное топологическое состояние движущегося «смесительного» контекста и вовлеченность в него вещи характеризуется абстрактным образом как данность. Естественно, в нашем случае речь идет о социальной данности как таковой на абстрактном логико-онтологическом уровне представлений. Это пространство, где реализуется универсальная онтологическая схема вещи—свойства—отношения. Кстати, здесь имплицитно реализуется методологический прием, который рекомендовал для целей социологического анализа Э. Дюркгейм рассматривать индивидов в контексте социального целого как вещественные образования.

С его точки зрения, которая вполне согласуется с нашей аналитической процедурой, «нам нужно рассматривать социальные явления сами по себе, отделяя их от сознающих и представляющих их себе субъектов. Их нужно изучать извне, как внешние вещи, ибо именно в таком качестве они предстают перед нами. Действительно, вещь узнается главным образом по тому признаку, что она не может быть изменена простым актом воли. Это не значит, что она не под-

Введение

вержена никакому изменению. Но. чтобы произвести это изменение недостаточно пожелать этого, надо приложить еще более или менее напряженное усилие из-за сопротивления, которое она оказывает и которое, к тому же, не всегда может быть побеждено. А мы видим, что социальные факты обладают этим свойством. Они не только не являются продуктами нашей воли, но сами определяют ее извне. Они представляют собой как бы формы, в которые мы вынуждены отливать наши действия. Часто даже эта необходимость такова, что мы не можем избежать ее. Но если даже нам удается победить ее, то сопротивление, встречаемое нам, дает нам знать, что мы находимся в прис\тствии чего-то, от нас не зависящего. Следовательно, рассматривая социальные явления как вещи, мы лишь сообразуемся с их природой».⁵

Особенностью анализа, составляющего содержание первой главы работы, является то, что здесь «вещи» рассматриваются не в статичном аспекте социальной нормы, которая являлась бы одновременно условием и маркером такого состояния социума как общественный порядок, а в динамике. Нам важно зафиксировать правовой компонент в онтологии нормы как упорядочивающего воздействия, которое является результатом взаимодействия названных условных «вещей». Под такими условными вещами при переходе от чисто логического способа анализа к антропологическому будут являться абстрактно представляемые индивиды. Анонимность этих человеческих индивидов и дает в методологическом плане возможность характеризовать их совместное размещение как сообщество людей, обладающих одинаковым, равным друг другу и тождественным антропологическим потенциалом.

Именно антропологический уровень исследования позволяет обнаружить и установить за внешними логико-онтологическими экспликациями внешнего исчисления социальной среды как особого типа пространства ресурсы воссоздания порядка. Это происходит за счет внутренних процессов среды и креативного способа наполнения пространства анонимным, «собирательным» движением отношений сходства, одинаковости, равенства. Эта динамика реализуется через селективный отбор определенного аксиологического каче-

¹ Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М , 1995, С. 52,

ства конкретных индивидуальных поступков. Такой отбор, осуществляющийся посредством названной методики уравнивания как позитивного объемного наполнения через операции включения и исключения, дает соответствующее социальное пространство и топологический социально-фигуративный объем различных локальных образований социума.

Онтологическое качество такого типа порядка радикально отличается от состояния порядка, который имеется в виду при осуществлении логического анализа, основанного на математическом способе исчисления пространства. При чисто математическом способе исчисления пространства оно подвергается простому геометрическому и арифметическому измерению и существует в условиях простой физической размещенности, а не в динамически воспроизводимых локализациях диалогического, коммуникативного взаимодействия, как это имеет место в обществе.

Иными словами, при переходе к антропологическому уровню анализа осуществляется переход к динамике порядка, основанного на внутренних ресурсах консолидации, а не только на внешнем сопоставлении схожего, одинакового, подобного, тождественного и равного. Статичный концепт порядка следует охарактеризовать как внешнее отношение одного объекта к другому. Подобное взаимное расположение может привести к образованию таких топологических объемов, как состав и совокупность. Они являются механическими топологическими модификациями пространства и не обладают признаками органической целостности. В условиях социального контекста такой способ упорядочения свойственен толпе и различным диффузным образованиям, которые образуются в процессе реализации индивидуальных намерений и представляют собой более или менее случайное скопление людей. Такое совокупное состояние может быть квалифицировано как состояние математического множества, физического порядка и представлять собой объект для наблюдающего субъекта. Но оно никак не может считаться следствием внутреннего креативного процесса упорядочения, представляющего собой результат и явление социальной консолидации. В отличие от этого, устроение общественных дел представляет собой особый тип упорядочения, который свойственен для такого специфического пространства как социальная среда. Здесь порядок совмещается с особым типом движения, которое нельзя считать простым видом

Введение

физического перемещения и следования по типу механического движения вещей. Социальное движение обусловливается телесно-диалогическими экспликациями взаимного воздействия, которые провоцируются индивидами. К таким способам телесно-диалогического взаимодействия относятся совместимость, приемлемость, уместность, согласованность.

Это приводит к тому, что социальная среда начинает представлять собой производство отношений. Она не есть простое пространственное размещение вещей, где бы место вещи являлось следствием простого наполнения пространства. Отсюда следует, что индивид как субъект отношений есть существо, пригодное к социальной подвижности, т е. он изначально представляет собой упорядоченное целое и несет в себе готовность к воплощению порядка в указанном логико-топологическом смысле Эту целостность следует определить как антропологическое достояние или исходную данность индивида в себе и для себя В этом отношении способ воссоздания социального пространства радикально отличается от способа воссоздания физического пространства, поскольку наполнение социального пространства происходит на совершенно других основаниях.

Далее ⇒